Ночной рейтинг звезды

Глава двадцать первая

После отъезда родственников, следователя милиции, Нечаева в доме установилась непривычная тишина.

Еве казалось, что тишина — временное явление и скоро исчезнет. И опять какое-нибудь непредвиденное обстоятельство свалится им на голову. Дни потекли, один, похожий на другой. Сама себе Ева напоминала затравленного зверька. Несмотря на все попытки Антона отвлечь ее.

Они сидели в кухне и пили чай. В молчании.

— Скоро ко мне опять придут. И станут требовать продать дом, — унылым голосом сказала Ева. — Сказал же мне тот бандит Виктор — две-три недели.

— Забей! Хватит об этом думать.

— Ты предлагаешь мне веселиться?

— Я ничего не предлагаю. Живи как живется. И ничего не строй заранее. Может, они уже и не придут.

— Конечно, взяли отпуска и укатили в теплые края. Все разом.

Антон внезапно накрыл своей рукой Евину руку. Она вздрогнула.

— Ева! — сказал он, улыбаясь. — У меня для тебя есть сюрприз.

— Сюрприз?

— Да.

— Какой?

— Скоро узнаешь. Поднимись наверх, а когда я крикну, спустишься вниз. Только без моего сигнала не приходи.

— Хорошо.

Ева поднялась в спальню. Мама звонила три раза. Может, у них что-то случилось? Пропал Додик? Или она поставила больному не ту пломбу, и он ее преследует похлеще любого маньяка? Она набрала мамин номер.

— Алло! Как у вас? Ничего не случилось?

— А я хотела спросить это у тебя.

— У нас все в порядке. А у вас?

— Тоже.

Возникла пауза.

— Ладно, мам, пока.

— Пока.

— Ева! — раздался голос Антона.

— Иду!

Она медленно спустилась по лестнице. Антон стоял около двери, ведущей в гостиную, и улыбался.

— Прошу!

Она подошла к нему.

— А где сюрприз?

— Вот.

Он взял ее за плечи и слегка подтолкнул вперед.

— Смотри.

Она вошла в комнату и от восхищения замерла.

В камине горел огонь. Стол был красиво сервирован. На столе стояла бутылка вина. Длинные высокие бокалы, похожие на нераспустившиеся тюльпаны. На тарелках закуска.

— Прошу за стол.

— Как красиво!

Антон взял ее за руку.

— Может, сначала потанцуем?

— Я не умею.

— Это так просто. Перебирай ногами, и все. Пам-тарам-пам-пам.

Он повел Еву в танце.

— Жаль, что здесь нет музыки.

— Да, жаль!

— Тогда — к столу.

Антон провел по ее волосам и сдернул резинку.

— Ты никогда не ходишь с распущенными волосами. Почему, Ева? У тебя такие красивые волосы. — Он взял их в руки и подержал.

Она закрыла глаза. Прикосновение его рук было таким приятным и волнующим…

— Ева! — Он наклонился и прошептал ей на ухо: — Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красива?

Ева открыла глаза.

Последний бойфренд, который использовал ее жилплощадь как временный плацдарм в затяжных боях с женой, сказал, что она — добрая. Насчет красоты он ничего не говорил.

Красота была ему не нужна. В отличие от доброты. Иначе кто бы пустил его под свою крышу. Даже если бы она была сущим крокодилом, он бы все равно подвалил к ней. Спать-то где-то надо!

— Говорили…

Антон рассмеялся и присел на корточки.

— А мне кажется, что нет.

Ева вздрогнула:

— С чего ты взял?

— Ты такая колючая… — Он скользнул пальцами по ее коленке. Так нежно. Едва ощутимо. — Женщины, которым говорят комплименты, более мягкие. Они расслабленные. Как кошки.

Она застыла, не зная, как реагировать на его слова.

— Ева! — продолжал он вкрадчивым шепотом. — Ты больше не будешь сердиться на меня?

— Я и не сердилась.

— Просто кусалась, да?

Она рассмеялась.

— Ничуть.

Он приложил палец к ее губам.

— Не будем об этом…

Он взял ее руку и поцеловал. Потом сел на стул напротив.

— А сейчас, дамы и господа, мы переходим к торжественной части сегодняшнего дня: ужину при свечах. Свечей, правда, нет. Но я разжег камин. Для романтики. Скоро придется его потушить. Ночь и так теплая.

— Пусть пока горит, — тихо сказала Ева.

— Слово дамы — закон. Но мы можем приезжать сюда и зимой. Представляешь, как здесь будет красиво. За окном падает снег. Мы сидим вдвоем. Горит камин. Мы едим утку по-пекински.

— Ты умеешь ее готовить?

— Да. Такая вкуснятина. А утром мы идем на лыжах.

Ева рассмеялась:

— Я уже давно не ходила на лыжах. Только в детстве с отцом. Когда он умер, я на лыжи даже смотреть не могла.

— Я тебя научу заново.

Ева подумала, что совсем не знает Антона. Они поженились так быстро, что не успели хорошенько изучить друг друга. Женщина должна быть загадкой. Это притягивает. Но и загадочный мужчина тоже манит и привлекает. Ее муж для нее загадка. Но по-другому и быть не могло. Ведь они познакомились совсем недавно….

— Ты так красиво сервировал стол. И умеешь готовить. Ты работал поваром?

Антон засмеялся:

— Почти. Ты еще не пробовала вина.

— Я пью мало.

— Много я тебе и не налью.

Он налил в бокал вина. Блики огня скользили по бокалу, окрашивая вино в темно-бордовый цвет.

Ева выпила вино. Его тягучий приятный вкус обволакивал горло теплом.

Ее голова шла кругом. Ей казалось, что все это происходит не с ней. Это — сказка. А она — Золушка, для которой скоро пробьет двенадцать часов. И все исчезнет. Вино превратится в воду, еда — в камни. Камин — в пепел. А во что превратится она? Снова в серую Еву Грушеву, у которой никогда не было даже приличного бойфренда? Но она совершенно не хотела об этом думать.

Машинально Ева бросила взгляд на часы, висевшие на стене.

— Ты торопишься?

— Почему ты так решил?

— Ты смотришь на часы.

— Это просто так…

— Налить еще вина?

— Да. Немного.

Антон налил полный бокал.

Ева медленно пила. Горячий андалузский хмель ударил ей в голову. Как трезвенница со стажем, она быстро пьянела.

И здесь ее словно подхватила какая-то волна. Они с Антоном бросились друг к другу, не чувствуя ничего, кроме горячих рук, губ, жарких объятий.

Волна сметала все. По Евиному телу как будто пробежали тысячи искорок Они опустились на пол и стали целоваться, как сумасшедшие. Одни в целом мире. Все куда-то исчезло, растворилось в небытии…

Руки Антона скользили по Евиному телу. Горячие, сухие… От этих прикосновений ей становилось жарко.

Еву переполняла нежность. Ну кто бы мог подумать, что она может испытывать к мужчине такие чувства? Она закрывала глаза. И только шепот Антона и слова, которые он говорил ей, с трудом возвращали Еву к реальности. И в ответ она ему шептала:

— Ты у меня самое дорогое и любимое солнышко!..

…Утром Ева проснулась раньше Антона. Она приподнялась на локте и посмотрела на мужа. И все вспомнила. Как они занимались любовью на полу перед камином. Как потом поднялись со смехом в спальню, и все началось по новой. Ева улыбнулась. Кажется, теперь у нее начинается совсем другая жизнь, о которой она раньше и не мечтала.

Она встала и накинула халат. Прислушалась. Антон спал, лежа на спине и широко раскинув руки. Изо рта вырывался легкий храп. Пусть поспит! Она пока похозяйничает в кухне. Приготовит завтрак. Ева подколола заколкой волосы и поправила одеяло, наполовину сползшее на пол.

Ева закрыла дверь комнаты и спустилась по лестнице, держась рукой за перила.

Ее взгляд задержался на «венецианской» картине. Она уже привыкла к ней. Ева подумала, что картину нужно взять в Москву. Она повесит ее в квартире, и это будет классно!

Она подошла к картине поближе. Сбоку на раме Ева увидела маленькую дырочку. Даже не дырочку, а вертикальную щель. Она колупнула ее ногтем. Это была едва заметная дверца.

Ева быстро сняла картину и рванула дверцу на себя. Из тайника посыпались фотографии. Куча фотографий. Диски с фильмами.

Она присела на корточки и стала собирать их.

Она сразу узнала молоденького Нечаева. Он лежал голышом на кровати и улыбался, смотря в объектив. Ну-ну. За такие снимки любая «желтая» газета порядочно отвалит. Не торгуясь. На других фотках он стоит с обмотанным вокруг бедер полотенцем. Или вообще без полотенца. Во всей мужской красе.

Ева просматривала снимки. Там был не только Нечаев. Были и другие бойфренды Евангелины. Целая коллекция молодых парнишек. Евангелине надо было работать внештатным фотографом мужского журнала или издания для геев.

И вдруг… Еву как будто бы ударило током. На одной из фотографий был… Антон! Она поднесла фотографию ближе к глазам. Сомнений быть не могло: это — он! Снимок выпал у Евы из рук и плавно опустился на пол. В глазах у нее потемнело.

Еве показалось, что здесь какая-то ошибка. Этого не может быть. Перед глазами прыгали алые змейки. Ей стало плохо. Она быстро собрала снимки и засунула их в тумбочку.

У Евы кружилась голова, и она судорожно схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

Господи! Только этого ей еще не хватало. Ни наезд бандитов, ни убийство Лены, ни наглый Нечаев так больно не задели ее, как это. Обман собственного мужа, который скрыл от нее тот факт, чтобы был знаком с Евангелиной. И не просто знаком. Он был ее любовником.

— Ева! — раздался веселый голос Антона. — Я уже встал. Что у нас будет к завтраку?

Наверное, в ее лице было что-то такое, что заставило Антона вздрогнуть.

— Что-то случилось?

— Н-нет.

Он спустился по лестнице.

— Ева! — Он подошел к ней и обнял за плечи. — Что с тобой?

Она отстранилась.

— Все нормально.

— Кого ты хочешь обмануть? Я знаю тебя.

— А я тебя — нет.

— Ну-ка, выкладывай. Что произошло? Вместе мы решим, что делать.

— Вместе мы уже ничего не решим.

— Не понял!

— Сейчас ты все поймешь! Смотри. — Она достала из тумбочки снимки. — Смотри! Ты никого здесь не узнаешь?

Антон побледнел. Мгновенно. Кровь разом отхлынула от его лица. Он стал перебирать снимки.

— Где ты нашла это?

— Неважно.

— Я… так боялся, что ты найдешь их. И это случилось. Правду говорят: кто чего боится, то с тем и случится.

Ева молчала.

— Понимаешь… это все было так давно. В другой жизни.

— Говори! Я хочу знать! Все!

Антон провел рукой по лбу.

— Может, не надо, а?

Он улыбнулся. Эта улыбка вывела Еву из себя. В эту минуту она была готова задушить его. Без промедления.

— Ладно… Если ты хочешь, я расскажу. Но зря все это!

— Нет! — выкрикнула Ева. — Не зря!

— Я не из Москвы, — начал Антон, — из Гусь-Хрустального. Есть такой городок во Владимирской области.

— Знаю.

— Сама понимаешь: глушь беспросветная. Никаких перспектив. Ни работы, ни образования. Половина молодых ребят спивается или садится на наркоту. Половина шабашит в плотницких бригадах. Строят дачи в окрестных городах. В основном в Подмосковье. Но мне хотелось чего-то другого. С детства мне говорили, что я красив и обаятелен. И поэтому я решил поехать в Москву и пробиться в театральное училище. Или на телевидение. Где требуется хорошая внешность, манеры. Когда приехал в Москву, то очень быстро понял, что меня там никто не ждет. Денег не было. Была пара адресов, где я мог остановиться. Но не надолго. Надо было думать самому, что и как.

Я решил попробовать поступить в Щуку. Срезался. Подал документы в ГИТИС. То же самое. И, толпясь после экзамена в коридорах, натолкнулся на Евангелину. Она там что-то преподавала. Кажется, историю мирового искусства. Она сразу взяла меня в оборот. Мы разговорились, она предложила свою помощь. Я и клюнул. А что мне оставалось делать? Не возвращаться же обратно, в Гусь-Хрустальный.

Ева слушала отстраненно. Как будто чужого человека.

— Так все и получилось… Евангелина была сущим дьяволом. Она умела играть на самых болезненных струнках людей. Она вползала в них, окружала вниманием. Помогала. Очень трудно отказаться от ее помощи, особенно если у тебя ничего нет. А у нее на руках — одни козыри. И она предлагает их тебе. Ты понимаешь меня, Ева?

Она молчала.

— Почему ты молчишь? Я был один в Москве. Совсем один. И помочь мне было некому. Нет, правда, был еще один путь — стать геем. Тоже неплохая перспектива. Один знакомый дал адресок клуба, где я всегда мог найти помощь. Но я не хотел опускаться до этого. Не хотел. Я выбрал Евангелину. Из двух зол — меньшее.

— Из двух зол — меньшее, — тихо повторила Ева.

— Ты что-то сказала? — встрепенулся Антон.

Она замотала головой:

— Нет.

— Был еще один момент. — Антон тряхнул волосами. — Евангелине быстро все надоедали. Я был очередной игрушкой. Все кончилось. А жить надо было дальше. Благодаря Евангелине я получил место корреспондента на телевидении. Сделал несколько репортажей. Но что-то не заладилось. Наверное, я был бездарем. На одной внешности далеко не уедешь. По совету Евангелины закончил курсы страховых агентов. Она поняла, что на телевидении или в театре мне делать нечего.

А потом мы с ней расстались. И для меня наступили трудные времена. Работа страховым агентом приносила не так уже много денег. Их едва хватало на то, чтобы снимать квартиру на паях с другом, питаться и одеваться. И тут мой друг предложил мне один план. Дело в том, что я ему часто рассказывал о Евангелине, о ее драгоценностях. Она любила хвастаться ими, но никогда не показывала. Друг предложил снова втереться к ней в доверие. И умыкнуть пару камешков. Он знал, где она хранила свои камешки. В сейфе. Но тут я узнал, что Евангелина умерла. И сразу засвербила мысль: а что сталось с драгоценностями? Я пришел на ее похороны, потолкался среди ее знакомых. И понял по косвенным разговорам, что о драгоценностях никто ничего не знает. Когда открыли сейф, он был пуст. День и ночь в моей голове вертелась одна мысль: куда же они делись? Она могла их спрятать. Но где?

Я подумал, что об этом могут знать ее родственники. Я узнал про этот дом. И знал, что она завещала его тебе. Я подумал, что драгоценности могут храниться либо у тебя дома, либо здесь.

— Откуда ты знал, что она завещала мне дом?

— Она неоднократно говорила об этом: «Я завещаю этот дом своей племяннице Еве. Она девочка странная, но добрая. Больше мне завещать некому».

— Ты женился на мне, чтобы прикарманить чужие драгоценности?

— Ева! — Антон поморщился. — Не надо так.

— Почему?

— Потому… Да, я женился на тебе из-за драгоценностей. Но… Я полюбил тебя. Не сразу. Постепенно. Я так испугался, когда потерял тебя в лесу. Чуть с ума не сошел.

— Почему же… Ты стал бы единоличным хозяином. Всего: и драгоценностей, и домика в деревне. И моей квартиры. Не так ли? После смерти жены муж является наследником первой очереди. Получается, что у тебя ничего своего нет. Даже квартиры нет. А мне ты впаривал, что будешь сдавать ее. А оказывается, ты снимал ее с другом. Ну и ну! Я теперь поняла, почему ты никогда не приглашал меня к себе. Говорил, что у тебя неуютная холостяцкая берлога. А на самом деле — квартира не твоя. А куда делся автомобиль?

— Ну… он тоже не мой. Мне друг одолжил.

— А… поэтому он потом и «сломался», когда нам нужно было ехать сюда. А потом он бы попал в аварию?

— Ева! Прекрати!

— Не-на-ви-жу! Я тебя ненавижу!

— Я не виноват.

— А кто виноват? Я?

— Нет… Это обстоятельства.

— Ты использовал меня в своих интересах. Я тебе нужна лишь как отмычка к наследству Евангелины. Разве не так?

— Я люблю тебя! — выкрикнул Антон. — Понимаешь, люблю!

— Не понимаю. Я знаю только одно: тебе захотелось красивой жизни.

— Я виноват перед тобой. Прости меня.

— Как ты мог! Как?

— Дурак я!

— Я никогда не прощу тебя. Никогда!

В воздухе повисло молчание — тяжелое, злое.

Еве хотелось убить его. Был бы пистолет под рукой — пальнула бы, не задумываясь. За все хорошее. Таких подонков надо бы расстреливать на месте.

— А как бы ты потом выкрутился из этой истории? Развелся со мной? Или убил?

— Ты что? Как ты можешь так думать?

— Я могу думать что угодно. И запретить ты мне не можешь. Это — мое дело. Теперь я понимаю, почему ты все время стучал молотком и делал вид, будто устраняешь неисправности. Ты искал драгоценности. Ты думал, что они замурованы где-то здесь. А я была так наивна… думала: ты что-то ремонтируешь. Я просто идиотка.

— Ева! Я…

Ева заткнула уши. Потом отняла руки.

— Значит, так. Я собираю вещи и сматываюсь отсюда. Не вздумай меня останавливать, искать и звонить. Ты для меня не существуешь. Все! А теперь — уходи! Немедленно. Убирайся! И отдай мне ключи от квартиры! Сию минуту!

С каменным лицом Антон повернулся и вышел из спальни.

Ева собирала вещи трясущимися руками. Кое-как она покидала их в сумку и спустилась по лестнице. Антон ждал ее внизу.

Молча он протянул ключи.

— Я тебя провожу. Договорюсь с кем-нибудь из деревни, чтобы тебя подвезли до Черногубцева.

— Не надо! Оставь меня в покое. Я сама доберусь.

Ева вышла из дома. Закрыла калитку. И пошла по дороге. В деревню.

Все разрешилось довольно быстро. Она договорилась с одним мужиком, который согласился довезти ее до Смоленска за сто рублей.

В Москву Ева приехала под вечер. И сразу вырубилась. Забылась тяжелым сном. Проснулась утром. Села на диван и уставилась перед собой невидящим взглядом. Была такая хренотень, что хуже быть уже не может! Ее поставили раком и поимели. И кто? Собственный муж! Правда, после всего случившегося навряд ли она могла считать его своим мужем. Он был альфонсом, раскатавшим губу на камешки Евангелины. А она была орудием достижения цели. Только и всего.

Эта история была намного хуже того эпизода с Николаем, который поссорился с женой и подкатил к ней ради ночлежки и кормежки в цивильном доме. Там был тупой, примитивный расчет. Дурь, глупость. Здесь — изощренное коварство и жестокость. Ева представила, как Антон строил планы в отношении ее. Серая мышь Ева Грушева будет рада любому мужчине, который появится на ее пути. Тем более молодому и привлекательному. Навряд ли она устоит против предложения руки и сердца. Она, без пяти минут старая дева, оставившая всякую надежду на замужество.

И он был прав! Она слишком быстро клюнула на него.

Ева пошла на кухню и поставила чайник. Зазвонил телефон. Это была мать.

— Алло! Ева! Я никак не могу дозвониться до тебя. Что-то случилось?

— Да. Случилось.

— Ты упала и подвернула ногу?

— Нет. Хуже.

— Что такое?

— Мы разошлись с Антоном.

— Поссорились?

— Нет. Все серьезнее.

— В молодых семьях всегда бывают ссоры. Это не беда.

— Мы не ссорились. Я не могу тебе все объяснить по телефону.

— Хочешь, я к тебе приеду?

— Не сегодня.

— Тогда — завтра. Я заскочу после работы. Я работаю в первую смену.

— Хорошо.

— Тогда договорились. Главное — не вешай нос. Все наладится…

Мать ворвалась в комнату с горестным восклицанием:

— Он тебе изменил? — выпалила, снимая с себя красный пиджачок.

— Тогда все поправимо. Расскажи толком, что там случилось. — Мать села рядом с Евой на диван.

— Антону нужны были драгоценности тети Евы.

— Господи! Он так и сказал тебе об этом?

— Да.

Вперемешку с рыданиями Ева рассказала матери об Антоне, опустив подробности его знакомства с Евангелиной.

Мать надавала кучу советов, главным из которых был куда-нибудь поехать и сменить обстановку. Ева обещала подумать. Но, честно говоря, в таком состоянии она мало что воспринимала.

Дни проходили один, похожий на другой. Пролетела неделя. А вскоре Ева узнала потрясающую новость: она оказалась беременной.

Вначале она не придала задержке месячных никакого значения. Подумала, что это из-за стресса. Она пережила сильнейший кризис, и организм мог дать сбой. Но потом заволновалась. Ева совершенно не помнила, когда у нее в последний раз была менструация. Когда-то она отмечала критические дни красными кружочками в маленьком календаре. Но потом махнула на это рукой. Постоянного бойфренда у нее не было, и можно было не напрягаться из-за «опасных» и «неопасных» дней.

Когда они с Антоном поженились, все было как в тумане.

И необходимость предохраняться вылетела из головы. Как сказала бы ее мать, сплошная безответственность.

Ева пошла к гинекологу. Рассказала проблему. Темноволосая полная женщина посмотрела на нее и задала вопрос: как давно у нее задержка? Ева пожала плечами. Врач посмотрела на нее, как на ископаемое животное.

— Вы замужем?

— Была замужем.

Врач что-то черкнула в карточке.

— Вы можете пройти тест на беременность.

— Когда?

— Прямо сейчас. Сто пятьдесят рублей.

— Я согласна.

— Сходите в туалет в эту баночку. Мочу принесите мне. Вне очереди. И сидите в коридоре. Я вас вызову.

— Хорошо.

Ева сделала все, как ей сказали. Через какое-то время ее вызвали.

Она вошла в кабинет с замиранием сердца.

— Вы беременны. Будете делать аборт? Или оставите ребенка?

Врач оторвалась от карты и посмотрела на нее.

— Я… не знаю.

— Подумайте, время еще есть. Но не тяните. Если будете делать аборт, приходите ко мне. Я дам направление на анализы. Вопросы есть?

Ева сидела ошеломленная.

— Н-нет.

— И учтите, — врач заглянула в карту, — вам двадцать девять лет?

— Да.

— Через год вы уже переходите в категорию позднородящих. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Так что думайте!

…Ева встала со стула и пошла к выходу.

Дома у нее все валилось из рук. Ребенок! Она никогда не думала о детях. И вдруг… Она должна сделать выбор. Оставить ребенка или нет? Как она будет его воспитывать одна? Сможет ли? Может, лучше сделать аборт? Так проще.

Она терзалась этими вопросами несколько дней. А потом решилась. Будь что будет. Может, это ее последний шанс.

Как только Ева приняла решение, ей стало легче. Как будто бы с плеч свалилась тяжесть. Даже настроение поднялось. Теперь у нее наступит совсем другая жизнь. И она навсегда забудет прошлое. Тут же ее кольнуло: ведь это ребенок Антона. Вдруг он будет похожим на него? И, глядя на ребенка, она всегда будет вспоминать эту страницу своей жизни? Может быть, лучше обрубить все разом и не париться?

Она села на полу и обхватила себя руками. Ее знобило. Что делать? И посоветоваться не с кем. Это решение она должна принять сама.

И здесь из глубины памяти неожиданно всплыли слова Евангелины Христофоровны: «У тебя будет девочка! И ты назовешь ее Евой!»

«Значит, девочка! Ура! Всякие рюшечки и бантики. Что-то нежное и розовое. Родное до слез. Всякие сюси-пуси. Кокетливые кудряшки и куклы, разбросанные на полу. Нет, свою девочку я никому не отдам. Я рожаю! И точка! Никаких колебаний! А если кто-то будет меня учить или давать советы, пошлю куда подальше. Не раздумывая».

Ева встала с пола. Пошла в ванную и сполоснула лицо холодной водой. Она не должна особо расстраиваться, нервничать и переживать. Это вредно для маленькой Евочки.

Ева расстегнула халат и посмотрела на свой живот. Никаких признаков беременности пока не было видно. Маленький срок. Но ведь она уже есть! Существует! Ева погладила себя по животу. Интересно, она меня слышит?

— Ева! Евочка!

Еве показалось, что внутри ее что-то откликнулось, шевельнулось. Нужно сходить к врачу и сказать, что она оставляет ребенка. Кроме этого, накупить разных книжек и узнать, как себя веста, чем питаться.

На следующий день Ева вернулась из книжного магазина с кипой книг. «Советы будущим мамам», «Дорога к материнству», «Вы и ваш ребенок».

Она села на диван и стала просматривать их.

Она узнала, что ей нужно полностью пересмотреть свое питание. Отказаться от всех полуфабрикатов и еды на скорую руку. Фастфуд ребенку вреден. Жареные котлеты и картошка, плавленый сыра и копченая колбаса — с этим покончено. Салаты, винегреты, соки. Молоко и творог — вот что должно теперь быть на ее столе. И каши, каши, каши…

Нужно больше спать, лежать и отдыхать. И, само собой, никаких волнений. Даже если весь мир провалится к чертям, ей следует сохранять олимпийское спокойствие. Для себя и для Евы-маленькой.