– Одна испанская девка хорошо написала!
И наизусть прочел про зиму, которая накатит, про грусть, про то, что так будет – и пусть… Затем достал из дипломата томик стихов Габриэлы Мистраль: мол, возвращаю с благодарностью.
Опять жизнь полна неожиданностей!
Настала эпоха рынка, Юлиан начал частную практику – очень много зарабатывал (проводил сеансы – сразу по пять-семь пациентов брал и рассаживал в вольтеровские кресла).
И в семье наступил вроде как мир.
Даже для усиления мира он водил дочерей к причастию. В храме младшую Валю держал на руках, а у нее – в свою очередь – на руках был мишка, и она его высоко поднимала, чтоб он тоже все видел. Открываются царские врата – она мишку поднимает и поворачивает, чтобы разглядел вынос чаши, затем – крутит его медленно, чтоб видел все иконы на стенах.
Юлиан все больше любил Валю и свою работу. Вот нужно решать: что делать с закормленными профессорскими детьми, которые ничего не хотят. То есть он мог взять рецепт из некоторых книг: дети должны быть слегка недокормлены и недоодеты – тогда они всего захотят. Но попробуйте это сказать самоотверженной маме, которая только тем и гордится, что ребенок упитанный и ни в чем не нуждается!
Одна из таких гордячек на первый сеанс пришла гладко причесанная и в темные тона одетая. На второй встрече, когда она уточняла, что такое скрытое внушение, локон страсти как бы невзначай отделился от плотной крыши волос и закачался перед глазами Юлина. Приятно. Но – очнись, дурачелло! – если пойти навстречу этим волшебным стрелам, то придется платить алименты уже в две семьи. Да еще и эта родит. Чур меня, чур!
Нам он рассказывал о своих сомнениях, как будто они уже миновали:
– Дон Жуан – это не мое… Дон Жуан – поиск матери обычно. Мать рано умерла или пила, не обращала внимания. А моя мама обожала меня, хотя иронично называла – “любимый сухостой”.
Потом решил учить “гишпанский” язык.
– Парлата эспаньола? – ввергал он ступор окружающих.
Буэнас диас, в общем. Аста ла виста!
Собирался Юлиан искать родственников в Картахене. Потому что здешние родственники только и знают что дневники читать и патологические выводы делать. Прикапливал для поездки тайно от жены. Хоть испанские родственники должны быть лучше, но надо будет облегчить радость встречи деньгами.
Девять тысяч долларов он потерял в МММ. Но стал снова копить – в “Хопре”. И – конечно – снова облом.
Мы ломали голову: как же так? Лечит виртуозно, о чем ни заговоришь вокруг его профессии – все толково объяснит в простых словах. Спрашиваем его:
– Почему Фрейд не анализировал бунт Адлера с психоаналитической точки зрения, а сразу назвал его изменником?
– Сапожник без сапог.
И вдруг он со своим умищем понес свои кровные в какое-то блудилище пирамидальное…
Потом Юлиан стал коллекционировать метеориты. Говорил, что в одном обнаружено досолнечное вещество. Ночами, разглядывая в лупу остальные – застывшие пузырчатые поверхности – представлял, как осколок летел сквозь вакуум, выметенный солнечным ветром… и вокруг ни жены, ни тещи, ни другой жены, ни другой тещи. Пару раз выяснялось, что вместо метеорита ему подсунули булыжники.
Наконец – в шестьдесят лет – он быстро (по дневникам) написал книгу о своей работе – “Психосказки”. Говорил:
– Вам звонит молодой автор.
– Прочли! Прочли! Очень хорошо!
– Эти писательствующие – хитрые такие! Ради дружбы вы через что угодно переступите.
В общем, стал он мечтать о своем доме, чтобы – может быть – оставить квартиру жене и жить отдельно.
– Куплю лампу Чижевского! А то жена не хочет: мол, это далекий привет от космизма. Мол, вот у соседей есть такая лампа, а все ходят набок. Но без лампы они бы, может, вовсе не ходили…
Причем по работе Юлиан легко находил под-проблему. Если приходила мама поговорить о двойняшках (одну послали в столицу на конкурс, а другую нет – как выйти из конфликта), то после интервью он видел, что у нее другая травма – сына послали в Афган...
Но свою под-проблему не понимал… а хорошо бы ему на исповедь и рассказать про колун, а там глядишь и небо, такое грозное, посветлеет. Про небо он так часто говорил: вчера было темное, грозное, сегодня снова, а вот в Испании, наверное…
Мы в ту пору – увы – не думали, как помочь ему, навалились свои проблемы и под-проблемы (операция, инсульт)…
Частную практику Юлиан закрыл в десятом году – замучили бесконечным повышением арендной платы… и другие разные взяточники… Начал было он принимать пациентов по серой схеме, да пришел сосед снизу, недавно потерявший работу. Он был одет в натовский камуфляж, который по дешевке купил в подвале с торца.
– Ох, боюсь я, что налоговая инспекция узнает, – вздыхал он, – надорвешься откупаться. А у меня совсем скромные запросы…
Жить на пенсию стало невыносимо. Раньше деньги служили смазочным веществом между ним и семьей, а теперь... Еще и любимая дочь Валя вышла замуж в Японию, но не за настоящего самурая, а за нашего переводчика.
Жена частенько стала гнать Юлиана из кухни прямо в тычки:
– Не работаешь, поэтому и опускаешься. Крошки за собой везде оставляешь.
А здоровенная Лилек (когда?! ведь только вчера ей было пять лет) тоже всегда недовольна:
– Свеклу дряблую купил, картошку с пятнами.
Вдруг шаровая молния заметалась по их двору и взорвалась внутри компьютера, испугав Юлиана, который как раз писал пост в Живой Журнал.
В эту ночь началась у него рвота и ударил какой-то штырь через левую руку в грудь. Впервые он наблюдал, как страшные мысли легко выскальзывают из всех приемов психотренинга. Но что грешить? Эта борьба отвлекала его и помогла скоротать две вечности по 60 минут между вызовом и приездом “скорой помощи”.
После инфаркта Юлиану дали первую группу инвалидности, пенсия прибавилась на какой-то мизер. Дома ему даже говорили всякие ободряющие слова (“Врач сказал ходить и ходить, ты больше ходи”), но он понимал, как через силу Ирина и Лилек артикулировали их.
И вот нынче в июне он позвонил нам: давайте встретимся у фонтана – мне там сын назначил… я хочу к нему переехать… вы тут рядом постойте.
Мы пришли. Какие-то неопределенные птицы склевывали червей на свежевскопанных клумбах, не надеясь больше ни на что. Фонтан плачевно вздыхал. Рядом с нами остановился постаревший мальчик, который словно не прожил середину жизни.
– Юлиан, – сказали мы, – мы тоже по больницам странствовали. Поэтому не навещали тебя.
Тут подъехал на внедорожнике сын Юлиана, для которого отец в свое время предложил несколько имен на выбор из Карамзина. Как там: Образец? Упадыш? Мирон? Да, Мирон.
Мирон подошел с женой – у нее платье в радужных заломах, как будто женщина находилась в процессе превращения в насекомое. И он говорил в мобильник:
– Хорошо, я куплю кран.
Мы думали: речь о водопроводном кране, но потом оказалось, что это подъемный. Он был какой-то бизнесмен.
– Здоровьишка не стало, – как-то по-стариковски начал Юлиан.
– Да, проблемы, – сказал сын голосом жидкого азота и протянул сто долларов, добавив: – Кран упал у меня на стройке. Просто дыра в бюджете!
Когда они уехали, мы стали говорить Юлиану, что у его сына тонкое, выразительное лицо (не знали, что тут еще можно сказать).
– Да, я от них ушел, когда Мирончику было шесть, – ответил он. – Но где же великодушие? Вот они какие, богатые!
– Богатый – это такой же бедный, только с деньгами. Деньги лишь усиливают комплексы, тебе ли это не знать
Погода на Урале всегда зыбкая. Вдруг полил не дождь, а какой-то слизневый ветер. Юлиан с привычным усилием собрался, выпрямился, раскрыл зонт, кивнул нам и пошел домой.
Через три часа позвонила Ирина:
– Попал под машину и лежит сейчас в морге. Так рано! Рано! – она зарыдала бурно, горько, затем по-деловому спросила: – Как вы думаете: он бы хотел, чтоб его отпели?
– Да, нужно! Он боялся грозного неба!.. И спасал, спасал детей! – наперебой мы восклицали: “По делам их…”
На поминках говорили: Юлиан бесплатно вылечил одного-другого-третьего ребенка.
– Умел радоваться каждой минуте жизни, а какие радостные описания бытовых подробностей в дневнике!
А жена Ирина шептала дочери Лиле:
– Если бы вас он хотел колуном приголубить, как нас…
Но поминки шли своим чередом:
– Не гнушался черной работы: сажал, поливал, полол, солил огурцы…
– А знаете, как он Пушкина звал?
– Нет.
– Наш мальчик!
Разговор временно отвлекся на Пушкина: мальчик или не мальчик… Затем снова вспоминали Юлиана: юмор необыкновенный и он всё-всё читал!
– Рыбу ловил, как священнодействовал!
– Уверял, что рыбаки-охотники – золотой запас человечества на случай катастрофы… если технологии исчезнут…
Когда мы расходились, небо засияло алыми волнами, словно его на ходу переписывал небесный Айвазовский. И только по краю заката шло черное кружево – вороны летели на отдых.
30 окт. 2011
Пермь
* * *
Fri, Apr 6th, 2012, via SendToReader