Номах (Журнальный вариант)

СОН НОМАХА. В ЦЕРКВИ

Номах шел по залитому полуденным светом селу, отвечал улыбками на улыбки встречных, подмигивал девчатам, жал руки мужикам, клонил голову, встречая старика или старуху.

Вела его улица и вывела к храму. Большой, белый, нелюдимый, уходил он колоннами и колокольней вверх, в знойное, горячее и горящее небо.

Двери были приоткрыты. Номах прошел внутрь. Здесь стыла прохлада, ветер с легким шелестом гонял по гладкому полу жухлые листья. Никого вокруг, ни души. Номах поднял голову. Косые лучи, словно застывшие потоки стекла, обрушивались из окон.

Он сделал шаг, и эхо бабочками заметалось под сводами. Подошел к стоящей посреди храма иконе богородицы с младенцем на руках, поцеловал угол старой облупившейся доски.

Сел на ступеньку, ведущую к алтарю, посмотрел в пол.

— Тут ли ты, Господи?

— Тут, — не сразу раздался вздыхающий голос из алтаря.

— Одиноко тебе?

— Всегда одиноко было.

— Но сейчас-то, поди, особенно?

— Переживу.

Нестору представился старый седой, очень усталый Бог по ту сторону иконостаса.

— Получилось у нас, Господи.

— Вижу.

— Что скажешь?

— А что тут скажешь? Молодцы. Не верил я в вас. Только ведь и ты не верил, что получится. Так, Нестор?

— Так, Господи. Но хотел верить, не рассказать, до чего хотел.

— Знаю, видел.

Бог вздохнул, и эхо тонкими крыльями тронуло каждый выступ и уголок внутри храма. Тронуло, и снова застыла под сводами уходящая ввысь тишина.

— Селяне отсеялись, — отчего-то чуть виновато сказал Номах.

— Вовремя. Ты им скажи, чтобы трудов не жалели, и тогда осенью закрома ломиться будут.

— Да я им вроде как не командир больше. Кончилось мое время.

— Отставка?

— Так война кончилась. — Номах делано веселым взглядом обвел белые стены. — А то, что трудиться надо, они и без меня знают.

— То есть ты теперь, как и я, тоже не при делах, Нестор?

— Не при делах, Господи. Сапоги людям шью понемножку, на току помогаю. Ну а по большому-то счету, конечно, не при делах…

Они замолчали, уселись по иконам и крестам мотыльки эха.

— Я ведь, честно сказать, боялся к тебе на разговор идти, — сознался Номах.

— Что так?

— Думал, не примешь. Крови на мне много.

— Крови на тебе, Нестор, не то что много. Ты весь сплошь одна кровь.

Номах молчал.

— Смертей на тебе как капель в дождь.

— Знаю. Оттого и боялся.

— Что боялся, хорошо. Но что пришел, вдвойне хорошо.

Нестор снова не ответил.

Сухой виноградный лист, невесть как попавший сюда, прильнул к его ноге, принесенный движением воздуха.

Голос за иконостасом стал глуше.

— Не передать, какой ужас меня охватывал, когда я глядел на то, что вы тут творили. Это такая мука, Нестор, какую ни один анархист, большевик или белый ни под какими пытками не переживал. А пытать, согласись, вы тут научились.

Номах кивнул, не поднимая головы.

— Я ведь каждую вашу царапину, как свою, чувствую, а тут, начиная с четырнадцатого года, десять лет такого беспросветного зверства, что иногда казалось, что лучше бы мне себя убить.

Он заговорил еще тише.

— Никогда я не думал, что вы, мои дети, до такого зверства дойти сможете. Разного ждал, но вот так…

— Но ведь получилось в итоге, Господи? Смотри, по-нашему вышло. И хорошо ведь! Пусть и не по-твоему.

В алтаре долго молчали, потом светлый и спокойный голос согласился:

— Хорошо.

Номах, словно ученик, ободренный нежданной похвалой учителя, заговорил:

— А я ведь был уверен, ненавидеть будешь ты меня за то, что рай на земле строить собрался. Твои права узурпировал.

— Вот тоже… Кто не строит царства небесного на земле, недостоин его и на небе. Царство мое — царство любви. Не ненависти и не принуждения, а любви. И тот, кто не пытается мое царство на земле строить, не нужен мне и никогда нужен не был.

— Вот как… — удивился Номах.

— Только так! А ты что думал? Что мне безвольные да бессильные любы? Ну, нет.

— А как же кровь?

Под сводами установилась тишина. Даже ветер стих. И только пылинки продолжали свой сверкающий полет в огромном воздушном кристалле храма.

— Крови я тебе, Нестор, не прощу.

Номах несколько раз кивнул. Глаза его были закрыты.

— И не прощай. Я сам себе не прощу.

Он поднялся со ступеней и пошел к дверям.

— Заходи, — раздался голос за его спиной. — Я ждать буду.

— Обязательно, Господи. Конечно…

— И еще, Нестор… — прозвучало, когда он уже почти вышел из храма. — Чтобы ты не обманывался…

Номах замер, нехорошая тревожащая тишина навалилась на него.

— Да! — нетерпеливо сказал он.

— Это сон, Нестор, — раздался усталый голос. — Сон… Иди.