Ночи Калигулы. Падение в бездну

LXVI

В последующие месяцы Рим захлебнулся кровью.

Гай казнил многих из двух высших сословий: сенаторского и всаднического. Он изощрялся в выдумке: одних велел бросать со скалы, других — перепилить пилой, третьих — скормить диким зверям, четвёртых — забить до смерти железными цепями. Он звал отцов полюбоваться на казнь сыновей, и принуждал детей убивать родителей.

Порою он прощал приговорённых к смерти, но даже прощение было ужасным. Патриции, удостоенные прощения, получали клеймо на лоб или лишались языка. Гай велел сделать клетки высотой в половину человеческого роста. Он наказывал сенаторов и всадников, не угодивших ему, заставляя их проводить недели в этих клетках, стоя на четвереньках.

Обедая и ужиная, он часто звал палача. Гости пили и закусывали, глядя на пытки и казни. Вместо былых изысканных блюд Гай часто угощал их падалью и протухшей рыбой. Приглашённые подавляли отвращение и преувеличенно нахваливали еду, чтобы не попасть в клетку или под топор.

Ворам он велел отрезать руки, вешать их на шею и водить по римским улицам до тех пор, пока они не истекут кровью. Поэта, сочинившего двусмысленную песенку о нем, Калигула велел сжечь живьём. А ведь как радовался прежде, распевая песенки о покойном Тиберии!

Сенат заметно поредел. Кого-то казнили по обвинению подлинному или ложному. Кто-то получил в угощение отравленное лакомство.

Имущество казнённых шло в императорскую казну. Но ошибались те, которые полагали: жадность императора — причина казней. Гая жгла неудовлетворённа месть!

Бессонными ночами он перечитывал доносы, написанные Тиберию. Запоминал имена тех, кто, ради собственной безопасности, клеветал на семью Гая — несчастную мать, умершую в изгнании, и старших братьев. Доносы эти Калигула пообещал сжечь в начале правления. Но не сжёг.

Вспомнив о матери, Гай решил отплыть на Пандатерию, забрать урну с её прахом и установить её в родовой усыпальнице Юлиев. В день, предназначенный к отплытию, на море разыгралась непогода. Калигула поднялся на палубу биремы и отдал приказ отчалить. Буря не пугала его. Он верил, что так докажет покойной сыновнюю любовь. Но больше всего Гай верил в собственную божественную неуязвимость. Несколько сенаторов должны были сопровождать его в плавании. Испугавшись непогоды и ссылаясь на морскую болезнь, они предпочли остаться на берегу. Вернувшись из плавания, Калигула прошипел сквозь зубы: «Трусы и предатели!» И велел им перезать себе горло бритвой. В числе сенаторов был Марк Юний Силан, весёлый кудрявый толстяк, отец первой жены Гая.

Император свирепствовал против знати, а плебс по-прежнему любил его. Гонения на патрициев находили в народе живой отзыв. А какие роскошные зрелища устраивал Гай Цезарь! Какие шествия, какие гладиаторские бои! Беднякам раздавался бесплатный хлеб и мелкие подарки: мужчинам — нарядные тоги, женщинам и детям — красные повязки. К любимому народом празднику Сатурналий он распорядился добавить два лишних дня. Ну как не любить такого императора?!

Не из-за казней и убийств плебеи возненавидели Калигулу. Наоборот: народ ставил в заслугу императору то, что преступность в Риме резко пошла на убыль. Кому охота попасть в тюрьму, а затем — на обед хищным животным?

Плебс возмутился из-за зрелищ. Пресытившись обычными гладиаторскими боями, Гай решил подшутить. Велел вывести на арену полудохлых тварей, хромых и покрытых болячками, и гладиторов, дряхлых и покалеченных. Калигула откровенно потешался, прислушиваясь к возмущённому гулу зрителей, лишённых любимого зрелища. А римляне втихомолку злились на императора, издевающегося над вековой традицией.

Не только месть и чувство вседозволенности руководили Гаем. Страх! Он, с семи лет живший, опасаясь Тиберия, хорошо знал силу страха. Тиберий умер, но страх в душе Калигулы не исчез. Принял другие формы. Как и в детстве, он боялся молнии и прятался под ложе во время грозы. Добавилась ещё одна весомая причина, оправдывающая такое поведение: настоящий Юпитер мог отомстить Гаю за то, что тот самовольно назвался Юпитером Латинским.

Калигула боялся заговоров и ножа, направленного в спину. Потому и стремился извести потенциальных заговорщиков прежде, чем они додумаются о заговоре. Теперь он понимал и оправдывал подозрительность Тиберия.

— Пусть ненавидят, лишь бы боялись! — эти слова из древней трагедии он повторял бесконечное множество раз. Они стали девизом Калигулы. Император велел высечь любимую фразу в мраморе и установить в опочивальне.

Гай искренне надеялся: нагоняя страх на других, он сам перестанет бояться. Но каждую ночь кровавые призраки толпились около его ложа. Их становилось все больше и больше.

Императора начали звать безумным. Не открыто, а вполголоса, с оглядкой на доносчиков и преторианцев. Спорили: когда и почему Калигула сошёл с ума? Во время болезни? После смерти Друзиллы? От зелья Цезонии, о котором уже успели узнать пронырливые сплетники римляне? Или зерно безумия зрело в нем давно, ещё с детства, и вырвалось наружу, когда он озлобился против всех и вся?