Ничего хорошего

4

В половине девятого я припарковала «чероки» на узкой улочке напротив входа в прокуратуру и поискала в ежедневнике пропуск, чтобы беспрепятственно миновать металлоискатель и пройти в здание. Затем взяла чашку кофе — третью за утро — с тележки продавца напитков, булочек и пирожных, торговавшего на углу Централ-стрит, и прошла мимо охранника, который был так поглощен разглядыванием фривольного журнала, что не заметил меня.

Я любила приходить на работу хотя бы за час до девяти утра, пока наш огромный офис не начал заполняться адвокатами, полицейскими, свидетелями, присяжными и подлецами разного калибра, не считая шума от нескольких сотен телефонных звонков за день. Рано утром здесь было спокойно, и я могла без помех читать, отвечать на ходатайства по моим делам, находившимся в производстве, просматривать и анализировать полицейские отчеты и отвечать на звонки, которые неизбежно накапливаются за предыдущий рабочий день.

В коридорах было пусто, я щелкнула выключателем, открыла дверь в свой кабинет, прошла мимо стола Лоры и повесила пальто в небольшой шкаф в углу. Похоже, в кабинете было всего 50 градусов[5], поэтому я нашла отвертку, сняла туфли и залезла на компьютерный стол Лоры, чтобы добраться до термостата, который какой-то садист-электрик из коммунальной службы запрятал подальше от людей и закрыл металлической решеткой. Я установила температуру на более комфортную и со спокойным сердцем устроилась за своим столом, собираясь поработать. Мы с коллегами следили за благополучием миллионов жителей и гостей Манхэттена, но при этом нам не доверяли собственноручно устанавливать уровень температуры в кабинетах.

Я набрала добавочный номер заместительницы и оставила ей сообщение на голосовой почте:

— Привет, Сара. Позвони мне, как только придешь. Я работаю над делом об убийстве в Среднем Манхэттене вместе с Чэпменом, и придется поднять всю нашу базу данных по случаям, где были замешаны медицинские работники, больницы и психушки. Наверное, тебе также придется меня подменить по другим делам.

Затем я позвонила стажерам, которые занимали кабинет напротив. Это были две молодые девушки, прошлой весной окончившие школу и проходившие у меня годовую практику перед поступлением в юридический колледж.

— Я провожу собрание у себя в кабинете в десять. Новое дело, много работы. Забудьте про лекцию в полицейском управлении, вы понадобитесь мне здесь.

После этого я позвонила своей подруге Джоан Стаффорд, которая сейчас, несомненно, занимается с персональным тренером, и нарвалась на автоответчик.

— Это Алекс. Обед отменяется, театр сегодня вечером тоже. Узнай, может, Анна Джордан пойдет вместо меня. У меня много работы. Извинись за меня перед девчонками. Завтра позвоню.

Джоан купила подругам билеты на новую постановку Мамета, премьера которой состоялась две недели назад, но я на нее пойти не смогу.

Роуз Мэлоун, помощница Баттальи, была уже на месте, когда я позвонила ей и попросила соединить с шефом, как только он появится.

— Сегодня в девять он выступает перед Городским советом, но до обеда должен появиться в офисе. Записать тебя на прием?

— Да, пожалуйста, Роуз. Сегодня утром ко мне попало дело об убийстве, и я непременно должна перед ним отчитаться.

— Он уже знает, Александра. Он звонил мне из машины и упомянул, что ему сообщили об этом из конторы шефа полиции. Я не знаю, известно ли тебе, но мистер Батталья входит в Попечительский совет этой больницы.

Лишь однажды мне хотелось сказать Полу Батталье то, что он сам о себе не знает. У него стукачей больше, чем гамбургеров в «Макдоналдсе».

— Я буду у себя в кабинете, Роуз. Позвони, когда он вызовет меня.

Пролистав список запланированных встреч и допросов свидетелей, я выписала те из них, с которыми Сара справится без меня, а те немногие, что должна была провести лично, обвела красным цветом. Монитор замерцал, как только я вошла в систему, и я быстро напечатала ответ на стереотипное ходатайство, которое, в равнодушной попытке заставить меня забыть, что его клиент во всем сознался полиции, прислал мой оппонент по делу о насилии в семье. Позже Лора придаст письму товарный вид и распечатает его, а я перечитаю и подпишу, и оно окажется на столе у судьи задолго до назначенных трех часов.

Когда я закончила писать, в кабинет вошла Сара Бреннер с кипой блокнотов и папок.

— Я еще не на работе, — объявила она, покачав головой. — Сейчас хлебну кофе, тогда и приступлю — моя мучительница не давала мне спать всю ночь. У нее режутся зубки.

Эта педантичная молодая женщина с юридическим образованием, очаровательная и покладистая, ухитрялась работать над любым заданием так же усердно, как я, и при этом еще справляться с требовательной годовалой дочерью, у которой была кошмарная привычка вцепляться в мать и вопить именно тогда, когда Сара собиралась заснуть. Теперь она ждала второго ребенка, но все равно у нее было больше сил и энтузиазма, чем у половины адвокатов, с которыми мне приходилось тесно сотрудничать в расследованиях.

Сара вернулась от кофейного автомата и села за стол напротив меня.

— Не хочешь забрать ее ночи на две? Пробудить материнский инстинкт и все такое?

— У меня есть свой мучитель. Чэпмен. Разбудил ни свет ни заря и повесил на меня это дело. Конечно, мне хотелось бы над ним работать, если шеф позволит, но я откажусь, если тебе придется тяжело.

— Не говори глупости. Мне рожать только через пять месяцев. У меня отличное здоровье, и лучше уж я буду здесь, чем дома. — Помолчав, Сара добавила: — Я все ждала, когда тебе дадут дело, которое тебя заинтересует. Тебе нужно что-то сложное, чтобы ты пришла в себя. А я разберусь со всем остальным. Обещаю. А что за дело?

Я рассказала ей все, что узнала и увидела в больнице, а также какие задания раздал подчиненным лейтенант Петерсон.

— У меня только одна просьба: разберись с этим делом до того, как мне пора будет рожать. Я не хочу рожать дома, как в каком-нибудь «Ребенке Розмари», но страшно даже подумать, что в больнице может шастать псих. Ты еще не смотрела прошлые дела. Я хочу сказать, это были случаи в разных заведениях и в разное время, но все равно очень познавательно.

За то время, что я проработала в отделе по расследованию сексуальных преступлений, мне довелось расследовать и представлять в суде многие из этих дел, но мы никогда не рассматривали их как единую картину. Мы с Сарой стали навскидку называть дела, которые первыми приходили на ум, в основном те, что недавно упоминались на допросах или в полицейских сводках. Когда в десять часов пришли мои стажеры, Максин и Элизабет, мы поручили им проверить архивные данные за десять лет по каждой жертве или подозреваемому, которые имели отношение к делам о сексуальном насилии в больницах Манхэттена.

— Обращайте внимание на каждое дело, где больница упоминается не в связи с осмотром жертвы, а также на те, где есть слова «доктор», «медсестра», «лаборант», «пациент психиатрической клиники» или еще что-нибудь, так или иначе связанное с медицинским учреждением. Снимите с этих дел копии для меня и Сары. Мне нужны результаты сегодня к вечеру.

Вскоре пришла Лора и получила такое же задание, только просматривать она должна была компьютерные файлы. Бумажные архивы у нас древнее того, что хранится в компьютере, но поиск пойдет быстрее утомительного просмотра подшивок, накопившихся у нас с Сарой за годы работы в отделе, — это самая большая в мире подборка материалов по сексуальным отклонениям.

— У тебя есть еще поручения для меня на утро? — поинтересовалась Сара.

— Нет. Ко мне с минуты на минуту должна прийти Марджи Барроуз. Я собираюсь передопросить одну из ее свидетельниц. Она не задала ей несколько важных вопросов.

И в этом нет ничего удивительного. Барроуз сама напросилась к нам в отдел, и мы дали ей в разработку , два дела, но под нашим наблюдением, чтобы проверить ее профессиональные навыки. У нее было необходимое при работе с жертвами насилия сострадание — черта, которая напрочь отсутствует у некоторых прокуроров, — но еще не выработалась хватка на несоответствия в показаниях. Это важное качество, которым прокуроры вроде Сары Бреннер, похоже, обладают с рождения, тогда как некоторым не удается приобрести его вообще.

Сара ушла как раз в тот момент, когда Марджи подошла к моей секретарше. Я пригласила ее в кабинет и поставила третий стул для свидетельницы, подавшей жалобу, Клариты Салериос.

Я пересмотрела записи Марджи. Салериос было сорок семь, она работала клерком в транспортном отделе большой компании. Разведена, взрослые дети проживают в Доминиканской Республике. Недавно она впала в сильную депрессию из-за смерти бывшего мужа, с которым пыталась наладить отношения. По совету приятельницы обратилась к santero[6] — Анхелю Кассано, шестидесяти шести лет, которого недели две назад арестовали за попытку ее изнасиловать.

Я представилась Кларите и объяснила, что, хотя Марджи уже допрашивала ее, некоторые моменты остались для меня неясными. Например, почему santero?

— Да-да, мисс Алекс. Я отвечу на все ваши вопросы. Думаю, по-английски вы называете его «знахарь».

Мне, конечно, следовало сосредоточиться на показаниях свидетельницы и не вспоминать о Джемме До-ген. Но ни в одном из сотен дел, попадавших ко мне за десять лет, ни разу не упоминалось о «знахаре».

Кларита рассказала, что несколько месяцев назад пришла к обвиняемому, чтобы он помог ей пережить смерть мужа. Для начала Анхель — очень подходящее имя для его занятия — отвел ее на кладбище в Квинсе, где покоился сеньор Салериос, и провел там несколько ритуалов. Так как он был почти слеп, то попросил проводить его домой, и Кларита согласилась. После четвертого или пятого такого путешествия он пригласил ее зайти к нему для проведения дополнительного ритуала.

К середине февраля Кларита и Анхель перестали ездить на кладбище и сразу направлялись в его квартиру. Ритуал тоже изменился. Анхель предложил, чтобы доверяющая ему женщина разделась и легла на расстеленное на полу одеяло.

— Кларита, вам это предложение не показалось странным?

— Да-да, мисс Алекс. Он же почти слеп, этот старик.

Я понимающе покивала, напоминая себе, сколько раз советовала полицейским и коллегам не судить строго жертв насилия.

Знахарь ввел Клариту в некое подобие транса, пока она медитировала, наклонился над ней и стал ее трогать.

— Где именно, Кларита?

— Мое влагалище.

— Понятно. Продолжайте.

Некоторое время спустя она попросила его остановиться, Анхель послушался.

— Вам не показалось, что это странное поведение для santero?

— Я спросила, зачем он так делает. А он ответил, что ему так велели духи.

— Вы поверили ему, Кларита?

Она рассмеялась:

— Только не дух Нестора Салериоса, уж поверьте. В этом я уверена. Он бил меня, если другой мужчина просто смотрел на меня, мисс Алекс. Он очень ревнивый, даже если сейчас мертвый.

Я заглянула в полицейский отчет об аресте Кассано. Там было сказано, что от него сильно пахло алкоголем.

— Скажите мне, Кларита, Анхель пил в тот день? — Марджи не задала этот вопрос, но, возможно, потому, что сама Кларита об этом ни словом не обмолвилась.

— Дайте-ка сообразить. — Она подняла взгляд к потолку, будто решая, сказать или нет. — Ром. Я уверена, что он пил ром.

— И вас он тоже заставил выпить?

— Да, верно. Он сказал, духи это любят. Но я только пригубила. Не напивалась.

Любовный Напиток номер девять. Не хватает лишь цыганки с золотым зубом, но, думаю, она появится уже на следующем сеансе у психоаналитика Клариты.

Кларита заплатила знахарю за визит — я прикусила язык, чтобы не спросить, не были ли эти деньги предоплатой за повторение нововведенного ритуала, — и ушла.

Самое удивительное, она снова пришла к нему через два дня. Да, призналась она, ей приходило в голову, что он, возможно, хотел добиться от нее секса и, вероятно, совсем не был святым человеком, как она думала вначале. Это основная особенность подобных историй, и она напоминает мне детскую картинку-загадку, где нарисована чисто прибранная комната, в которой всего один предмет не на месте, и надпись под картинкой гласит: «Что не так в комнате?» На тот момент Кларита уже подверглась сексуальным домогательствам со стороны Кассано и понимала, что его действия были развратными и неподобающими, ей просто повезло, что дело не зашло далеко и она сумела отделаться только деньгами. Зачем же она вернулась? Вся ее история — это крик одинокой, сомневающейся, ранимой женщины; очевидно, именно такой видел ее и слепой santero.

Во время следующего визита, после нескольких порций рома и очередного вызывания духов, Кларита, опять раздетая и лежащая на полу, снова впала в транс. На этот раз таинство оборвалось, когда Анхель лег на нее сверху и попытался проникнуть пенисом в ее влагалище.

— Извините, но я вынуждена прервать вас и задать несколько вопросов. — Вопросов, которые не задала Марджи. — Вы говорите «транс», но что это означает? Вы были в сознании? Вы бодрствовали и понимали, что происходит? — Нужно было убедиться, что она не потеряла сознание под воздействием наркотиков или алкоголя.

— О да, мисс Алекс. В этот раз я специально не стала закрывать глаза.

— А в этот раз, Кларита, Анхель снова начал ритуал с ощупывания ваших интимных мест?

— Нет, мэм. Я не такая дура. Я бы поднялась и надавала ему по роже за такие дела.

— Значит, на этот раз он просто лег на вас и попытался совершить половой акт?

И снова Кларита попыталась найти ответ на потолке. А потом посмотрела на меня и ответила:

— Да, точно так.

Анхелю нужно было снять штаны или хотя бы спустить их, либо расстегнуть ширинку и достать пенис перед тем, как лечь на нее. Но любое из этих действий должно было дать жертве время избежать его притязаний.

— Вы можете точно сказать, когда он снял штаны, чтобы заняться с вами сексом?

— Вы правы, мисс Алекс, — кивнула Кларита, подняв палец и с ужасом глядя на меня. — Это очень, очень важный вопрос. Когда же он снял штаны? Мне надо хорошенько подумать, прежде чем я смогу вам ответить.

— Хорошо. Мы вернемся к этому позже. Я знаю, мы подошли к самой тяжелой для вас части истории. — Я помогла ей продраться до конца рассказа. Оказалось, что действия обвиняемого из простых домогательств перешли в разряд преступления. Как только Кларита поняла, что не готова вступить в контакт с духами, она оттолкнула Кассано и поднялась. Но когда она, все еще голая, побежала к двери, слепой знахарь погнался за ней с мачете, которое схватил на кухне. Угрожая ей этим оружием, он заставил ее вернуться в комнату и потребовал от нее орального секса. Она сумела сбежать, только когда вызвалась сходить в магазин и купить еще рома. Вместо этого она позвонила в службу спасения и заявила на Кассано в полицию.

Я поблагодарила ее за сотрудничество и терпение, сказала, где у нас можно попить воды, и в перерыве обсудила дело с Марджи Барроуз, подсказав ей, в каких моментах рассказа Клариты можно усмотреть состав преступления, а в каких — нет.

Заглянула Лора и сообщила, что звонила Роуз Мэлоун. Окружной прокурор на месте и хочет видеть меня как можно скорее, потому что в обед он встречается с главным редактором «Нью-Йорк Таймс». Я отпустила Марджи, снабдив ее инструкциями для представления дела перед присяжными на вечернем заседании, взяла блокнот с пометками по делу Джеммы Доген и поспешила к Батталье.

Роуз стояла у картотечного шкафа в кабинете, перебирая папки, теснящиеся в ящике, как сельди в бочке.

— Пытаюсь найти последние обзорные статьи из «Таймс» о самых распространенных преступлениях в городе. Пол хочет убедить их опубликовать цикл статей о нашей успешной борьбе за очистку городских улиц от торговцев марихуаной и проституток.

Она улыбнулась мне поверх горы пожелтевших папок, которые просматривала, а это было первым признаком того, что окружной прокурор в хорошем расположении духа. Роуз была моей личной системой заблаговременного предупреждения.

— Сейчас он примет тебя, Алекс. Он разговаривает по телефону с женой.

Я пока просмотрела те немногие факты, что мне удалось собрать во время визита в больницу. Я знала, что Батталья помешан на деталях и что он потребует от меня гораздо больше информации, чем я могу ему предоставить.

— Купер уже пришла? — прогремел из кабинета Батталья.

Я ответила на его вопрос тем, что шагнула вперед и показалась ему, а он махнул мне двумя пальцами левой руки, в которых была зажата неизменная сигара.

— Если ты не желаешь мне проблем в семейной жизни, то должна помочь убойному раскрыть это дело как можно скорее. Скоро весенний благотворительный бал, и моя жена занимается сбором средств для этой больницы. Билеты должны поступить в продажу через две недели. Поставщик из этой чертовой «Плазы» позвонил ей сегодня в половине девятого утра, как только услышал новости, и попросил, чтобы она гарантировала оплату пятисот блюд saumon en croute[7] в том случае, если комитету не удастся собрать достаточно гостей на мероприятие. Вот какие последствия повлекла за собой смерть несчастной докторши. Ты ведешь это дело?

— Я бы очень хотела, Пол. Тут убийство и изнасилование, и я...

Он прервал меня, не собираясь выслушивать то, что ему уже было известно:

— Как я понимаю, ты уже была на месте преступления?

— Лейтенант Петерсон разрешил Чэпмену вызвать меня. Я побывала на месте преступления, а затем приехала сюда, чтобы проверить в архивах, не случалось ли чего похожего. Думаю, на Манхэттене не найдется ни одной больницы, где в прошлом не было бы совершено преступления, так что придется перелопатить горы материала.

Батталья пыхнул сигарой, уперся ногой в край стола и покачался на задних ножках стула, глядя мне прямо в лицо, чтобы я не посмела уклониться от ответов на его вопросы.

— Это задание как раз для тебя, Александра, если, конечно, ты потянешь. Хоть ты и отхватила это дело украдкой. Никто не знает о преступлениях на сексуальной почве больше тебя, и сомневаюсь, что газетная шумиха, которая, несомненно, скоро поднимется, сможет тебе помешать.

Он не произнес «после того случая», но я поняла намек и твердо посмотрела ему в глаза, вслух сказав, что буду рада вновь работать с детективами из убойного отдела.

— Докладывать будешь лично мне. И если у Чэпмена появится одна из его замечательных идей, например, обрядить тебя монашкой и отправить ночью на сбор информации, ты сделаешь мне большое одолжение, если наступишь на горло своей песне и откажешь ему.

Я рассмеялась и заверила Батталью, что мне и в голову не приходило заняться чем-либо подобным. Но для себя решила, что непременно подумаю, не направить ли Морин Форестер, лучшую из детективов, работающих под прикрытием, в неврологическое отделение больницы под видом пациентки — для сбора информации.