Никто мне не верит

Глава пятнадцатая

В восемь десять Кара приехала на студии «Ревер» в сопровождении прикрепленного к ней охранника из агентства Стрикера. Она прошла на съемочную площадку, где Пэм раскладывала вокруг кофеварки печенье. Звукорежиссеры уже находились в аппаратной.

В восемь пятнадцать Кара посмотрела на часы, прошла к телефону рядом с аппаратной и позвонила Линн. Не получив ответа после семи звонков, она обсудила со звукорежиссерами титры и понаблюдала, как они проверяли подключение к спутниковой связи. Затем она обзвонила офисы каждого знаменитого гостя, чтобы просто прощупать почву.

К восьми тридцати она с облегчением поняла, что с техническими приготовлениями все в порядке, но почувствовала беспокойство по поводу Линн. Они договаривались встретиться в восемь часов. Она позвонила еще два раза.

Линн никогда не опаздывала больше, чем на пять или десять минут. И не забывала включить автоответчик.

Тем более с ней был полицейский, который должен был привезти ее сюда. Может быть, он посчитал нужным поехать каким-нибудь необычным маршрутом.

К 8.45 все зрители сидели на своих местах. Приехала Мэри и трое других гостей, а затем Деннис, Вики и Лен.

Майк Делано вошел в студию на полминуты раньше Нормана Ли.

Линн неожиданно пришла в себя. Голова болела невыносимо. Она лежала, скрючившись, в темноте, на чем-то холодном и твердом.

Она подняла голову и сразу закричала от резко нахлынувшей мучительной боли в области левой щеки и глаза. Она дотронулась до этого места и почувствовала кровь.

Боль мешала ей думать, поэтому она сжала больное место руками и постаралась сосредоточиться.

Когда она сделала это, ее сердце быстро забилось, усиливая шум стучащей в виске крови.

Она сжала голову двумя руками и постаралась вспомнить, что с ней произошло.

Душ. Фен. Телефон. Нет; звонки телефона раздавались сейчас, а не тогда.

Линн провела вокруг себя рукой.

Шерсть. Пальто. Знакомый запах лаванды, ее лавандовые саше.

Она была в своем собственном шкафу для верхней одежды.

Телефонные звонки прекратились, затем начались снова.

А как же запись? Неужели она пропустила запись?

Она попыталась подняться, но почувствовала ужасную слабость. И холод. Она была голая.

Она потянулась к ручке на внутренней стороне дверцы. Дверь была заперта. Кто-то ударил ее по голове, а потом запер здесь.

Снова зазвонил телефон.

Держась за пальто, Линн встала на ноги. Она навалилась всем своим весом на дверь и толкнула ее.

Ничего — только боль.

Она постаралась развернуться так, чтобы увеличить силу толчка, но в шкафу было мало места. Ей мешали пальто.

Она начала срывать их и бросать на пол.

Ее сердце бешено колотилось в груди. Голова болела. Шерсть и плечики для пальто царапали и кололи ее голое тело.

Она снова бросилась на дверь, на этот раз с большей силой. Дверь даже не треснула.

Слезы хлынули по ее лицу, смешиваясь с кровью. Руки у нее были мокрыми и скользкими.

Она стала бить в дверь ногами, но только поранила пальцы, а потом пятку.

Она рухнула на пол и начала шарить среди пальто в поисках чего-нибудь, что могло помочь ей выбраться отсюда, и нашла свой старый шар для боулинга.

Майк, Норман Ли, Кара и Деннис бежали к двери Линн. Майк толкнул ее, и она открылась.

Линн лежала, прислонившись к стене, рядом со шкафом для верхней одежды. Спутавшиеся окровавленные волосы свисали ей на лицо. Она была завернута в полотенце. Все тело было испачкано кровью. В коридоре лежал шар для боулинга.

Кара вскрикнула. Майк быстро обследовал ее рану, пока Ли осматривал остальные комнаты.

Кара схватила пальто, надела его на Линн и отвела ее к дивану.

Майк забросал ее вопросами. Она старалась отвечать на них как можно лучше.

— Это все, что я могу вам рассказать, — закончила Линн. — Офицер Ли был здесь, когда я пошла в душ, после этого я его не видела.

— Он приехал на студию, — сказал Майк. — Ему позвонили, предположительно от моего имени, и сказали, что на студии экстренная ситуация. Ему сообщили, что сюда едет человек, чтобы подменить его.

— А, — сказал Деннис, — звонили не вы.

— Да, это был не я.

— Это был Грег, — с отчаянием произнесла Линн.

— Но ты же его не видела, — заметил Деннис.

— Нет.

Майк сказал:

— Вас надо срочно отвезти к врачу. Рана не глубокая, но ее надо зашить.

Линн поплотнее закуталась в пальто. У нее было бледное и ошеломленное лицо.

— Что ты скажешь Вики и Лену? — спросила она у Денниса.

— Бог его знает.

— Я поговорю с ними, — предложила Кара. — Ты — жертва преступления. И точка. Они были в аппаратной, когда пришел офицер Ли. Они не слышали.

— Прежде чем вы что-нибудь сделаете, — заявил Майк, — помогите Линн одеться. Я немедленно отвезу ее в больницу.

Когда они возвращались на студию «Ревер» в такси, Деннис спросил Кару:

— Ты поверила всему этому?

— Ты имеешь в виду, думаю ли я, что все случилось так, как говорит Линн? А почему я не должна этому верить?

Деннис выпрямился на жестком сидении и напрягся.

— Ты можешь назвать меня скептиком, но когда я нахожу человека, у которого в прошлом были проблемы с наркотиками, который уже довольно долго находится в депрессивном состоянии, с пробитой головой в то утро, когда должно записываться самое главное в его жизни шоу, первый вывод, который у меня напрашивается, отнюдь не о том, что на этого человека напал какой-то таинственный незнакомец. Возможно, она перестаралась с дозой и ударилась головой.

— И заперла себя в шкафу?

— Мы не видели ее в шкафу.

— Она не принимает наркотики. Она только пьет таблетки от зубной боли. Все подобные проблемы остались для нее в прошлом.

Деннис сказал:

— Откуда ты можешь это знать?

Линн лежала на боку, пока доктор накладывал швы на ее висок. Лидокаин, который ввели ей для анестезии лица, также заморозил, должно быть, ее чувства. Казалось, она не чувствовала ничего; только вялое, бесцветное безразличие.

У нее были вопросы, которые она должна была задать Майку, Каре и Деннису. Наверно, ей следовало позвонить Бубу.

Но она не знала, с чего начать.

На самом деле ей не хотелось ни спрашивать, ни слушать.

Ей даже не хотелось решать главную на данный момент проблему: где она будет сегодня ночевать. Она не беспокоилась и не боялась.

И это испугало ее.

— Меня предупредили, — сказал врач, обрезая что-то вне поля ее зрения, — что я не должен задавать вам вопросы о том, что произошло.

— Меня ударили, — пояснила Линн. — Я не видела ни нападавшего, ни оружие, если таковое было.

— Случайное нападение на улице?

— Нет. Это… сложно объяснить.

— Мне также не следует сообщать о том, кто вы?

— Никаким средствам массовой информации, — сказал Майк, входя с открытым блокнотом в руках.

Врач прекратил свою работу и повернулся к Майку.

— Послушайте, это связано с домашними проблемами? Ее ударил кто-то, кого она знает? В таком случае вы обязаны регистрировать подобные случаи. И ничего хорошего не будет, если вы будете это скрывать.

— Успокойтесь, — сказал Майк. — Это не тот случай. Ее ударил человек, который преследует ее. — Он повернулся лицом к Линн. — Я только что разговаривал с одним из людей, которые осматривали квартиру и здание. Никаких следов чьего-либо присутствия. Как всегда, маньяк остается невидимым.

**

После того как Грег вышел из дома Линн, было еще рано отправляться смотреть на представление на студию «Ревер». У него был назначен сеанс в солярии, но он был слишком возбужден, чтобы думать сейчас об этом. Поэтому он быстро прошел к «Маффин-хат», расположенному на углу напротив студии, и неторопливо позавтракал.

Он все время думал о здоровом светловолосом полицейском, вскочившем на быстрого коня и умчавшемся галопом от своей подопечной.

Это было новое утонченное удовольствие.

Он, Грег, много раз копировал человеческие голоса по телефону; его дар подражания не ограничивался почерками. Но разговаривать в роли полицейского с другим полицейским — это было восхитительно.

Ему очень, очень нравилось играть в этой лиге.

Та вспышка вдохновения, которая возникла, когда он впервые увидел фотографию Линн в журнале и сопоставил свой домашний адрес с адресом ее офиса, была многообещающей, но принесла еще больше.

Однажды в Сиэтле у него была двадцатилетняя девушка, отец которой был отставным полицейским, Он был водителем лимузина. Старик постарался всеми способами защитить свое чадо, когда та пожаловалась на то, что с ней происходит; по мнению Грега, он хотел сохранить девочку для себя и, вероятно, спал с ней уже много лет. Так что Грег считал, что оказывает этому типу любезность, предоставив возможность неотрывно следить за ней.

В любом случае, Грег развлекался тем, что звонил ей на работу, изображал из себя ее отца и назначал ей встречи в разных местах. Затем он звонил отцу и представлялся офицером таким-то из патрульной службы и бесстрастно сообщал о том, что она попала в аварию.

Он проделывал это четыре или пять раз. Старик знал, что это было надувательство, но как можно быть в этом уверенным, если дело касается твоего ребенка? Поэтому Грег заставлял его бегать взад-вперед по квартире, пуская дым из ушей, пока девушка не появлялась, и с каждым разом это становилось все забавнее…

Он кончил есть, заплатил кассиру, надел пальто, шарф и шапку и вышел. У входа на студию будет достаточно неразберихи, когда зрители будут покидать здание и все эти типы из охраны будут носиться кругом, как на китайских боевых учениях, поэтому он сможет насладиться зрелищем, ничем не рискуя.

— Ничего удивительного, что вы не захотели пройти через главный вход, — сказала Элизабет Вейл, накрывая массажный стол свежей простыней. — Ощущения такие же ужасные, как и внешний вид?

— Болит, — согласилась Линн.

Элизабет заботливо помогла ей забраться на стол.

— Если хотите знать правду, у меня болит каждая частичка.

Элизабет покачала головой:

— Извините. Я спросила Бернадин, почему она звонила мне, чтобы назначить встречу для вас. Она сказала, что на вас напали на улице.

Динн посмотрела на потолок. Она так устала слушать слова жалости.

— Нападение — это официальная версия. На самом деле случилось другое. Грег забрался в мою квартиру сегодня утром и ударил меня.

— О, Линн! — Элизабет наклонилась и обняла ее.

— Он сделал это. Он сорвал пробный показ. Мы считали, что мы обезопасили себя, но мы ошиблись. Теперь я не знаю, что будет дальше. С пробным показом или… со мной.

Поврежденный глаз под повязкой начало щипать, и она постаралась сдержать слезы. Но они должны были выходить наружу хотя бы иногда, как бы это ни было неприятно.

По крайней мере, она сдерживалась перед Бернадин, Деннисом и Вики.

Или перед Карой, которой в данный момент хватало забот о самом ближайшем будущем, которое теперь стало таким неопределенным.

Или перед Бубу, которого это свело бы с ума.

Майк не стал ужинать, и голода он не испытывал.

Он сидел на застеленной кровати, так и не сняв одежду. Телевизор был включен. Ларри Кинг беседовал с каким-то экспертом по вопросам экономики.

Иногда посторонний шум помогал ему лучше думать.

Рабочий день закончился, и ему хотелось сдвинуться с мертвой точки и перестать думать о поражении, мысли о котором не оставляли его.

Под монотонное гудение Ларри Майк взял ручку и начал рисовать в своем блокноте бессмысленные фигуры.

Что делает Грег в данную минуту?

Хорошая отправная точка для начала размышлений — не хуже, чем любая другая.

Празднует то, как он обдурил бостонскую полицию.

Майк швырнул ручку в стену. Нет, ты, засранец, он очарован вовсе не полицией Бостона. Итак, снова. Что он делает в данный момент?

Ищет Линн? Не хочет ли он снова напасть на нее?

Ничего не складывается.

Он решил начать с более ранних событий.

Шесть утра. Маньяк знает о записи, и знает, что мы в курсе того, что он знает. Он, наверняка, знает обо всех приготовлениях против срыва программы.

Он находится в здании, где живет Линн. У него есть сотовый телефон. Он знает весь наш план, имя Ли, мое имя.

Он должен дождаться, когда включится душ. Есть ли у него способ определения включения ее душа по шуму в трубах? Или он просто подслушивает под дверью?

Итак. Она в душе, он звонит Ли, достаточно убедительно подделав мой голос. Ли уходит, маньяк входит в квартиру, ждет, пока Линн выйдет из ванной, бьет ее кулаком или каким-то предметом.

При воспоминании о крови, опухоли и Линн в полуобнаженном виде Майк почувствовал, как скрутило его пустой желудок. Но он чувствовал, что приближается к чему-то, и не стал останавливаться.

Итак, он бьет ее, запирает в шкаф, удирает, и что делает потом? Сидит где-нибудь и жаждет увидеть результаты своего труда.

И что тогда? Он уже причинил ей боль, создал прецедент. Собирается ли он вернуться к прежнему и снова начать вытворять свои анонимные штучки?

Какое они могут доставить ему удовольствие, когда он зашел так далеко?

Поэтому он постарается снова причинить ей боль. На этот раз в худшей форме. Он дожидается ночи, так как сейчас они ищут его; или он ждет неделю или месяц, заставляя ее попотеть, а затем добирается до нее.

Майк сел на кровати. Это звучит неправдоподобно.

Ларри прервался для рекламы. Майк не знал, какой продукт рекламировали, но на экране появился толстый сэндвич, и он неожиданно почувствовал, что проголодался.

Он прошел на кухню, взял кусок тунца со швейцарским сыром, отнес его в комнату на кровать и, пока рот был занят едой, начал думать дальше.

Он представлял, как маньяк преследует ее, вкладывал ему в руки разное оружие, воображал, как он нападает на нее в разных местах: в квартире, в гараже, на телевизионной студии, на улице.

Ничего не получалось. Он знал, что идет по ложному следу.

О'кей. Попробуем с другой стороны. Унижение. На что он пойдет сейчас? Еще одна засада, но на этот раз для изнасилования? Изнасилование и нанесение телесных повреждений?

Пару лет назад в Розалинде они поймали насильника, который выбивал жертвам кулаком оба глаза, прежде чем насиловал их. Сообразительный: дело раньше удовольствия.

Однако этому маньяку такая схема не подходит.

Почему нет?

Потому что похоже, что жестокость — это не его стиль.

Молодец, Майк. Смотреть, как врач зашивает ее лицо, а потом заявить, что жестокость не соответствует стилю напавшего на нее человека.

Он вздохнул. Доел сэндвич и продолжал размышления.

Еще одна реклама. Полоскание для рта. Пара, танцующая под мечтательную музыку. Разговаривающая и целующаяся одновременно; свежие пахнущие мятой рты.

К нему тихо подкрались воспоминания.

Майк и Линн в ее гостиной. Ее тело под его руками. Ощущение ее близости, вкус ее кожи.

Жизнь, пронизывающая ее и принадлежащая в эту минуту только ему.

Сейчас, сидя на кровати, он потер лицо, чтобы прогнать это воспоминание, но оно упорно не исчезало.

Сначала она была там вместе с ним. Они были двумя ракетами, летящими на огонь. Она крепко обнимала его, прижималась к нему. Ее поцелуй был таким же жадным, как и его.

Впервые за время, прошедшее с сегодняшнего утра, он позволил себе вспомнить ту сцену, когда она отпустила полотенце, чтобы надеть пальто, которое держала Кара.

Ее кожа, ее бледная нежная кожа, через которую были видны ребра; длинные, сильные бедра. Ее ровная грудная клетка, небольшие круглые груди.

Он должен был прекратить это, потому что это противоречило его правилу рассматривать обнаженную жертву только с профессиональной беспристрастностью и благородной симпатией.

Тогда он вспомнил ее рану и представил ее с такой ясностью, как будто только что проводил простительный в данном случае осмотр ее тела. Полузасохшая кровь и спутанные волосы; ошарашенный и беспомощный взгляд.

Несомненно, маньяк оставил себе секунду для осмотра, прежде чем размозжил ей голову. Осмотра памятной ему территории, которую ему раньше дарили добровольно.

Майк начинал злиться все больше.

Так дальше не пойдет. Если он будет рассматривать это нападение, этот случай с личной точки зрения, это ничему не поможет. Чувства затмевают факты и процессы, придают им иную окраску, склеивают их вместе, словно каучуковую массу под прессом.

Была ли ее нагота частью игры Грега? Было ли это щелчком по носу Норману, ему и другим полицейским и охранникам? Не поэтому ли он напал на Линн подобным образом, прямо у них под носом?

Скорее всего, нет. Так же как и жестокость, игра с полицией, казалось, не являлась целью Грега.

Итак. Вернемся к главному. Какова была цель Грега на сегодняшний день?

Выделим еще более важный момент. Почему выбран сегодняшний день?

Из-за пробного показа. Он хотел использовать пробный показ.

На экране Ларри Кинг беседовал с экономистом. Интервью с помощью спутниковой связи.

Нет.

Грег не использовал пробный показ. Он использовал Линн. Линн как инструмент.

Он жаждал сорвать пробный показ. Он знал, что мы ждем, что он попытается это сделать. И пока мы перекрывали ему возможные подходы и организовывали охрану самого шоу, он опередил нас, применив упреждающий, быстрый и новый прием — повредил ту часть, без которой пробный показ не мог осуществиться.

Это уже ближе к истине.

Ларри продолжал говорить. Крупным планом показывали его лицо, его зубы.

Ему вспомнилась фраза, сказанная детективом Стерн: «Может быть, именно то, что вы на виду, и заводит его».

Не охотится ли этот маньяк на женщин с телевидения? Или Линн стала новым лакомым куском? В любом случае, возможность видеть ее на экране телевизора непосредственно в его пещере, должно быть, доставляет ему огромное удовольствие.

Майк вспомнил кое-что еще: татуировку Барбары Элис Хайсмит. Татуировку Линн. Необычное белье, которое Грег хотел видеть на них, прозрачное платье.

Этот мужчина любит Шоу и Разговоры. Без Разговоров. Похоже, больше всего ему нравится организовывать Шоу самому.

Ощущал ли он восторг от этого, видя на телевизионном экране татуировку Линн, пока та не исчезла?

Майк резко сел, рассыпав крошки от сэндвича по полу.

У него появилась идея.

— Привет, это Линн Марчетт. Сейчас в наших программах наметился небольшой перерыв, так как мы работаем над несколькими уникальными новыми программами, которые мы покажем вам в ближайшие недели. Следите за информацией о новом расписании выхода в эфир нашего шоу, а пока посмотрите одну из самых моих любимых программ.

Линн нажала кнопку «Пауза», и на экране монитора застыла заставка «Шоу Линн Марчетт». Она сопровождала весь текст, который она прочитала, не появляясь сама на экране.

— Хорошо?

Майк кивнул:

— Это заставит его полезть на стену.

— Мне не очень нравится то, что я делаю. Каре и Деннису тоже. Они хотят сделать копию, где будет указана точная дата выхода в эфир. Они беспокоятся, что мы потеряем большую часть нашей аудитории.

— Это может сработать очень быстро. Он обязательно захочет посмотреть на то, что он сделал с вашим лицом. А если он будет знать, что некоторое время не сможет увидеть вас по телевизору, он попытается посмотреть на вас собственными глазами.

— Для меня невыносима даже сама мысль об этом.

— А вы об этом не думайте. Думайте о том, что он вообще больше никогда не окажется рядом с вами.

Напротив ВДСЕ-ТВ, на бульваре Моррисей, 330, находилось административное здание с тремя свободными апартаментами. В одной из комнат, расположенной на втором этаже и выходящей окнами на улицу, и расположился Майк с биноклем; он стоял там утром, вечером и во время ленча, когда Линн входила и выходила из здания Третьего канала, наблюдая за теми, кто может следить за ней.

В пустом магазине, наискосок от ее дома, он нашел еще одно пустое помещение, откуда мог наблюдать за ее квартирой.

Он взял неделю отпуска.

Его очень огорчало то, что он пообещал ей настоящего полицейского, а тот таковым не оказался.

Сейчас он надеялся этот промах исправить.

Если он был прав, очень скоро в один прекрасный момент маньяк появится здесь.

Тогда он сможет выследить этого сукина сына до того места, где он живет или остановился, где может оказаться обнадеживающая улика, где его можно будет арестовать и предъявить ему обвинение.

Тогда, сказал Майк самому себе, он наконец сможет отойти от всего этого. И займется тем, что забудет эту историю и Линн.

Грег прекрасно умел видеть, оставаясь незамеченным. Но он не привык к тому, чтобы за ним охотились с такой же изощренностью, какая была у него самого.

Понадобилось всего два дня.

Шестнадцатого февраля в пять двадцать вечера Майк стоял в темном офисе. Грязь на стекле, которая так хорошо помогала ему прятаться днем, сейчас, когда стемнело, мешала ему. Он щурился, наблюдая в бинокль за проходящими мимо ВДСЕ-ТВ людьми.

Некоторых он запомнил еще со вчерашнего вечера: работники Третьего канала и служащие из офисов, расположенных в соседних зданиях.

В поле его зрения появился мужчина, который, как показалось Майку, прошел здесь всего пять минут назад. Он остановился около здания Третьего канала, посмотрел на часы, словно ожидая кого-то. Хорошее пальто, сверкающие туфли. Почему он ждет снаружи, хотя на улице довольно холодно?

Майк повернулся и посмотрел на портрет Грега Альтера, приклеенный к оконной раме. Он знал каждую черточку этого проклятого лица, но он все-таки посмотрел, а через секунду в бинокле стали видны те же нос и подбородок, только в профиль.

Он засунул бинокль в куртку.

Ему хотелось броситься вниз по лестнице и перебежать улицу. Броситься на этого человека и избить его до полусмерти. Ему хотелось разбить это лицо, все лицо, а не только одну сторону, и тогда посмотрим, как ты будешь нравиться дамам, говнюк.

Но он знал, что подобное желание возникнет в нем, и много раз проигрывал в голове, что он должен сделать вместо этого, и сейчас он сделал это.

Он схватил свой сотовый телефон и позвонил Линн в офис. Затем он вышел из пустой комнаты, быстро и осторожно спустился на улицу и спрятался за припаркованным фургоном, чтобы подождать, пока зверь приведет его в свое логово.

Грег не любил пальто. Оно казалось ему длинным и неудобным, и он чувствовал себя гораздо удобнее в обыкновенной куртке на молнии. Но если бы он не надел его, то в этот час он бы сильно выделялся на фоне других.

Дня два он никуда не выходил, считая, что на сладкое он получил осмотр студии «Ревер». Он даже смог посмотреть на Кару Миллет, ловко отвернувшись, прежде чем она увидела его; правда, вряд ли бы она в такой суматохе поняла, кто он. Шумные дни были прекрасным временем для наблюдений.

И сегодня было не так уж холодно, чтобы принимать те меры предосторожности, которые он так любил, но его неодолимо тянуло прийти сюда.

Он так хотел увидеть разукрашенную Линн.

Он просмотрел все газеты, надеясь, что ВДСЕ не сможет сохранить в секрете ее травму, но никаких сообщений не было. Он думал, что она очень скоро вернется в эфир, так как казалось, что никакие его действия не могут ее остановить, но затем услышал объявление о том, что это произойдет через неопределенное время.

Он не хотел ждать, пока она снова будет выглядеть нормально.

Поэтому он был здесь, и пределом его желаний был лишь короткий взгляд, который он сможет бросить на нее в ближайшие полчаса.

Он посмотрел на часы. Осталось даже меньше — двадцать пять минут. Обычно она уходила с работы около шести.

Он не отрывал глаз от потока людей, вытекавшего из здания. Он наблюдал за ними через стекло вестибюля, поэтому он видел каждого выходящего еще до того, как тот оказывался на улице.

И вдруг его словно ударило током — там была Линн, снявшая черные очки в тот момент, когда она подошла к двери.

Сперва он не заметил пластыря, только припухлость на ее лице, но когда она подошла ближе, он увидел, что это был пластырь под цвет кожи. Вокруг него ее висок и скула были совершенно бесцветными. И, мой Бог, ее глаз напоминал большой толстый желудь темного цвета, желудь со щелью вдоль него, словно его силой закрыли. А закрыл его он.

Он напряг щеки, чтобы удержаться от ухмылки.

Линн спешила, обычно она не двигалась так быстро, и ему пришлось отступить в поток людей, чтобы слиться с окружающей обстановкой, когда она подошла к тротуару. Она ступила на проезжую часть и подозвала такси.

В тех местах, где не было ушиба, ее лицо было бледным. Ему это понравилось. Ее манера поведения немного изменилась, она была уже не такой… энергичной. Может ему показалось, или действительно та скула, которая осталась нетронутой, стала выступать еще больше, сигнализируя о потере еще двух фунтов?

Такси остановилось, и она села в него. Грег наблюдал за тем, как машина пробиралась в транспортном потоке часа пик. Он смотрел, не отрываясь, пока машина не исчезла из виду.

Все приключение оказалось на удивление простым и совершенно восхитительным. Никогда раньше в его жизни не было столько душевных всплесков. Всплеск за всплеском, ощущение постоянной пульсации.

Грег включил программу новостей Седьмого канала, чтобы посмотреть, нет ли все-таки каких-нибудь сообщений о нападении на Линн. Теперь он понял, почему ее собственная станция ничего об этом не говорит, но существующая между ними конкуренция должна была подогреть интерес. Если они знали.

Возможно, они ни о чем не знали.

Возможно, ему следовало сделать так, чтобы узнали.

Уже не в первый раз он почувствовал прилив восхищения от собственной гениальной идеи взять с собой на следующий день камеру.

Он пытался прекратить пользоваться камерой. Это было очень весело, но фотография была реальной вещью, которая при случае могла быть использована против него. Он предпочитал невидимые свидетельства, которые с таким удовольствием собирал.

Однако, временами, как можно было устоять? Всегда можно было сжечь то, что не следовало хранить.

Новости кончились. В них не было ничего, кроме обычной скучной болтовни.

Но в нем с каждым днем росла привязанность к телевидению в целом. Пока что он получал удовольствие и от того, что видел на экране Линн, но как было бы восхитительно услышать, как они говорят о нем.

Грег в раздумье откинул голову на спинку стула. Что он должен сделать, чтобы добиться этого? Он мог бы начать по-настоящему нападать на людей. Отойти от своих нынешних занятий, оставить организацию своих шоу.

Он нахмурился. Это было рискованно. Не даром же он провел все эти годы, стараясь не доводить дело до серьезного преступления.

Тем более, со всем его опытом, он стал более ловким и умелым, чем когда-либо ранее. Если и существовал преступник, которого нельзя было поймать, то это был он.

Он снова включил телевизор, нашел еще одну программу новостей и стал смотреть, как ведущие читают свои скучные истории, представляя себя звездой дня, причиной серьезных выражений их лиц и суровых голосов.

Это могло стать удивительной возможностью для безграничного совершенствования.

Это был второй этаж. Майк проследил, как Грег вошел в маленькое здание, поднялся в свою квартиру и зажег свет. Он увидел мерцающий свет включенного телевизора. На некоторое время телевизор выключили, потом включили снова.

В окне были видны рождественские лампочки, которые были не зажжены и украшали дерево, похожее на пальму.

Он никак не мог принять оскорбительный факт местонахождения этой квартиры. Он, не переставая, ругал себя за то, что рыскал неизвестно где, купившись на это калифорнийское дерьмо, а маньяк в это время преспокойно жил на той же улице, где находилось здание Третьего канала.

Ярость, охватывавшая его при этой мысли, заставляла кровь стучать в его висках.

Он должен был дальше развивать свой план. Вызвать сюда людей и войти в квартиру.

Но он продолжал стоять здесь, и что-то подсказывало ему, что это делать не надо.

Там, внутри, были какие-то вещи, вещи, которые помогут ему поджарить этого парня живьем; он был в этом уверен. И он знал, что должен войти туда прямо сейчас, иначе все может пропасть.

Он подождал еще минуту, спрашивая себя, действительно ли он верит в это или просто не может ждать.

Но, независимо от ответа, ждать он не мог.

Грег удивился, услышав звонок в дверь. Миссис Минот всегда пользовалась телефоном, а кроме нее никто прийти сюда не мог.

Он подошел к двери, посмотрел в глазок и почувствовал обжигающий, тошнотворный холод.

— Открой дверь, — сказал Майк.

Этого не может быть.

— Открой эту сраную дверь.

Усилием воли Грег прогнал чувство слабости. Он всегда знал, что такое может случиться. На самом деле это ничего не значило. Они не могли доказать, что он нарушил какой-нибудь закон. Даже если они навесят на него эту глупую статейку о преследовании, он окажется на свободе в считанные секунды.

Он был в безопасности. У него все было в порядке. Этот детектив Делано не мог причинить ему вред. Наверное, было бы очаровательно поприветствовать человека его же собственным голосом.

Улыбаясь, он открыл дверь.

Майк сурово посмотрел на маньяка.

Великолепная упаковка. Голливудское лицо, сверкающие черные волосы, сильное тренированное тело.

Но от него исходил какой-то невидимый туман, в чем-то схожий с дурным запахом, но не ощутимый так реально.

Ему захотелось размозжить эту рожу камнем.

— Чем могу помочь? — спросил маньяк.

Майк вошел, оглядывая помещение. Около стены на тумбочке стоял телевизор, в большом горшке была пальма с гирляндой рождественских лампочек. Стол и несколько стульев, дорогая и мягкая мебель.

— Я собираюсь обыскать эту квартиру.

Улыбка Грега стала еще шире.

— О, я не думаю…

Майк вытащил пистолет.

— Заткнись, или я убью тебя.

Он достал из кармана ордер на обыск.

Грег попытался что-то говорить, но Майк сказал:

— Не играй со мной. Не притворяйся, что ты не знаешь, кто я. — Он пододвинулся ближе к Грегу, попав в полосу его тумана. Теперь это еще больше напоминало запах, настолько сильный, что Майку потребовалось усилие, чтобы не поддаться его влиянию. — И ни на секунду не обольщай себя мыслью, что ты не сидишь по уши в дерьме.

Грег сложил руки на груди и посмотрел назад. Прежде чем он смог что-то сказать, Майк повернулся и отошел, направившись к спальне.

— Куда это вы, черт побери, собрались? — закричал Грег. Он бросился за Майком. Все его вещи хранились в тайнике в спальне, но туалетный столик, который закрывал вход в него, мог служить защитой только от любопытства миссис Минот.

Майк отклонился, направив пистолет ему в грудь.

— Убери руки, дерьмо, — прорычал он и пошел дальше.

Впервые у Грега возникло настоящее беспокойство. Как далеко может зайти Делано? Что у них есть на него? Должно быть не очень много, иначе этот человек не пришел бы сюда один, угрожая ему.

Он мог бы уехать сегодня вечером, подумал Грег, и как всегда устроиться на новом месте, и на таком расстоянии никто не мог бы контролировать, что он делает и с кем общается. Даже находясь далеко, он мог получить много удовольствия от Линн, а у этих идиотов не было бы ни малейшей надежды отыскать его.

А вдруг Делано найдет тайник? Если это произойдет, могут возникнуть трудности.

Неожиданно Грег замер.

Он только что вспомнил. Слева от него на шкафчике были фотографии Линн. Он подавил в себе инстинктивное желание обернуться и посмотреть в ту сторону.

Будь прокляты эти фотографии. Ему никогда не следовало делать их. Они являлись вещественным доказательством нападения.

Он должен был схватить их и спрятать.

Он почувствовал, как в нем закипает и начинает распространяться по телу энергия, как это всегда случалось с ним, когда он занимался наиболее важными мероприятиями. А это было очень серьезным.

Он заставил себя снова улыбнуться и придал голосу беззаботный и невинный тон.

— Вы зря тратите время, — сказал он. — У меня нет ничего, что представляет для вас интерес. Кем бы вы там ни были.

Как он и надеялся, насмешка заставила Майка действовать быстрее, смотреть более внимательно, не только открывать шкафы, но и проверять под ними. Он подождал, пока Майк полностью от него отвернулся, наклонившись над ящиком комода. Быстрый как змея, Грег протянул руку влево и схватил фотографии.

Майк повернулся к нему в тот момент, когда он запихивал их в карман брюк.

— Что вы только что сделали?

Грег заставил себя улыбнуться и пожал плечами.

Майк прыжком преодолел расстояние между ними и потянулся к карману.

— Убирайтесь от меня! — закричал Грег и со всей силы толкнул его.

Майк отлетел к туалетному столику, с грохотом ударившись о него. Пистолет вылетел из его руки. Он почувствовал невыносимую боль в спине. На секунду он потерял способность двигаться, и его наполнил ужас.

Грег побежал в гостиную.

С криком, вырвавшимся из самой глубины его груди, Майк заставил себя подняться и, спотыкаясь, бросился за ним. Грег делал что-то около задней стенки телевизора. В его руке мелькнуло что-то белое, похожее на то, что Майк заметил исчезающим в его кармане.

Грег замер, Майк тоже. Грудь у обоих вздымалась. Слышалось лишь их тяжелое дыхание.

Майк хотел снова броситься на него, но у Грега было преимущество. Каждое движение причиняло ему боль, которая, словно лазер, разрезала его спину. Еще один удар, и он уже не встанет никогда. Он не имел ни малейшего представления, где был его пистолет. Он шарил глазами по комнате, стараясь найти какой-нибудь предмет, который поможет ему задержать Грега, связать его, и вдруг увидел рождественские лампочки, украшавшие пальму.

Бросившись вперед словно пуля, Майк схватил гирлянду. Он сорвал с пальмы весь провод и, не задерживаясь ни на секунду, обмотал его вокруг Грега.

Ругаясь, Грег пытался освободиться. Майк потянул за концы провода, повалив его с криком на пол. Под тяжестью тела Трега лампочки разлетались вдребезги, осыпая их осколками стекла.

Не обращая внимания на порезы от провода и разбитых лампочек, покрывшие его руки, и сгибаясь от нарастающей боли в спине, Майк крепко стянул концы провода и завязал их, притянув руки Грега к туловищу. Затем, со всей доступной ему скоростью, он поспешил к телевизору, увидел белое, оказавшееся фотографиями, которые Грег запихал внутрь телевизора.

Майк взял их в руки и пытался достать их так, чтобы в телевизоре не остались кусочки, когда Грег рывком поднялся с пола и бросился на Майка.

Но Майк отскочил в сторону.

Громадная петля, которую он сделал из концов провода, зацепилась за угол телевизора. Видя, что должно произойти, Грег завизжал, попытался увернуться и потерял равновесие. В следующее мгновение он упал на пол, а телевизор обрушился ему на голову.

Телефон звонил, звонил и звонил.