Ничего хорошего

27

Дождливым воскресным утром я наслаждалась одиночеством в своей квартире, читала «Таймс» и разгадывала кроссворд. Автоответчик был забит сообщениями от друзей, но я не собиралась никому перезванивать до обеда. Я разобрала чемодан, а заодно свои записи и полицейские отчеты перед предстоящей неделей.

Мерсер позвонил, когда я поглощала поджаристый рогалик:

— Привет, Алекс, это я. Есть два дела, в одном нужна твоя помощь.

— Выкладывай. Связь такая, будто ты звонишь с другой планеты.

— Я звоню с мобильника из Коннектикута. Приехал сюда на вечеринку к двоюродному брату. Практически забыл о ней. Так вот, во-первых, со мной связались из захолустного городишки в Пенсильвании. Точнее, из Блубелла. Похоже, Дюпуи резко развернулся где-то в районе Мейсон-Диксон и едет обратно. К нам, на север. Начальник полиции собирается перевести Морин в новое убежище, так, на всякий случай. Мы все ждем, что скоро он заведет или новую карточку, или новое удостоверение личности. Украдет, купит, вытянет у кого-нибудь обманом. Я удивляюсь, что он так долго пользуется карточками Перкинса.

— Может, он возвращается, чтобы забрать жену и детей?

— Ну, ты слишком хорошо думаешь об этом хорьке. Хотя кто знает... Ее телефон прослушивается, и лейтенант держит у нее дома людей с того самого дня, как Дюпуи сбежал. Что подводит нас ко второму вопросу. Петерсон спрашивал, составила ли ты опись всех бумаг в офисе Доген и в ее квартире? Я сказал, что мы с тобой осматривали бумаги, но весьма поверхностно. По крайней мере, все те, что просматривал я, были разложены по темам, а не по фамилиям. А лейтенант хочет знать, не было ли там папки на Джона Дюпре. И, честно говоря, я не могу припомнить. А ты?

— Подожди-ка. Я могу уточнить прямо сейчас. Я помню только, что все записала по категориям, как у нее, и не помню там ни одного имени. — Я попыталась представить бумажное царство, которое мы осматривали с Мерсером, и решить, привлекло бы тогда мое внимание имя невролога или нет — ведь тогда он не представлял для нас особого интереса.

— Ну, это не так важно. Я звонил Джорджу Зотосу, но он где-то в северной части штата, рыбачит с приятелями из своего старого участка. Он ведь тоже тогда просматривал эти документы.

— Подожди минутку...

— Это потерпит до понедельника. Обещаю, что шеф не вызовет меня на работу в заслуженный выходной, если не случится чего-нибудь из ряда вон. — Начальство полиции Нью-Йорка уважало право сотрудников на отдых в обычные выходные, потому что им совсем не улыбалось раскошеливаться на доплаты за переработку.

— Ясно. Тогда желаю повеселиться.

Я повесила трубку, налила себе еще кофе и отнесла в спальню. Потом приняла в душ. Я решила сходить посмотреть «Коллекцию Фрика», поэтому достала и разложила на кровати старый кашемировый свитер — бледно-желтый, с рельефными тканевыми жгутами и поясом — и вельветовые брюки. Самое то для художественной тусовки.

Я подлила себе кофе и присела за столик, чтобы перечитать записи разговора с Джеффри Догеном. Мне не давало покоя, что лейтенант Петерсон спрашивал о папках из квартиры Джеммы, а я не знала ответа на его вопрос, и это при том, что я сама вызвалась сходить туда за информацией, могущей иметь отношение к делу. Но еще больше меня расстраивало то, что я никак не могла уловить связь между двумя фактами: я своими глазами видела надписи на папках Джеммы, а ее друзья говорили мне, что она никогда не интересовалась вещами, указанными в этих надписях.

Я могла попасть в офис Доген в «Минуите», только предупредив администрацию больницы, а вот ключи от ее квартиры лежали у меня на тумбочке с тех пор, как Мерсер свозил меня в ее квартиру почти десять дней назад. Я забыла вернуть их, и никто не хватился. Аренда заплачена до конца месяца, Джеффри Доген дал распоряжение отнести одежду Джеммы в комиссионный магазин, а остальные вещи переслать в Англию, чтобы распределить между друзьями и родственниками.

Я отправилась в спальню, чтобы позвонить подругам, узнать, не пойдут ли они со мной в музей. Я все еще прикидывала, убить пару часов на бесцельное брожение по «Коллекции Фрика» или за то же время совершить нечто полезное для расследования, разобрав папки Доген. Я взяла миниатюрную копию Тауэрского моста и стала перебирать ключи, одновременно звоня по знакомым номерам. Выбор будет зависеть от того, смогут ли пойти мои подруги. Муж Лесли Летам сказал, что она улетела в командировку в Хьюстон, а Эстер Ньютон как раз уходила смотреть «Хаски» в «Гарден».

Если бы я поехала на Бикмен-Плейс и проверила записи Джеммы, сказала я себе, то заслужила бы поход в музей во второй половине дня. Посмотрела бы выставку и купила пару новых открыток, чтобы отослать Нине. А в качестве бонуса позволила бы себе чашку горячего шоколада на обратном пути. Я оставила Дэвиду Митчеллу сообщение, что вернулась из Лондона и приглашаю их с Рене зайти сегодня вечером ко мне, посмотреть «60 минут». Затем я позвонила на автоответчик Майку и рассказала об изменении маршрута Дюпре.

Все еще не определившись с планами, я затолкала блокнот в сумку, положила туда же связку ключей и надела красный плащ с капюшоном. Музей был лишь в четырех кварталах от моего дома, но пока я стояла на холодном ветру на углу Парк-авеню, дожидаясь зеленого света, прямо передо мной какой-то мужчина в зеленом макинтоше вылез из подъехавшего такси. Тут я и определилась с выбором.

Таксист высадил меня перед входом в здание, где жила Доген. В холле я заметила только швейцара. Я улыбнулась ему и подошла ближе, чтобы объяснить цель своего визита. Но он едва оторвался от раздела комиксов в «Дейли Ньюс», поэтому я свернула направо и дождалась лифта, чтобы подняться на двенадцатый этаж.

Я нервничала, как и в тот раз, когда впервые побывала в квартире Доген вместе с Мерсером. Но я была к этому готова. На этот раз лишь немного угнетало, что я одна в окружении вещей мертвой женщины, которые, очевидно, не представляли особого интереса для наследников или знакомых. Как странно: такая насыщенная жизнь закончилась, не вызвав ни интереса, ни чувства утраты.

Оба замка легко открылись, как только я повернула ключи. И снова я вздрогнула от шума за спиной, но на этот раз, кажется, всего лишь громко захлопнулась входная дверь. Мне вспомнился Уильям Дитрих и прочие люди, у которых могут быть ключи от квартиры Джеммы, поэтому заперла дверь и закрыла ее на цепочку, прежде чем снять плащ и повесить его на спинку кресла.

Все выглядело более-менее так же, как и в мой предыдущий визит. Я знала, что по приказу лейтенанта детективы побывали здесь не один раз, но кто знает, может, в ее вещах успели покопаться и агенты по продаже недвижимости и управляющий. Несколько минут я просто ходила из комнаты в комнату в поисках изменений, но не заметила практически ничего.

Справочника по травмам позвоночника на прикроватной тумбочке уже не было, и дверца шкафа в той же комнате теперь была распахнута, открывая пустые полки. Я дотронулась до желтой самоклейки, которую кто-то прилепил к шкафу, нарисовав стрелочку и надписав: «Отдать в комиссионку при больнице на Третьей авеню».

Я вернулась в гостиную и с новым интересом посмотрела на фотографии. Теперь я узнала Джеффри Догена, Гиг Бэбсон и нескольких врачей из «Минуита», а также, разумеется, любимые Джеммой уголки Лондона. Все книги и диски были на месте, но кто-то унес проигрыватель и маленький телевизор. Я достала блокнот и пометила — узнать, на законных ли основаниях унесли эти вещи. Подобные инциденты всегда случаются, если у жертвы преступления нет родственников, чтобы смотреть за квартирой.

На столе стояли старые часы-радио. Я настроила волну классической музыки, чтобы изгнать тишину, чуть ли не до осязаемости сгустившуюся в квартире. Соседи Джеммы, должно быть, еще более глухие, чем моя покойная бабка, потому что их телевизор орал во всю мощь голосом продавца телемагазина. Наверное, сегодня день распродаж и все цены снижены. Естественно, радио Джеммы никак не помешает соседям — они вряд ли его услышат.

Я села на то же место, где вместе с Мерсером составляла список документов Доген. Помню, как я заметила, что в картотеке отсутствует логика размещения некоторых папок, но ящиков было слишком много, чтобы сразу найти те из них, что вызвали тогда подозрение.

Наугад я открыла один из ящиков и стала просматривать ярлычки в поисках имен, которые теперь, после встреч с персоналом, были не просто набором букв и могли представлять интерес для расследования. Не было ли у Доген информации о лицах, что мы допрашивали? Особенно я хотела узнать, — чтобы сделать приятное лейтенанту Петерсону, — не было ли у Джеммы компромата на Жана Дюпуи.

Но в десятках папок не оказалось ничего, кроме результатов медицинских исследований и журнальных статей о травмах мозга и новых технологиях проведения операций. Я сверилась со своими старыми записями: третий ящик слева содержал документы по «Профессиональной этике». Я достала сразу несколько, повернулась к столу и стала их методично просматривать.

Некоторые касались событий давно минувших дней, когда она только пришла в «Минуит», и ни одно из имен не имело отношения к нашему делу. Красным маркером Доген помечала официальные документы колледжа, писала комментарии на полях и свое мнение о соответствии кандидата или о его полной профнепригодности.

Я отодвинула первую стопку и повернулась ко второй из того же ящика. Разложив их веером на столе, взяла нижнюю. Где-то на середине стопки названия изменили тематику, и я поняла, что из раздела этики перешла в раздел ее личных записей.

Здесь папки были помечены Джеммой от руки, и на них были написаны имена спортивных команд. Вместе были скреплены папки под названиями «Сант», «Брейв» и «Рэдскин». Я сняла металлический зажим, и тут мне стала понятна логика Джеммы. Это были ее материалы на Джона Дюпре, имя команды означало город, где находилось медицинское учебное заведение или больница. Тулейн был в Новом Орлеане, затем Дюпре работал в Атланте, где ему был вменен судебный иск, а Джорджтаун, где он, по его словам, окончил школу, был в округе Колумбия. Очевидно, Джемма думала, что если кто-то станет рыться в бумагах без ее ведома, то ему будет намного труднее отыскать ценную информацию, зашифрованную под данные о спортивных событиях.

Мне тут же вспомнилось, как на собрании в 17-м участке нам сообщили, что офицер нашел в мусорном баке у больницы несколько папок, помеченных схожим образом. Возможно, дома Доген хранила второй экземпляр, потому что была уверена в неприкосновенности своего жилища.

Эта догадка взволновала меня. Я набрала номер Чэпмена, но его все еще не было дома. Я оставила ему сообщение и велела позвонить мне в квартиру Джеммы, если он вернется в ближайший час. Телефон он найдет на определителе номера.

Я сбросила информацию на пейджер Мерсеру и, в ожидании звонков от моих детективов, принялась искать что-нибудь касательно Дюпре.

— Кто это? — спросил Мерсер, когда я сняла трубку.

— Это я, Алекс.

— А где ты? Я не узнал номер.

— Я в квартире Джеммы. Петерсон зацелует нас до смерти, когда мы расскажем, до чего я докопалась.

— Нет, уж, уволь, Куп. Это не совсем то, чего я жду от лейтенанта.

Я объяснила ему, что обнаружила, и сказала, что собираюсь продолжать поиски.

— Когда ты вернешься в город?

— Когда скажешь.

— Тогда я прихвачу несколько папок с собой, зайду по дороге в магазин, куплю то, что вы приготовите мне на ужин, и давайте начнем неделю с разработки этой золотой жилы.

— Сколько сейчас? Половина третьего? Значит, я доберусь где-то к семи.

— Отлично. Никак не найду папку, которую мы видели в прошлый раз. Помнишь, она была помечена «Игры Мет»? Я тогда еще сказала, что у Джеммы все не на месте и что Лора навела бы здесь порядок. Не помню, где она лежала. Это, должно быть, тоже имеет отношение к ее правдолюбию, потому что она ни разу не ходила на стадион.

— Она лежала где-то рядом с «дегенератами» — поэтому мне и запомнилось.

— Это все твоя работа в отделе по расследованию сексуальных преступлений, Мерсер. Это мы имеем дело с дегенератами. А медики — с «Регенеративными тканями». Я так и знала, что ты запомнишь.

— Я подожду, пока ты будешь искать.

Я положила трубку на стол и просмотрела свои записи. Нашла описание ящика, где хранились материалы по этике и сугубо медицинской теме — по тканям. Я открыла его и между двумя толстыми зелеными папками увидела ту, которую искала.

Я схватила трубку, прижала ее плечом к уху, развязала тесемки и достала толстую пачку документов.

— Черт подери, Мерсер! Похоже, папка «Игры Мет» целиком посвящена Колману Харперу. И документы здесь постарее, чем в архивах Дитриха. Это записки времен ее первого года в «Минуите». Харпер закончил интернатуру, как он нам и говорил. Только из этих записей ясно, что именно Джемма выгнала его и из Медицинского центра Среднего Манхэттена, и из программы подготовки нейрохирургов. Спектор пристроил его в больницу «Метрополитен», хотел добиться пересмотра решения. — Я изучила еще несколько документов. — Да уж, те еще игры. Спектор искал поддержку у администрации, чтобы они вступились за его обожаемого Харпера, а Доген вставляла им палки в колеса на каждом шагу. Это вкратце, но, похоже, у нее запротоколирован каждый шаг Харпера за последние десять лет и каждая его ошибка — а их, похоже, набралось много.

— Например?

— Она тут кое-что обвела красным — кого-то в «Метрополитен» не удовлетворяли его навыки проведения операций, еще кто-то жаловался Спектору на пробелы в его медицинских знаниях. Очевидно, что в той больнице тоже не слишком хотели его удерживать, — я просмотрела подробные заметки Доген на полях. — Судя по ее записям, у Харпера был компромат на Спектора, что-то о личной жизни. По крайней мере, она думала, что именно по этой причине он поддерживал Харпера, хотя и понимал, что в «Минуите» у того нет особых шансов.

— Неплохой улов.

— Послушай, я заберу это с собой. Заеду в «Минуит» по пути домой. У меня с собой удостоверение, так что, может, кто-то из охраны пустит меня в кабинет Джеммы. Тогда я смогу осмотреть ее папки прежде, чем Спектор пожалует к нам на следующей неделе.

— Нет. Я запрещаю тебе, прислушайся к моему тону — он вдохновлен самим Баттальей, мое «нет» — это все равно что его «НЕТ». Мы не знаем, кто дежурит в воскресенье днем и кто может прийти. Не забывай, где-то уже бегает один псих. Кто знает, может, Дюпре что-то оставил в больнице и возвращается туда, чтобы это забрать.

— Мерсер, в воскресенье днем туда можно попасть лишь с ведома охраны. Так что риск небольшой...

— Нет! Поняла? Во-первых, всего две недели назад там убили ту дамочку, помнишь? Во-вторых, мы не знаем, кому в этой больнице можно доверять, так?

Поезжай сразу домой. Не сворачивай по пути, не заезжай в магазин или за деньгами и, разумеется, близко не подходи к медицинскому колледжу «Минуита». Ты меня поняла?

— А что, если Майк уже вернется и мы с ним там встретимся?

— Вот упрямая девчонка.

— Я буду хорошо себя вести, Мерсер. Увидимся. — Я не хотела лгать ему, что не поеду в Медицинский центр. Я была всего в двух кварталах от него, и мне не терпелось попасть в кабинет Доген, потому что теперь я точно знала, что там искать. Я всегда смогу позвонить в полицейское управление, чтобы они взяли под наблюдение эту квартиру, и сюда никто не смог бы проникнуть даже с ключами. На медицинский колледж наша власть не распространялась, и если кто-то захочет проредить ее бумаги, мы не сможем ему помешать, разве что будем действовать очень быстро.

Я собрала папки, выключила радио и взяла с кресла плащ. До пятнадцатого апреля оставалось всего десять дней, и Колман Харпер вновь ждал решения: примут или не примут его в программу подготовки нейрохирургов. Интересно, связано ли нежелание Доген сообщать администрации «Минуита» об уходе с тем, что она десять лет боролась, чтобы не допустить Харпера к этой программе? Насколько сильно он желает, чтобы его приняли на этот раз? И есть ли другие кандидаты, которых она столь же безжалостно преследовала? Из-за своих принципов Джемма Доген нажила кучу врагов, и я живо представила, как силен может быть в этом деле мотив мести.

Я протянула руку, чтобы снять цепочку с двери. За левым плечом я заметила какое-то движение, испугалась и мгновенно обернулась. Но меня тут же толкнули к стене, и я ударилась головой о косяк двери. Затем нападавший врезал мне кулаком по затылку, я ослепла от боли и закричала, выронив папки. Второй удар пришелся по рукам, которые я выставила, чтобы защитить голову. И снова ударилась лбом о дверь, а руками стала молотить по нападавшему, который наваливался на меня.

Я уперлась спиной в стену и повернулась, чтобы посмотреть на него. Решила, что если взгляну ему в лицо, то удастся поговорить с ним. Но я поскользнулась на папках, рассыпанных по всему полу. Левая нога поехала куда-то в сторону, меня развернуло, и я упала на одно колено. Подняв голову, увидела Колмана Харпера, который впечатал кулак в стену как раз там, где только что было мое лицо.

Я крикнула, чтобы он прекратил, но он толкнул меня, и я упала на спину. Он навалился сверху. Моя левая нога так и осталась согнутой, а он прижал мои плечи к полу и засуну тряпку, вонявшую грязным носком, мне в рот, чтобы заглушить крики. Его глаза бешено вращались, он уперся коленом мне в живот, сжимая мое горло левой рукой и пытаясь удержать правой оба моих запястья. Показалось, он ищет нечто, что можно использовать в качестве оружия, и никак не может выбрать. Я понимала, что смогу вырваться, но у меня жутко болела голова, особенно сейчас, когда я отчаянно пыталась предугадать его следующий шаг.

Бесполезно. Я умру.

Мысли прыгали, но я все равно лихорадочно соображала, как бы защититься. Единственный человек, который знает, где я, Мерсер Уоллес, в нескольких часах отсюда, и понятия не имеет, что я в опасности. Никто не спасет меня от Колмана Харпера, кроме меня самой.

Я заметила, что выражение его лица меняется, а взгляд скользит с полки на полку, и он мысленно оценивает каждый предмет — можно или нельзя использовать его в качестве орудия убийства. Я надеялась, что Харпер не заметил набор дорогих ножей в соседней комнате, которые я видела, когда мы были здесь с Мерсером в прошлый раз. Я беззвучно умоляла соседей выключить телевизор, где диктор громко уговаривал их приобрести очередной ненужный хлам. Я молила их услышать звуки борьбы, которая мне наверняка предстояла.

Лежа в неудобной позе на полу, я видела шкаф для верхней одежды, где спрятался Харпер, когда я пришла. Всю одежду, несомненно, тоже увезли в уцененный магазин, вот почему шкаф стал отличным местом, где можно было отсидеться, пока я просматривала папки. Отсидеться до моего ухода. Если бы только я не позвонила Мерсеру, чтобы похвастаться находкой! Возможно, тогда Харпер позволил бы мне уйти.

Успокойся, велела я себе. У него нет оружия, потому что он пришел сюда не убивать. Он не ожидал, что кто-то придет в квартиру Джеммы. Сейчас все совсем не так, как в ту ночь, когда он явился к ней в кабинет, намереваясь отомстить за испорченную карьеру, о которой так мечтал.

Я закрыла глаза и всеми силами души пожелала оказаться где угодно, только не в этой квартире. Но тут доктор заговорил, и мне пришлось открыть глаза, снова оказавшись посреди этого кошмара.

— Вставай. — Его голос был резок и не дрожал как в тот день, когда мы говорили с ним о смерти Джеммы. Он поднялся и потащил меня вверх за мягкий воротник, но тот растянулся. Тогда Харпер нагнулся и схватил меня за волосы.

Я попыталась выплюнуть носок, чтобы поговорить с Харпером, упросить его отпустить меня, но он заметил это и запихнул кляп глубже.

Он не повел меня на кухню, и я немного успокоилась. В мозгу промелькнули фотографии окровавленного тела Джеммы, и я была даже рада, что он ведет меня к окну.

Держа меня за руки, скрещенные за спиной, он толкал меня вперед. Мы проходили стол, когда он отпустил одну мою руку и потянулся к телефону. Я знала, что звонить он не собирается. Ему нужен был провод, чтобы обернуть вокруг моей шеи.

Я умру.

Я дождалась, когда Харпер протянет руку к телефонной розетке. Затем быстро наклонилась вперед и ударила назад левой ногой, целясь каблуком в колено. Должно быть, я почти не промахнулась, потому что он отступил и выругался. Мне не удалось заставить его потерять равновесие, как я надеялась, и он вновь кинулся на меня, чтобы отомстить — только теперь в его руках был телефонный провод, который он все-таки выдернул из розетки.

Мои молитвы иссякли несколько минут назад, и я не знала, о чем еще просить всевышнего. Я знала только, что не хочу, чтобы этот провод обернулся вокруг моей изящной шеи. Мне приходилось вести дела об удушениях, и я знала, что это долгая и мучительная смерть.

Теперь я смотрела в сторону и видела Харпера только краем глаза. Он распутывал провод. Когда ему это удалось, он свернул его в петлю и занес над моей многострадальной головой.

Мне удалось высвободить из его хватки правую руку, и я закрыла горло. Он отпустил и мою левую руку — двумя руками удобнее обматывать проводом шею. Я же всеми силами пыталась просунуть пальцы под эту смертельную петлю.

Держи пальцы между проводом и горлом, отчаянно велела я себе. Не дай удавке затянуться.

Я раскачивалась, стараясь лягнуть Харпера и сорвать провод, а тот искал, куда пристроить телефон, чтобы получше затянуть удавку.

И снова в голове замелькали мысли. Совершенно разные мысли, и я стала гнать их прочь. Вспомнились родители, и я отчаянно затрясла головой — я не хотела, чтобы они смотрели на это. Больше всего мне сейчас хотелось видеть Мерсера и Майка. Я страстно желала, чтобы они спасли меня.

Харпер попытался оттащить меня подальше от книжной полки, а я судорожно цеплялась за все подряд, чтобы не дать увести себя туда, куда надо ему. В голове звучал голос Чэпмена.

Теперь я поняла, чем мне так знакомо происходящее. Я чуть не потеряла сознание, когда представила реакцию Чэпмена на мою гибель. Я вырывалась от душителя, но из головы не шла сцена из фильма "В случае убийства набирайте "М"", где на Грейс Келли напал убийца. Харпер задушит меня со спины, так же, как убивали Келли, и Майк скажет другим копам, как нравилась ему актриса в этом фильме, — а они в это время будут убирать мой труп в пластиковый мешок.

Нож для разрезания бумаг. Я боролась с Харпером, отпихивая его правую руку, которой он хотел извлечь мои пальцы из-под провода, и осматривала стол Джеммы в надежде найти нож для разрезания бумаг или ножницы. Но ничего подобного там не оказалось. Не сдавайся, говорил внутренний голос, ведь у Грейс Келли получилось. И у тебя получится.

Пусть вытащит из-под удавки одну мою руку, тогда вторая надежнее защитит горло. Он не стал хватать мою освободившуюся кисть, потому что обеими руками затянул провод. Я же воспользовалась моментом и вцепилась ему в глаза. Он закричал от боли, брызгая слюной мне в лицо.

Но теперь я знала, что мне нужно, и была лишь в нескольких дюймах от этого.

Я задыхалась — на этот раз ему удалось затянуть провод сильнее. Он видел, как пот застилает мне глаза, слышал мое неровное дыхание. Я стояла к нему левым боком, наклонившись вправо как можно дальше и вцепившись в книжную полку. Сейчас я благодарила бога за две вещи, но в особенности радовалась тому, что все эти годы занималась балетом, и мне было что противопоставить весу и силе убийцы.

Я резко наклонилась к Харперу. Он не ожидал этого, и провод ослаб. Я выдернула из-под удавки левую руку и схватила с третьей полки приз Джеммы за успехи в области хирургии, тот, что стоял на подставке из черного дерева. Я обернулась к сумасшедшему врачу, сжимая золотой скальпель, и вонзила ему в руку. Очевидно, я разрезала артерию — кровь брызнула во все стороны.

Провод выпал из его рук, а я все била и била скальпелем. Остановилась я только затем, чтобы вытащить кляп изо рта. Хотелось ранить его посильнее, чтобы выиграть время и убежать из комнаты, но я не видела толком, куда бью, потому что он был в верхней одежде. Харпер навалился на стол, пытаясь перевязать рукавом самую опасную рану, и я несколько раз ударила его скальпелем в бедро. Он взвыл и упал на пол, а я бросилась к двери и открыла ее. На этот раз удалось выскочить, и я захлопнула дверь за собой.

Мои крики раздавались в пустом коридоре двенадцатого этажа, я стучала во все двери между квартирой Доген и лифтом. Глухие соседи, у которых орал телевизор, подошли к своей двери и посмотрели в «глазок». И тут я сообразила, что у меня за вид. Провод все еще обмотан вокруг шеи, его концы свисают, одной рукой я держу телефон, чтобы провод не натягивался. Желтый свитер забрызган кровью Харпера, а ворот растянут так, что обнажилось плечо.

Ни один житель Нью-Йорка в здравом уме не впустит меня в дом. Но мне лишь надо было, чтобы они вызвали полицию. Я замолотила кулаками в соседскую дверь:

— Впустите меня! Я только что убила человека. Я сумасшедшая! Я ночью сбежала из «Стайвесант» и пришла сюда, чтобы убить его! Впустите меня, НЕМЕДЛЕННО!

Как я и надеялась, соседка поспешила к телефону и набрал 911. Затем она немедленно позвонила швейцару и пожаловалась на сумасшедшую, которая беснуется в коридоре за дверью. Крепко сжимая скальпель, я не сводила глаз с двери Джеммы в течение всех сорока семи секунд, что швейцар поднимался на лифте на двенадцатый этаж.

Пока мы с ним молча дожидались приезда полиции, я сняла с шеи телефонный провод. Они приехали через семь минут. Мне повезло, что Харпер пытался убить меня именно в воскресенье днем, а не в час пик в рабочий день. На вызов прибыли три машины. Двое полицейских остались со мной, а еще четверо пошли в квартиру за Харпером. Оказалось, он лежит на полу без сознания.

— Нам придется отвезти вас на осмотр, мисс Купер. В какую больницу вы хотите поехать? — спросил один из копов, когда я объяснила, кто я такая.

— После этого расследования я не уверена, что какая-нибудь больница будет рада моему присутствию. Но у меня есть знакомый терапевт. Может, просто отвезете меня домой, и допросите там? Так будет лучше. Узнайте в справочной номер доктора Шрема, и ему сообщат на пейджер. Думаю, в такой ситуации я могу позволить себе вызвать врача на дом.

Помощник управдома видел, как приехала полиция, и принес старое одеяло. Дик Никастро набросил его мне на плечи и отвел меня в патрульную машину, чтобы отвезти домой.

Я села на заднее сиденье и прижалась лбом к стеклу. В это время по рации передали, что на крыше дома на территории 7-го участка происходит изнасилование.

— Да, ну и сезон начинается, мисс Купер.

Я закрыла глаза и вытерла капли дождя со лба, рука была в крови.

— К сожалению, этот сезон никогда не кончается.