Невидимые знаки

ПЭППЕР ВИНТЕРС

НЕВИДИМЫЕ ЗНАКИ

Серия: Вне серии

Группа: https://vk.com/yourbooks12

Переводчики: Юлия Г., Анастасия П.

Редактор: Лилия К.

Вычитка и оформление: Виктория К.

Обложка: Екатерина О.

АННОТАЦИЯ:

Знаки существуют во всем.

Написанные от руки и произнесенные вслух.

Видимые и невидимые.

Но что произойдёт, если вы не обратите на них внимания?

Не поймёте их?

Что, если вы проигнорируете знаки, и ваша жизнь никогда не будет прежней?

Эстель Эвермор в одночасье превратилась в важную персону.

Гэллоуэй Оук оставил прошлое позади и попытался разбогатеть, используя свои навыки.

Два незнакомца.

Один самолет.

Множество невидимых знаков.

Упав с небес на остров, они обнаруживают, что ни слава, ни навыки не смогут их спасти. Оторванные от общества, предоставленные сами себе, пытаясь выжить, борясь со стихиями, их желание остаться в живых перевешивает все остальные потребности. Пока выживание не превращается в желание. А желание в опасность.

⚠Специально для группы Y O U R B O O K S. При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу⚠

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРОЛОГ

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

ГЛАВА 38

ГЛАВА 39

ГЛАВА 40

ГЛАВА 41

ГЛАВА 42

ГЛАВА 43

ГЛАВА 44

ГЛАВА 45

ГЛАВА 46

ГЛАВА 47

ГЛАВА 48

ГЛАВА 49

ГЛАВА 50

ГЛАВА 51

ГЛАВА 52

ГЛАВА 53

ГЛАВА 54

ГЛАВА 55

ГЛАВА 56

ГЛАВА 57

ГЛАВА 58

ГЛАВА 59

ГЛАВА 60

ГЛАВА 61

ГЛАВА 62

ГЛАВА 63

ГЛАВА 64

ГЛАВА 65

ГЛАВА 66

ГЛАВА 67

ГЛАВА 68

ГЛАВА 69

ГЛАВА 70

ГЛАВА 71

ГЛАВА 72

ГЛАВА 73

ГЛАВА 74

ГЛАВА 75

ГЛАВА 76

ГЛАВА 77

ГЛАВА 78

ГЛАВА 79

ГЛАВА 80

ГЛАВА 81

ГЛАВА 82

ГЛАВА 83

Я песня, завернутая в бумагу; соната, нацарапанная певцом.

Каждая композиция поглощает часть меня, пока я не более чем четвертная или восьмая (прим. пер.: имеется в виду длительность в музыке, продолжительность звука или паузы). Моя история началась на бумаге на нотном стане. Чистая страница нотных линеек, которая регулируется прочным скрипичным ключом. Но моя жизнь закончилась изменилась. И все, что имело значение, поблекло от излишества до выживания.

Я писательница. Я певица.

Но больше нет, я оставшаяся в живых.

Взято с блокнота Э. Э.

…

ЖИЗНЬ ПРЕПОДНОСИТ ВСЕМ ЗНАКИ.

Либо незаметно, либо очевидно, лишь бы мы обратили внимание.

Я все игнорировала.

Инстинкт пытался предупредить, мир пытался предотвратить мой крах.

Я не слушала.

Мне всегда было интересно, что бы случилось, обрати я внимание на те знаки. Я бы выжила? Я бы влюбилась? Была бы счастлива?

Возможно, так же, как существуют знаки, существует и судьба.

И не важно, какой путь мы выбираем, за судьбой остается последнее слово.

Я не прислушивалась, но это не означает, что я не жила.

Я жила и дышала, и плакала, и смеялась, и существовала в совершенно иной выдумке, чем в той, что я воображала.

Далеко от дома.

Вдали от семьи.

Вдали от всего уютного и знакомого.

Но я была не одна.

Я была с ним.

Незнакомец превратился в любовника. Враг превратился в друга.

Я была с ним.

И он стал моей вселенной.

Никто не может по-настоящему унять твои страхи, стереть твои слезы, прочувствовать все твои эмоции. Никто не может по-настоящему знать, как поступать правильно исправить неправильное или сделать твои мечты былью. Только ты.

Только ты, только ты, только ты.

Ты якорь в бурном море, крыша в бушующем урагане. Ты выживший в бедствии.

Ты — доверие. Ты — дом.

Только ты. Только ты. Только ты.

Текст песни «Только ты», взятый из блокнота Э.Э.

…

Первый знак, предупреждавший, что моя жизнь закончится, произошел через десять минут после того, как таксист высадил меня возле аэропорта.

Я не знала, что это будет моя последняя поездка на машине. Моя последняя жалоба из-за пробки. Последний раз я перебегала через дорогу в городе, в обществе людей, хаоса и шума.

Мое последнее наслаждение нормальной жизнью.

Не сказать, что моя жизнь была нормальной за последние два года.

С тех пор как моя так называемая лучшая подруга тайно загрузила в сеть мою собственную песню, я превратилась из простого продавца в розничной торговле в интернет-сенсацию.

Внезапное изменение карьеры сказалось как хорошо, так и плохо.

Хорошо, потому что теперь я могла позволить себе вещи, о которых даже не смела мечтать, обеспечила безопасность своей семье (не то чтобы у меня вообще была семья), и отложила некоторую сумму для выхода на пенсию. И плохо, потому что такое чудо пришло с большими затратами, и я боялась, что у меня не было достаточно, чтобы оплатить его.

Через два месяца в дороге — самофинансируемом и в основном, организованном «так называемой лучшей подругой» турне, в котором я пела, я превратилась в пережеванную жвачку, в которой не осталось вкуса.

Не то чтобы я не была благодарна. Наоборот. Очень благодарна. Встречаться с фанатами, петь, пока мое горло не начинало кровоточить, подписывать карточки и торопливо напечатанные плакаты — это было нереальным.

Я не могла осознать, как быстро мой мир изменился из помощи богатым домохозяйкам, тратящим деньги своего мужа на ненужную моду, в мерцание в прожекторах и исполнение произведений (кусочки моего сердца и души, связанные в песнях) которыми люди, казалось, наслаждались со мной. Наслаждались настолько, что хотели, чтобы я пела для них. Я. Никто не давал гарантию, что мое творчество будет признано.

Я могла справиться с тем, что делилась собой и своими песнями. Я могла справиться с тем, что раскрывала свои тайны другим, чтобы склеить их сломанные души. С чем я не могла справиться, так это с бесконечным количеством аэропортов и чемоданов. Постоянным шумом и дребезжанием, и несчастливой жизнью на гастролях.

Я никогда не хотела останавливаться в любой гостинице снова. Я безумно сильно жаждала пространства и тишины.

Мэделин не понимала, насколько тяжело для меня было находиться в центре внимания. Даже работая в розничной торговле (пока я решала, что делать с моей жизнью, будучи одинокой) я должна была бороться, постоянно работая с людьми, справляясь с бесконечными вопросами и изматывающим общением. Добавить громкую музыку, крики поклонников и бесчисленные требования находиться на общественных мероприятиях, вызовы на бис и обязательств перед СМИ, я была как выжатый лимон. Я была хуже, чем пожеванная жвачка. Я была остатком от хорошо протоптанной обуви.

Босой.

Мои пальцы чесались написать строку. Начало новой песни повисло в создании. Я задумалась над тем, чтобы бросить чемодан и схватить свой блокнот. Но это было единственное предложение. Я запомнила его.

Надеюсь.

К тому же, у меня было о чем думать, кое-что намного важнее.

Теперь все закончено.

Мои губы перестали печально поГэлматься и растянулись в счастливом предвкушении.

Я не была неблагодарна за стремительную известность, которую получила. Но я не могла изменить то, кем была в своем сердце.

Я домоседка.

Девушка, которая была сама по себе, предпочитала свернуться клубочком со своим персидским котом с приплюснутой мордашкой больше, чем находиться на вечеринке и испытывать дискомфорт, болтая с незнакомцами, что означало, что одиночество было не выбором, а побочным эффектом интровертированности. Добавить недавние похороны трех самых важных людей в моей жизни и... ну, наслаждение внешним миром было такое же сильное, как бабочка наслаждалась дихлофосом.

Переступая порог терминала аэропорта, я намеренно очистила все мысли о тяжелой работе и расписании, и первый раз за семьдесят два дня расслабилась.

Вот оно.

Это было мое единственное требование, которое Мэделин (названная лучшая подруга и рабовладелица) не поняла. Не важно, что мы были друзьями почти два десятилетия, она до сих пор не понимала меня. Она не могла понять мою патологическую потребность побыть одной после месяцев тесного общения с другими людьми.

Я согласилась петь на восьми сценах, уступила всем ее прихотям давать газетам интервью, выкладывать подкасты (прим. пер.: трансляция музыки в интернете по принципу тематической или жанровой радиостанции) и ужинать в компании высшего общества. Но я твердо настаивала на двух условиях.

Первое: я отказывалась делить с ней комнату отеля. Я любила ее, но спустя ее присвоения себе моих восемнадцати часов в сутки, мне нужно было личное пространство. Это была моя перезарядочная станция, после того, как другие выжимали из меня все соки.

Второе: я хотела путешествовать самостоятельно.

В одиночестве.

Только я.

Семьдесят два дня до этого она пыталась убедить меня изменить свой маршрут и отпраздновать с ней на Бора-Бора. По ее мнению, деньги лились рекой, и недавно подписанный контракт по звукозаписи означал, что мы должны жить на широкую ногу. На мой взгляд, я должна экономить каждую копейку, потому что так быстро, как удача улыбнулась мне, так же быстро она могла и отвернуться от меня.

Посмотрите, как быстро пришла смерть, когда, предполагалось, воцарилось совершенство.

Я не передумала, неважно, насколько громко она стонала, и вот я здесь.

Одинокий человек, скрывающий недостатки в толпе и хаосе.

Быстро останавливаясь, я едва избежала столкновения с бульдозером, выглядящим и одетым как человек. Он пронесся мимо, потный и ругающийся, явно опаздывающий на свой рейс.

Я не опаздывала.

У меня было достаточно времени, чтобы пройти таможенный контроль, выпить кофе, почитать книгу, затем спокойно проскользнуть в самолет и расслабиться на пути домой.

Я блаженно вздохнула.

Почувствовав себя гораздо счастливее, я перетащила свой чемодан к стойке регистрации авиакомпании ФиГэл. Их цены на билеты были самые приемлемые, когда я бронировала билет из Сиднея три месяца назад. Их самолеты чистые и персонал всегда внимательный. И тот факт, что здесь присутствовал сервис, делал меня наполовину счастливой. Я скрестила пальцы, желая, чтобы полет назад был таким же спокойным.

Не существовало авиакомпании, которая сделала бы мой день ярче.

— Здравствуйте, мисс? — пожилой джентльмен позвал меня из-за стойки регистрации первого класса, несмотря на то, что я летела экономом. — Я могу проверить вас здесь, если хотите.

Я лечу домой.

Я радостно улыбнулась, мое тело расслаблено затрепетало. Я покатила свой тяжелый чемодан к его стойке и начала рыться в сумочке в поисках документов.

— Спасибо.

Он усмехнулся, нажимая кнопки на клавиатуре.

— Не стоит. Случается, что мне становится скучно, и вы первая в очереди на регистрацию. Я предполагаю, вы отправляетесь в Нади? (прим. пер.: город на острове ФиГэл)

Мне удалось вытащить паспорт и билет из переполненной сумочки, не выворачивая ее наизнанку.

— Именно так.

Мужчина посмотрел на мои документы.

— Отправляетесь в Сидней оттуда?

— Да.

Его голубые глаза потеплели.

— Я был там. Отличное место.

— Да, это так.

Болтовня... опять. Плевала я на нее.

Я обожала каждую минуту встречи с моим агентом и менеджером звукозаписи в Нью-Йорке, делая все возможное, чтобы поговорить о важных вещах. И теперь, зная, что я была всего лишь в двух перелетах от моей родной кровати, я была готова взаимодействовать с незнакомыми людьми более терпимо.

— Я умираю как хочу вернуться на Северные пляжи. Вот откуда я родом.

Он просиял, рассматривая меня как своего нового лучшего друга.

— Когда океан под боком, жизнь становится особенной. Я живу в Венис-Бич и есть нечто особенное, когда просыпаешься и видишь пустой горизонт, который помогает справиться с жизнью в городе.

Указывая на весы, он сказал:

— Поставьте ваш багаж туда, я его зарегистрирую.

Я поставила свой увесистый чемодан, наполненный подарками от начинающих авторов и благодарных поклонников, на весы. В то же время я незаметно толкнула мою ручную кладь под стойку, где он не мог ее видеть. Самые тяжелые вещи находились там.

Взглянув на цифры, он улыбнулся.

— Рад видеть, что вы не превысили весовой лимит.

— Я тоже. — Я мягко улыбнулась.

Это был еще один спорный вопрос с Мэди. Она не могла понять, почему после успеха тура я не стала летать первым классом, а продолжала пользоваться услугами эконом-класса. Она покачала головой, как будто я фрик, потому что не тратила свое новое богатство. Но я не могла. Все это не казалось реальным. Если быть откровенной, я не чувствовала, будто заслужила его.

Я делала то, что любила. Разве ты не должен ограничивать себя, работая до изнеможения на ненавистной работе, чтобы накопить столько, сколько я в прошлом году?

В любом случае, я не тратила ни копейки. Эконом-класс был достаточно хорош для меня, так же, как это было в течение последних двадцати пяти лет моей жизни.

Печатая на клавиатуре, Марк, как написано на его бейдже, сказал:

— Ваш багаж будет транспортироваться весь путь до конца в Сидней, так что вам не придется беспокоиться об этом на ФиГэл.

— Отлично. Рада это слышать.

Он сосредоточился на экране своего компьютера. Его улыбка медленно переросла в замешательство.

— Эй, вы уверены, что у вас бронь именно на этот день?

— Да. — Мой живот свело нервной судорогой. — Я одна из тех людей, кто проверяет все по миллиону раз. Я даже просыпалась три раза за ночь, чтобы убедиться в точном времени вылета. Я уверена.

Он поднял голову.

— У вас нет брони. Мне жаль.

— Что?

Он указал на экран, но мне не было видно.

— Здесь сказано, что бронь была отменена.

— Нет. — Я сжалась в панике. Так близко. Так близко к дому. Этого не могло случиться. Я бы не позволила этому случиться. — Это не может быть правдой. — Пошарив в сумке в поисках мобильного телефона, я дрожала, пытаясь найти е-мейл с указанием моего маршрута. — У меня есть доказательство. Я найду то, что мой турагент прислал мне.

Долбаная Мэделин. Если она к этому как-то причастна, у нее огромные неприятности.

Это было так по-идиотски обвинять подругу, которую я больше никогда не увижу.

Я должна была прислушаться.

Это был первый знак.

Марк вернулся к проверке экрана, пока я просматривала мои сообщения. Дурацкий Gmail заархивировал файл, и я не могла найти его.

— Может, ваш рейс отменили, или вы опоздали на него?

— Ах, да! — Меня накрыло волной облегчения. — Мой транзитный рейс опоздал. Я пропустила рейс в Нью-Йорк и должна была ждать двадцать четыре часа следующего. — Я подошла ближе к стойке, пытаясь скрыть очевидное отчаяние. — Но это была вина авиакомпании, не моя. Они уверили меня, что остальная часть моего билета не пострадала.

— Хорошо, — Марк поджал губы. — Это действительно так. Но я не могу найти номер вашего билета. — Закусив свою щеку изнутри, он пробормотал: — Не волнуйтесь. Дайте мне пять минут, и я сделаю вам новую бронь и восстановлю ваш билет.

Я вздохнула, желая провалиться сквозь землю и волшебным образом телепортироваться домой. У меня не было сил, чтобы пройти через преимущества и недостатки путешествий. Я была измотана. Опустошена.

Я опустила плечи.

— Ладно.

Я больше ничего не могла сделать.

Я стояла и ждала, пока Марк исправит знак номер один.

Я должна была обратить внимание.

Должна была сразу выйти из двери и поймать такси назад в район Голливуд.

Но я этого не сделала.

…

— Мне очень жиль, мэм.

Мужская рука перегородила мне путь.

Я побледнела, повернувшись к нему.

— Простите?

Ну, а теперь что я сделала?

Он сузил свои глаза.

— Металлодетектор обнаружил на вашем теле металлические объекты. Вам придется пройти проверку в приватной комнате с женщиной офицером. Вы согласны?

Все вокруг меня, другие пассажиры, толкались и пихались, сгребая вещи с конвейерной ленты и спеша к выбранному пункту назначения.

Я завидовала им.

— Но у меня нет ничего подобного.

Темноволосый офицер склонил голову к экрану, показывая несколько больших белых пятен на изображении, которым, как я поняла, была я.

— Сканер высветил несколько подозрительных зон.

Я вся сжалась от неловкости.

Сначала пропавшая бронь, теперь служба безопасности.

Не могла бы я просто пройти в самолет, ни с кем больше не разговаривая?

Я надеялась, что, когда Марк передал мне посадочные билеты, мои проблемы были позади.

Отчаянно желая, чтобы меня оставили в покое, я подняла свой розовый джемпер, показывая черный лифчик со стразами на чашечках.

— Я должна была дважды подумать прежде, чем надевала его в дорогу. Я думаю, что он был засвечен.

Офицер откашлялся, делая все возможное, чтобы не смотреть на мою грудь.

— Может быть, дело в этом, но есть и другие места, которые нужно проверить.

Я взглянула на изображение. Другие черные пятна были на моих лодыжках и запястьях.

— Ах, это мои ювелирные изделия и застежки-молнии в Гэлнсах. — Засучив рукава, я показала по три браслета на каждой руке. Все золотые на левой, и все серебряные на правой. Затем указала на молнии на лодыжках моих Гэлнсов. — Видите?

— Простите, но нам все еще нужно вас осмотреть.

— Вы уверены?

— Вы отказываетесь выполнять требование таможенного контроля? — Мужчина скрестил руки на груди, его бицепсы напряглись под материалом темного мундира.

Я не могла ничего поделать.

— Нет. — Мой голос звучал устало. — Я согласна.

Женщина-офицер вышла вперед, показывая мне идти за ней.

— Пройдемте со мной. Мы разберемся, в чем причина.

Знак номер два остался без внимания.

…

Перелет не разрешается.

— О, господи, что теперь?

Беспокойство достигло предела, отдаваясь покалыванием в позвоночнике.

— Ну, давай же. — Я ударила по экрану, несколько раз вставляя и вынимая паспорт из автомата самообслуживания. Куда подевались старые добрые времена, когда работники аэропорта и офицеры лично спрашивали о наличии взрывчатки в ручной клади? Почему машины заменили дружественные лица?

Я не хотела иметь дело с роботами, стоящими в ряд с военной точностью, не способными сопереживать или пожелать мне счастливого пути, они только увеличивали мои страдания.

Перелет не разрешается. Пожалуйста, заберите паспорт и обратитесь к сотруднику аэропорта.

Я проворчала под нос:

— Ладно.

Забирая свой паспорт и удаляя наполовину законченное разрешение двигаться дальше, я оглянулась в поисках того, кто мог бы мне помочь.

Никого.

Блестяще.

Ни единого живого человека, который мог бы мне помочь решить эту дилемму.

Подтягивая сумочку выше на руку, я прижала куртку к себе и покатила мою тяжелую ручную кладь к стеклянным будкам, охраняющим вход в зону отдыха.

Другие недовольные люди закатывали глаза, очевидно, жертвы одного и того же маскарада машин.

На очередь ушло некоторое время.

Я потратила впустую каждую минуту, желая, чтобы все поскорей закончилось, в то время как должна была крепко обнимать каждого, кто мешал мне двигаться вперед.

И, наконец, темнокожий молодой человек помахал мне.

Подойдя к нему, я улыбнулась и передала свой билет, визу и паспорт.

— Робот не хочет пропускать меня.

Он нахмурился.

— Это потому что только граждане США и Канады могут пользоваться электронными воротами.

Я указала на знак над машиной.

— Здесь сказано, что для всех с биометрическим паспортом.

Он фыркнул, как если бы я прочитала неправильно.

— Это не для австралийцев.

Его отношение разозлило меня, но я боролась с возрастающим раздражением.

— Отлично. Что ж, я рада, что вы позаботитесь обо мне.

Он не ответил.

Нахмурившись, он пропустил мой паспорт через компьютер и делал все, что ему нужно делать.

— Мне необходимы ваши отпечатки пальцев для идентификации.

Я поместила четыре пальца на липкий сканер и держала там, пока он не сказал мне их убрать и положить большой палец. Растирая липкие остатки, я подавила желание вытащить оттуда мою руку и дезинфицировать ее от каких бы то ни было микробов, которыми я сейчас заразилась.

Офицер посмотрел на меня, нахмурив лоб.

— Хм, странно.

Беспокойство выросло опять, как блестящий пузырь со страхом, обдувая свежим дыханием с каждым выдохом.

— Что странно?

— Ваши отпечатки пальцев соответствуют другому имени в системе, — он посмотрел на меня так, будто я была супершпионом или разыскиваемым преступником.

Мое сердце застучало быстрее.

— Слушайте, я та, кто я есть, Эстель Эвермор.

— Положите пальцы на сканер еще раз.

Съежившись от мысли прикасаться к антисанитарному девайсу еще раз, я сделала, как он сказал.

Через несколько секунд и постукивания по клавиатуре, его компьютер прозвучал одобрительно.

Мои плечи опустились в облегчении.

Парень вернул документы. Подозрение не оставило его взгляд, когда он осмотрел меня.

— Приятного дня.

Не было очень приятно до сих пор.

Я не ответила.

Подождите...

Нервные танцы мурашек на моей спине перешли от вальса до хип-хопа, меняясь по силе и количеству.

Здесь было что-то не так... или?

Как там люди говорят? Бог любит троицу?

Так, три вещи пытались помешать мне попасть на самолет.

Мысль о доме боролась против страха и идиотских суеверий. Я не могла выдержать еще одну ночь в чужой постели. Я хотела в свою квартиру. Хотела прогнать смотрителя за домом и приласкать своего кота, Плоско-Моську (названного в честь его приплюснутого маленького носика и глаз как блюдечки), и насладиться просмотром последних телевизионных шоу.

Нет. Здесь нет ничего неправильного.

Я просто устала и гиперчувствительная.

Игнорируя паранойю и смешные отговорки, я прошла через дьюти-фри и нашла свой выход.

Я здесь.

Сидя на неудобном стуле, я включила электронную книгу и приготовилась отдохнуть.

Я лечу домой.

Это недоразумение будет забыто.

Как глупо было игнорировать еще один знак.

…

Четвертый и последний знак пытался предупредить меня о моей неминуемой смерти час спустя.

— Происходит посадка пассажиров на рейс номер FJ811 до Нади.

Я терпеливо ждала, пока большинство пассажиров пройдет на борт. Я не сильно любила стоять на трапе, сдавленной, как селедка в банке, ожидая, чтобы войти в переполненный самолет. Я предпочитала зайти последней, несмотря на то, что мне не достанется места в багажном отделении, что находится над сидениями.

С тех пор, как я попрощалась с Мэделин, я устала. Но это было ничто по сравнению с внезапной вялостью после того, как я предъявила мой посадочный талон.

Трап манил так же, как и самолет, который отвезет меня домой.

Домой.

Да, пожалуйста.

— Здравствуйте. — Работница аэропорта взяла мой паспорт, вставив его в считывающее устройство.

В тот момент зазвучала сирена, на экране появились красные коды.

О, господи. Что теперь?

— Все в порядке? — Моя усталость испарилась, заглушенная возрастающей неловкостью.

Я не должна была лететь на этом самолете.

Женщина нахмурилась.

— Здесь сказано, что вам не разрешена посадка на борт. У вас проблема с визой.

Мое сердце перестало биться.

Почему это происходит?

Беспокойство сдавило мое горло. Я хотела схватить ручную кладь и убраться прочь с посадочной зоны. Я хотела прислушаться. Наконец, отдаться предчувствию и паранойе и остаться в Америке, пока судьба не перестанет играть в рулетку с моей жизнью.

— Послушайте, я не знаю, что происходит, но я передумала.

— Подождите, — женщина успокоила мигающие огни и сирену. — Вам не нужна виза. Вы летите в Австралию и у вас австралийский паспорт. Глупая машина. Вы возвращаетесь в родную страну.

Я с трудом сглотнула.

— Все нормально. Если бы вы могли просто вернуть мой багаж...

Она отмахнулась от моего беспокойства.

— Не будьте смешной, дорогая. Это просто глюк. Мы вас зарегистрируем за секунды.

— В чем здесь проблема? — Подошел диспетчер, вытирая свои руки о черные слаксы.

Блондинка пожала плечами.

— Я не уверена. Аппарат сошел с ума.

Я не должна лететь на этом самолете.

Не. Должна. Лететь. На. Этом. Самолете.

Мои руки покрылись гусиной кожей, глаза метались между двумя сотрудниками аэропорта.

— Все в порядке, я могу подождать. Если здесь говорится, что у меня нет визы, я останусь здесь и подожду, пока все выяснится. — Мои ноги порывались сбежать. Взгляд остановился на самолете, трап присоединялся к нему обшивкой как артерия к сердцу. — Если кто-нибудь сможет помочь мне с моим багажом, я с удовольствием подожду следующий рейс.

— Нет, не глупите, — диспетчер вытащил очки в металлической оправе из кармана и показал поверх блондинки. — Это просто сбой. Вот и все. — Его пальцы летали над клавиатурой, вводя коды и команды.

Появилось то же сообщение.

— Посадка не разрешена. Нет визы.

— Вы могли бы стать в сторонку, мэм? — Мужчина махнул рукой в сторону стеклянных окон, недалеко от пешеходного движения. — Когда все пассажиры поднимутся на борт, я сделаю все, чтобы исправить это.

Я не пошевелилась. Я не могла пошевелиться.

Мое сердце упало, колотясь о ребра. Тело превратилось в камень.

Перестань быть смешной, Стел.

Сверхусталость, наконец, накрыла меня, и я начала вдумываться в ситуацию. Не существовало никакой земной причины, почему я не должна была лететь на этом самолете.

Я всегда любила летать. На самом деле, когда окончила школу, я была стюардессой в течение двух лет, прежде чем поняла, что работа с людьми в ограниченном пространстве не лучшая обстановка для моей личности.

Тем не менее, путешествия были невероятными. Авиационная профессия была моим призванием. Я знала, как работают аэропорты. Знала коды. Я знала рабочий слэнг. Я знала, что пилоты и стюардессы делали, чтобы продержаться в ночных рейсах.

Что я не знала, так это то, почему спустя семь недель постоянных перелетов через день, без каких-либо проблем, все проблемы случились сейчас за раз.

Прошло еще одно предупреждение. Я отвернулась.

Диспетчер посмотрел на новую группу.

— Ах, мистер и миссис Эвермор. Вы связаны с госпожой Эвермор каким-либо образом?

Семья с двумя детьми, которую я раньше никогда не видела, посмотрели на меня. Их клетчатые джемперы и соответствующие рюкзаки были бы смешными, даже если бы они не были моими однофамильцами. Каковы были шансы? Были ли мы родственниками, и я об этом не знала?

Мистер Эвермор покачал головой.

— Насколько я знаю, нет.

Мы встретились глазами. Мистер Эвермор был типичным американцем с густой бородой, свободно свисающими волосами и добрыми глазами. Его жена улыбалась, прижимая детей ближе к себе. Мальчик, не старше тринадцати лет, был похож на отца. Младшая румяная девочка зевнула, держа в руках игрушечного котенка.

Плоско-Моська.

Образ моего уродливого, но безумно ласкового кота выбил меня из колеи.

По моей спине прошелся холодок ужаса.

Я не могла это объяснить. У меня не было слов, чтобы описать это.

Но я никогда не была настолько напугана чем-то, что можно видеть, слышать или потрогать.

У меня было ощущение, что я больше никогда не увижу моего любимого питомца снова.

Не глупи, Стел.

Диспетчер откашлялся, рассеивая мои страхи, возвращаясь к моей проблемной брони.

— Не волнуйтесь. Это всего лишь немного странно, что есть более чем одна семья Эвермор на этом самолете, и вы не родственники.

Еще один странный знак.

Еще одна тайная ошибка.

Я не хочу садиться на этот самолет.

Я молчала, пока Эвермор засмеялись, забрали свои паспорта и пошли по трапу.

Еще один порыв страха взобрался по моей спине.

Соберись.

Они ни о чем не беспокоятся. У них есть дети, которых нужно защищать. Инстинкты работали сами за себя. Ничего не должно было случиться.

Ущипнув себя, я вернулась в реальность и оттолкнула подальше неуверенность в полете.

Посмотрев вверх, мой взгляд упал на мужчину с сексуальными темными волосами и с самыми яркими голубыми глазами, которые я когда-либо видела.

Он в спешке подбежал прямо к стойке в помятой одежде и с неаккуратно упакованной сумкой и отдал свой посадочный талон.

Блондинка за стойкой моргнула, глазея на его гладковыбритый подбородок, его рост и хорошо сформированные бицепсы. Он выглядел как человек, занимающийся тяжелым трудом, в то время как его очки в черной оправе придавали ему интеллектуально-загадочный вид.

Мой авторский мозг перевозбудился, сочиняя ему песни о плотнике или о патрульном дикой природы. Его взгляд светился солнцем, дикость исходила от его безупречной кожи. Я никогда не видела человека так банально одетого в потрепанные Гэлнсы, серую футболку и очки, но каким-то образом до сих пор выглядящего дерзко диким.

С его посадочным талоном не было никаких проблем.

Мы встретились взглядами.

Он остановился, его губы растянулись в слабую улыбку. Искра заинтересованности промелькнула между нами. Мой рот растянулся в ответной улыбке, против моей воли, плавясь от его внимания.

Кто он?

Солнечный свет, отражаясь от его очков, ослепил меня на мгновение.

— Желаю хорошего полета, мистер Оук. — Блондинка вернула ему паспорт.

Связь между нами исчезла, как только он забрал свой паспорт из ее рук и забросил свою сумку на плечо.

— Всего доброго.

У него есть акцент. Судя по звучанию, английский. Прежде чем мое воображение разыгралось, он исчез, поднимаясь по воздушному трапу.

Секунду спустя диспетчер захлопал в ладоши.

— Ура. Все сделано. — Отдав мне новый посадочный талон, он усмехнулся: — Все в порядке, миссис Эвермор. Вы можете пройти на борт. Извините за задержку.

Принимая документы, я поставила одну ногу перед другой.

Я проигнорировала все предупреждающие звонки в моей крови.

Я последовала за семьей Эвермор, привлекательным мистером Оук и добровольно отдала свою жизнь судьбе.

Я списала мой страх на переработку и стресс.

Убедила себя, что несчастья случаются с другими людьми, жизнь не посылает сообщений тем, кто должен умереть.

Я не слушала.

Не обратила внимания на знаки.

Я села на самолет.

Я НЕНАВИДЕЛ ЛЕТАТЬ.

Единственная причина, почему я согласился лететь через половину проклятого мира, это то, что я завершил свое обучение с одним из лучших строителей в стиле архитектуры, в котором хотел бы специализироваться.

Последние шесть месяцев я жил в его поместье. Я слушал моего наставника ночью. Работал рядом с ним днем. Он показал мне, как мало я знал, и сколько еще мне нужно узнать, если хотел преуспеть в той профессии, что выбрал (не говоря уже о напоминании, как близок я был к провалу).

Чтобы работать с деревом, строить и создавать что-либо из природных ресурсов, сначала нужно понять, как это устроено. Мой учитель прошел длинный путь от создателя мебели до дизайнера небоскребов.

Тот факт, что он был инуитской крови (прим. пер.: Инуиты — этническая группа коренных народов Северной Америки) и мог проследить свою родословную назад к туземцам по стороне своей матери, был плюс для обучения. Он мог научить большему, а не только тому, как забить гвоздь или прорезать соответствующий разъем. Так же он знал, как выращивать деревья, с которыми мы работали. Как взять деревянную доску и превратить ее в дом.

Я узнал больше, проживая с его женой и двумя сыновьями, чем на каждом уроке, который у меня когда-либо был в университете (или в моем недавнем месте проживания).

Ты обещал не думать об этом.

В сотый раз я стиснул зубы и оттолкнул свои мысли, которые только разозлили меня и сделали больно. Сжав кулаки, я последовал за другими пассажирами по трапу и зашел в самолет.

Мне было грустно уезжать.

Но я стремился преуспеть в своей карьере. Новая жизнь. Жизнь, которой я был вечно благодарен, после всего, что сделал, чтобы облажаться.

Я этого не заслужил, но мой отец согласился поддержать меня финансово. Выступая поручителем для коммерческого займа, я подал документы в «Опьюлент Оук Констракшн». Не говоря уже о том, что он был основной причиной, обеспечивающей мне разрешение на работу при въезде в США. Без него... ну, мой второй шанс не имел бы никакого значения.

Он вернул мне мой мир назад. Он поверил, что я его не подведу.

У меня не было ни малейшего намерения делать это. Когда-либо снова.

Он дал мне бесконечную поддержку и отеческую преданность, даже после всего, что я сделал. Тем не менее, у него было условие — непреклонное, без уступок.

Что я еще мог сделать?

Я сдался.

Я согласился лететь на ФиГэл (единственное место, где я хотел побывать еще с детства) и пожить немного, прежде чем похороню себя в моей новой компании в Англии. Он хотел, чтобы я побыл свободным перед тем, как скреплю себя долгосрочными обязательствами.

Он хотел, чтоб я повеселился.

Ха!

После всего, что произошло, он думал, что я знаю, что означает это слово.

Я не имею ни малейшего понятия.

Как он мог на меня надеяться, на двадцатисемилетнего парня, после всего того, что я натворил? Даже сейчас он смотрел на меня как на золотого ребенка... а не как на пустое место, кем я стал. Я не заслужил развлечений. Не после того, что я сделал, особенно в то время, когда он больше всего во мне нуждался.

Развлечение.

Я ненавидел это слово.

И даже если бы я помнил, как развлекаться, я бы не тратил свое время на девочек и пьянки, потому что у меня была крайняя необходимость создать что-то из ничего, после того, как я уничтожил все. У меня было много грехов для искупления, и если мой отец не позволил мне начать заглаживать свою вину дома, что ж, я должен найти другой способ.

Я подонок чистой воды.

Я ненавидел себя за то, что соврал, когда заключал с ним договор. Я смотрел ему в глаза и согласился отправиться на ФиГэл с условием, что буду загорать, пить и заведу интрижку на одну ночь или десять. Тем не менее, вместо того, чтобы зарезервировать номер в большом отеле с другими эгоцентричными идиотами, я предложил свои услуги одной местной фирме, которая строит дома для жителей низшего класса.

Мне нужно было найти искупление прежде, чем я сведу себя с ума отвратительными воспоминаниями и стану переполненным ненавистью к себе.

Единственное было то, что компания ожидала, что я начну работу завтра. В противном случае они бы отдали контракт другому претенденту. Никаких оправданий. Быть там или пролететь.

Я не хотел пролететь.

Пока проходил в самолет, мое сознание вернулось в то время, когда я последний раз видел отца. Прошло более полугода с момента нашего последнего объятия. Он ударил меня по спине и прошептал на ухо:

— Учись, исследуй и работай. Но как только ты закончишь, лети на ФиГэл, потеряйся в теплых морях и вспомни, как жить. Потом возвращайся домой отдохнувшим, и я сделаю все, что ты захочешь, чтобы сделать твой бизнес процветающим.

Он даже использовал дешевую уловку, гарантирующую, что я расплачусь, как маленький ребенок. Он сказал, что если бы мама была еще жива, она бы сказала, что работа — не смысл жизни, даже если это было страстное увлечение. Существовали и другие важные вещи, и незапланированный опыт — одна из них.

Придурок.

Убогий, скорбящий придурок.

Я тоже. Мы оба скорбящие придурки, скучающие по одному человеку, который дал нашим душам цель уничтожить нас после ее смерти.

Она виновата в том, что случилось.

Я раздул ноздри, выталкивая ее из моих мыслей.

Вытащив смятый посадочный талон из заднего кармана, я попытался найти свое место.

Черт побери.

59 D. Прямо в задней части самолета.

Мысль о том, чтобы толпиться среди людей взбесила меня. Но чем раньше я сяду на свое место, тем раньше смогу достать наушники и забыться в кино.

Ожидая пока семья засунет свой багаж в отсек над головой, я поднял свою сумку на плечо и вытащил телефон. Я обещал моему отцу, что напишу ему, прежде чем взлетим. С тех пор, как мы потеряли маму, он становился невротиком при мысли о потери меня.

Набрав «Я люблю тебя и скоро поговорим», я нажал «отправить».

Хм, это странно.

Я постучал по экрану, ожидая подтверждения, что сообщение отправлено. Тем не менее, значок отправки только покружился, без соединения.

Семья наконец-то села на свои места, предоставив мне свободу дальнейшего движения по проходу.

Так и не отправив сообщение, я сдался, запихнул телефон в карман Гэлнсов и поспешил на свое место. Стюардесса стояла, блокируя его. Она отступила назад, когда я поднял бровь.

— Повезло, да? — Ее рыжие волосы поймали блики искусственного освещения.

— Да. Это я. Всегда везет.

Везение здесь ни при чем. Я был противоположностью удачи. Я был неудачником.

Стюардесса исчезла, чтобы помочь другим с их размещением.

Я спрятал свой багаж, уселся в кресло и выглянул в окно.

Воспоминания о борьбе моей матери и что случилось потом сжали мое сердце, пока другие пассажиры рассаживались по своим местам, и экипаж готовился к отлету.

Вспышка светлых волос бросилась мне в глаза, и я осмотрел моих попутчиков. Самолет не был заполненным, поэтому было прекрасно видно, что происходит в другом конце самолета.

Опять эта девушка.

То, как она запихивала ручную кладь в багажный отсек, было похоже на установку взрывного устройства.

Она была красива. Очень красива.

Что-то было в ней. Что-то скрытое, то, что выделяло ее и заставило обратить мое внимание.

Длинные светлые волосы, матовая кожа... большие карие глаза.

Она заслуживала быть изученной и оцененной. Я был заинтересован.

Когда наши взгляды встретились на паспортном контроле, я почувствовал первый намек на нормальность впервые за последние пять лет. Мне понравилось, какой эффект она произвела на меня, но я не мог допустить этого снова.

Такие женщины, как она, были опасны для таких мужчин, как я.

Девушка едва села и пристегнула ремень безопасности, как скрипнули шасси, и самолет покатился прочь от отдаляющегося терминала, чтобы бросить вызов гравитации.

Отрывая от нее взгляд, я уставился в окно на нечеткий мир и бросил последний взгляд на Лос-Анджелес.

Дождавшись нашей очереди, двигатели загудели, и мы пронеслись по взлетной полосе, набирая скорость от улитки до ракеты.

Мои уши заложило, как только мы поднялись в воздух.

Одиннадцать часов перелета. Время пошло.

— Добро пожаловать на борт самолета компании «Нади», — голос капитана звучал из динамиков. — Текущая температура воздуха в нашем месте назначения двадцать семь градусов по Цельсию с вероятностью дождя ближе к прибытию. Полет сегодня займет около десяти часов и сорока пяти минут. Мы рекомендуем Вам отдохнуть, расслабиться и позволить нам доставить вас к месту с комфортом.

Комфортом здесь и не пахнет.

Развалившись в моем дерьмовом сиденье эконом-класса, я заглянул через ряд и посмотрел на блондинку. Мои очки немного запотели, делая ее образ нечетким, пока она не засветилась с нимбом. Я не должен был смотреть на нее. Я должен забыть о ней.

Но я не мог заглушить свой интерес.

Ее профиль, когда она наклонилась над потрепанным ноутбуком, был так же прекрасен, как и вид спереди. Она была сногсшибательной, и даже немного необыкновенной — прекрасное сочетание проницательности и застенчивости.

Я хотел заговорить с ней.

Мои ноги затряслись. Я с трудом сглотнул. Что за черт?

Самолет вошел в зону легкой турбулентности, чем заставил девушку поднять голову.

Стюардесса задела мой локоть, когда прошла по проходу, толкая тележку, от которой исходили ароматы пищи. Это решило мою дилемму. Я не мог пойти поговорить с ней, потому что должен был оставаться на своем месте, чтобы меня могли обслужить, и я не должен был разговаривать с ней, потому что у меня не было никакого желания распространять невезение, которое приносил другим.

Лучше оставаться одному.

Это было так, как должно было быть.

Конец гребаной истории.

Нажав на кнопку, чтобы откинуть кресло, я схватился за подлокотники и закрыл глаза. За следующие одиннадцать часов я забуду ее, затем выйду из самолета и никогда больше не увижу.

Я не знал, что это было полной противоположностью действительности.

Полет на этом самолете необъяснимо связал наши судьбы вместе.

…

Финальные титры прокручивались на моем экране.

Потягиваясь, я выключил фильм, снял очки и потер глаза. Я не знал точно, сколько времени прошло, но я ел (очень хреновую пищу), посмотрел два фильма (ничего особенного) и тайком бросил парочку взглядов на незнакомку в другой стороне самолета (ладно, больше, чем парочку).

Я не отказался от своего обещания забыть о ней, но усталость из-за длинного полета, в сочетании с приглушенным светом в салоне самолета, не улучшала моего настроения. Темнота напомнила мне слишком много о месте, где я жил, прежде чем бежать в Америку. Громкий гул моторов раздражал меня до чертиков.

Я не хотел иметь ничего общего с девушкой через проход.

Так почему же ты продолжаешь смотреть на нее?

Я был счастливее в одиночку. Быть в собственном распоряжении означало ни перед кем не отчитываться, не делиться прошлым или переживать об их реакции на то, кем я являлся на самом деле.

Отец говорил мне раз за разом, что в один день мою нужду в личном пространстве превзойдет идеальная женщина.

Он не имел ни малейшего понятия.

Я не хотел любить. Я не был достоин быть любимым.

Я видел, что мамина смерть сделала с ним. Он был опустошен. Отец без искры. Человек без счастья.

Я мог бы справиться, живя в одиночку.

Зачем мне разрушать себя, становясь слабым и отдавать сердце в руки женщины, которая сможет уничтожить меня?

Я еще раз посмотрел украдкой на девушку. Она связала свои волосы в конский хвост и накрасила розовой помадой губы, которые так хотелось поцеловать.

Отводя взгляд, я надел свои наушники.

Черт побери, что такого было в ней, что так меня заинтересовало?

Кто она?

К сожалению, судьба не могла говорить. Если бы могла, она бы сказала:

«Она твое начало.

Твой конец.

Твое спасение».

Существует такое состояние, как одиночество. Одиночество — это сталкер, от которого вы убегаете, это родитель, от которого вы прячетесь, разочарование, от которого спасаетесь.

Это несговорчивое существо, обитающее в вашем сердце, которое наполняет вашу душу отголосками, вырезая ваши надежды десятью тысячами кинжалов пустоты.

Пусто, так пусто.

Пустота, как молчание. Пустота, как доказательство.

Текст песни: «Так Пусто», взятый из блокнота Э.Э.

…

ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ПОЛЕТА.

Видите? Было не о чем волноваться.

Ужин был подан и убран. Я посмотрела три фильма; почти все в полупустом салоне самолета спали, кроме парочки надоедливых детей, сидящих несколько рядов дальше, и вопящего ребенка на руках его матери в конце самолета, возле туалетов.

Еще сорок пять минут в пути, и я буду на один полет ближе к дому.

Восхитительный дом.

Не могу дождаться.

Моя пересадка в ФиГэл была быстрым двухчасовым скитанием, и последующий полет займет несколько часов. Потом я смогу спать в собственной кровати, надеть свежую одежду, а не ту, которая в моем чемодане, и не спеша распаковываться в течение нескольких дней, бегая в пижаме.

К счастью, самолет не был полным, что означало, что у меня было место возле окна, посередине и возле прохода. Что было неудобно — я сидела в последнем ряду самолета.

Бродячие пассажиры и постоянное передвижение персонала означали, что я не могла уснуть или расслабиться. Усталые попутчики постоянно задевали меня локтями и коленями, проходя через крошечное пространство, делая все возможное, чтобы разогнать кровь и размять мышцы от постоянного сидения.

Потирая глаза, я нажала на электронный путеводитель, расположенный на впереди стоящем кресле. Маленький самолетик летел через плоскую карту, показывая, что мы находимся где-то над Тихим океаном. Далеко внизу располагались коралловые рифы и райские острова.

До ФиГэл оставалось недалеко. Я думала, будет дольше, учитывая последние девять часов без единого инцидента. Турбулентность вначале напугала меня до чертиков, но потом полет был гладкий.

Я могла бы выдержать без сна, пока не доберусь домой.

Ребенок с грязными руками потерся о мое предплечье, когда возвращался к своим родителям, оставив дверь туалета нараспашку.

Я простонала, потянувшись назад, чтобы закрыть ее.

Никогда больше.

Я больше никогда не сяду в задней части самолета.

Ты могла бы начать летать бизнес-классом.

Надевая наушники, я закатила глаза. Только потому, что бизнес-класс предлагал больше комфорта, я не собиралась становиться одним из таких людей. Тем, кто ожидали лучшего сервиса только потому, что им повезло. Придурки, которые чувствовали себя более достойными, чем другие, только потому, что деньги изменили их финансовую ситуацию.

Нет, я не хотела быть таким человеком.

Переключая карту на киноканалы, я засмеялась над собой из-за того, что так нервничала. Я провела весь полет в напряжении и вздрагивала от малейшего шороха.

Я сожгла столько калорий, сколько требовалось, чтобы прожить в течение недели. Я была заряжена адреналином и отчаянием, чтобы отложить полет так далеко, как только возможно.

Но после всего было не о чем волноваться.

Не было никаких фактов или знаков, или предостережений.

Я живое тому доказательство.

Мои пальцы чесались, чтобы добавить больше текста к моей полузавершенной идее. Это была песня, промелькнувшая в моем необоснованном страхе. Она могла бы стать метафорой для других ужасных вещей в жизни.

Это моя настоящая страсть. Не исполнение, не лицезрение моего имени на таблоидах, не восторженные крики незнакомцев. Моя страсть — это чистый лист, наточенный карандаш и радость от взятия невинных слов и нанизывания их в ожерелье ритма.

Моя нога постукивала в несуществующем ритме, собирая вместе все, что я сочинила.

Мой стресс постепенно отступил. Я перестала щелкать в выборе фильма и сфокусировалась, позволяя мелодии унести меня подальше от самолета, затягивая глубоко в мое творчество и позволяя музыке заколдовать меня, до сих пор сидящую в крошечном кресле, в тысячах метрах над землей.

Любовь не живет в первых взглядах.

Жизнь не обитает во вторых шансах.

Наш путь находится в невидимых знаках.

Сила для изменений в неизвестных обломках.

Нет, последняя строка не подходит.

Я поджала губы, подбирая слова, способные заменить ее.

В течение нескольких удивительных секунд я жила в моем призвании и придавала песне форму.

Но потом... напоминание.

Намек, что я не была глупой, что прислушивалась. Я сглупила, что проигнорировала.

Еще один знак.

Самолет покачнулся от удара воздуха, моя недопитая вода в стакане упала и разлилась на откидном столике.

Музыка в моей голове со скрипом остановилась.

Я замерла... ожидая.

Минуты медленно тикали.

Все было хорошо.

Через минуту я посмотрела на экран, завлекающий меня нажать на просмотр романтической комедии.

Потом... мой экран потух.

Самолет внезапно прорвался через облака.

Вдруг в салоне что-то треснуло, и наш полет превратился в родео.

Пассажиры проснулись. Наушники были сняты. Сон превратился в крики.

Я вцепилась пальцами в подлокотники, мой ноутбук промок после того, как на него упал стакан с водой.

Как бы то ни было, так быстро, как турбулентность началась, так же быстро и закончилась.

Мое сердце выскакивало из груди, а незнакомцы оглядывались вокруг в поисках ответов.

Загорелся знак «Пристегните ремни», и в динамиках зазвучал голос капитана:

— Леди и джентльмены, мы приносим свои извинения за незначительные неудобства. Мы надеялись избежать грозы, но это невозможно, если мы хотим приземлиться на ФиГэл. Мы начинаем снижаться, и я уверен, что нам удастся уклониться от большей части турбулентности. Пожалуйста, оставьте ваши ремни безопасности пристегнутыми и воздержитесь от использования электронных устройств в это время. Мы приземлимся в 6:45 часов вечера по местному времени.

Его слова были успокаивающие.

Но голос не был.

Ему страшно.

Я была в этой сфере деятельности. Знала внутренний жаргон.

Я надеялась, что ошибалась, но нервы натянулись, как струны, стягивая мою грудную клетку, ломая ребра.

Мои глаза оставались приклеенными к знаку о ремнях безопасности. Если он мигнет, пилот захочет, чтобы стюардесса связалась с ним.

Не мигай.

Не мигай.

Дин-дон.

Он мигнул.

Стюардесса пронеслась по проходу, держась руками за подголовники для баланса, и скрылась за разделительной шторкой.

Что бы ни существовало за металлическими стенами самолета, этого было достаточно, чтобы заполнить кабину страхом.

Я не могла больше это игнорировать.

Сообщения.

Знаки.

Я должна была прислушаться.

Мне плевать, если это глупо. Мне плевать, что паранойя заполнила мой разум. Я не могла выключить инстинкт, кричащий изнутри.

Что-то не так.

Моя предыдущая подготовка к тому, как пережить аварийную ситуацию, всплыла в памяти. Я сдала экзамены о том, как лучше всего защитить пассажиров и что делать, в случае если шасси не откроются. Но чего у меня не было, так это опыта настоящего крушения.

Мы над океаном. Я в хвостовой части самолета.

Независимо от того, что люди говорили, самое безопасное место при посадке на воде было возле крыльев. Да, топливные баки были ниже, но если пилот был опытным, самолет будет прыгать как брошенный камень по воде. Нос треснет, хвост поломается, и вода хлынет.

Прекрати!

Мне надо было делать что-нибудь, что угодно, я подняла откидной столик, и, порывшись, достала свою сумку из-под ног и положила ее на колени. Мои руки дрожали.

Если что-нибудь случится, мне не позволят взять ее с собой. Единственные вещи, которые разрешено будет взять — то, что находится на нас.

Не будь смешной. Ничего не случится.

Мое сердцебиение ускорилось с очередным толчком турбулентности, отрицая мой позитивный настрой.

Пессимизм запущен в полную боевую готовность.

Что-то произойдет.

Мое сердце стучало в горле, когда я открыла сумку и достала свои вещи. У куртки были глубокие карманы. Не колеблясь, я запихала паспорт, деньги и кредитные карточки во внутренние карманы, закрывая их на замок. Торопясь, я убедилась, что мой телефон полностью заряжен и выключен, положила его в левый карман.

Еще один толчок и самолет задрожал с неестественным скрипом.

Торопясь, я засунула компактное зеркало, зубную пасту, щетку, ювелирные изделия, которые не хотела складывать в чемодан, три резинки для волос, ручку, и нераспечатанный пончо, который купила в круглосуточном магазине, когда внезапно разыгралась гроза в Техасе на прошлой неделе.

Все, что могло поместиться, было спрятано в карманах и надежно закрыто молнией.

После того, как моя куртка была заполнена моим имуществом, я гладила свой блокнот с песнями, где каждый звук и каждая мелодия, были когда-либо мною созданы, каждая лирическая и музыкальная сказка приносила покой в мою душу. Этот блокнот был драгоценней золота для меня. Стоит больше, чем мой контракт со студией звукозаписи, который я недавно подписала. Лучше, чем любое признание или количество выступлений. Без моих набросков моя магия исчезнет. Я потеряю гармонию с миром, которую так люблю.

Но блокнот не влезет ни в один мой переполненный карман.

Другой поток воздуха подбросил нас как мячик для пинг-понга. Я бросила блокнот в мою сумку, позволяя ей резко упасть к ногам.

Я прислушивалась.

Довольны?

Небо сказало «Нет».

Ветер приготовился к возмездию.

А судьба разрушила всякую надежду когда-либо попасть домой.

— СЛАВА БОГУ.

Слова благодарности слетели с моих губ, как только колеса самолета коснулись взлетно-посадочной полосы аэропорта ФиГэл. Мои пальцы болели от сжимания подлокотников, и сердце навечно переселилось в горло.

Я не был трусом, большинство вещей меня не волновали, как меня могло что-то волновать, если я жил так, как я жил? Но когда дело дошло до такого рода события (которое так красноречиво напомнило нам, что мы были ничем в схеме вещей), то да, я получил приличную дозу ужаса.

Пока мы приземлялись, мой разум рисовал наихудшие сценарии мучительной боли и ужасной смерти. Крушение об землю, возгорание, сгорание всего дотла. Я чувствовал запах горелой плоти.

Атмосфера полета с момента первой вибрации полностью изменилась, превратившись в кровавый цикл встрясок и ударов. Это не было обычной турбулентностью, это было больше — яростная собака Баскервилей, играющая со своей добычей.

В то время как пассажиры оставались заперты в своих бесполезных креслах, стюардесса бегло осмотрела салон и пристегнулась. Ветер снаружи завывал громче, продолжая бросаться на нас сквозь облака.

Я посмотрел через проход на незнакомку и пожелал быть человеком получше, чертовым храбрецом. Я должен был поздороваться, учитывая судьбоносное время, показывающее, что у нас была связь.

Но я этого не сделал, и эта возможность была упущена, как только крылья самолета содрогнулись и искривились.

Чем ближе мы приближались к земле, тем больше адреналина выбрасывалось в мою кровь, особенно когда экраны телевизоров зашипели с помехами, и несколько шкафчиков сверху распахнулись и оттуда посыпались вещи.

Человеческие крики заглушали механические скрипы двигателей. Наша скорость увеличивалась по мере того, как мы пролетели через эту субстанцию, которая сделала своей миссией разорвать нас и оставить наши разорванные части в Тихом океане. Темнота снаружи скрывала наше место назначения, а разгневанные капли дождя стекали по окнам, пробуя нас... готовясь убить.

Я ожидал, что капитан закричит:

— Приготовьтесь к аварийной посадке! — Я приготовился к крушению и крайне нежелательной встрече со смертью.

Но он не закричал.

И так же быстро, как смерть подступила... мы выжили.

После сорока пяти минут тряски и ужаса, капитан сумел спасти нас от гибели. Мы остались невредимы, не считая нескольких синяков и ушибов от падающих сумок сверху. Ураган больше не владел нами, мы были основательно защищены землей, благодаря силе притяжения.

Жуткая тишина заполнила пространство самолета, пока мы катились к терминалу. Никто не говорил и не хлопал в знак признательности за приземление, или даже нервно не посмеивался. Это душераздирающе тяжелое испытание украло все праздничное настроение, показывая, насколько смертными мы были, когда природа хотела нас.

Самолет покачивался, когда мы повернули к терминалу. Воздушный трап покачивался из-за ветра, промокший от дождя и освещаемый вспышками молний.

Я ждал, пока самолет замедлится, и привычный шорох пассажиров сообщал, что скоро мы будем свободны. Как только мы припарковались, люди отстегнули ремни безопасности и начали собирать вещи и членов своих семей.

— Леди и джентльмены, добро пожаловать в Нади. — Голос капитана звучал в динамиках. — Я ценю ваше терпение и хочу поблагодарить за то, что сохраняли спокойствие. Мы только что были проинформированы управлением воздушного движения, что буря в настоящее время направляется в сторону севера и скоро закончится — информация для тех, кто направляется в гостиницы и домой. Те, кто делает здесь пересадку — ваши рейсы были отменены до дальнейшего распоряжения.

Люди раздраженно застонали, обвиняя капитана в нарушении их планов.

Хронические идиоты.

У них была настолько короткая память, и они забыли, что мы только что пережили?

Дерьмо, что насчет моего полета?

Я должен добраться до Кадаву, острова, где я буду строить дома для местных жителей в течение трех месяцев, до сегодняшнего вечера. В противном случае, я остаюсь без работы и без жилья.

Ожидая, пока проход освободится от надоедливых пассажиров, я схватил сумку и выскользнул со своего места. Мои глаза метнулись налево в поисках незнакомки.

Но ее там не было.

Она сбежала.

Нет, я ее не виню. Она чертовски нервничала большую часть полета, не говоря уже о беспорядке и турбулентности в конце. Я не был беспокойным пассажиром, но даже я предполагал, что после такого стресса не смогу передвигаться на ногах.

Что ж, тем лучше.

Она ушла.

Я был в безопасности, как того и хотел.

Опустив голову, я последовал за толпой вниз по трапу к возвышающемуся терминалу. По-видимому, еще один рейс только что прибыл, пережив тот же теплый прием, что и мы. Люди громко рассказывали о том, какие драмы и опасности им пришлось пережить на пути к цели.

Не что иное, как горе может превратить незнакомых людей в близких друзей.

Забросив свою сумку на плечо, я прошел мимо сплетников к таблоиду с информацией о вылетах других рейсов. Капитан сказал, что буря прекращается. Немножко везения и гидросамолет, на который я надеялся попасть, за час доставит меня в Кадаву.

Не то, чтобы я был готов вернуться в воздух, где продолжительность моей жизни колебалась, а потому, что я пообещал. Я сделаю то, во что верю.

Прошло много времени с тех пор, как я жертвовал собой, хотел жертвовать собой, поэтому я не позволю мелкому дождю и ветру остановить меня. Не сейчас, когда я так близко к искуплению за то, каким дерьмовым человеком был.

У меня нет выбора.

Я еду.

Сегодня.

Нахмурившись возле информационного таблоида, я поправил очки и провел рукой по лицу. Ничего, кроме красных букв и мигающего «ЗАДЕРЖАН» указано не было.

Все вокруг меня: уставшие семьи и кричащие на повышенных децибелах дети, посылали кипящее разочарование в мою кровь.

Я не мог оставаться здесь. Я не мог упустить единственную возможность искупить тот вред, который совершил.

К тому времени, как я пройду таможенный контроль, ураган закончится.

Держась за эту мысль, я прошел по аэропорту и послушно встал в очередь на регистрацию. Моя спина болела от родео при приземлении, но очередь не заняла много времени. Вручая паспорт и разрешение на работу, я был без проблем пропущен.

Я зашагал к багажному отделу, мой потрепанный рюкзак скользнул по желобу прямо к моим ногам. Я забрал свой багаж, повесил сумку на плечо и осмотрел терминал.

Благодаря высокому росту, я с легкостью увидел несколько сотрудников аэропорта поблизости. Выходы манили вновь прибывших пассажиров, чтобы впустить их в тропическую местность, а местные извозчики продавали ваучеры на доставку в гостиницу.

Я не хотел отправляться туда, я должен был найти возможность улететь отсюда или найти другую альтернативу.

Просматривая авиалинию, при помощи которой я смогу добраться до острова, предоставленную моим будущим работодателем, я направился к информационной будке, уворачиваясь от взволнованных курортников.

Была небольшая очередь, мое терпение было на исходе. Останавливаясь в конце, я бросил свой рюкзак под ноги, чтобы поберечь спину.

Наконец, была моя очередь.

Женщина с густыми черными волосами и широкой улыбкой подозвала меня жестом к себе.

— Могу я чем-нибудь помочь?

— Я надеюсь. — Пнув рюкзак ближе, я положил руки на стойку и улыбнулся. Отец всегда говорил, что у меня приятная улыбка, ровные зубы и порядочная внешность. Я был согласен с ровными зубами, но не совсем с порядочной внешностью. Мне чертовски повезло, что я получил рабочую визу.

Такие, как я, не сильно приветствуются.

Улыбаясь шире, работая своим обаянием, я надеялся получить то, что мне нужно.

— Я начинаю завтра работать в Кадаву. Я зарезервировал билет на сегодняшний рейс.

— Хорошо, прекрасно. — Она взяла листок с шестью именами на нем. — И ваше имя?

Я указал на листок с моими данными.

— Гэллоуэй Оук, — удобно расположенный в начале списка. — Это я.

Она посмотрела своими черными глазами на меня.

— Благодарю, что пользуетесь нашим сервисом, но, боюсь, у меня неутешительные новости.

Дерьмо.

Мое сердце упало, нежелательный гнев вспыхнул во мне.

— Если вы говорите о буре, пилот, с которым мы прилетели, сказал, что она постепенно прекращается.

Она кивнула с нежностью и теплотой во взгляде.

— Это так. На ФиГэл бури обычное явление, и они быстро прекращаются. Но мне жаль, мистер Оук, дождь сдвинул наше расписание. Мы не будем осуществлять полеты сегодня.

Мой желудок сжался.

— Но у меня обязательства.

Она покачала головой и поставила галочку возле моего имени.

— У вас бронь на первый доступный самолет завтра.

Это может еще сработать.

Если я попаду туда до шести утра.

Сглатывая разочарование, я спросил:

— В котором часу?

Она лучезарно улыбнулась, ее волосы ловили свет от ламп, расположенных на потолке.

— Около полудня. Вы можете отдохнуть в местном отеле и вернуться после вкусного завтрака. Не раннее начало дня.

Я провел рукой по лицу, внезапно ощущая нарушение суточного режима.

— Это не подходит. Я должен начинать в восемь.

— Мне жаль. — Она мяла уголок страницы. — Это невозможно. Это наша первая возможность.

— А что с другими авиакомпаниями? Кто-нибудь еще летает?

Она указала на безумие позади меня.

— Никто не улетит сегодня, мистер Оук. Интернациональные авиакомпании возобновят свои полеты через час, когда шторм закончится, но местные самолеты летать не будут. Мы усиленно работаем над размещением вас в гостиницах, и вы сможете продолжить свой путь завтра.

Я застонал.

Я не мог ждать.

Если я буду ждать, у меня не будет жилья, так как по договору я должен был работать за пищу и кровать. У меня не было денег, чтобы остановиться в гостинице.

— Уверен, здесь должен быть какой-то выход.

Ее дружелюбие поблекло.

— Мистер Оук. Буря...

— Если погода достаточно успокоится для других самолетов, наверняка сегодня будет безопасно лететь?

Она схватила ручку и нацарапала на полетном листе мое имя и название гостиницы рядом с ним.

— Наша авиалиния решила не рисковать. — Она передала мне конверт со словами: — Вот ваш ваучер на ужин и завтрак, доставка в отель включена. — Ее улыбка вернулась, но немного более натянутая, чем до этого. — Хорошего вечера, мистер Оук. Увидимся утром.

Прежде чем я успел возразить, она щелкнула пальцами, глядя через мое плечо.

— Следующий.

Мужчина грубо пихнул меня, проталкиваясь между мной и окошком, оперативно отодвигая меня прочь.

Придурок.

Я прикусил язык.

У меня всегда были проблемы с характером. Он принес мне достаточно много проблем. В день, когда покинул Англию, я пообещал, что возьму себя в руки. Работа с деревом и безобидными предметами помогали успокоиться тогда, когда другие злили меня (еще одна причина, почему я любил свою работу).

Я был в состоянии контролировать свою реакцию внешне, но внутри все, что я хотел сделать, — взять голову мудака и несколько раз ударить ею об стол.

У тебя нет на это времени.

Перелет в Кадаву будет недолгим. Буря утихала. Я должен был найти способ добраться туда сегодня.

Я подхватил рюкзак с пола и зашагал прочь, в поисках решения моего кошмара.

Я совершала ошибки, так много ошибок. Я скрылась от тех, кто говорил мне отказаться от стихов. Я избегала тех, кто не понимает Си-мажор и Ре-минор. Я игнорировала тех, кто не понимал мою речь в виде октав и арпеГэлрованных аккордов (прим. пер.: АрпеГэло — способ исполнения аккордов на фортепиано, некоторых клавишных)

Я ошибка. Я личность.

Я сделала неправильный выбор. У меня был единственный выбор.

Я умерла. Я выжила.

Я не слушала. Я слушала.

Взято с блокнота Э. Э.

…

СВЯТАЯ МАТЕРЬ БОЖЬЯ.

Пережила ли я достаточно драмы в этой поездке? Сначала все эти проблемы со службой безопасности и посадкой на самолет, потом с аварийной посадкой, с угрозой крушения.

Меня трясло, не переставая.

Меня рвало в дурацкий пакет, предоставленный стюардессой и предусмотренный для воздушной болезни. Я обняла мою куртку с набитыми карманами, будто бы каким-то чудом выжила с карманным зеркальцем и зубной пастой. И я ненавидела, как страх смерти показал мне, сколько времени в своей жизни я потратила впустую. Как я ожидала счастья в будущем, которое не могла предвидеть. Как я позволяю страху распоряжаться моими решениями, а не делать то, о чем говорила в своих песнях.

Ты жива.

Будь благодарна.

Я благодарна.

Бесконечно благодарна.

Но, несмотря на мою признательность, я не могла перестать дрожать, насколько близко к смерти я была.

Это была небольшая буря. Ты не была одной ногой в могиле.

Я прошла в здание аэропорта, не в состоянии переварить последний час турбулентности, ужаса, и, наконец, приземления в целости и сохранности. Понимая, как странно я принимала те финальные моменты, где по-настоящему глубоко смотрела на то, кем я была, и что вынуждало меня посмотреть на то, от чего я бежала.

Я нашла себя потерянной.

Было странно идти через аэропорт, до сих пор выглядеть, звучать и двигаться как я, когда что-то столь необратимо изменилось.

Я думала, что умру.

Ты чересчур драматизируешь ситуацию.

Неважно, мысль о прощании заставила мои глаза широко открыться. Я столкнулась с моими самыми глубокими, самыми темными секретами, и мне не понравилось встретиться с ними лицом к лицу.

В эти ужасные моменты приближения смерти я представила идеальную меня мне настоящей.

И мне это не понравилось.

Мне страшно.

Не только мысли о неудачах и смерти, а также об успехе и жизни.

Мэделин подарила мне карьеру мечты после десятилетия бессмысленного труда. Она дала мне что-то бесценное после того, как моя семья умерла. И все, что я могла делать, — это стонать из-за сборища народа и прятаться в углах, когда люди хотели подружиться и поздравить меня.

Кто так делает?

Кто охотно выбирает жизнь в одиночестве, потому что слишком боится делиться собой с другими?

Кто я?

Я не знала.

Больше не знала.

Девушка, которой я была, когда вылетала из Америки, на самом деле умерла, будто мы действительно потерпели крушение. Я больше не хотела быть той Эстель. Я хотела быть кем-то большим. Кем-то лучшим. Кем-то, кем я могла бы гордиться. Если настанет еще один жизнь-или-смерть момент и поставит на счетчик мою жизнь, я хотела бы быть счастливой, не страдающей.

Я не хотела ни о чем сожалеть, но сейчас... у меня были миллионы сожалений.

Схватив свой чемодан, как только он показался на ленте, я сжала ваучер на проживание в отеле и транспортировку туда, и направилась к выходу. Мой чемодан скрипел позади меня. Мне нужен был новый. Колеса на этом уже все стерлись и износились.

Через несколько минут я доберусь домой, я собираюсь возродить себя.

Дом.

От мысли о том, что придется спать в каком-то отеле, мои глаза наполнились слезами разочарования. Я просила на стойке регистрации о возможности подождать. Я была бы счастлива ждать в терминале аэропорта первого возможного вылета. Я согласна быть терпеливой. Но, несмотря на то, что буря уже прошла, а остальные авиалинии возобновят свои полеты вечером, экипаж местных самолетов был твердо настроен не рисковать лететь.

Это было их окончательное решение, и у меня не было возможности попасть домой (если только не вплавь).

Мне нужно поспать. Я хочу, чтобы этот день закончился.

Я ненавидела плаксивый голос внутри, жалующийся на неудобства и задержки. Несколько минут назад я признала, что мне не нравится мое желание прятаться и убегать от контакта с людьми.

Возможно, знаки пытались сказать не избегать беды, а идти к ней, так я смогу осознать чего мне не хватает, пока не стало слишком поздно.

Возможно, знаки были не о смерти или пробуждении.

Тогда что это?

Предупреждение?

Что-то, показывающее насколько сильно мне нужно погрузиться в жизнь, которую я растрачивала впустую, упуская каждое испытание и бесценный момент, превращающиеся в пятно неоплаченной радости?

Если это так... что я должна с этим делать? Быть более спонтанной? Быть храброй, пробовать новое и внести изменения в мой установленный план?

— Вы из семьи Эвермор? — Жилистый мужчина в бирюзовой рубашке с красным карманом на груди улыбнулся, когда я остановилась у пункта сбора С. Мне сказали ждать там, и меня доставят в гостиницу.

Гостиницу, полную шумных людей. Полную стресса. Бессонницы.

Я содрогнулась.

Прекрати.

Возрождение... помнишь?

Ты могла бы встретить красивого незнакомца в ресторане отеля и провести хорошее время перед полетом домой, который запланирован на завтра.

Я усмехнулась.

Если бы.

— Мисс... вы миссис Эвермор?

Я нахмурилась.

— Я Эстель Эвермор, но путешествую одна.

Лоб парня покрылся морщинами.

— Хм. Так вы не с Данканом, Амелией, Коннором и Пиппой Эвермор?

— Что? Нет... — Я посмотрела мимо гида и замерла. Возле декорированного жасмином микроавтобуса стояла семья, с которой мы встречались в Лос-Анджелесе, когда я застряла на таможне.

Женщина помахала мне, улыбаясь.

— Здравствуйте еще раз.

Я сглотнула.

— Эм, привет.

Водитель постучал по своему клипборду.

— Так вы знакомы? Вы семья или нет?

— Мы встречались, но не родственники, — муж со своей бородой ухмыльнулся. — Мы незнакомцы, но более чем рады путешествовать в одном автобусе. — Он подошел ко мне с протянутой рукой. — Я Данкан. Приятно познакомиться.

Мои манеры взяли верх.

— Эстель. Приятно познакомиться... еще раз.

— Взаимно, Эстель. Это было довольно странно в Штатах, не так ли? Никогда раньше не встречал других Эвермор. Быть может, мы родственники, но просто не знаем об этом. — Он подмигнул и мягко пожал мою руку в приветствии. — Ну что ж, любая девушка, которая так же красива, как и вы, приветствуется присоединиться к нашей семье. — Поворачиваясь к своим близким, он указал на каждого по очереди. — Мои жена Амелия и наши отпрыски Коннор и Пиппа, — он закатил глаза на свое потомство. — Поздоровайтесь, дети.

Маленькая девочка обняла игрушечного котенка.

— Привет.

Мальчик-подросток не оторвал взгляда от игрового девайса, его пальцы летали над кнопками управления.

Я неуверенно помахала.

— Привет, ребята.

— Не обращайте на них внимания. Просто устали и хотят спать. — Данкан сделал шаг назад. — Итак, что привело вас на ФиГэл?

Перед тем, как я смогла ответить, я услышала шаги позади себя, за которыми последовал вздох.

— Вы.

Когда я обернулась, мое сердце пропустило удар. Мой взгляд упал на ярко-голубые глаза, так очаровательно обрамленные в черные очки.

Мужчина из Лос-Анджелеса.

— Вы.

Он ухмыльнулся.

— Я только что это сказал.

— Что вы здесь делаете? — Нервная дрожь прошлась по моей коже, добавляясь к потрясению после турбулентности.

— Я думаю то же, что и ты.

Водитель вмешался.

— Вы мистер Оук?

Он отвел взгляд от меня.

— Да, это я. — Закидывая свой рюкзак на плечо, он провел рукой по густым, темным волосам. Локоны сразу же упали на лоб, будто утверждая, что они тоже часть лица и отказывались сдаваться. Его кожа была идеально белой, как у настоящего англичанина, в то время как рост и накачанные мышцы намекнули, что он, должно быть, больше фермерский мальчик, чем аристократ.

В моей голове рисовались картинки, как он трудится под палящим солнцем (без рубашки, естественно), а его очки сползают по вспотевшему носу.

Я никогда не думала об очках с сексуальным подтекстом (это больше неудобство) но на нем они сидели... святое дерьмо.

Его внимание вернулось ко мне. Он наклонил голову и облизал нижнюю губу.

— Я удивлялся, куда ты исчезла.

— Простите. — Я ненавидела, как его хриплый голос скользнул под моей одеждой, будто он уже видел меня голой. Я терпеть не могла, как его акцент заставлял отменить множество моих правил и просить его рассказать о себе и поделиться моей историей взамен. Я никогда не хотела разговаривать о себе... так почему он? Что делает его особенным?

— В самолете. Ты сбежала, когда мы приземлились.

Мое сердце остановилось.

— Подожди. Ты видел меня на борту? — Моя кожа вспыхнули от смущения. Он видел, как меня рвало? Он был свидетелем психованной идиотки, запихивающей в свою куртку столько вещей, сколько могло поместиться в карманы, несмотря на то, что в этой жаре куртка была неуместной, и все потому, что у нее безумная идея, что после падения с высоты тысяч метров, она выживет в штормовом океане?

Прекрасно.

Чертовски блестяще.

— Я видел тебя. Даже хотел подойти и поговорить. — Его взгляд скользнул по моему носу, щекам и губам, проявляя больше вольности, чем следовало бы незнакомому человеку. Его чертовы очки сверкали в огнях, притягивая все мое внимание на ту его часть, от которой я хотела убежать.

Подождите...

Хотел поговорить со мной, но не подошел. Видимо, потому, что он видел меня в моем сумасшедшем великолепии.

Мой голос нервно дрогнул.

— И почему не сделал?

Зачем ты спрашиваешь?

Я не хотела знать, что его остановило. Но я договорилась с собой, что возрожу себя по приезду домой. Кого бы он ни видел в самолете, этого человека больше не существует.

Тогда какая тебе разница, если ты больше не тот человек?

Заткнись!

Господи, я раздражаю саму себя.

Его брови изогнулись в совершенно озорном виде.

— Почему не сделал, что? — Связь между нами накалилась за секунды.

Серьезно?

Он привлекал меня, и я, как глупая рыба, не могла пройти мимо крючка.

— Не подошел заговорить со мной?

Внезапно раскаленное сознание взорвалось его звонким смехом.

— Ох. Скажем так, у меня были свои причины.

Мои щеки вспыхнули, будто он ударил меня физически. Я не знала, как на это реагировать.

Должна ли я быть впечатленной, что он заметил меня, и не волноваться, почему он не подошел, или огорчиться, что я его интересовала, но не достаточно, чтобы привлечь к общению?

Эгоистичный придурок.

Данкан рассмеялся себе под нос, возвращаясь к своей жене.

Мистер Оук заметил, что за нами наблюдали и краткий проблеск человека, который преследовал то, что он хочет (но по какой-то причине не преследовал меня) исчез, оставив вежливого незнакомца.

Он помахал семье Эвермор.

— Гэллоуэй. — Его взгляд опять обратился ко мне. Наклонившись вперед, он протянул руку. — Во всяком случае, мы говорили сейчас, так что ничего страшного. Как я только что сказал... я Гэллоуэй.

Машинально я подала руку для пожатия.

Большая ошибка.

Колоссальная ошибка.

В момент, когда мы соприкоснулись, моя кожа вспыхнула от смущения, которое превратилось в сексуальный туман, смешиваясь с по́том из-за влажных тропиков, скатываясь грязной капелькой по моему позвоночнику.

Его прикосновение почувствовалось как сотни фейерверков — ярких, мерцающих и абсолютно живых, по сравнению с моей плотью.

Его рот открылся.

Пальцы сжались вокруг моих.

И водитель громко закашлял, роняя ручку у моих ног.

Ахх! Я отскочила в сторону, выдернув руку из руки Гэллоуэя, оставаясь в замешательстве и не совсем расстроенной, что прикосновение было разорвано.

Что, к черту, это было?

И почему я в равной степени очарована и чувствую отвращение к этому дерзкому английскому мужчине, который одновременно и похвалил и оскорбил меня, и все на одном дыхании?

— Готовы идти? — Водитель подошел к микроавтобусу и бросил клипборд внутрь. Подойдя ко мне, он забрал мой чемодан и покатил его к прицепу для багажа. — Все собрались. Поехали. Прекрасное время доставить вас до гостиницы, прежде чем опять начнется дождь.

Шок от кражи моего чемодана отвлек от мыслей о Гэллоуэе и его необъяснимой силе. Я профессиональный композитор и певица. Я не была глупой молчуньей, оказавшись рядом с красивым мужчиной.

Стаскивая мою тяжелую куртку с плеч, я вытерла капельки пота со лба.

— Подождите... вы уверены, что не будет другого рейса сегодня? — Я предпочла бы остаться в здании аэропорта, во всяком случае.

— И правда, — пробормотал Гэллоуэй. Его щетина сверкала в слабом освещении. — Мне нужно уехать сегодня. Не утром. Мне без разницы, что они говорят. Мне нужно добраться до Кадаву.

Водитель наклонил голову.

— Кадаву?

Гэллоуэй скрестил руки.

— Первым делом я начну работать. Если я не прибуду туда вовремя, то потеряю свой контракт. — Он сделал шаг к водителю. — Уверен, вы должны знать кого-то, кто готов лететь, — указывая на когда-то грозовое, но теперь спокойное небо, он добавил: — Там, скорее всего, нет ветра, и буря закончилась, как они и сказали. Отправляться в путь безопасно.

Данкан Эвермор вышел вперед.

— Не хотел прерывать, но нам хотелось бы добраться до курорта Матава. Если вы хотите, мы можем объединить свои силы и посмотрим, удастся ли нам нанять лодку или еще что-нибудь. — Он посмотрел через плечо на семью. — Я предпочитаю добраться до нашей гостиницы и начать отпуск сейчас, чем тратить время утром, упаковывая чемодан и ждать следующего рейса.

Водитель проворчал под нос:

— На лодке добираться слишком долго, и никто не будет плыть в темноте.

Гэллоуэй проигнорировал его, сосредотачиваясь на идее Данкана.

— Я с тобой. И я буду рад разделить расходы, если это значит, что мы доберемся сегодня.

— Невозможно. — Водитель покачал головой. — Никто не отправится в путь сегодня.

Амелия (жена Данкана) привлекла мое внимание. Мы улыбались, пожимая плечами.

Мужчины.

Несмотря на то, что им уже несколько раз сказали, что путешествовать невозможно, они все равно продолжали упрямо пытаться.

Гэллоуэй открыл свою сумку и вытащил конверт, набитый деньгами.

— Мы заплатим, — помахав им перед водителем, он усмехнулся. — Вы поможете нам добиться желаемого и получите бонус.

Не в состоянии оторвать взгляда от денег, водитель почесал подбородок.

— Кадаву и Матава?

Гэллоуэй и Данкан вместе кивнули.

— Именно так. Но это должно быть сегодня и для всех нас.

«Всех нас» не включая меня, конечно же.

Мое сердце выскакивало из груди, меня полностью игнорировали. Единственный человек, который обращал на меня внимание, это маленькая девочка, обнимающая плюшевого котенка.

Так или иначе, мы все незнакомцы, но именно на меня не обращали внимания.

Снова.

Обычно меня это устраивает. Я намеренно отстранялась, позволяя другим объединиться, так я могла оставаться тихой и в стороне, как я любила.

Но в этот раз я чувствовала себя покинутой, будто планировалось приключение, а меня не пригласили.

Это еще один знак?

Еще один намек, что жизнь кипит вокруг меня, и если я не достаточно храбра, для того, чтобы прыгнуть в нее, пропущу еще одну возможность.

Мое сердце грохотало внутри.

Возможно, мое возрождение должно было случиться здесь... а не дома в Австралии.

Водитель достал мобильный телефон из заднего кармана.

— Подождите минуту. — Отойдя в сторону, он прижал телефон к уху и начал разговор с кем-то.

Данкан пожал руку Гэллоуэй.

— Видимо, нам сегодня везет, мой мальчик.

Гэллоуэй свернул конверт с деньгами и засунул его глубоко в сумку.

— Надеюсь. У меня нет выбора. Я не принимаю «нет» за ответ. — Его взгляд вернулся ко мне.

Не поддавшись его власти снова, я сознательно отвела взгляд, изображая интерес к рекламному щиту дайвинг-сайта, полным изображений редких рыб и рифовых акул. Реклама передавала истинные цвета ФиГэл — ярко-розовые, голубые и желтые. Это было абсолютно не похоже на мрачный вечер, где черный цвет был цветом неба, и запах теплого асфальта и гниющего мусора затмил радость от начала отпуска.

Наконец водитель вернулся.

— Курорт Матава на острове Кадаву, верно? — Печатая на телефоне, его взгляд загорелся. — Очень эксклюзивный курорт. Дорогой.

Данкан напрягся, понимая намек.

— Если вопрос в цене, назовите ее. Я уверен, мы сможем договориться.

Гэллоуэй не двигался. Он стоял неподвижно, но внутренне я почувствовала острую необходимость подойти вперед, не оставаясь в стороне. Независимо от его цели или причины, он не отступит и не признает свое поражение.

Я завидовала ему.

Завидовала, что у него была такая страсть к нарушению правил и тому, чтобы добиться своих целей.

— Я с Данканом, — сказал Гэллоуэй. — Найдите способ доставить нас туда, и мы обсудим цену.

Водитель сгорбился возле своего микроавтобуса, не обращая внимания на других пассажиров, желавших добраться до своих пунктов назначения.

— У меня есть друг.

Данкан хлопнул его по плечу.

— Отлично. В чем заминка?

— Заминка? — Водитель сразу же посмотрела на автобус, будто мы его разгромили, пока он разговаривал по телефону. — Какая заминка?

Гэллоуэй усмехнулся.

— Он имеет в виду сколько?

Водитель улыбнулся.

— Пятьсот долларов с человека.

— Ни за что. Пятьсот долларов за всех нас. — Указывая на свою семью и на Гэллоуэй, Данкан отрезал. — Пять сотен за пятерых человек.

Подождите.

Что я должна была делать? Смиренно ехать в гостиницу, куда я не хотела, заселиться в номер, который меня не интересовал, и спать в кровати, которую я уже презирала?

Нет.

У них были свои планы, пока я тонула в нерешительности. У меня не было стержня в жизни. Я была создана быть пассажиром, плывя по течению. Я хотела иметь какое-то направление сейчас.

Я хотела жить.

Я не буду больше игнорировать знаки.

Если я не могу попасть домой, то лучше поеду в другое место. Я буду праздновать так, как, по словам Мэди, должна. Я буду наслаждаться отдыхом, новыми приключениями и чем-то спонтанным — все потому, что я могла.

— Эмм, мистер Эвермор?

Данкан остановился, любезно улыбаясь.

— Да?

Я игнорировала взгляд Гэллоуэй.

— Этот курорт, который вы упомянули. Он спокойный?

Амелия ответила вместо него, заправляя волосы, цвета меди, за ухо.

— Это Эко Лодж. Соломенные крыши, солнечные батареи и никаких химических следов. Для тех, кто ценит уединение и спокойствие.

Святое дерьмо, звучит превосходно.

Идиллия.

Как будто создано для меня.

Я могла бы отдохнуть у бассейна (если там есть бассейн), писать, грезить наяву и планировать будущее, в котором боялась жить.

Мое сердце пропустило удар, но в этот раз в надежде.

— Как думаете, у них остались свободные места?

Данкан почесал подбородок.

— Я сделал бронь лишь неделю назад, и они говорили, что только половина домиков занята. На вашем месте я бы рискнул.

Мысли о мире и спокойствии привлекали все больше и больше. Я могла бы взять неделю отдыха и восстановиться после моего турне, перед возвращением домой, где интернет поглотит меня, работа начнет рушить меня, и где ждут обязательства.

Зачем мне торопиться назад, если я могу провести неделю только для себя?

Я всегда была организованным человеком. Никогда не ввязывалась в авантюры и не принимала спонтанных решений, но что если это именно то, что мне нужно?

И они улетают без меня.

Где я потеряю больше? Позволить им найти путь в рай и отправиться в какой-то ужасный отель или рискнуть, отправившись с ними, и получить лучший опыт в моей жизни?

Я улыбнулась водителю.

— Мы заплатим шесть сотен за шестерых человек.

Эко Лодж поднял бровь.

— Ты едешь тоже? Но я думал, ты сказала…

— Без разницы. Я передумала.

— Ты так можешь? Просто передумать?

Моя улыбка окаменела.

— Я могу делать все, что захочу.

— Ты не должна... — он нахмурился, — не знаю. Работать или что-нибудь еще?

Язык его тела изменился от нетерпения до неприветливости. Почему ехать со мной для него было проблемой? Я же не просила его жениться на мне. И мы больше никогда не увидимся после этого.

— Какое, черт возьми, тебе до этого дело?

Гэллоуэй вздрогнул.

— Что ты имеешь в виду? Мне нет дела.

— Ты не хочешь, чтобы я с вами ехала.

— Я никогда такого не говорил.

— Нет, сказал.

— Без разницы. Думай, что хочешь. Я просто заботился о твоем благополучии.

Я уперла руки в бока.

— Мое благополучие. С чего это ты заботился о моем благополучии? Ты даже не знаешь меня.

— Так точно. Не знает. — Данкан встал между нами, выступая в качестве арбитра. — Шесть человек. Никаких проблем. — Похлопав меня по плечу, он улыбнулся. — Будет приятно с вами путешествовать, Эстель.

— Эстель? — Гэллоуэй проговорил мое имя, превратив его из простого обращения в жесткую ласку. — Тебя так зовут?

— Только не говори мне, что у тебя с этим проблема тоже.

Его лицо напряглось.

— У меня нет никаких проблем с тобой. Нет проблем. Никаких.

— Тогда перестань быть проблемой для меня, — огрызнулась я.

Его глаза обратились в сталь, и все дружелюбие и, какая бы то ни была, связь между нами испарилась.

Придурок.

У него была возможность поговорить со мной в самолете, но он ею не воспользовался. Он считал меня недостойной своего времени, оскорбил меня несколько раз, и это мы только встретились.

В данный момент и на будущее я выкину его из своих мыслей и не потрачу больше ни секунды на него.

За исключением написать о нем злую песню, где его ждет плохой финал.

— Хорошо, шесть людей за шесть сотен. По рукам. — Водитель оттолкнулся от микроавтобуса и рывком открыл раздвижную дверь. — Садитесь.

Дети Эвермор залезли первыми, за ними Амелия и Данкан. Гэллоуэй встал передо мной, остановившись поговорить с водителем.

— Куда именно вы нас везете?

Водитель сказал:

— У меня есть двоюродный брат, который доставляет продукцию и расходные материалы к прилегающим островам. Он может помочь.

— Он может доставить нас туда сегодня?

Мужчина кивнул.

— Сегодня. Без проблем.

— Отлично. — Холодно улыбнувшись, Гэллоуэй забрался в микроавтобус.

Обнимая свю куртку с полными карманами вещей для выживания, я скользнула внутрь вслед за ним, сев на свободное место рядом с Пиппой. Маленькая девочка улыбнулась, поглаживая лапку своего котенка. Мы переглянулись, когда водитель захлопнул дверь, сдавливая нас в ограниченном пространстве.

Мой разум бросился к идее проснуться завтра на тихом пляже, кушать свежие фрукты и сочинять песни под солнечными лучами.

Я была зла на Гэллоуэя и уставшая больше, чем когда-либо в течение двух месяцев в дороге, но в первый раз... я была безоговорочно счастлива.

Я горжусь собой.

Я, наконец, прислушалась к знакам жить основательнее, громче, ярче.

Наконец, обратила внимание и решила не растрачивать свою жизнь на заурядность.

Жаль, что я совершенно неправильно поняла знаки.

Они не говорили быть смелой. Жить моментом. Быть безрассудной, глупой и действующей.

Они были там как баррикады от достижения тех ошибок, которые я сейчас совершила.

Как ни странно, я сделала прямо противоположное тому, что должна была.

Пытаясь выжить, я убила себя.

Я не мог перестать смотреть на нее.

Мой взгляд каким-то образом возвращался к ней, несмотря на то, как она взбесила меня.

Какого черта она здесь делает?

Она не такая, как я.

У нее не было причин бежать.

У нее была бронь на самолет, вылетающий утром, и она могла бы остаться в дерьмовой гостинице, предоставленной авиакомпанией, и уехать, как только представится возможность. Так почему, черт возьми, она передумала и теперь едет с нами?

Глупая девушка.

Глупая, красивая, чертовски сексуальная девушка.

Почему она не может исчезнуть и дать мне жить моей долбаной жизнью?

Ты ничего о ней не знаешь.

Я и не хотел. Я лишь разговаривал с ней пару раз и уже догадался, что она требовательная мегера со сложным характером.

Мои кулаки сжались, когда автобус подпрыгнул на плохо асфальтированном участке, двигаясь через деревни, погруженные в темноту.

Я не мог прекратить пялиться.

Почему, черт возьми, я не мог прекратить пялиться?

Я был рад, что не заговорил с ней в самолете. Я бы хотел не разговаривать с ней вообще. Мало того, что она разрушила нарисованный мною образ сладкой женщины, которая позволила бы ходить за ней по пятам, при этом, не держа мои яйца в кулаке, так теперь у меня сложилась не желаемая ситуация — я вынужден путешествовать с ней.

И что было еще хуже... она будет на моем острове.

Кадаву.

Она хотела заселиться в гостиницу, куда направлялись Эвермор, и инфицировать мой кусочек рая. Она была бы достаточно близко, чтобы нанести ей визит, чтобы извиниться, опустить мои стены, угомонить мой нрав и разобраться в том, что, черт возьми, между нами произошло, когда мы соприкоснулись.

Она ни разу не посмотрела в мою сторону.

Я протер свои очки лишь для того, чтобы быть уверенным, что не пропущу брошенный на меня украдкой взгляд.

Абсолютно ничего.

Ее глаза сосредоточились на мелькающей местности ФиГэл, пальцы постукивали нелепый бит по куртке, лежащей на коленях. Она сняла свой розовый джемпер и нежные линии ее голых плеч и проглядывающиеся бретельки от бюстгальтера под черным топом, взбесили меня еще больше.

Почему, блядь, она так действовала на меня? Это было недопустимо. Не тогда, когда я был так близко к достижению чего-то правильного. Не тогда, когда я не хотел иметь ничего общего со сложностями и отношениями, которых не заслуживал.

Маленькая девочка, сидящая радом, дернула ее за куртку, тыкая в оттопыренные карманы.

Эстель (что за сексуальное, восхитительное имя?) хихикнула, наклоняясь ближе, чтобы пообщаться с ребенком.

Напряжение от страха, пережитого на самолете, прошло, открывая иную сторону женщины, которую я не хотел знать.

Теперь она выглядела почти... взволнованной. Свободной. Молодой и мудрой одновременно.

Что заставило ее передумать?

Куда она направлялась прежде, чем бросить свои планы на произвол судьбы и решить присоединиться к кучке незнакомых людей, чтобы полететь на остров в Богом забытом месте?

Кто так делает?

Кто живет так свободно?

Мои губы дернулись из-за очертаний ее рта.

Какова она на вкус, если ее поцеловать? Как бы она отреагировала? Ответила бы на поцелуй или двинула мне по яйцам?

Я, блядь, не хочу целовать ее.

Я застонал и потер виски́, пытаясь себя контролировать.

Я хотел открыть дверь и выбросить ее на ходу из машины. Хотел, чтобы она была далеко-далеко от меня, прежде чем жажда поглотит меня. Потому что, если я поддамся жажде, я буду опьяненный. Она тоже будет.

У меня нет на это времени.

Данкан и его семья оставались спокойными, пока крупные капли дождя прерывисто стучали по крыше микроавтобуса. Пальмы качались в темноте, освещенные случайными уличными фонарями, которые превращали их в жутких скелетов, в то время как мы все дальше проезжали в заросли леса.

Поездка не была долгой. В конце концов, Вити-Леву не был большим островом. Как бы то ни было, дождь намочил деревья и банановые плантации. Буря прошла, но выпадение осадков и влажность означали, что тропики никогда не бывают по-настоящему сухими.

Мои зубы заскрежетали, когда мы свернули прямо на выбоине и поехали вниз по длинной дороге, ведущей к взлетно-посадочной полосе, где каркасы винтовых самолетов и несколько грустно выглядящих вертолетов покоились в ночи.

Эстель выглянула в окно, когда мы подъехали к соломенному бунгало. Водитель вылез наружу и открыл нашу дверь.

Мы все вывалились со смесью ругательств.

Чемоданы и ручные клади перетащились из микроавтобуса в ветхий офис с тусклыми лампами, свисающими с потолка, так быстро, как только возможно. Влажность сделала все возможное, чтобы мы вспотели, превращая уставших пассажиров в кучу промокшей одежды.

Оставив наши сумки в фойе возле стола с древним принтером и факсом, наша грустная маленькая группа обследовала не слишком гостеприимный офис.

Водитель указал на пол в универсальном знаке «оставайтесь здесь» и исчез в коридоре, где, я предполагал, был главный по планированию перевозок.

Эстель мимолетно посмотрела на меня, во время просмотра черно-белых фотографий на стене, изображающих самолеты и вертолеты, пролетавшие над красивыми островами.

Крошечный взгляд завладел моим вниманием, завлекая меня, несмотря на мои пожелания. Вступительная речь и несвязные аргументы заполнили мою голову. Если я должен терпеть странную связь, возникшую между нами, тогда ей должно быть так же некомфортно, как и мне.

Прежде чем я успел придумать колкое, остроумное замечание, Эстель повернулась ко мне спиной и начала изучать большую карту ФиГэл с ее широко распространенными островами, криво наклеенную на стене. Семья Эвермор клевала носом, бормоча и успокаивая детей, что в ближайшее время они будут в раю и с возможностью поспать.

Я стоял как долбанный идиот.

Нуждаясь сделать что-то, я провел рукой по волосам и направился за водителем. В конце коридора, я зашел в офис, в котором он исчез.

Двое мужчин разговаривали на хинди, давая мне знать, что они были индо-фиГэлйского происхождения. Они активно жестикулировали, пока я прошелся по комнате, рассматривая графики и диаграммы траекторий полетов и другие авиационные атрибуты.

Наш водитель указал наружу, на влажную ночь, кивая, будто это был прекрасный вечер, чтобы лететь. Другой мужчина покачал головой, тряся своими часами перед лицом своего друга и морща нос в несогласии.

Черт побери, он должен нас взять.

Если бы это было неважно, я бы с радостью переночевал в каком-то дерьмовом отеле. Но это было важно. Мне нужно там быть. Я не облажаюсь опять.

Засунув руки в карманы, я подошел к ним.

— Слушайте, мы готовы заплатить. Как долго длится полет? Около часа? Это означает, что вы получите хорошие деньги и вернетесь домой через пару часов. — Натянуто улыбаясь, я вытащил пачку денег из своего заднего кармана (это все, что осталось). — Надеюсь, мы договорились? Мы заплатим авансом. Как насчет этого?

Оставшаяся американская валюта была под рукой. Я заплачу за всех, а они вернут мне деньги позже.

Водитель прокашлялся, указывая своему другу на деньги в моей руке.

Я улыбнулся.

— Видите, хорошая сделка.

Нахмурившись, другой мужчина, я полагаю, наш пилот, подошел ближе. Игнорируя деньги, он протянул руку для рукопожатия. Переложив наличные в левую руку, я пожал его правую, завершая социальные тонкости.

Прерывая наш контакт, мужчина сказал:

— Я Акин. А вы?

— Гэллоуэй.

— Мистер Гэллоуэй, вы осознаете, что есть опасность шторма на ФиГэл?

— Пилот самолета, на котором мы прилетели, сказал, что картина погоды улучшается.

Акин ходил вокруг меня, заставляя меня чувствовать себя непослушным студентом, слушающим своего профессора. Парень не был старым, но на его лице наложили отпечаток стресс и трудности.

— Может быть, но это меняется с направлением ветра. Дождевые облака, грозы с турбулентным воздухом могут быть смертельно опасными.

Мое сердце пропустило удар от мысли, что этот последний шанс будет потерян. Я не идиот. Если профессионал сказал, что это рискованно, то что для меня важнее? Моя жизнь или работа?

Но я ценил этот второй шанс почти столько же. Это была не просто работа. Это была возможность найти свое счастье снова.

Мои пальцы вцепились в деньги. Слова заполнили мой рот, чтобы возразить, но я не стал возражать. Я сделал все возможное. Если это было слишком опасно, то... ладно. Еще одна мечта разрушена. Я должен поменять билет и улететь обратно в Англию завтра, а не через три месяца. Я должен признаться своему отцу, что лгал ему. Я должен признать, что не заслуживаю того, чего хотел.

Черт побери.

Наш водитель снова перешел на хинди. Я оставил их наедине. Я попытался и провалился.

Пройдя по коридору, я встретился взглядом с Эстель. Зелено-карие, цвета лесного ореха глаза сначала загорелись в ожидании, а потом потухли в разочаровании. Она поняла, лишь посмотрев на меня, что мы никуда не едем, не сегодня.

Данкан отошел от своих детей и жены.

— Какие новости? Когда вылетаем?

Я потер шею, сжимая основание позвоночника из-за внезапной головной боли.

— Мы не летим.

— Сколько людей? — Акин прервал меня, стреляя взглядом, когда появился в конце коридора.

— Что?

Эстель ответила вместо меня:

— Шесть, плюс багаж.

Акин скрестил руки.

— Нет. У меня Р44, максимальная вместительность 4 человека. — Он хмуро посмотрел на детей. — Я расчистил кабину от всех ненужных вещей, так я смогу перевозить больше поставок для работы. Можно втиснуть детей, но багаж не поместится.

Амелия вышла вперед.

— Но нам нужны наши вещи. Как вы себе это представляете?

— Я привезу их завтра, когда буду делать свой обычный маршрут, доставляя продукцию к окружающим гостиницам. — Акин склонил подбородок. — Таковы мои условия. Улететь сейчас с ограниченным количеством вещей или завтра с вашим багажом и в лучших условиях.

Мое сердце подпрыгнуло. Мне все равно. Большинство моих туалетных принадлежностей находятся в сумке и ничего важного в багаже.

— Если мы можем взять самое необходимое, я в деле.

Эстель откашлялась, обхватив куртку.

Почему, черт возьми, она до сих пор держит эту вещь? Она, должно быть, полностью вспотела под ней, даже если куртка не была надета.

Взглянув на свой переполненный чемодан, она сказала:

— Если я могу взять ручную кладь с собой, я тоже согласна. Насколько безопасно оставлять мои ценные вещи, такие, как ноутбук, здесь на всю ночь?

— Очень безопасно. — Акин кивнул. — Я позабочусь о вашем имуществе, пока не привезу его вам.

Устремляя взгляд на семью Эвермор, он спросил:

— Что насчет вас? Я согласен доставить вас в Кадаву на своем вертолете. Но мы отправляемся сейчас, и вы следуете всем моим инструкциям.

Я посмотрел на нашего водителя. Он стоял позади Акина, прислонившись к стене. Что он такого сказал, чтобы переубедить его? Акин был довольно непреклонен, чтобы лететь в шторм.

— Вы уверены, что это безопасно? — пробормотал я. — После вашего нежелания лететь раньше?

Акин посмотрел в мою сторону.

— Да, я проверил прогноз погоды, и вы правы. Буря прекращается. Этого достаточно, чтобы сделать короткий перелет. — Он сверкнул глазами. — Поверьте, если бы я не думал, что это безопасно, я бы этого не делал. В конце концов, не только ваша жизнь на кону, не так ли?

Хороший аргумент.

— Достаточно справедливо.

— Есть еще одна вещь, о которой я должен упомянуть, и выбор за вами. — Акин дождался всеобщего внимания, прежде чем продолжить: — У моего Р44 неисправный АРМ. Это уже вам решать на свой страх и риск.

— Что за АРМ? — спросил Данкан.

— Аварийный радиомаяк, — ответил Акин. — Я должен его починить, но моя занятость означает, что у меня нет времени на техническое обслуживание и ремонт. — Сдаваясь, он поднял руки. — Выбор за вами. Я доверяю своей машине, и она никогда меня не подводила. Я раскрыл все карты.

Амелия дернула Данкана за рукав.

— Я не уверена.

— Это как езда на рухлом автобусе, Эмми. — Данкан поцеловал жену в щеку. — Они никогда не ломаются, но выглядят чертовски ужасно. — Глядя на Акина, он улыбнулся. — Я с этим согласен.

Акин посмотрел на меня.

— Вы?

Я сжал пальцы вокруг ремня моей сумки.

— Я полагаю, да.

— А вы? — Акин указал на Эстель.

Она поджала губы. Я отчаянно ждал, что она откажется. Но однажды уже она удивила меня.

— Я согласна. — Повернувшись, она взяла свою сумочку из кучи чемоданов, и порылась внутри, чтобы убедиться, что там есть все, что ей необходимо. Опустившись на корточки, она расстегнула свой чемодан и достала шелковую ночнушку (от вида которой у меня пересохло во рту), черный купальник, футболку, шорты и мини–юбку. Запихав все это в сумку, она встала.

— Я готова.

Прекрасно.

Если госпожа Готовность была настолько предусмотрительной, чтобы подумать о пробуждении завтра утром и о вещах, которые будет надевать, тогда я тоже позабочусь об этом.

Вытащив из рюкзака штаны цвета хаки, в которых смогу работать, пару шорт, в которых буду отдыхать, несколько футболок и пляжные шорты, я засунул все это в сумку. Она надулась, но что поделаешь. Моя зубная щетка и дезодорант были уже там.

Не говоря ни слова, Данкан последовал нашему примеру. Схватив большой чемодан его жены, он достал несколько вещей для себя и немного детской одежды, после чего все, что еще ему нужно положил в свой маленький рюкзак.

Несколько мгновений спустя, шелест и звуки застегивающихся молний прекратились, и мы повернулись к Акину.

— Мы готовы.

Акин протянул руку.

Зная, чего он хочет, я положил деньги в его протянутую ладонь.

Он сжал деньги, прежде чем уйти к столу, пересчитать их и спрятать в ящике под замком.

— Поехали. — Не оглядываясь, он пошел к двери.

Ну, это была самая быстрая регистрация на полет, что у меня была.

Данкан поймал мой взгляд, когда мы все тащились за нашим пилотом.

Затянувшийся дождь полился по нашим плечам, а грязь хлюпала под обувью, когда мы вышли из бунгало под открытое небо.

Вертолет поприветствовал нас в ночи.

После проверки перед полетом пилот дал нам инструкции, и мы оторвались от земли, взмыв в небо во второй раз и оставили Нади позади.

Навсегда.

Пытались ли вы когда-нибудь и терпели неудачу, прыгали и падали, верили и оступались? Поражение приходит поспешно. Трагедия бьет быстро. Мир опасный, чудовищный, невероятный. Но невероятность там, где существует магия. Прячется среди непродуманных мыслей и невысказанных стихов. Таинственность скрыта невидимыми знаками. Невероятность там, где существует величие.

Будь невероятным. Будь неукротимым. Будь неудержимым.

Текст песни: «Невероятный», взятый из блокнота Э.Э.

…

Удары лопастей вертолета.

Сила притяжения.

Полет в воздухе.

Я никогда не летала на вертолете. Даже когда мне выпала удача поработать стюардессой, я никогда не думала променять устойчивые крылья на вертящиеся пропеллеры над своей головой.

Я в вертолете.

Собираюсь на неизвестный курорт, а не домой, к своей удобной кровати.

Что, черт возьми, я делаю?

Мои пальцы сжали ремень вокруг талии в миллионный раз. Треск в наушниках был посторонним и нежеланным. Но, несмотря на тряску и раскачивание машины, и страх, что я пересекла границы какого-то правила, сохраняющего мою жизнь в равновесии, я была жива.

Я осознавала все.

От скользкого многоместного сиденья подо мной, вращения двигателя, тепла незнакомцев, вклинившихся рядом со мной, до звенящего ощущения от нежелательного притяжения к человеку, который путает и пугает меня.

В. С. Е.

Каждый удар сердца, каждое сглатывание, каждое беспокойство от ожидания.

В то время как раньше, я не чувствовала ничего. Я бы охотно завернулась в однообразии, поэтому никогда не чувствовала себя не на своем месте, потому что... почему? Потому что я боялась перемен или последствий того, что буду двигаться дальше самостоятельно?

Моя жизнь изменилась более чем один раз за последние несколько лет. Моя семья оставила меня одну (не по своей вине), Мэделин загрузила что-то приватное и сделала это мировой собственностью, и я потеряла все представление о том, кем была, чтобы делать что-то глупое и спонтанное.

Но благодаря спешке, в которой мы вылетели из Вити-Леву и исчезли в чернильном небе дождевых капель и океане, я осмелилась резко изменить решение без взвешивания всех «за» и «против», в первую очередь.

Если бы испугалась, я, скорее всего, осталась бы сидеть в невзрачном номере гостиницы в ожидании завтрашнего полета. Вместо этого я полетела с совершенно незнакомыми людьми, уповая на милость случайных ударов ветра и туч, закрывающих звезды, живя моментом больше, чем когда-либо.

Это была бы просто великолепная песня.

Полусформированная композиция заполнила мои мысли, пробираясь через шум вертолета.

Пиппа, дочь Данкана Эвермор, улыбнулась мне. Она сидела рядом со мной на коленях матери. Я сидела посередине, в то время как Данкан отдыхал справа от меня с сыном Коннором на его коленях. Гэллоуэй сел спереди с пилотом. Я была счастливицей, которая держала общий багаж.

Несмотря на то, что я превратилась в держатель чемоданов, это не могло ослабить моего наслаждения. Вид снаружи был просто черным, как пустота ночного кошмара или поцелуй на прощание. Случайные вспышки света от лодок внизу или острова на расстоянии сверкали в каплях, стекающих по окнам.

Акин, пилот, заставил нас всех надеть спасательные надувные жилеты. Я запаниковала на мгновение, вспоминая задержки и случайные происшествия, предупреждавшие меня не садиться на предыдущий самолет. Но не должно ничего случиться с тех пор, как я решила прыгнуть в неизвестность. Я не боялась. Никаких отговорок.

Это ощущалось правильно.

Голос Акина заполнил мою голову через тяжелые наушники. Это перекрыло некоторый шум от лопастей вертолета, но не достаточно, чтобы четко его услышать.

— Сейчас нас немного потрясет. Скопление воздуха впереди.

Мою грудь сжало. Ладно, возможно я говорила слишком рано. Страх начал возрастать с первым толчком турбулентности.

Эвермор крепче прижали своих детей.

Я обняла свою коллекцию сумок и рюкзаков.

Еще один толчок воздуха и хлопок лопастей вертолета напомнил мне, что мы больше не были в безопасности на земле. Мы были высоко в небе, предоставленные гравитации и плохой погоде.

Зачем я делаю это снова?

Никто не говорил, в то время как мы летели дальше в море.

Мое дыхание замедлилось, тогда, как турбулентность становилась все сильнее. Я переставала дышать несколько раз, когда потоки воздуха открывались под нами, швыряя нас вниз только для того, чтобы подбросить обратно вверх.

Я никогда не страдала воздушной болезнью (до моего предыдущего полета), но признаки болезни вернулись, нарастая, чем дольше мы летели. Мы были словно змея в небе, скользя то влево, то вправо. Отклонялись от курса, потом летели прямо. Мы подпрыгивали вверх, потом выравнивались.

Несмотря на это, Гэллоуэй сидел впереди и бормотал пилоту что-то, что я не могла слышать. От напряжения в плечах обоих мужчин мое беспокойство росло. В полумраке шоколадные волосы Гэллоуэя выглядели почти так же, как черные волосы Акина.

Акин был хорошим пилотом, оставаясь спокойным и сосредоточенным. Но он не мог скрыть дискомфорт или огромную концентрацию, которая потребовалась, чтобы оставаться в воздухе при такой штормовой погоде.

Я закрыла глаза.

Не думай об этом.

Думай о том, где ты окажешься через час или около того.

Совсем скоро я попаду на небеса, попрощаюсь с высокомерным Гэллоуэем, и буду снова предоставлена сама себе. Я сниму комнату вдали от шума и городской суеты. Получу лучший сон в моей жизни, а потом расслаблюсь и сочиню новые песни возле бассейна, после вкусного завтрака из выпечки и свежих фруктов.

Звучит идеально.

После недели перезарядки, я вернусь домой полностью отдохнувшей и готовой тяжело работать с моим новым агентом и продюсером.

Стресс начал сочиться из моей крови, когда еще один вихрь ухабистого воздуха рванул меня против ремня безопасности.

— Немного жестковато, не правда ли? — Данкан толкнул меня плечом.

Неохотно я позволила моей иллюзии раствориться и посмотрела на него.

— С нами все будет в порядке. — Я не знала, откуда взялись слова утешения, на них не было никаких оснований.

Амелия сдвинула Пиппу на коленях, задевая меня.

— Мне никогда не нравилось летать. Я бы предпочла лодку или что-то ближе к земле.

Я улыбнулась, заставляя себя быть дружелюбной, даже когда была зажата в вертолете и тонула под сумками. Рюкзак Гэллоуэя лежал на самом верху, прямо перед моим носом. Запах его лосьона после бритья (или, возможно, он так пах без каких-либо искусственных спреев?) опьянял меня с каждым вздохом. Восхитительно-ужасающая смесь мускуса, кедра, и... что это, лакрица?

Это был один из лучших ароматов в мире, намного лучше, чем масляно-дымящийся запах вертолета.

Черт бы его побрал за то, что соблазнял мой нос так же, как и глаза.

Пиппа протянула руку и схватила меня за запястье. Ее теплые пальцы сжимали меня, когда нас подбросило очередным потоком воздуха.

Недолго думая, я поднесла ее руку к губам и поцеловала костяшки пальцев.

— Все нормально. Это просто ветер.

Амелия благодарно мне улыбнулась.

Пиппа обняла своего игрушечного котенка.

— Как зовут твоего кота? — Я должна была кричать, а не утешительно шептать из-за треска в наушниках.

Пиппа закусила губу, застенчиво качая головой.

Амелия ответила за нее.

— Пуффин.

— Пуффин? Интересное имя для котенка.

Амелия пригладила волосы дочери цвета меди.

— Кот в сапогах. Но кое-кого у проблемы с частью «Кот в» и это медленно перешло в Пуффин (прим. пер.: Кот в сапогах — Puss in Boots, Puss in — Puffin).

— Ах. — Я провела пальцами по мягкой игрушке. — Идеальное имя.

Пиппа просияла.

Сосредотачивая внимание на маленькой девочке, а не на трясущемся вертолете, я сказала:

— Хочешь узнать секрет?

Глаза Пиппы широко открылись, наушники казались слишком большими для ее маленькой головки. Она кивнула.

— У меня тоже есть кошка. Но настоящая. У меня есть человек, который следит за домом и присматривает за кошкой, пока я путешествую, но не могу дождаться, когда смогу ее обнять так же, как и ты.

Рот Пиппы приоткрылся.

Амелия засмеялась.

— Разве это не круто, Пип? Может быть, если ты себя будешь хорошо вести, когда доберемся домой, мы заведем и себе одну.

От искренней радости на лице девочки я чуть не расплакалась.

Некоторое время мы находились каждый в своих мыслях. Мы быстро летели над островами и океаном. Мои грезы вернулись, и я впала в транс коктейлей со льдом и загорания под солнцем, и уплыла от тяжелых ударов лопастей вертолета.

Я потеряла счет времени.

Сонливость одолевала меня, даже с ветром, что превращал нас в теннисный мяч и бросал тяжелыми ударами. Голос Коннора смешался с голосом отца, когда они пытались играть в «Я шпион», напротив залитого дождем окна.

Пиппа прижималась к Пуффину, уткнувшись в шею своей матери, и Гэллоуэй повернулся, чтобы проверить нас, его глаза были в тени очков, но до сих пор достаточно яркими, чтобы моя кожа покрылась мурашками.

Я замерла под его пристальным взглядом. Его кадык дернулся, когда он глотнул, но он не отвел взгляда от меня. Я ждала, когда он отвернется, чтобы я снова смогла дышать.

Но он не отвернулся.

Медленно его глаза опустились к моим губам, согревая и охлаждая одновременно.

Что ты хочешь от меня?

Кто ты?

Вопросы светились на его лице, отражая мои. Я никогда не встречала никого, кто имел на меня такое мгновенное влияние (и хорошее, и плохое). Половина меня хотела спорить с ним, в то время как другая половина хотела молча наблюдать.