На следующий день я вернулась на хоккейную арену.
Не могла избавиться от ощущения, что в конечном итоге пожалею об этом, буду чувствовать себя глупой и уязвимой, как это часто бывало.
Но нашла заявление о приеме на работу в Интернете. Быстро заполнила его, и, хотя предполагалось, что отправлюсь на настоящую работу по приготовлению смузи, вместо этого я поехала на арену. Анкета была бы поводом зайти внутрь, побродить по окрестностям и посмотреть, не всплывут ли какие-нибудь воспоминания. Было бы заявление на руках, чтобы объяснить, почему я там оказалась, если бы меня кто-нибудь остановил, хотя почти уверена, что людей больше никто не нанимает таким образом.
Выйдя из машины, я быстро смотрю в зеркало, пытаясь убедиться, что выгляжу нормально. Не уверена, что одиннадцатилетняя «Honda Civic» с отвалившимся зеркалом дает самое лестное представление о себе.
Темные волосы были распущены, обрамляя худое бледное лицо. Я выглядела прекрасно. Скучно, но прекрасно. Невзрачная и обычная, и, возможно, неудивительно, что я не была настолько особенной, чтобы кто-то мог признать меня и заявить о пропаже.
Когда я направилась по тротуару к арене, навстречу мне шли мужчина и женщина. В этот момент холодный ветерок пронесся по тротуару, молодой человек, не задумываясь, скинул пальто и накинул его даме на плечи. Она благодарно улыбнулась, пара двигалась синхронно; продуманный акт казался легким.
Знакомая боль тоски сжалась в груди.
Я хотела, чтобы меня так любили.
Но была бы рада, даже если бы кто-нибудь остановил меня в супермаркете, потому что мы вместе учились в пятом классе.
Была бы рада, произнеси кто-нибудь мое имя.
Я направилась в вестибюль арены. Это было высококлассное, огромное заведение с несколькими различными киосками, все они были закрыты, поскольку ещё слишком рано.
Сжимая в одной руке заявку, я почувствовала притяжение к большим двойным дверям, которые выводили на трибуны. Прямо сейчас, когда команда не тренировалась, там был открытый каток, и раздавался мягкий звук лезвий по льду… знакомый.
Лед казался далеко внизу. Но когда я вдохнула холодный аромат арены и прислушалась к приглушенным звукам катания, почувствовала себя… уютно. По-домашнему.
— Чем могу помочь?
Я повернулась лицом к пожилой женщине, которая уставилась так, словно я собиралась украсть «Zamboni»1 и уехать с ним по шоссе.
— О, здравствуйте, — сказала я.
— Пришли кататься? Вам нужен браслет, — огрызнулась она.
— Я просто хотела устроиться на работу на каток.
— Вы обратились не по адресу, — сказала она. Женщина поспешно вышла, бросив через плечо. — Следуйте за мной.
Несмотря на то, что та была не совсем приветлива, впервые за… целую вечность… я почувствовала, что нахожусь в нужном месте.
К огромному шоку, в баре, примыкающем к арене, открылась вакансия. Бесцеремонный новый друг привел меня туда, и я обнаружила, что подаю заявление, чувствуя себя довольно ошеломленной.
Но я не хотела покидать арену, даже когда газета находилась в руках, а пожилая дама снова недовольно уставилась.
— Думаю, мне нужно купить браслет, — сказала я.
Нужно выяснить, умею ли я кататься на коньках или упаду лицом вниз. Это казалось намного более рискованным, чем выяснять, нравятся ли мне полуфабрикаты из торгового автомата.
Она уставилась на часы и снова подозрительно взглянула на меня. Очевидно, мое поведение не подсказало, что Zamboni все-таки в безопасности.
— Каток закрывается через полчаса.
— Скорее всего, я заплачу за то, что буду падать в течении получаса, — пообещала я и поспешила прочь.
Я дала девушке, работавшей в кассе, 10-долларовую купюру, а та выдала пару черных коньков с потертыми серыми шнурками. И, конечно, драгоценный неоново-желтый браслет.
Я подошла ко входу на каток и села на скамейку. И тут же почувствовала, что меня шатает, когда встала в коньках на черные коврики, но перебраться на лед все же удалось.
— Ну вот, ничего не случилось, — сказала я, ни к кому не обращаясь.
Но в этом не было ничего необычного. Я много разговаривала сама с собой, учитывая, сколько часов не с кем было поговорить.
Держась за стену обеими руками, я неуверенно ступила на лед, ожидая, что коньки вылетят из-под меня. Но они этого не сделали.
Вместо этого я обнаружила, что скольжу вперед по льду, рука все еще цеплялась за стену снова и снова, пока не осознала… я знала, что делаю.
На самом деле у меня это хорошо получалось.
Где-то в прошлой жизни я научилась кататься на коньках.
И теперь летала по льду. Волосы откинулись назад, холодный ветерок бодрил кожу. Казалось, я могу взлететь.
Я издала удивленный, игривый смешок, который не смогла сдержать.
Я узнала кое-что новое: девушка, которой я была, умела кататься на коньках.
И девушка, которой я была сейчас, тоже любила кататься на коньках.
Я потерялась в ощущении полета над льдом, но затем почувствовала чей-то взгляд.
Это вывело из задумчивости, и я подняла глаза, чтобы кое-что заметить: мужчина прислонился к окнам катка, наблюдая за мной. Он остановился, прислонившись к стеклу, закинув за голову мощную татуированную руку. У него были темные волосы, и он смотрел на меня глазами, которые с такого расстояния казались пронизывающими насквозь.
Знал ли он меня?
В том, как он смотрел, было что-то электрическое.
Я начала приближаться к нему, чувствуя, как будто между нами возникло какое-то магнитное притяжение, которое, очевидно, почувствовали оба. Потом поняла, что веду себя неловко. Возможно, это был кто-то из тех, кто занимался подбором персонала для бара, и ему было любопытно мое заявление.
Так хотелось, чтобы кто-нибудь узнал меня, что, возможно, я все выдумала.
Он повернулся и пошел прочь, футболка обтягивала широкие плечи, большие бицепсы, тонкую талию. Ему, должно быть, было холодно, но тот, казалось, этого не показывал.
— Мама! — крикнул ребенок рядом со мной, нетерпеливо проскакивая мимо. Он разочарованно остановился и обернулся, коньки взметнули в воздух ледяные брызги. — Он ушел.
Кто это был?
— Повезло, что ты мельком увидел его, милый, — навстречу на коньках подкатила девушка и взъерошила мальчишке волосы. — Может быть, в другой раз.
Привязанность между ними двумя, такая непринужденная, когда та взъерошила его волосы, заставила задуматься о том, какими были мои родители.
Живы ли они где-нибудь там?
Мысль показалась холодной и тяжелой, и я снова начала кататься. На этот раз тяжесть спала, и я просто скользила по льду, слушая приятный приглушенный звук коньков.
Но не могла перестать думать о том, как мужчина смотрел на меня.