LVI

Агриппина писала Луцию Кассию Лонгину.

«Юлия Агриппина приветствует Кассия.

Ты спрашиваешь о смерти Друзиллы? Никто не знает, отчего она скончалась. Гай Цезарь накануне похорон покинул Рим. Вернулся две недели спустя, грязный и заросший. С тех пор он зовёт именем Друзиллы всех женщин, которых целует: рабынь, гетер и новую подругу — Цезонию. Не только женщин: он зовёт Друзиллой луну и гистриона Мнестера, с которым часто делит ложе.

Иные говорят, что Гай сам убил её. Из ревности, застав с Марком Лепидом. Я думаю, что это ложь. Будь это правдой — Гай предпочёл бы убить Марка.

Неладное творится во дворце. Не знаю, что помутило рассудок брата: недавняя болезнь или смерть Друзиллы? Бывают ночи, когда Гай с мечом в руках гоняется за рабынями, обвиняя их в смерти Друзиллы. Я подпираю дверь тяжёлым сундуком, но даже так боюсь уснуть.

В Риме пахнет кровью. Тюрьмы опустели. Гай Цезарь велит бросать заключённых в пищу львам. Раньше такая участь предназначалась простолюдинам. Теперь голодным животным скармливают даже всадников.

Не возвращайся. Оставайся в Азии. Там спокойнее.

Будь здоров».

Кассий в далёком Эфесе читал письма Агриппины. Он постарел. В тёмных волосах появилась седина, уголки тонких губ болезненно ползли вниз.

После развода с Друзиллой Кассий не женился. Он перестал верить в женскую любовь. В каждой кокетливой матроне он выискивал постыдную тайну: одна бегает на тайные встречи с любовником, другая имеет раба для интимных нужд. Все женщины бесчестны и порочны, как Друзилла!

Редкие письма Агриппины были осколками прошлого, которое Кассий хотел забыть. Они резали душу и заставляли сердце истекать кровью. Но Кассий все равно ждал писем и с жадностью читал их.

Узнав о смерти Друзиллы, Кассий простил её. Презрение к бывшей жене постепенно исчезло и сменилось жалостью. Ненавидеть Калигулу он так и не перестал.

— Приветствую, Кассий, — в атриум наместника Азии вошёл посетитель.

Луций Кассий Лонгин отложил в сторону пергамент, исписанный мелкими буквами. Улыбнулся, стараясь укрыть тоску от постороннего глаза, и повернулся к гостю.

— И тебе привет, Валерий! — радушно отозвался он.

Мужчины обнялись, как старые друзья.

Валерию Азиатику было тридцать лет. Он принадлежал к богатейшей семье Эфеса. Любил греческие рукописи, породистых скакунов, цветущие деревья и жену. Отличался честолюбием. Эфес был слишком мал для него. Азиатик с упорством богатого провинциала рвался в Рим.

— Я пришёл попрощаться с тобой, друг, — заявил он, присаживаясь на скамью и принимая из рук рабыни чашу с вином.

— Ты все-таки уезжаешь? — с нескрываемым сожалением заметил Кассий.

— Эфес изрядно надоел мне. От жалких, глупых невежд, составляющих местное общество, меня тошнит! — Валерий Азиатик высунул язык и наглядно продемонстрировал, насколько его тошнит. — Не понимаю: как ты, римлянин, можешь жить здесь?!

— Меня тошнило от римских нравов, — невесело усмехнулся Кассий.

— Рим — прекраснейший город на земле!

— Рим пахнет кровью! — Кассий вспомнил строчку из письма Агриппины.

— А Эфес пахнет ослиным навозом, — обиженно ответил Валерий.

— Навоза и в Риме хватает.

Валерий Азиатик поставил на стол чашу с вином.

— Не старайся переубедить меня, — посерьёзнев, попросил он Кассия. — Я еду в Рим. Если хочешь, поедем вместе. Быстроходная галера ждёт в гавани.

— Нет, — покачал головой Кассий. — В Рим я не вернусь. Никогда.

Азиатик помолчал. Поднялся со скамьи, шумно вздыхая:

— Жаль. Мне пора. Прощай!

Мужчины обнялись. Дружески похлопали друг друга по спине.

— Счастливого пути! — пожелал Кассий.

— Ты был моим лучшим другом в Эфесе, — расчувствовался Валерий Азиатик. — Такое не забывается. Скажи: могу я что-то сделать ради тебя?

— Можешь, — голос Кассия изменился, стал хриплым. Он судорожно сжал плечо Азиатика и шепнул ему в ухо: — Убей Калигулу!

Валерий отпрянул. Удивлённо взглянул на Кассия и вышел, не говоря ни слова.

Оставшись один, Кассий перечитал письмо Агриппины. Зачем-то потрогал пальцем папирус в том месте, где чернилом было выведено имя Друзиллы. Бросил письмо в горящую жаровню и долго глядел, как пламя с треском пожирает исписанный папирус.

Кассий сжёг письмо и тут же пожалел об этом. Послания из Рима были единственной хрупкой нитью, связывавшей его с незабываемой Друзиллой. Вздохнув, он решил никогда больше не сжигать письма Агриппины.

Загрузка...