Дежурным офицером в полицейском отделении Роквиля оказалась привлекательная чернокожая женщина лет двадцати пяти. На табличке, стоявшей на столе перед ней, значилось: «ОФИЦЕР Дж. ЛОУРИ». На женщине была форма с иголочки.
Джорджия Беллармино подтолкнула дочь поближе к столу, поставила бумажный пакет со шприцами и лекарствами перед женщиной-полицейским и сказала:
— Офицер, я нашла все эти предметы у своей дочери и хочу знать, зачем они ей нужны. Но она отказывается сообщить мне это.
Дочь сверкнула на нее яростным взглядом.
— Я ненавижу тебя, мама.
Офицер Лоури не выказала удивления. Она взглянула на шприцы, а затем подняла глаза на дочь Джорджии.
— Было ли все это выписано вам врачом?
— Да.
— Связано ли это каким-то образом с проблемами репродукции?
— Да.
— Сколько вам лет?
— Шестнадцать.
— Могу я видеть какой-нибудь документ, удостоверяющий личность?
— Ей действительно шестнадцать лет, — заявила Джорджия Беллармино, делая шаг вперед, — и я желаю знать…
— Извините, мэм, — перебила ее полицейская. — Если ей шестнадцать и все эти предметы связаны с проблемами репродукции, у вас нет права на информацию.
— Что значит у меня нет права на информацию? Она моя дочь! Ей всего шестнадцать!
— Таков закон, мэм.
— Но этот закон касается абортов, а она не собирается делать аборт. Я вообще не знаю, какого черта она делает. Это же лекарства от бесплодия! Она колет себе лекарства от бесплодия!
— Простите, но я ничем не могу вам помочь.
— Вы хотите сказать, что моя дочь имеет право накачиваться лекарствами, а мне не позволено знать, для чего она это делает?
— Нет, если она сама не пожелает сообщить вам это.
— А ее врач?
Офицер Лоури отрицательно покачала головой.
— Он также ничего вам не скажет. Право врача — не разглашать информацию, полученную от пациента.
Джорджия Беллармино собрала шприцы и побросала их обратно в пакет.
— Безобразие!
— Я не пишу законы, мэм, — сказала чернокожая полицейская. — Я только слежу за тем, чтобы они исполнялись.
Они ехали обратно в школу.
— Солнышко, — заговорила Джорджия, — ты что, пытаешься забеременеть?
— Нет! — огрызнулась Дженнифер, сидевшая, сложив руки на груди. Она была так зла, что от нее, казалось, летели искры.
— Но ведь тебе всего шестнадцать, и у тебя с этим не должно быть проблем. Так зачем тебе это?
— Из-за тебя я чувствовала себя полной идиоткой!
— Но ведь я беспокоилась, милая.
— Нет, просто ты — неуемная и злобная стерва! Я ненавижу тебя, и я ненавижу эту машину!
Так продолжалось еще некоторое время, пока наконец машина не остановилась перед зданием школы. Дженнифер вышла из машины и грохнула дверью.
— А еще из-за тебя я опоздала на французский!
Утро оказалось просто чудовищным. Из-за перипетий с дочерью Джорджия пропустила две важные встречи, и теперь предстояло заново договариваться с клиентами. Поэтому, войдя в офис, она поставила бумажный пакет на пол и тут же села за телефон.
Проходившая мимо офис-менеджер Флоренс мельком заглянула в пакет и присвистнула:
— Ух ты! А для тебя это не поздновато?
— Это не мое, — раздраженно ответила Джорджия.
— Значит, твоей дочки?
— Да.
— А все этот доктор Вандикин, — сказала Флоренс.
— Кто?
— Доктор Вандикин из Майами. Девчонки-подростки принимают гормоны, накачивают себе яичники, продают ему свои яйцеклетки и копят денежки.
— Для чего?
— Чтобы купить себе импланты груди.
Джорджия вздохнула.
— Здорово! Просто здорово!
Она хотела, чтобы с Дженнифер поговорил отец, но, к сожалению, Роб сейчас летел в Огайо, где должна была сниматься одна из частей телевизионного фильма о нем. С разговором, который неминуемо станет грандиозным скандалом, приходилось повременить.