Никакой настоящей причины для этого нет

Глава одинадцатая. Даже если не осталось никаких следов…

О проходе из школы в лесопарк Кеко знала. Заросший парк был не самым лучшим местом, но все же был неплохой возможностью уйти, когда ее ухажеры настойчиво пытались развести на совместную прогулку домой. Равно как и знала о нескольких возможностях войти из парка в школу. Свежие обломанные ветки кустов около самого широкого «тайного прохода» сказали ей все, что надо — недавно сюда ломилось несколько человек одновременно. Или двое или больше человек тащили третьего.

В самой школе, кроме основного корпуса, был старый учебный корпус, старый клубный корпус и новый клубный корпус. В последнем был большой аудиториум, где проводились все основные церемонии и празднования, еще там было несколько классов поменьше, где чаще всего проводились дополнительные занятия, и некоторые кружки. Большинство мелких кружков были в старом клубном корпусе, где вообще часть комнат стояли пустыми. И там же ей назначала встречи Гила Терикото. За старым корпусом же стоял небольшой навес в тени деревьев, где часто тусовались школьные хулиганы — там можно было покурить или поразвлекаться, не попадая под взгляды учителей или камер.

По мнению Кеко, самым вероятным местом для всяких нехороших дел был старый клубный корпус. Кеко потратила битых полчаса, облазив тот от фундамента до крыши, проверила все закрытые комнаты — никаких следов. В учебные корпуса она даже соваться не стала, во-первых — там чаще всего бродил охранник, а во-вторых они были довольно далеко от дыры в заборе к лесопарку. Удача улыбнулась ей, когда она зашла в новый клубный конкурс. Аудиториум был закрыт, и понятно. А вот в некоторые комнаты этажом выше доступ был. И на втором этаже, в клубной комнате кройки и шитья, в клуб которой обычно записывались одни из самых высоко котирующихся девочек школы, она нашла что нужно — запертую дверь, за которой к стулу был привязан парень, которому она призналась в любви.

Правда, парень пребывал в исключительно отвратительном виде. Впрочем, удивительного в этом ничего не было, если учитывать, что комнату она нашла в основном по очень неприятному запаху. Новая одежда, та самая, которую она уже давно покупали с Хидеки, была испорчена, как сама Кеко надеялась, не безвозвратно. Сам Хидеки был без сознания, и наверно, для него так даже было лучше. Центр комнаты кройки и шитья выглядел просто отвратительно, и Кеко даже не хотела думать, чтобы было, если бы Хидеки нашел кто-то из членов клуба.

Еще одной неприятной деталью было то, что ко всему Хидеки был довольно сильно связан и его руки выглядели слишком, на ее взгляд, бледными. Когда-то давно проходившей курсы первой помощи Кеко это показалось очень нехорошим знаком.

Вот только, как назло она даже пилочку с собой не взяла, а все острые и ценные предметы девочки из клуба запирали в шкафчик, и где они прятали ключ, быстро у Кеко не получилось определить.

Замок на шкафчике тот был от очень честных людей, Кеко на такие во время репетиций и выступлений насмотрелась, шкафчик даже отверткой отпереть можно было бы, или даже пилочкой… Но пилочки у Кеко не было, отвертки тоже, а из металлических предметов только и было подаренный Хидеки кулон в виде ленты Мёбиуса.

«Видимо, делать нечего. Но если это поможет Хидеки, то не так уж важно!»

На глазах Кеко навернулись слезы, но она подавила их, сняла кольцо с цепочки и решительно хлопнула по колечку каблуком, превращая в плоский кусок металла, которым при известной удаче можно было бы открыть шкафчик. Кеко подошла, засунула помятый кусок метала в замочную скважину, раздался тихий «крак» и замок повернулся. Шкафчик был открыт.

Кеко распахнула дверцу шкафчика и внутри, естественно, оказался нож для раскройки ткани, вполне прочный и острый, чтоб можно было перерезать веревки. Кеко, кое-как оттащила стул Хидеки подальше от вонючей лужи, разрезала на нем веревки. Когда же она с этим закончила, оттащила Хидеки еще дальше и отодвинула стул.

Руки Хидеки наконец-то начали обретать нормальный цвет, а парень, не приходя в сознание, застонал. Видимо, ощущения были крайне неприятные, но с этим Кеко крайне мало что могла сделать.

Кеко оглядела комнату на предмет моющих средств и инструментов и под раковиной нашла тряпки, моющее средство и ведро. Клуб кройки и шитья явно не бедствовал: тут нашлась даже стиральная мини-машинка. Сушилки не было, что не удивительно, это вообще редкость, но был очень мощный промышленный фен.

Работы было немало, предстояло раздеть Хидеки, как-нибудь его обтереть, постирать и просушить испачканную одежду, вымыть комнату и уничтожить все следы. В комнате было не холодно, и Кеко разделась сама, предварительно закрыв дверь, шторы и занавеси в стекло в двери. Оставшись в белье, она надела перчатки и непромокаемый фартук нашедшиеся там же, где было моющее средство, и принялась за работу. Работы было не так много, хоть и не особо приятной, но, кроме нее, не было никого, кто мог бы этим заняться. Да и вообще, это работа девушки — позаботиться о своем парне.

За работу!

Хидеки пришел в себя со странным ощущением, будто он лежит голым на полу, и кто-то пытается надеть на него штаны. Ладно, хоть не снять… Стоп! Что значит одеть!

В себя он пришел от острого запаха, напоминавшим ему о дежурствах в туалете в школе или на подработке. Чистящий гель с каким-то активным веществом на основе хлора… Что за ерунда лезет в голову!

Он попытался осознать собственные ощущения, не открывая глаз. Немного болели щеки и запястья рук, но не критично, руки он чувствовал. Вроде бы затекла спина, хоть и не сильно.

И тут на него накатило.

Похищение, пощечины, насмешки, отсутствие возможности что-либо сделать. Ухмылки, видные даже через маску. Предчувствие будущих проблем. Разочарование во влюбленности. Очередное. Боль в желудке и какой-то шум в коридоре. Странно. Стоп, что за ерунда: как так может быть, что на него надевают штаны.

— Ну и тяжелый же ты, Хидеки-кун, — услышал он бормотание вполголоса.

Бормотание, что он слышал так близко, было произнесено голосом, который он отлично знал. Голосом Кеко Аме.

— Ке-ке-ке-ко — сан, — кое-как прохрипел он, — открывая наконец глаза, вы что такое делаете?

Пытавшаяся на него натянуть штаны Кеко, ойкнула, выпустила штаны из рук и отскочила.

Штаны были сухими, и даже немного теплыми. И чистыми. Хидеки натянул штаны и огляделся. Центр комнаты, там, где стоял стул, выглядел мокрым, как и тот стул, к которому его привязали. Обрывки веревки лежали в пакете, там же лежали одноразовые перчатки и какие-то тряпки… или салфетки. В общем, было понятно, что произошло. Не очень понятно как и почему, но вполне себе понятно, что. Какой позор!

И Хидеки захотелось уже не просто умереть, а закопаться под землю. Да как же так! Ему казалось, что предстать связанным и обделавшимся перед девушками из клуба кружком кройки и шитья — худшее, что может быть в жизни. Как же он ошибался. Совсем нет. Худшее, что может быть в жизни — это когда тебя в твоем самом позорном виде из вообразимых, находит девушка, в которую ты влюбился. Хидеки задумался о том, достаточно ли высокая крыша у этого здания, чтоб уже не пришлось беспокоиться о таких мелочах… И закрыт ли на нее вход…

— Хидеки, — видимо, мысли Хидеки достаточно отразились на его лице, чтоб Кеко забеспокоилась, — успокойся! Все в порядке! Никто, кроме меня, ничего не видел! Сейчас все высохнет, выкинем мусор подальше и вообще не останется никаких следов!

Как Хидеки мог сказать, что основная-то проблема как раз в том, что все это видела именно она. Хидеки закрыл глаза и сел, прислонившись к стене, недалеко от которой пришел в себя. Говорить не хотелось, челюсти сводило от жуткого стыда, лицо было ярко-красным от осознания позора, но молчать он просто не мог.

— Кеко, — начал он, опуская и суффиксы, и вежливое обращение, какой в этом вообще смысл… С прыжками с крыши он решил пока подождать… До понедельника. Как минимум. — Кеко, — повторил он, — А я ведь ты мне нравилась… — Кеко подавила всхлип, не решаясь сказать хоть что-нибудь, чтоб ненароком не прервать и так крайне морально нестабильного и находящегося в явном раздрае чувств Хидеки, — Я даже, наверно, был в тебя влюблен. Ты была очень миленькой, но не в этом дело… Не только в этом, ты была одна из немногих, если не единственная, кто относилась ко мне нормально…

Хидеки замолчал и Кеко решила заполнить паузу нерешительным замечанием:

— Я к тебе не относилась по-особому, Хидеки-к… — Суффикс она тоже решила упустить. — Я к тебе относилась как к обычному однокласснику.

— Вот именно, — голос Хидеки окреп, — ты относилась ко мне нормально. Не хуже и не лучше, чем ко всем остальным. А еще ты миленькой, правда, я это уже, вроде говорил. Миленькой и очень доброй. Ко всем, включая одного не очень приятного толстяка… Какой я… Как мало мне оказалось нужно, чтоб влюбиться… Но именно поэтому… Поэтому…

Кеко молчала. Хидеки саданул кулаком по полу, на котором сидел.

— Поэтому я был ужасно разочарован от твоего фальшивого признания. От того, что настолько в тебе ошибся.

Кеко беззвучно плакала, не решаясь издать вслух хоть один звук. Хидеки же продолжал.

— Но правда, в том, Кеко, что я ничуть не лучше. Я тоже повел себя крайне паршиво. И мое поведение было не менее фальшивым, чем твое признание…

— Что? — не выдержала Кеко, — Ты? Но ты же…

— Ну да, я принял твое признание, хоть и знал, что оно фальшивое… Решил наслаждаться тем, чем смогу. Я решил, что если даже таким кривым образом я смогу испытать все, что можно для человека в отношениях, да еще с девушкой, которая мне нравилась, то это само по себе неплохо. Путь и был крайне в тебе разочарован — ты в моих глазах оказалась полной фальшивкой.

Кеко опустила голову:

— Так и есть, — проговорила она.

— Но потом, — продолжил, не обращая внимания на слова Кеко, Хидеки, — когда я все же узнал тебя получше, я понял, что, видимо, у тебя не было особого выбора. И захотел попробовать построить уже настоящие отношения. Но не успел. Потому что ты меня бросила.

— Я просто хотела…

— Начать все сначала, я понял. Но мне все равно было больно.

— Прости…

— Уже все. Уже простил. Но все равно было больно. Я сам понимаю, что это глупо, нелогично и неправильно, ведь мы же не совсем по-настоящему встречались. Но все равно… Но я понимаю… Опять какие-то требования от «подружек», да? Надо было просто…

— Поговорить.

— Да, поговорить. И мы нашли бы выход вместе. И мне не было бы так больно. Смешно об этом говорить идиоту, который по своей вине оказался по уши в дерьме. — Голос Хидеки был таким горьким, и он понял, что от избытка самоиронии его понесло. — Но надо было просто поговорить…

— Не-а. — прозвучало со стороны. — Неправда, Хидеки-кун.

— Что? — не понял Хидеки.

— Не по уши. Всего-то по пояс. Полная фигня, Хидеки-кун. Вообще, не проблема.

Нервы Хидеки не выдержали, и он рассмеялся. Сначала нервно, потом весело, слыша смех присоединившейся к нему Кеко. В лишенной учеников школе на выходных в пустой клубной комнате на втором этаже нового клубного конкурса долго не стихал истерически веселый смех пары, оказавшейся вместе ввиду не самых веселых обстоятельств.

— Это была… была… довольно дерьмовая шутка… Кеко-чан… — наконец смог, задыхаясь от смеха проговорить Хидеки.

— Но помогла же, — Кеко улыбалась. — Хидеки-кун, — Она стала серьезной. — Хидеки-кун, я пока занималась наведением порядка, — Хидеки еще раз покраснел и побледнел от такого эвфемизма, — успела подумать. И кое-что осознала, что должна была понять намного раньше. Я расскажу все, Хидеки-кун. Может, не все сразу, мне надо еще кое-что проверить, но расскажу все.

Хидеки молчал, не зная, что ответить на такую жаркую речь, а Кеко, не дождавшись другой реакции, кроме нахмуренного лба, продолжила.

— Хидеки-кун, помнишь записку, которую я тебе написала? — Кеко покраснела, на секунду запнулась и продолжила, — Точнее, не саму записку… А…

— Стихотворение, да помню. Я его, вообще-то, принял за намек на фальшивое признание. — Хидеки тут же процитировал:

— Запертая наглухо

Птица в клетке

Когда же ты выпорхнешь

До рассвета?

Журавль поскользнулся

Черепаха упала

Оглянись, начинаем сначала.

— Запертая наглухо птица — отсутствие возможности отказаться. Журавль и черепаха — признаки долголетия. То, что с ними не все в порядке — намек на то, что долгих отношений не будет. Правда, как объяснить последнюю строчку — не знаю.

— Первоначально… — Начала была объяснять Кеко-чан, но внезапно остановилась, — Хидеки-кун, как ты себя чувствуешь?

— Дерьмово, конечно, — выдал очередную дурную пахнущую шутку Хидеки, — но, вроде смогу даже ходить и делать всякое руками.

— Тогда двигаем, — Кеко поднялась на ноги, покидала какие-то тряпки во все тот же пакет, в который до этого кинула обрывки веревки, а после подала руку Хидеки, — поговорим как лучше не в таком дерьмовом месте, да простят меня девочки из клуба кройки и шитья.

Хидеки покачал головой и протянутую руку не взял.

— Кеко-чан, спасибо, конечно, но я тебя тяжелее раза в два, ты меня просто не подымешь. Это в лучшем случае, а то вообще на меня грохнешься как в какой-то седзе манге. — Хидеки встал, кое-как опираясь на стену.

— Ну как хочешь, — пожала та плечами. — Вполне смогла бы, я думаю. Идем?

— Идем, — не стал спорить Хидеки. — А куда?

— Ты мне еще свидание должен, но с этим подождем немного. Давай пока найдем хоть кафе какое, вроде того, где я тебя возле окна ждала часа четыре. Поговорим уж лучше там. И у тебя же семейная встреча сегодня должна была быть?

— А, — махнул рукой Хидеки, — Как-нибудь обойдется. Отец будет только рад. Дед будет меньше стебать меня за вид. Меньше жалостливых взглядов от мамы и бабушки. Я, в любом случае не собирался идти.

— Юмико-чан волновалась.

— Это да. — Хидеки задумался. — Сестренке позвоню. — Он поискал телефон, — Вот черт, разряжен.

Кеко протянула ему свой:

— В последних звонках есть Юмико. Она мне звонила.

— Спасибо, Кеко-чан. Тогда подожди, пожалуйста, минутку.

Вышли Хидеки и Кеко тем же путем как и зашли в школу — через дырку в заборе и поход по лесопарку.

В кафе они сели в углу подальше, так, чтоб их было непросто заметить снаружи и еще сложнее подслушать.

— Так вот, по поводу записки, Хидеки-кун, — продолжила Кеко после того, как они уселись и даже получили свои напитки — кофе с молоком для Кеко и черный чай для Хидеки, — первые строчки ты понял совершенно правильно. У меня было около минуты, чтоб дать тебе какой-то намек.

— А если бы я не понял?

— Ты, конечно, прости, Хидеки-кун, но держать все свои оценки в пределах среднего балла по классу постоянно, полный идиот точно бы не смог. Особенно оценки по классическому японскому.

— Мне могло просто очень средне везти.

— Ну, в таком случае тебе должно было просто хватить собственной удачи.

Хидеки усмехнулся и все же решил спросить:

— Так что же все-таки там с последней строчкой.

Кеко ответила очень похожей усмешкой и ответила:

— Просто случайно подобрана. Чтоб красиво звучало. Ну и еще кое-что.

— А я-то ломал голову, — И Хидеки рассмеялся. Так, как не смеялся довольно давно.

— Но теперь, — не особо обращая внимания на его смех, продолжила Кеко, — я склонна видеть в этом улыбку удачи.

Крайне недоуменный взгляд был ей ответом.

— Давай будем встречаться, Хидеки-кун? Ну и, конечно же, я тебе все расскажу. А намек дам уже сейчас.

И Кеко пропела:

— Певчую птицу ничто не удержит,

Все летит над облаками.

С самого утра и до рассвета

И даже иногда ночами.

Журавлю намного проще

Черепаха живет дольше

Но счастливее всех она,

Та, что поет

— …Всегда одна. — Закончил Хидеки, — довольно известная песня Кикари Боши, точнее ее айдол-группы, название…что-то с улыбкой… И у тебя очень похоже… Получилось… Да не может быть?!

Кеко просто улыбнулась.

— С начала средней школы я часто пропускала занятия, — начала рассказывать она. — Я дойду и до причины этого. Наверно все же начало было положено тем, что в первый учебный день этого года я пошла в школу без трусов.

Хидеки от таких откровений изо всех сил пытался сохранить собственную невозмутимость, но его выпученные глаза сразу поставили крест на этой безуспешной попытке.