Невезуха

Глава одиннадцатая

Нет, с этой планетой точно явно что-то не так. Мне на ней столько досталось различного рода опасных приключений, сколько я не получал за всю свою, не очень веселую и спокойную, жизнь. Да и случалось в ней много: робототехником был, и летчиком, и сбитым истребителем, и десантником и диверсантом, а еще ассенизатором, звездолётчиком, покорителем других планет, смотрителем и хозяином звездной станции, и много чего еще.

А ранен был сколько раз? Причем больше всего здесь, на этой планете. Не, надо отсюда выбираться. Это не моя война и не мой мир — вон, уже как Лев Толстой заговорил. Значит, надо валить отсюда. Я отполз от моего горевшего робота метров на двадцать. Взорваться он бы не взорвался, нечему, реактор заглушила автоматика, боезапас израсходован, но от его жара находиться рядом было невозможно.

Вокруг моего неудачного места посадки стоял нехоженый лес, огромные деревья тянулись к ярко-лимонному небу, на котором висело голубой солнце. Коричневые, почти черные ветки с темно-синими листьями давали тень и укрытие, робот сбил их немало при падении, и теперь часть их тлела, выбрасывая удушливый дым. Небо, конечно, красивое, и лен тоже, но это красота для тех, кто ничего не понимает. А кто понимает, тому отсюда надо мотать. Не местные мы, понаехавшие, а аборигены понаехавших не любят, впрочем, как и везде, они их на ноль умножают, и пришельцев не становится. Правда, насколько мне это известно, такое везде происходит.

В общем, надо валить отсюда, только сил нет. Я лег на черную землю и закрыл глаза. Хватит с меня. Устал. Милые, дорогие аборигены, приходите и убивайте меня. Хватит, пожил. Да и жизнь ли это была? Надоело. Я еще немного себя пожалел, потом просто вырубился. И мне приснился сон, как я с веселой девочкой Мией, которая была одета в красное короткое платьишко с желтыми пятнами и черными косичками и держала меня за руку, шли по лесу, где росли деревья с темно-синими листьями. А шли мы к развалинам древней базы, которая находилась посередине леса где-то километрах в пяти от падения робота. Стояла она в большом черно круге, непонятно как образовавшемся. А внутри развалин на месте какого-то большого взрыва образовалось озеро с прозрачной зеленоватой водой, в котором не было ни одной рыбки и не водилось вообще никакой живности.

По дороге Мия рассказывала мне, что места здесь опасные, и не стоило нам здесь падать, будто это я решал, где приземлиться роботу, и вообще ей здесь не нравится, потому что в этом странном лесу живут опасные хищники, но даже они боятся заходить на территорию базы, потому что там много эманаций смерти, а мы туда идем.

— И что? — ответил я ей. — Что такое смерть? Лично меня этой безносой подругой не напугаешь. Я с ней достаточно близко знаком, чтобы понять, что она не беда, а избавление от всех бед. Эта костлявая девица просто закрывает страницу неудавшейся жизни, и все. Будут еще другие жизни, и возможно они получатся лучше. Так стоит ли боятся того, что несет благо?

Но ответить мне Мия не успела, из темноты вышел огромный зверь, грозно сверкая красно-багровыми глазами в свете желтой луны, и девочка забежала за мою спину, истерично крича:

— Макс, проснись! Нас сейчас сожрут.

— Успокойся, — сказал я, улыбнувшись. — Это же только сон. Никто никого не будет жрать. К тому же я с тобой. Забыла? Это же я, твой спаситель от всевозможных бед. Подумаешь, какой-то зверь. Мало, что ли, я их видал? И этот не такой уж и страшный, я думаю, он немного постоит, посмотрит на нас и уйдет.

— Это не сон! — сказала печально Мия и ткнула меня в бок электрошокером, который вытащила из складок своего красного платья. — А явь. И если ты не проснешься, то мы все умрем.

Интересно, откуда у маленькой девочки шокер? Где она его взяла? Меня скрутило от боли, мышцы содрогнулись, подбросили с земли вверх, я упал, больно ударился плечом, и наконец-то проснулся. Мии, понятное дело, нигде не было, это все-таки и правда оказался сон, а вот зверь, глядящий на меня из темноты багровыми глазами, никуда не делся, реальная скотина.

Он зарычал, принюхиваясь, и я вздохнул:

— Ну чего тебе надо, животное? — проговорил я, вытаскивая винтовку из рюкзака. Патронов осталось пол рожка, на эту гадину хватит, но иглы надо беречь, вряд ли она здесь одна. Я вздохнул и поставил одиночный режим огня. Страшно мне не было. Да кто она, эта тварь, чтобы меня убивать? И не такие меня прибить хотели, пусть встает в очередь. — Видишь, человек устал, лег отдохнуть. Жрать хочешь? Так иди, жри кого-нибудь другого. А то ведь убью нафиг!

Эта скотина меня не поняла. Зверь начал приближаться, глаза разгорелись, превращаясь в больше чашки огня, рык стал каким-то мягким, гипнотическим. Может это было у него какой-то формой нападения, ну, типа, успокоить, загипнотизировать, а потом сожрать, может это мне вообще показалось, но я не понял, чего это он, и просто нажал на курок. Игла воткнулась прямо в рожу, взорвалась ярким желтым огоньком, и зверя не стало — вот он был, и его нет. Нет, не умер, а просто исчез. Одним прыжком унесся неизвестно куда. Ну и ладно. Не случилось у нас с этой тварью любви, бывает, но плакать не стану. Как там поется в одной уже забытой песне, «У нас любовь была, но мы рассталися, она кричала всё, сопротивлялася…»

Я полез в рюкзак, достал сухпай, открыл его и начал жевать, задумчиво глядя по сторонам. Небо понемногу становилось серым, желто-зеленая луна свинтила за деревья и светила оттуда, так что темно не было. По всем приметам скоро должно было взойти голубое солнце, по крайней мере об этом мне говорил коммуникатор, закреплённый на руке. Крепкая штука, точно для военных сделана, сколько уже всего прошел, а ему хоть бы что, даже зарядки не просит. Все еще дает какую-то информацию, которую я большей часть даже не замечаю, как-то пытается помочь. Увы, я не привык к такому сервису, да и не вояка я ни разу, больше хулиган.

Еда и сон стали именно тем, что как-то примирило меня с этой планетой. И я смотрел вокруг спокойно и лениво. Ну, другой мир, и что? А часто такое бывает. Приедешь в какой-нибудь замызганный городок, злой и усталый, а наутро проснулся, сходил в кафешку, поел, и смотришь на мир уже совсем другими, даже немного добрыми, глазами. И все кажется не таким уж плохим. Жить можно, притом везде, и здесь на этой планете тоже. Правда, недолго. Долго тут не поживешь, грохнут аборигены, причем обязательно.

— Мия, — позвал я искин. — Ответь.

— Слышу тебя, Макс, — девичий голос дрогнул. — Вижу, зверь ушел. И ты живой, это хорошо. Извини, что я тебя так разбудила, но иначе ты не слышал. Кстати, потратила на разряд часть своего аккумулятора, а у меня и так его немного осталось.

— Куда нам идти? — спросил я. — Как я понимаю, у нас сейчас один путь, к развалинам этой древней базы, или есть другие мысли?

— К развалинам базы? — переспросила Мия удивленно. — Откуда ты знаешь, что мы должны идти к развалинам, а не просто к точке, откуда шел сигнал?

— А мне сон приснился, — ответил я честно. — А в нем ты и я, вместе шли по лесу к развалинам базы. Может это и неправда, но во сне у тебя были черные волосы, голубые глаза, чуть вздернутый кверху носик, а надето на тебя было красное платье с желтыми пятнами.

— Это было мое любимое платье, пока меня не забрали у родителей, — вздохнула Мия. — Получается, ты вправду видел меня. Я тебе понравилась?

Извечный женский вопрос, куда от него деваться?

— Понравилась, — честно ответил я. — Ты очень симпатичная девочка, умная и добрая.

— Была умная и добрая, — вздохнула Мия. — А теперь просто искин, без тела, без голубых глаз и без любимого красного платья с желтыми пятнами.

— Бывает, — ответил я, идя к кустам, понятное дело зачем. Хоть и непонятно, зачем куда-то надо идти? Кто увидит? Тут же никого нет. И зачем надо обязательно на ствол мочиться? Привычка, что ли, у нас, мужиков, такая? Сделал свои дела и только тут подумал, что все это время разговаривал с Мией. Не то, чтобы я очень стесняюсь женской половины, в больницах от этого быстро отучаешься. Особенно когда симпатичные медсестры заставляют тебя снять штаны, чтобы воткнуть тебе в мягкое место шприц. Сначала как-то неудобно бывает, а потом становится все равно. — Я вот тоже урод.

— Ты не урод, — ответила Мия. — У тебя все нормально и хорошо, и даже там.

— Блин! — буркнул я. — Подглядывала, что ли? А чем?

— Благодаря нашему странному подключению я могу видеть твоими глазами, — ответила Мия. — И я слышу твои мысли. Мне приятно, что ты меня пусть немного, но стесняешься. И могу тебе сказать, что если бы я жила, то уже выросла бы, надеюсь, в красивую девушку, и тогда мы могли бы встретиться, и между нами что-нибудь бы могло произойти.

— Наверное, могло бы, — я достал паек, разогрел его и стал есть. Гадость, между прочим, страшная, то ли мне попалась не та упаковка, то ли вкус у меня изменился, но есть было можно, и я ел. А куда деваться? Основные потребности человека есть да спать, остальное можно стыдливо упустить. — В жизни многое бывает странного и непонятного. Кстати, хотел спросить, почему ты не видела тот сон, что видел я, если у нас с тобой такая полная связь?

— Сон видится не глазами, — сказала Мия. — И это не мысли, это поток образов, который, к сожалению, я не могу видеть, так как он в твоем мозге. А мне бы очень хотелось увидеть себя снова. Память с годами становится слабее, образ расплывается, и я уже давно перестала ощущать себя девочкой.

— Я тоже давно перестал себя видеть мальчиком, — вдохнул я. — И чаще всего во снах вижу себя большим и грубым мужиком с битой в руках, хоть и понимаю, что ею многие проблемы не решить.

— А что такое бита? — спросила Мия. — И как ею можно решать проблемы?

— Бита, это такая палка-объяснялка, — я зашагал туда, где ощущал эту древнюю базу. — Вот рассказываешь человеку, поясняешь, что так делать нельзя, а он не понимает, но стоит тебе взять в руки эту палку-объяснялку, как человек мгновенно начинает соображать. Смотришь, он уже и поддакивает в нужных местах, и кивает там, где необходимо. Нормальная, в общем, и очень нужная в любом деле вещь. У нас на Земле обычно ее возят с собой автомобилисты, и с ее помощью объясняют друг другу правила уличного движения. Правила у нас очень сложные, без биты их никак не разъяснить другому.

— У вас даже по улицам ходят по каким-то правилам? — удивилась Мия. — А зачем это нужно?

— Это у нас власть такая, — ответил я. — Ей нравится создавать разные правила, а за нарушения их брать штрафы, так она дополнительные налоги себе на хорошую жизнь скапливает. А собирают эти штрафы стражи, которым выдают такие специальные полосатые палочки, чтобы их издалека было видно. Они находя укромное место, прячутся и ловят всех, кто там ходит и ездит. Выскакивают из-за кустов, палками машут, и все им подчиняются.

— Глупо как-то, — заметила Мия, — идти по улицам и смотреть с опаской по сторонам, не бежит ли кто навстречу с полосатой палочкой. Возьмут, остановят и потребуют у тебя деньги, потому что ты как-то не так идешь.

— Ну, вот такие у нас власти, — пожал я плечами. — Они с утра до глубокой ночи сидят и размышляют, как у простого народа денежку отобрать, вот и выдумывают много чего. То объявят, что у нас люди живут очень долго, поэтому старость надо отменить, чтобы все работали до самой смерти, то введут сбор на то, чтобы дома каждому ремонтировать.

— А вот это уже хорошо, когда кто-то помогает, — решила Мия. — Разве это плохо, если к тебе придут строители и все отремонтируют?

— Не могут строители ничего ремонтировать, — вздохнул я. — Им не на что. Правительство все деньги, которые собрали на ремонт, себе на зарплату тратят и на содержание этого фонда.

— Но как они это сделали? — удивилась Мия. — Разве такое можно?

— У нас все можно, — грустно усмехнулся я. — Страна такая. У нас даже образование сделали такое, чтобы люди думать перестали, вот они и не думают.

Мы шли по странному лесу. Деревья карябали своими вершинами желто-лимонное небо, на котором торчало голубое солнце и, подслеповато щурясь, смотрело вниз. Под деревьями черная земля, ни травы тебе, ни мха, ни даже палых листьев — только чернота. Ни насекомых, ни мелких животных — ничего. Идти было легко и приятно, но как-то все вокруг настораживало, я все время подсознательно ждал, что из-за какого-нибудь огромного ствола выскочит какой-нибудь урод в маске и потребует бабки. Или еще хуже, вылезет дикий зверь и схарчит тебя на свой завтрак.

Автомат я давно вытащил из рюкзак и перевел в боевое положение, мало ли что. И дождался. Сначала послышалось далекое многоголосое завывание.

— Ты слышишь? — спросила Мия. — Это к нам направляются дикие звери. Я тут поискала информацию по этой планете. Она открыта недавно, плохо изучена, но сказано, что здесь какой-то космической расой проводились генетические эксперименты, несколько раз создавались разумные существа, но они все со временем снова возвращались в дикое состояние. Цивилизацию развили только эти, как ты называешь их — краснокожие, и то только потому, что с самого своего создания постоянно ведут разрушительные войны. За все время своего существования без войны аборигены жили всего несколько месяцев. В этом лесу, как сказано, находился центр, где проводились генетические эксперименты над местной фауной и флорой. Как я поняла, здесь пытались изменить планету под существование другого вида, который должны были привезти из космоса.

— Ну, это нормально, — я вслушивался в приближающийся вой. Если это обезьяны или им подобные, то будет трудно. — На моей родной планете та же беда, и года не наберется без войны со дня сотворения, так что этим меня не напугаешь, как и тем, что кого-то под что-то реформировали. На моей планете живут четыре расы людей и все они сотворены разными пришельцами, и это если не считать многочисленных вымерших популяций, вроде кентавров, ламий…

Договорить нам не дали, из-за ствола выскочила краснокожая обезьяна, чем-то неуловимо похожая на павиана, и зарычала, показывая вполне себе приличного размера острые клыки. Через пару мгновений рядом с ней появилась еще одна, плотоядно облизываясь. А еще через минуту меня окружил уже целый десяток огромных обезьян.

— И чего? — спросил я. Внутри я сильно струхнул. Одно дело воевать против людей, и совсем другое против дикого зверья, объединённого в стаю. Шансов на выживание точно меньше. Умному объяснить проще, чем дураку. Разумному существу показал дубину, рассказал о последствиях, и он, почесав тыковку, тебя поймет и отправиться своей дорогой, а вот с дураком этого не получится, потому как не поймет. Дурак все происходящее в этом мире воспринимает только через свой личный опыт, и если в нем не было боли от дубины, то для него она ничего не значит. — Какие-то проблемы?

Обезьяны были крупные, размером с хорошую гориллу, соответственно это двести килограмм одних мышц, такие порвут меня как грелку, если им дать такую возможность.

— А у меня вот что есть, — я показал автомат, направил его на стаю и хмуро рыкнул. — Идите к другим, а то всех поубиваю, я плохой мальчик.

Обезьяны как-то странно переглянулись — типа, не дурак ли я, чего молотит, зачем? И тут сзади я услышал громогласный рев, который перекрыл мой слабый рык раз так в десять. Я оглянулся и увидел огромную, метра в три, такую же обезьяну, явно их пахана, или того хуже, мамашу.

— У меня нет информации об этих зверях, — услышал я в своей голове голос Мии. — Давай от них уйдем, пусть они кого-нибудь другого съедят.

— Да я бы с удовольствием ушел, — ответил я, отступая к дереву, чтобы его ствол прикрыл меня от нападения сзади. — Да только мне кажется, что они считают меня своим обедом, так что могут не дать уйти, и вообще они мне не нравятся.

Большая обезьяна взревела громовым голосом, и по этой команде стая понеслась на меня, ревя и подпрыгивая. Я начал стрелять, патронов осталось мало, поэтому сначала бил одиночными, а когда понял, что не успею всех убить, начал лупить очередями. Последнюю обезьяну убил, когда она уже сбила в прыжке меня с ног.

Хорошо мне досталось, я прокатился несколько метров и встал весь в крови, хоть и чужой. В груди, куда пришелся основной удар, что-то хлюпнуло и по всему телу разлилась боль и слабость. Господи, больно-то как!!! Шлем с головы слетел и укатился куда-то, так что я еще и приложился головой. Были бы мозги, точно бы сотряс, а так только стало неприятно и очень тяжело.

Я встал, сначала на четвереньки, потом кое-как поднялся на ноги, глаза были залиты кровью, начал их протирать, в итоге стал смотреть на мир сквозь кровавую корку. Залез в рюкзак, достал аптечку, приложил к руке, и она начала в меня стрелять своими иглами, через минуту от влитых в меня наркотиков я пришел в себя и выпрямился. Внутри перестало булькать и скулить, в голове просветлело, я промыл себе глаза водой из фляжки, посмотрел перед собой и увидел огромную обезьяну, внимательно меня разглядывающую. Она сидела на земле в паре метров от меня, ее глаза были огромными, как блюдца, и горели яростным огнем.

Честно говорю, я чуть не обмочился, да и не только, со мной медвежья болезнь едва не приключилась. Нет, такой точно нельзя детям показывать, и мне тоже. Как сдержался, непонятно. Глаза огромные, черные, а внутри них тлеют красные огоньки. Смотрела обезьяна на меня внимательно и как-то вдумчиво, видно, что не дура, и понимающая, что я не дурак. По крайней мере мне так показалось.

— Может как-то договоримся? — спросил я, лишь бы не молчать. — Прости, конечно, что твою братву покрошил, но они первые на меня набросились. Нет, я понимаю, конечно, что они мне добра хотели, но уж больно как-то активно. Да и гопников я с дества не люблю, имелся неприятный опыт.

Обезьяна громко что-то проворчала. Типа, понимаю, сама такая, но ты все равно не прав. И я понял, что драка неизбежна. Только вот воевать мне нечем, автомат, вон, лежит от меня в трех шагах у дерева, до него не дотянешься, да и толку от него, патронов-то нет.

— Что делать? — спросил я мысленно у Мии.

— Бежать, — так же кратко ответила она. — И как можно быстрее.

— Не знаю, как у вас, а у нас от дикого зверя бегать не рекомендуется, — проговорил я, задумчиво разглядывая обезьяну. Из оружия у меня имелся только нож на поясе, хороший, крепкий штык-нож, да только для этой громадины такой клинок как зубочистка или иголка. Больно уколоть можно, а вот убить вряд ли. Эта милая обезьянка весила как минимум тонну, а в ширину была больше метра, ножом ни до одного внутреннего органа не доберешься. Капец. Страх понемногу прошел, и даже как-то захотелось жить с каким-нибудь хорошим человеком, лучше всего с девушкой, примерно 105 на 65 и на 98.

А обезьяна рассматривала меня задумчиво, словно вспоминала что-то, затем одним прыжком оказалась рядом со мной и протянула руку к моему лицу. Я непроизвольно закрыл глаза. Рука была размером с большую перовую подушку. На меня пахнуло запахом гнилых фруктов, и после этого послышалось громкое чавканье.

Минуты через две, когда я понял, что едят не меня, я осторожно открыл глаза и увидел, как обезьяна жрет своих детей, причем с большим аппетитом, а на меня больше не обращает никакого внимания. Я бесшумно зашел за ствол дерева, и стараясь двигаться как можно тише, пошел дальше. Внутри все дрожало от адреналина и лекарств, но ноги шли довольно быстро. Отойдя метров за двадцать, я побежал, мучительно на бегу размышляя, почему эта скотина меня не съела? Что ей не понравилось? Может, действительно я невкусный?

Наверное, стоило бы из-за этого расстроиться, но я почему-то не стал, и так в себе разочаровался. Вот пока жил на Земле, был крутой мэн, просто больной и несчастный, а тут вот на задворках вселенной стал совсем не герой, да еще и выздоровел. В общем, непонятно все. Я просто тупо бежал, вымывая из крови адреналин, размышляя о жизни. Мысли были короткие, как дыхание. Кто мы вообще в этом мире? Да никто! Никто нас сюда не звал, и никто не заплачет, когда нас не станет. От нас остаются только дети, да и тем мы оставляем дерьмовый мир, в котором будет несладко жить.

Лес понемногу стал меняться, сначала появился ярко-синий мох, потом добавилась изумрудная трава и оранжевые цветы. Скоро между деревьями появились высокие ветвистые кусты. Стало как-то спокойнее, веселее, что ли. Передо мной стали летать разные пестрые птички, на земле я увидел насекомых, сначала жуков размером с яблоко, которые поедали древесные листья, потом заметил бабочек с мою ладонь, необычайно красивых, опыляющих цветы. По траве прыгали кузнечики ярко-красные и огромные.

Жизнь и на этой планете оказалась вполне себе разнообразной и насыщенной. Я даже подумал о том, что насколько мы примитивны и туповаты в сравнении с тем, что придумал божественный программист. Интересно, что же он курил, когда придумывал такое? Не повторяется же ничего, ни краски, ни формы, ни все остальное. А потом вдруг я выскочил из кустов и передо мной предстал другой мир.

Я увидел круг черной, опаленной земли, а в ее середине торчали непонятные развалины, больше похожие на останки огромной и могучей когда-то крепости. На опаленной земле, вплоть до самого леса, то тут то там торчали ржавые останки танков и танкеток, а из черных горок влажного пепла после прошедшего недавно дождя торчали покорёженные стволы винтовок и солдатские сапоги.

— Да, — произнес я задумчиво вслух, — неплохо здесь кто-то порезвился. Только кто? И есть ли он сейчас тут?

По внешнему виду, да и по моим ощущениям со времени боя прошел не один год. Вероятнее всего два, три, или даже больше. И совсем не исключен тот вариант, что аборигены приходят сюда раз в несколько лет, убеждаются, что крепость есть еще кому защищать, и счастливые уходят, оставив мертвые тела и останки сгоревшей техники. Интересное зрелище, только мне-то что делать? Насколько я понимаю, меня позвали из этой крепости. А раз позвали, то надо идти. Только как идти, если страшно? Может это ловушка для дураков? А я кто? Правильно, он и есть. Значит, пойду.

Все равно делать нечего. Робота моего подбили, летать не на чем. Портал нерки не достроили, поэтому помощи оттуда можно не ждать, да и чужие там мне все. Сюд-то отправили умирать, а не жить.

Ждать, когда нерки сюда направят новый десант, занятие глупое. Кто знает, сколько они будут собирать новую команду и станут ли вообще это делать. Вполне могут удовлетворится тем, что эта планета им не по зубам, и на этом успокоятся.

Впрочем, и мне делать здесь нечего, кроме как ассимилироваться с аборигенами, а они меня не любят. Значит, что? Правильно, вперед.

Пепла было много, я проваливался в него почти до колена. Я шел вперед, аккуратно обходя ржавую технику и кучки пепла, в которые превратились туземные солдаты, и думал обо всем и ни о чем. Проще говоря, отвлекал себя от разных мыслей и успокаивал. Без этого я бы давно уже трясся от страха. Так постепенно дошел до развалин и понял, что когда-то здесь действительно стояла крепость, потом ее сравняли с землей мощными орудиями, но видимо что-то внутри все-таки осталось, что отбивало все атаки аборигенов.

Вообще, я пришел к выводу, что местные туземцы народ агрессивный, насколько я понял, они атакуют все, что увидят. И готовы воевать со всем, что угодно, то ли рождаемость у них высокая, раз они так любят умирать, то ли генералы у них тупые, которым нравится видеть трупы вокруг. Но это не мое дело. Мое дело убраться из этой планеты. Не нравится она мне. Совсем.