Ничего хорошего

21

Мерсер припарковался рядом с гидрантом на Хоган-Плейс. Он открыл багажник, чтобы Майк убрал мой чемодан. Я отпихнула в сторону два галстука мерзкой расцветки, полуоткрытую спортивную сумку, в которой, как мне показалось, были только грязные носки и трусы, кепку болельщика «Янки» с ежегодного чемпионата по бейсболу и только после этого смогла втиснуться на заднее сиденье стандартного полицейского «форда краун-виктория».

Мы поехали по Лафайет к развязке, ведущей на Бруклинский мост, чтобы, сменив по пути несколько шоссе, достичь аэропорта Кеннеди.

— Есть что-нибудь новое по двум вчерашним происшествиям?

— Жертва из Пресвитерианского госпиталя по-прежнему на аппарате искусственного жизнеобеспечения. У нее почти нет шансов, а у нас — ни одного стоящего подозреваемого. А происшествие в «Метрополитен», похоже, было неудавшейся попыткой ограбления.

— Что-нибудь забрали?

— О, там есть над чем поразмыслить. Кажется, преступник немного ошибся, наверное, метил на склад лекарств. Хотя, можно сказать, что в администрации ему повезло. Он обчистил ящик с наличностью и разбросал документы по всему офису. Там пока не все ясно. Сплошной бардак. То есть это еще мягко сказано. Этот придурок испражнился на бумаги, поэтому полицейским, скажем так, трудновато их читать.

— Избавь меня от подробностей.

— Договорились.

Как обычно, во второй половине дня машин было навалом. Мерсер перестраивался из ряда в ряд, и мы ползли очень медленно, особенно последние несколько миль, когда уже были видны грузовые ангары. Однако мы поехали чуть быстрее, когда попали в зону терминалов. Я откинулась на спинку сиденья, но тут Мерсер резко затормозил у часовни — островка спокойствия на территории аэропорта. Я проезжала мимо сотни раз, но ни разу не заходила внутрь.

— Мы с Купер подождем в машине, а ты можешь сходить и вознести молитву всевышнему.

— Эй, приятель, это дурацкая шутка, — Чэпмен очень боялся летать, но ненавидел, когда над ним смеялись по этому поводу.

— Я не имел в виду полет. Тут о тебе позаботятся пилоты. Я подумал, может, ты помолишься, чтобы вас в Англии ждала удача, понимаешь?

Мерсер завел машину, и мы повернули к международному терминалу компании «Американ Эйрлайнс».

Мерсер подождал, пока мы вылезем, а потом огорошил нас новостью:

— Звонил лейтенант, сказал, что получил результаты лабораторных анализов конфет, которые прислал Морин какой-то тайный воздыхатель.

Я посмотрела на Майка, который теребил билет, и поняла, что именно это он сообщил Саре, когда мы уходили из офиса.

— Вишня в шоколаде была нашпигована борной кислотой. Какой-то урод ввел ее в конфеты при помощи шприца. След от иглы практически невозможно разглядеть.

Я открыла рот, но Мерсер взял мое лицо в свои громадные ладони и наклонился, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Носом он почти коснулся моего носа.

— Все хорошо, Алекс. С ней ничего не случилось, слышишь? Ведь именно для этого мы и отправили ее в больницу — чтобы выманить нашего убийцу.

— Но...

— Никаких «но». Вчера вечером ты сама говорила с Мо. Ты знаешь, что с ней все в порядке. Так что спокойно лети по своим делам.

— Но я просто не могу...

— Посмотри на меня, девочка, прямо в мои большие карие глаза. Ты хочешь сказать, что не веришь, будто я смогу позаботиться о Морин? А?

Я покачала головой.

— А теперь давай, Купер, иди. Ненавижу долгие прощания.

Мы с Майком зашли в терминал, и он стал сбивчиво объяснять, что это была идея Мерсера — сказать мне об отравленных конфетах в самый последний момент. Я очень переживала из-за того, что не могла быть рядом с Мо, но понимала, что детективы решили правильно, и знала, что Морин — профессионал.

Меры безопасности были суровыми, и мы встали в длинную очередь вылетающих, чтобы предъявить паспорта, отдать багаж на досмотр и получить посадочные талоны на «Боинг-767».

— Пошли, я приглашаю тебя в «Адмиральский клуб». У нас еще полчаса до посадки.

Майк поплелся за мной по коридору, и мы поднялись на лифте в частную комнату ожидания. Я подошла к стойке и предъявила членскую карточку, а Майк отошел к телефонам, чтобы позвонить на работу и узнать последние новости. Стоящая передо мной пара обернулась, и я с удивлением узнала красивого статного джентльмена, который убирал билеты. Он тоже заметил меня.

— Отдыхать или по работе, Алекс? Куда летишь? — Джастин Фельдман поцеловал меня в щеку.

Он был прекрасным адвокатом, экспертом по ценным бумагам, поэтому обычно вращался в утонченных кругах федеральных судов, а не в нашей грязи и суматохе.

— На этот раз по работе. В Лондон. И прими мои поздравления. Судя по публикации в «Американском юристе», ты в списке десяти лучших адвокатов по ценным бумагам в стране. Отличная реклама.

— Ты вполне сможешь потеснить меня из этого списка, если вольешься в наши ряды. Познакомься с моим партнером, Сьюзан Ла Росса. Ее пример доказывает, что нет ничего невозможного.

Сьюзан была года на два моложе меня, но я уже не раз слышала от знакомых, занимающихся частной практикой, о ее блестящих выступлениях в суде. Она протянула мне руку, мы немного поговорили про общих знакомых и назначили приблизительную дату совместного обеда.

— А куда летите вы?

— В Париж. Небольшая поездка к клиенту. Речь о том банковском скандале, где роет землю твой шеф. Батталья нас всех уже достал. На этот раз нам со Сьюзан, возможно, придется для разнообразия выступать в уголовном суде.

Представитель авиакомпании вернул мне клубную карточку, и мы втроем направились в зону ожидания.

— Кстати, вчера твое имя всплыло на собрании в «Милбанке». О чем же шла речь? Ах да...

От злости я закусила губу. Действительно, в Нью-Йорке ничто не может остаться тайной. Вот уж точно, что знают двое, то знает и свинья.

— Похоже, Дрю Рено без ума от тебя. Вы недавно познакомились, да? Что ж, его партнеры говорят, он выглядит счастливым и веселым впервые со дня смерти жены.

— Да мы почти не знакомы. Вполне возможно, что переменой настроения он обязан чему-нибудь другому. Сейчас еще рано говорить...

— Он хороший человек, Алекс, умный и надежный. А, вспомнил, почему мы заговорили о вас. Разговор был о совпадениях и причудливом стечении обстоятельств. Благодаря этому мы со Сьюзан вместе работаем над делом, из-за которого летим в Париж. А партнер Дрю сказал, что и раньше слышал о стечении обстоятельств, но ваш случай с Дрю и с расследованием убийства, которым ты занимаешься, — это что-то из ряда вон...

Я резко остановилась и вопросительно посмотрела на Джастина:

— Какое стечение обстоятельств ты имеешь в виду?

— Ну, жену Дрю и то, как она умерла, — Джастин перестал улыбаться и помрачнел, а Сьюзан старалась не смотреть на меня и внимательно изучала какую-то точку на ковре. — У нее был рак. Опухоль мозга, так ведь? — Я не видела никакой связи, и Джастин понял, что ему известно больше, чем мне. — Доктор, убийство которой ты расследуешь, — извини, забыл ее имя...

— Джемма Доген.

— Да, точно. Так вот, мы подумали, что ты все знаешь. Карла Рено умерла на операционном столе. Дрю увез ее в Лондон, потому что именно там была разработана эта операция. Очень сложная, ее проводили сразу несколько нейрохирургов. Доген пригласили из «Минуита», чтобы она ассистировала на операции.

Карла умерла, пока ее оперировала Доген, прямо посреди процедуры.

Пока я пыталась воссоздать последовательность событий, в голове проносились обрывки каких-то мыслей. Когда Дрю сказал Джоан Стаффорд, что хочет познакомиться со мной? До или после убийства Джеммы Доген? Заходил ли у нас разговор о Джемме и кто упомянул ее имя, я или он? Почему он ничего не рассказал мне? Ведь это был очень важный и тяжелый момент в его жизни.

— Мне жаль, если я расстроил тебя, Алекс. Мы были уверены, что вы встречаетесь. Просто странно, что это убийство произошло вскоре после того, как у вас завязались отношения.

— Не после, Джастин. Доген убили за несколько дней до нашего знакомства с Дрю.

Почему он хотел познакомиться со мной? И со мной ли? Или просто потому, что я веду это дело? Ненавидел ли он Доген? Ведь получается, что она не смогла спасти его жену.

— Извини меня, пожалуйста. Я немного отвлеклась. А мне еще надо позвонить, прежде чем объявят посадку.

— Алекс, я расстроил тебя. Мне очень жаль...

— Все нормально, Джастин. Приятно было познакомиться, Сьюзан. Еще увидимся.

В дальнем углу зала ожидания, у окна, было несколько пустых мест, и я направилась прямо туда, прихватив со столика телефон. Я набрала номер Джоан, потом номер своей кредитной карты и пин-код. Но нарвалась на автоответчик.

— Сними же трубку, черт тебя дери! Если ты пишешь, или оседлала тренажер, или говоришь по другой линии, все равно сними трубку, Джоан. Мне жизненно необходимо с тобой поговорить, прежде чем я сяду в самолет, и я не шучу.

Я подождала несколько секунд, но никто не ответил. Если бы Джоан слышала звонок, она бы сняла трубку.

— Сбрось мне сообщение на пейджер, если ты прослушаешь запись в течение ближайших пятнадцати минут, — оставила я мольбу на автоответчике.

Объявили наш рейс. Я видела, как на другом конце комнаты Майк смеется, что-то говоря в трубку. Я знала, что нам далеко до выхода, а по пути еще предстоит пройти металлодетектор. Я посмотрела на часы, потом на телефон гостиницы Дрю, записанный на конверте с билетом, и позвонила в Сан-Франциско. Там сейчас была середина дня, поэтому мне вряд ли посчастливится застать его в номере. Чэпмен уже закончил разговор и теперь стоял, озираясь в поисках меня. Обнаружив искомое, он помахал мне рукой, чтобы я вставала и шла к нему.

Оператор соединил меня с номером Дрю, а после двенадцати долгих гудков спросил, не хочу ли я оставить сообщение. Я не представляла, что сказать Дрю. Я просто хотела, чтобы он рассказал мне все, что я узнала, сам, без наводящих вопросов. Еще я хотела выяснить, была ли Джоан в курсе событий до того, как познакомила нас. Я хотела знать, насколько сильно он ненавидел Джемму Доген два года спустя после смерти жены.

— Нет, я не буду оставлять сообщение. Я перезвоню позже.

Я подхватила сумку и пошла к Майку, ждавшему в дверях.

— Что с тобой? — спросил он. — Ты выглядишь так, будто тебя стукнули по голове монтировкой.

— Пошли в самолет. — Я кипела от злости, пока мы ехали вниз на лифте, пока пробирались через очередь за посадочными талонами, и пока ждали в толпе улетающих, чтобы пройти через металлодетектор, стоявший на пути к посадочному коридору.

— Да что на тебя нашло?

Впервые после выхода из зала ожидания мы с Майком смогли пойти рядом. Я взяла сумку с транспортера и рассказала ему о разговоре с Джастином.

— Относись к этому так, как оно того заслуживает, детка. Это совпадение.

— Черта с два! Я прекрасно знаю, что ты, как и я, больше не веришь в совпадения.

— Ты смотришь слишком много фильмов, — улыбнулся Чэпмен и покачал головой. — Ну-ка, колись, что ты думаешь? Что твой новый дружок пришил докторшу? А на следующий день сказал твоей лучшей подруге, что умирает от желания познакомиться с тобой? Познакомился. Понравился тебе. Вы с ним переспали...

— Мы не переспали.

— Ты его не соблазнила? Тогда неудивительно, что он тебя не убил — пока. Он ждет возможности проверить на деле, правда ли ты такая замечательная, как о тебе говорят. А затем он убьет тебя, чтобы ты больше не занималась делом Доген.

— Ты сам-то понимаешь, какую чушь несешь?

— Ага, прекрасно понимаю. Поэтому и сказал вслух то, что не решилась сказать ты. Ты действительно думаешь, что этот чистоплюй-адвокат, два года носивший траур по жене, ночью проник в больницу, чтобы нанести Доген больше десяти ножевых ранений? И если забыть на минуту о твоей природной красоте, то какого черта ему тогда понадобилось с тобой знакомиться? Чтобы убить тебя, чтобы ты больше не занималась этим делом, потому что он не хочет, чтобы оно было раскрыто. Я понимаю, что именно об этом ты сейчас думаешь. Так вот, на твое счастье, я здесь и могу сказать тебе, что все это — глупости. Возможно, он просто не любит говорить о жене. И, вполне вероятно, не помнит имени врача.

— Может быть, может быть, может быть. Я просто хочу знать ответы на эти вопросы. Я ненавижу все эти «может быть» и ненавижу совпадения.

— Ты ненавидишь то, что не можешь контролировать. Возьми себя в руки и выброси эти мысли из своей усталой головы до нашего возвращения.

Мы уже почти дошли до конца коридора, и я видела, как пассажиры выходят через ворота А20.

— Иди в самолет. А я попытаюсь еще раз позвонить Джоан.

Я остановилась у телефона-автомата, набрала номер и подождала, пока меня соединят. В это время по громкоговорителю объявили, что посадка на наш рейс заканчивается. Майк указывал на меня какой-то женщине — наверное, из службы безопасности авиакомпании, — а последние пассажиры предъявляли посадочные талоны и заходили в самолет. Женщина взяла билет Майка, а он рванул ко мне, пока я отчаянно просила Джоан снять трубку. Но ее не было дома, поэтому я попросила, чтобы она позвонила мне на следующий день в Кливден.

Майк подхватил мою сумку с пола, твердо взял меня под локоть и повел к стюардессе у посадочного коридора.

— Эта дамочка тоже полетит с нами.

Я отдала служащей посадочный талон, она сделала на нем какие-то пометки и дала мне другое место. Затем стюардесса отдала талон охраннице, которая попросила нас следовать за ней в самолет. Вместо того чтобы повернуть направо и протискиваться между пассажирами, которые старались расставить ручную кладь в ящиках над сиденьями, она повела нас налево.

— Ваши места в первом классе, 2А и 2Б. Желаю приятного полета!

— Я даже боюсь спрашивать, кого ты подкупил, чтобы нас посадили в первый класс. Ты же никому не показывал значок и не просил, чтобы нас разместили с комфортом, да? — по крайней мере, я опять улыбалась. — И не уволят ли какую-нибудь бедную стюардессу за такой произвол?

— Откуда столько скепсиса, блондиночка? Я просто захотел сделать тебе сюрприз. Помнишь Чарли Бардонга? — Чарли когда-то был лейтенантом в офисе окружного прокурора, а теперь работал частным детективом. Мы с Майком хорошо его знали. — Его жена — начальник охраны в «Американ Эйрлайнс». Я позвонил ей сегодня утром, и она сказала, что если будут свободные места, то мы получим их без проблем. Улыбнись, Куп. Несколько коктейлей после взлета, и я забуду, что боюсь летать, а ты — о своем Лью...

— Дрю.

— Какая разница? Говорю тебе, не ищи черную кошку в темной комнате. Это дело и так сложное.

В отсеке первого класса оказалось всего двенадцать мест, и половина из них была свободна. Я села у иллюминатора, достала из сумки несколько журналов, надела тапочки, предоставляемые авиакомпанией, и свила себе удобное гнездышко из подушки и пледа. Майк заказал мне «Девар», а себе двойной «Джеймесон» — так он начал приводить в исполнение план по приобщению меня к ирландскому виски.

К тому моменту, как мы набрали высоту, в иллюминатор уже не было видно ничего, кроме темного неба и огоньков других самолетов под нами. Мы с Майком уже выпивали по второй, закусывали жареными орешками и спорили, что заказать на обед. Алкоголь заставил меня расслабиться, и я уже не так переживала из-за обстоятельств знакомства с Дрю. У меня будет достаточно времени, чтобы прояснить этот вопрос, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Я была счастлива оказаться в шести милях над землей, вне досягаемости пейджеров. Я наслаждалась полетом и свободой от мира.

Пока разносили еду, Майк что-то без умолку рассказывал. О старых делах, о своих бывших любовницах, о нераскрытых убийствах, о жертвах, которых так и не опознали. Когда принесли мороженое и бренди, было почти десять вечера. Я опустила спинку кресла. Мы летели где-то к востоку от Гренландии.

— Если бы ты могла быть кем угодно, то кем бы стала?

— Что?

— Никогда не задумывалась над этим? Никогда не пыталась сбросить свою шкуру и притвориться кем-то еще? — спросил Майк. — Назови мне трех людей — ныне здравствующих или уже нет, не важно, — которыми ты бы хотела быть. Просто пофантазируй, никаких «я не смогу». И не называй мне мать Терезу, Альберта Эйнштейна, Джонаса Солка[26] или Клару Бартон[27]. Давай поиграем, с кем бы ты поменялась местами, если бы могла?

Я сидела в кресле, пождав ноги и закутавшись в одеяло. Обхватив бокал руками, я обдумывала ответы.

— Первый вариант — Шекспир.

— Ты? Никогда бы не догадался. Я знал, что ты любишь красивые шмотки, но не думал, что тебе нравится переодеваться в мужчину.

— Я просто не могу представить себе гения, который создал все эти прекрасные произведения — их язык, темы, образы, столько разных миров и идей. Возможно, мне бы понравилось даже быть миссис Шекспир — ждать его по вечерам, чтобы он приходил и зачитывал мне строчки, над которыми работал весь день. Быть музой великолепной поэзии. Мне кажется, никто ни до, ни после него не смог так раскрыть красоту языка.

— Значит, вот что тебе нравится? Я хочу сказать, ты что, читала все его пьесы?

— Не все, но любимые могу перечитывать много раз. В основном трагедии и хроники. Хотя, конечно, эти хроники по большей части тоже трагедии, — я приподняла голову с подушки и посмотрела на Майка. — Думаешь, со мной что-то не так, да? Потому что мне нравятся трагедии? И загадочные убийства, и моя работа, такая специфическая...

— Ты только сейчас догадалась?

— Нет, просто иногда это становится очень заметно. А кем бы хотел быть ты?

— Нилом Армстронгом. Первым человеком, побывавшим на Луне. Быть самым первым из всего человечества...

— Время вышло, — я нажала кнопку на подлокотнике кресла и изобразила звук, как бывает в телевикторинах во время неправильного ответа. — Ответ неправильный. Ты боишься летать, ты не можешь быть астронавтом.

— Я просто хочу быть парнем, который первым ступил на Луну. Я ничего не говорил о полетах...

— Так нечестно. На Луну можно попасть только одним способом, а тебе он совершенно не подходит. Слишком долгий полет, никакой выпивки. Следующий вариант.

— Хорошо, — он задумался. — Обычно я меняю выбор в зависимости от того, чью биографию читаю. Но обычно это Веллингтон. Великий стратег — гений, выигравший Ватерлоо. Хотя иногда это Наполеон. До Ватерлоо. Вот откуда я черпаю образы — из 1815 года. Правда, иногда, мой выбор падает на Ганнибала, того, кто перевел слонов через Альпы. В общем, думаю, ты поняла мой типаж — великий генерал, ведущий войска в битву. Умереть, сражаясь, и все такое. А кто идет вторым номером у тебя?

— Тут ничего необычного. Балерина, — я посмотрела на часы. — Прямо сейчас кто-то другой сидит на моем месте в Американском театре балета и вздыхает, наслаждаясь мастерством Кэтлин Мур. Это искусство, которое не терпит несовершенства — публика видит любую ошибку, оплошность или некрасивое движение. Мне очень хотелось обладать такой же грацией и элегантностью. Наталья Макарова — вот кем я хотела бы быть больше всего. Но и тут у меня богатый выбор. Я бы не отказалась ни от Ферри, ни от Кент, ни от Мур. Хотелось бы мне танцевать, как нимфе, и раствориться в музыке. Знаешь что? А ведь даже в балете мне больше нравятся истории с трагическим концом. Может, мне стоит поволноваться по этому поводу?

— Уже поздно. Ты когда-нибудь танцевала ведущие партии? Ну, когда училась в балетной школе?

— Царицу виллис. Такова моя судьба. Мне не доставалась ни Одиль, ни Коппелия, ни принцесса Аврора.

— Что за виллисы такие? Никогда о них не слышал.

— Девственницы, которые умерли от неразделенной любви или до свадьбы, это из «Жизели». Их там несколько рядов в тюлевых пачках, они занимают всю сцену. Почти весь второй акт они затанцовывают до смерти тех, кто разбил им сердца. Когда-нибудь я свожу тебя на «Жизель». Лично мне этот балет кажется моим отражением. Так, кто у тебя следующий?

— Джо Димаджио. Иногда я выбираю между Малышом Рутом и Миком, но, с другой стороны, Джо был не только легендарным бейсболистом, у него еще была Мэрилин Монро. И потом, он такой стильный тип. Все эти герои американского спорта, блиставшие, пока какой-нибудь пропущенный мяч не испортил им карьеру... По правде говоря, я был там, на стадионе, на шестой игре чемпионата, которую выиграли «Янки». Тогда я с радостью поменялся бы местами с каждым из них — с Берни Ульямсом, Дереком Джетером. Я был готов продать свою бессмертную душу за то, чтобы стать Уэйдом Боггсом, когда он совершал круг почета после всех тех лет, что провел, просто мечтая попасть на чемпионат. Вот это был момент!

— И не забудь про Энди Петита. Вот кто действительно красавчик. Превратись в Энди Петита или Дерека Джетера, и тогда мне не составит труда влюбиться в тебя.

— Итак, последняя попытка. Последняя фантазия. Кто?

— И снова мне легко ответить. Тина Тернер. После разрыва с Айком — на этом я настаиваю.

— Вот теперь ты говоришь дело, блондиночка. Хороший выбор.

— Помнишь ее тур с альбомом 1985 года «Частный танцор»? Когда она спускалась по ступенькам, подвешенным к потолку «Мэдисон-Сквер-Гарден»? Эту ее львиную гриву, бесконечно длинные ноги, мини-юбку, четырехдюймовые каблуки и как она при этом пела «На что способна любовь»? Она прошла сто или больше ступенек и ни за что не держалась, ни разу не сбилась. Я могла бы убить лишь за то, чтобы оказаться одной из ее бэк-вокалисток в тот вечер. Нина прислала мне запись концерта, и когда я чувствую, что пора принять антидепрессант, то просто включаю этот момент. Три минуты — и я полностью здорова. Я бы хотела быть Тиной.

— Ты очень неплохо ее изображала — для белой девочки — на вечеринке у Баттальи. Когда твой босс увидел, как ты гордо спускаешься в общий зал клуба «21» из приватных комнат наверху, я думал, он проглотит вилку.

— Черт, ты это помнишь? Я думала, он уже ушел. Я и представить не могла, что он меня увидит.

— Ты могла бы этим воспользоваться, Куп. Ты единственная в мире женщина, у которой ноги ничем не хуже, чем у Тины. Нам осталось только немного поработать над твоим голосом.

— А кто твой третий кандидат? — спросила я с улыбкой.

— Великий кинорежиссер. Возможно, Хичкок, или Спилберг, или Трюффо. Хотел бы я иметь такой же созидательный талант, как у них. Переносить истории на экран и давать им жизнь, развлекать миллиарды людей снова и снова. Снимать саги, эпические полотна, сказки с выдуманными существами или фильмы на эскапистские темы. Еще я не прочь поменяться местами с Карло Понти.

— Он тоже снимает? Я думала, он продюсер.

— Какая разница. В конце рабочего дня он все равно залезает в постель к Софи Лорен, а это совсем не так уж плохо.

— Как я и думала. Почему мне казалось, что я услышу что-то необычное в твоих фантазиях? Хотя, признаюсь, эти культурнее, чем я ожидала.

Ненадолго мы с Майком сумели отвлечься от проблем. Мы оказались от дома дальше, чем могли рассчитывать во время очень серьезного расследования, и еще ни на йоту не приблизились к разгадке. Сдаваться было не в моем характере, поэтому я закрыла глаза и считала виллис до тех пор, пока не заснула.