Невезуха

Глава первая

В общем, я месяца три посидел на своей космической станции, а я чья она еще, если никого больше нет? Не считать же лобастиков, их у меня трое, самка и ее дети, дочка и сын, кстати, вредные очень детеныши. Все норовят меня за ногу или за руку куснуть, им, видите ли, мой вкус нравится. Лобастики, конечно, разумные существа, иногда даже больше чем я, но начальник все равно я, заодно и владелец, ибо собственность принадлежит тем, кто может ее защитить, это Егор Гайдар, тогдашний Российский премьер-министр, провозгласил, открывая путь бандитскому беспределу девяностых. Милицию быстро прореформировали, всех нормальных людей из нее убрали, и началась бандитская Россия. Но это я так, отвлекся.

Короче, стало мне скучно, и я решил слетать на кузнечике, это корабль ивров, который дала мне королева, до империи ампов. Думаю, слетаю, разомнусь, посмотрю, что там происходит. Ну, вот и полетел. А кузнечик сделал три прыжка один за другим, прежде чем я понял, что летим куда-то не туда. Я, конечно, спросил у искина, а он взял и рассказал, куда меня привез. Со злорадством таким, с ехидством женским.

Дело в том, что ближайшая планета с подходящей по составу атмосферой и нормальной гравитацией находится примерно в трех прыжках от космической станции, но приближаться к этой звёздной системе запрещено, поскольку там находятся три планеты, заселенные друбами. Эти существа по словам искина обладают невероятной силой, они круче роя, да и вообще всех, кто к ним хоть однажды летал. И самое забавное в том, что у них вообще нет никакого оружия, оно им ни к чему, поскольку сами друбы являются страшным оружием, потому что обладают невероятной ментальной силой.

Они никому не подчиняются, не входят в никакие коалиции, и могут противостоять любому звездному флоту. Уже не одну тысячу лет делаются многочисленные попытки захватить их звездную систему и планеты, и каждый раз захватчики терпят неудачи. И не только рой, но и арахнид, величайшая сила во вселенной, даже они вынуждены признать силу этих существ. Звездная система друбов отмечена красным предостерегающим знаком на всех картах роя, и не только у роя, вообще у всех в этой галактике. Запрещен даже пролет рядом, не то, что залетать внутрь.

А этот поганец кузнечик запрыгнул в эту систему и гордо объявил, что теперь я окажусь во власти друбов и наверняка погибну, и это его месть за то, что что я не дал ему выполнить свой долг перед роем. Не разрешил ему добраться до королевы, чтобы та вскрыла мне живот и забрала артефакт. А то, что выживу я после этого или нет, кузнечика вообще не волновало. Это меня подобное волнует.

И вот пока я пытался разбудить мрак, который живет во мне, чтобы он взял кузнечика под свой контроль и мы быстренько отсюда улетели, пока ничего плохого не случилось, наш звездолет потащило куда-то в сторону, а потом звездолет вообще вошел в атмосферу планеты и благополучно рухнул на его поверхность. Правда, на последних минутах мне каким-то чудом удалось запустить двигатель и даже чуть приподняться над поверхностью, но это несильно помогло, кузнечик все равно рухнул, но я каким-то невероятным чудом остался жив, что меня, естественно, радует. Меня вообще радует, когда я остаюсь живым. Даже не знаю, с чем это связано. Может, я просто привык жить?

Господи, как же мне досталось! Хорошо еще, что защитная система кузнечика не сразу сдохла, а какое-то время меня защищала, закрыв мое тело в мягкий кокон, но следом развалилась и она, и последний, самый страшный, удар я уже принял незащищенным. Меня бросило вверх, выбрасывая из звездолета, далее я рухнул вниз, потом мне дало чем-то по башке, и дальше пришла темнота. Я не боюсь мрака, он мой друг, получил я его вместе с чипом, который мне воткнули на космической станции, притом, что хотели меня им убить, но это я так, немного жалуюсь.

А оказалось, что это юзанный чип нес в себе душу древнего, которую я на халяву заполучил. Несколько раз мрак меня спасал от неминуемой гибели, но потом спелся с этим золотистым шаром-артефактом и помогать мне перестал, а последнее время я его вообще перестал находить в себе, иначе разве бы я так грохнулся бы на эту планету? Да я бы вообще рядом с ней не оказался. Но. что случилось, то случилось, остался в живых. и то хорошо, а что дальше будет, посмотрим. Жизнь — штука забавная, только вроде окреп, на ноги встал, как раз. и снова в дерьме возишься.

Когда я очнулся, то первое, что осознал, что вроде дышу, значит, живой, и это как-то меня обрадовало, но когда попробовал пошевелиться, то с ужасом понял, что тело мне не подчиняется, а такое происходит только тогда, когда разрушен позвоночник. Я парализован, а следовательно смерть не за горами, и даже не за лесами, а совсем рядом ходит, тень наводит.

И вот я это уразумев, лежал и смотрел в голубое чудесное небо, на котором висело замечательное желтое солнышко, почти полностью аналогичное земному, если, конечно, не считать, что оно чуть меньшего размера, и понимал, что умираю. Ну а чего можно ожидать от парализованного существа, каким я являюсь? Поверьте, рано или поздно я сдохну, по-другому не бывает. Если кормить и использовать медицинские аппараты, то проживу чуть больше, но поскольку этого всего нет, то жизни мне максимум два-три дня. И вот объясните, на фига я так долго за эту жизнь боролся, выходил из самых безнадежных ситуаций, неужели только для того, чтобы сдохнуть на чужой планете? Интересно, я действительно такой кретин или это такое стечение обстоятельств? А может это тот, кто там наверху сидит на облачке и за нами наблюдает, решил так пошутить? Так сразу скажу, шутка неудачная. Комик, блин!

Хорошо еще, что боли не было, я хоть к ней привык, но не люблю, да и кто ее любит? Ну, ладно, помру так помру, не в первый раз у меня такая ситуация, все равно надо как-то осваиваться. Я одно время латынь учил, хотел перед девчонками похвастаться, вот и зазубрил несколько пословиц, а они потом стали девизами моей жизни. Например, Dictum — factum, Сказано — сделано. Ducunt volentem fata, nolentem trahuut — Желающего идти судьба ведет, не желающего тащит. Dum spiro, Spero — Пока дышу, надеюсь. Feci quod potui, taciant meliora potentes — Я сделал все, что смог, кто может, пусть сделает лучше. Malum nullum est sine aliquo bono — Нет худа без добра. Plurium habet, qui minimum cupit — Имеет больше всех тот, кто меньше всего желает. Vivere est militare — Жить значит бороться. Вот это и стала моей главной. Живешь, значит, борись, а раз так, то надо хотя бы оглядеться.

Я повернул голову в одну сторону. Ну что тут сказать? Лежал я на камне и над головой возвышался тоже камень. Большой такой черный камень с каким-то надписями, типа, налево пойдешь, трусы найдешь, направо пойдешь, их потеряешь, а прямо не ходи, там муж ревнивый. Подо мной был булыжник, точнее дорога, покрытая булыжником, вещь, между прочим, шикарная, это тебе не асфальт, стоит столетиями, правда, трясет на ней, но это уже дело вкуса и нежности филейной части. Метрах в ста левее горел лес, а в нем виделся обугленный корпус поджигателя-кузнечика. Как я сумел из него выпасть, полярный лис его знает. Может сам кузнечик от обиды и выбросил, с него станется. Ну, как же, не пустили его к королеве, теперь мстить надо. Ну и ладно. И отомстил. И как герой погиб. Всем ура! И мне отходную. Впрочем, может сработала какая-то автоматика, хотя… Ладно, пока живой, и ладно. А пока я живу, я надеюсь, ибо она умирает последней, сначала дохнет тот, кто надеется, а потом уже она.

А планета-то неплохая. Можно сказать, симпатичная, я бы на такой немного пожил, потому что землю напоминает прямо до боли в сердце. И наверняка монстров разных нет как на других планетах, все тихо и спокойно. Живи себе и радуйся. Вот как у нас на Земле. Правда, у нас так хорошо было, пока капитализм не придумали. А как придумали, так всем хреново стало. Был лес? Не стало. Взяли, вырубили, а деньги пропили. Был город? Не стало, войну устроили, все развалили. Был чистый воздух? Настроили химических предприятий, которые полиэтилен и другие пластики начали выпускать. Воздуха не стало, а всю землю и всю воду загрязнили полиэтиленовые пакеты, и ведь не разлагаются они. Капитализм придумал такие дома, которые ураганы уносят, интернет, ГМО и многое еще другое, что уничтожает человечество. Почему интернет уничтожает? Так все знакомятся на сайтах, там и переписываются, а чтобы размножатся, надо встречаться, за руку держаться или там еще за что-то.

Впрочем, куда это меня понесло? Сейчас еще немного полежу, воздухом чистым подышу и благополучно сдохну, и никто не узнает, где могилка моя. Да и могилки не будет, звери сожрут. Ну и ладно, хоть в этом будет от меня польза напоследок.

И тут я услышал стук копыт, причем копыт подкованных, что тоже понятно, по булыжнику не походишь без железной обувки, враз копыта откинешь. Я заворочал головой, но ничего не увидел, потом стук копыт оборвался где-то со мной рядом и надо мной склонилась милая такая девичья русоволосая головка, естественно с голубыми глазами.

— Тять, а тять, — произнес нежный голос, — а нам в хозяйстве демоны не нужны? А то тут вот валяется один, неприбранный, никому не нужный.

— Демон? — Девичья голова исчезла, и на ее месте появилась голова бородатого мужика. — Какой-то он не очень потребный демон, смотри, даже двинуться не может, только глазами зыркает и что-то сказать хочет.

— Пить! — прошептал я и добавил. — Пива…

— Пить хочет, — прокомментировал еще один голос, бородатая голова исчезла, появилась еще одна, мальчишечья. — А демона Мила больного нашла, такой долго не проживет, да и слабенький он какой-то, видать, молодой. Не надо нам его с собой брать, квелый он, а зенки у него так и бегают, да еще пива прости. Не… нам такого не надо.

— Тять, а давай его все равно возьмем с собой, — сказал девичий голос. — Если до деревни доживет, то его наша бабка Аксинья быстро на ноги поставит, а он нам потом отработает. Слышала я, что демоны желания самые сокровенные исполняют, вот мне и хочется, чтобы мое одно исполнил.

— Желанье — это хорошо, — ответил мужской голос, — а нежеланье плохо. Конечно, вроде как мы ничего не теряем, если его с собой возьмем. Сдохнет — Трезору мясо будет. А выживет, найдем чего с него спросить. А желанье я твое знаю насчет Всеслава из соседнего села, не сбудется оно.

— А вдруг сбудется? — девушка снова появилась в моем поле зрения и начала мне подмигивать. Так и не понял, чего это ей надо стало. — Демоны, они же власть имеют над миром. Прикажет, и никуда Всеслав не денется, влюбится и женится.

— Так то оно так, — пробормотал мужик, — да только еще никому не помогло выполнение таких желаний. Ну да ладно, Трезору тоже что-то надо кушать, а жрет он много, так что демон ему будет в самый раз. Ну а выживет, работу найдем, а не только твои глупые желания выполнять. Митька, демона за ноги бери, там оно полегче будет, я за спину, так и потащим. А ты, Мила, поближе телегу поставь. И еще, Митька, место ты это запомни, завтра сюда съездим еще раз, видишь, в лесу повозка демона горит, к завтрашнему все потухнет, вот мы и посмотрим, чего тут есть. Может, что полезное для хозяйства найдем.

— Так я сразу запомнил место, тятя, — ответил мальчишеский голос. — А чего тут запоминать, посчитай по дорожному камню и найдем.

— И то верно, — хмыкнул бородач. — Ну, берись, потащили демона к телеге.

Меня взяли, подняли, пронесли метров пять и бросили на что-то твердое, покрытое сеном. Хорошо так бросили, душевно, так что я сразу сознание потерял. Очнулся уже вечером. Лежал я на полу в просторной горнице, а надо мной склонилась какая-то старушка божий одуванчик. Глаза голубые, лицо морщинистое, коричневое от загара, руки грубые, к работе привычные, а улыбка добрая, к себе располагающая.

— Демон, ты по-нашему лопотать-то умеешь? — спросила она, увидев, что у меня глаза открылись. — Если умеешь, моргни одним глазом, лучше левым, если нет, то правым.

— Умею, — прохрипел я. Кстати, я сейчас только понял, что умею говорить и читать на том языке, на котором говорят эти люди. И даже сообразил почему, меня же в медкапсулу засовывали, чип ставили, а после него я ампов понимать начал, выходит, мне не один язык вставили, потому что я и паучиху понимал, и королеву роя. — Пить хочу!

— А вот орать на меня не надо, — осуждающе покачала головой старушка. — Тут это тебе не лес, орать он вздумал, ишь. А пить я тебе не дам, у тебя внутри все отбито, надо подождать, пока заживет, а то вода как разольётся по чреву твоему, так ты и помрешь.

— Пить, — прошептал я. А мысль мне понравилась, как вода польется с моего разорванного желудка прямо на мрак, что во мне живет, так он, может, что и сделает? — Может и не польется.

— Упрямый какой, — фыркнула старушка. — Ишь, что придумал, одно слово — демон. Думаешь, что умрешь? Так не сможешь же. Раз тебя призвали, то не кончишься, пока желание призывателя не выполнишь, только мучиться сильно будешь. Так давать?

— Да, — прошептал я и в мои губы уткнулся край глиняной кружки. Ох, и вкусная вода была у бабки, словами не передать. Пил я долго, пока не напился, и ничего с моим чревом не произошло, что мне даже обидным показалось. — Пить давай.

— А вот это уже хорошо, — покивала Аксинья. — Раз воду попил и хуже тебе не стало, значит, повреждений в чреве твоем нет. Получается, только позвоночник отбил. Но это дело поправимое. Трофим в город поехал, мага костяного привезет, он тебе враз все срастит. Это не чрево, с чревом возни много. Там же в чреве много всего, и кишки, и желудок, печенка опять же, а кости они кости и есть, раз и срастил. Я, конечно, костями не занимаюсь, у меня квалификация не та, но чрево могу травками напоить. Напоить?

— Нет, пить уже не хочу, — покачал я головой. — Есть хочу.

— Вот что за демоны пошли, — сокрушенно взмахнула руками старушка. — Только напоишь, как они сразу жрать требуют, а как пожрут, что начнут просить, а? Скажут, бабу подавай? А где я ее возьму, сама-то старая уже. Так тебе, демон, пожрать или бабу?

— Пожрать, — прошептал я. Внутри у меня постепенно все устаканивалось, стало легче дышать, жажду утолил, теперь голод пришел, ну, а там как пойдет. Старушка же все понимает. — И побольше.

— На, жри хлеб, — Аксинья мне сунула в руки кусок ржаного непропекшегося и неподнявшегося хлеба, на вид, да и на вкус, кирпич кирпичом, но есть-то что-то надо, загнусь же, а умирать мне нельзя, ну никак нельзя, потому что слово еще в отрочестве себе дал, сделаю все, чтобы прожить побольше. Уж очень мне любопытно было, что дальше будет. Сейчас бы уже таких опрометчивых обещаний давать не стал, понял, что нет там впереди ничего интересного, одна суета и в конце смерть. Правильно, бабка сказала. Весь смысл жизни — поел, попил, потом в туалет, иногда еще бабы, а больше нет в ней ничего. Что я так живу, что олигархи, что президенты и бомжи. Вот даже ампы так живут, насекомые и пауки. — Больше у меня ничего нет. Одна живу, что люди за лечение принесут, тем и живу, а народ у нас жадный. Нет, чтобы гуся и курицу принести, тащат вот такой хлеб, который даже скотине стыдно давать.

— Эй, Аксинья, — раздался знакомый голос с порога. — Я тут костоправа-мага привел, где мой демон, ты его случайно еще не оприходовала?

— Тутося он, — буркнула старушка. — Валяется на полу, там, где ты его и бросил. Не мне же его на себе на лавку тащить. У меня сил столько нет. Он у меня уже и воды выпил, посчитай, кадку, и хлеба съел две ковриги, так что придется тебе за него платить.

— Э… ты того, брось, — сказал Трофим. — Я тебя его кормить и поить не просил, ты, так сказать, сама, так что не буду платить.

— А я его тогда тебе не отдам, — обиделась старушка. — А силой попробуешь его забрать, я на тебя домовых напущу, ты меня знаешь.

— Вот что, Аксинья, — мужик встал надо мной, так что я смог разглядеть его сапоги, хорошие такие, воловьи, таким сноса нет, да еще подбиты железными гвоздиками. — Давай ссориться не будем. Я тебе опосля дров на зиму привезу, на том и договоримся, мне все равно для себя везти, вот и тебе подброшу.

— Вот так бы сразу, — усмехнулась Аксинья. — А то, ишь, платить он не будет!

— Покажите больного, — раздался другой голос. Я скосил глаза и увидел бледного человека, нет, не человека, это я неосмотрительно подумал. Человеком данное существо не являлось, похож, это да. Руки, ноги есть, да. Но длинные и худые, да и сам он больше на скелет похож. А вот голова другая, большой она была, и уходила назад как у фараонов. Кстати, тогда еще многие считали их пришельцами с неба, может, вот эта раса Землю в те времена и посетила, построила нам странную цивилизацию, а потом улетела. Маг подошел ко мне, наклонился и посмотрел на меня большими прозрачными янтарными глазами так, словно насквозь просветил. — Позвоночник разбит, но уже начал восстанавливаться. Мои услуги не нужны, сам выздоровеет.

— Да как же сам он выздоровеет? — растерянно проговорил Трофим. — Он же, небось, будет не одну неделю в себя приходить, а чем я за него Аксинье буду платить? Ей же дров теперича мало будет, она гуся потребует, а где я его возьму? У меня гусей отродясь не бывало. Нет, маг, ты его сразу лечи, так для меня дешевле будет.

— Не дешевле, — промолвил бледный маг. — Два золотых за лечение возьму.

— Ну, золота-то мы здесь в деревне никогда не видели, — фыркнул мужик. — Но кое-что и у нас есть. — Он полез в свой мешок, что висел за спиной, и вытащил оттуда кусок обшивки моего звездолете-кузнечика. — Вот, смотри, что у меня есть, маг, я знаю, ты такое собираешь. Металл твердый и мягкий одновременно, и словно живой, три часа пилой пилил, едва оторвал.

— Где взял? — маг взял в руки кусок обшивки, поднес к своему широкому носу и обнюхал, как собаки, бывает, нюхают какую-то вещь. — Не наше это. Либо от древних, либо с неба упала. Так где взял?

— Где взял не скажу, — покачал головой Трофим. — Мое это, раз первым нашел. Но для тебя, как для уважаемого мага, продать могу за пять золотых.

— Нет, не так, — фыркнул маг. — Вот дашь пять таких кусков, и я вылечу твоего демона.

— Два куска, — сказал мужик. — Сам сказал, стоит твое лечение — два золотых, вот и куска отдам только два.

— Три, это будет еще дешево для тебя, — буркнул маг, сгибая и разгибая пластину тонкими длинными пальцами, силища в этих пальцах была огромная, я бы не смог ее так согнуть. — Договор?

— Договор, — вздохнул Трофим. — Как вы умеете, маги, надувать нас простых людей, кто бы знал!

— Давай, — маг протянул руку, и мужик дал ему еще два куска размером поменьше. Я думал, бледнолицый скандал устроит, но тот лишь обнюхал и сунул все три куска в сумку, которая висела у него на плече. — А теперь отвернитесь, лечить стану

Маг протянул ко мне руку и начал что-то шептать. В мое тело ворвалась огненной струей боль, она пронзила все мое тело. После нее в ногах закололо, как бывает после того, когда посидишь в неудобной позе, потом пронеслась волна жара по телу, а потом все исчезло, и я вдруг почувствовал, что могу двинуть пальцами левой руки. Я и подвигал.

— Видишь, пальцы двинулись? — спросил маг, показывая на мою руку. — Это значит, что мое волшебство сработало, и уже завтра к утру все тело станет рабочим, так что мы в расчете, мужик. Сегодня же покажу твой металл в городе, если будут желающие купить, приду еще.

— Ладно, приготовлю для тебя из уважения, — согласился Трофим. — Много небесного металла у меня нет, но что есть, подберу, приготовлю, порежу.

— Хорошо, — кивнул маг. — И еще. Не демон это. Он из ваших краев, просто пришел не лесными путями, а упал с неба. А металл этот с его небесной упавшей повозки. Я покажу кусок друбам, если они решат, что он им незнаком, то придут и с тебя спросят. Даю совет, больше повозку не режь, иначе могут рассердиться, а ты знаешь, что бывает, когда друбы сердятся. Всего хорошего детям и семье.

Бледнолицый кинул под ноги какой-то шарик, он ярко вспыхнул, и пока все глаза протирали от яркой вспышки, маг исчез, словно его здесь и не было.

— Вот ведь, что творят маги эти, — недовольно покачала головой Аксинья. — Ведь прямо в глаза же светят, а если ослепнет кто? Опять же им за лечение плати? Нет, скверный народ эти кресы, зачем только ты его позвал?

— Затем и позвал, что лечат они хорошо, — буркнул мужик, наклоняясь надо мной. — Значит, так, демон, приходи в себя, а утром пойдешь со мной на работу, и вообще запомни, что ты теперь мой раб, я за тебя вон какие деньжищи отдал, целых два золотых.

— Так не отдал же, — запротестовал я, чувствуя, что у меня уже рука может двигаться. — Ты ему куски обшивки с моей повозки сунул вместо золота.

— А ты еще поговори мне, раб, — Трофим сунул мне под нос огромный кулак. — Я же не посмотрю, что ты больной, а поучу уважению к хозяину, потом пару дней сидеть на мягком месте не сможешь. Ты меня понял?

— Понял, а чего ж, — ответил я. Кулак пах горелым металлом. Не стоило ссориться с мужиком, пока на ноги не встал, а когда встану, там посмотрим кто хозяин, а кто раб. Жизнь, она странная. К тому же у меня в голове есть еще один латинский девиз: Vita sine libertare nihil — Жизнь без свободы ничто. Так что не был я никогда рабом и дальше не буду.