Номах (Журнальный вариант)

НА ВИЛАХ

— Батька, там наши с крестьянами вздорят, — тряс спящего Номаха за плечо Задов.

— Селян не обижать, — буркнул Номах, дергая плечом и снова пытаясь уснуть.

— Кони после перехода от усталости падают, а они овса не дают. Что делать будем?

— Ну, сена возьмите, соломы… — злясь, ответил Номах.

— Нестор, они ничего не дают. Уходите, говорят, отсюда. Устали ото всех.

Номах зарычал, ударил кулаком по подушке, так, что пыль полетела облаком.

— Пошли!..

Задов привел его к амбару, возле которого толпился народ. Доносились обрывки брани, полной грузной, похожей на застарелую болезнь ненависти.

— Дай пройти, — толкнул слегка Номах стоящего спиной к нему мужика.

— А ты кто такой? — бросил тот через плечо. — Тут постоишь.

— Ты вообще, что ли, нюх потерял?!

Мужик обернулся, узнал его, дернулся в сторону.

— Иди, разбирайся... Батька… — недобро добавил он. Во взгляде его сквозили озлобленность и усталость.

Вскоре Нестор добрался до центра свары.

Огромный, почти под потолок амбара мужик не пускал к мешкам с овсом командира номаховской сотни Шимку.

— Если ты секунду тут простоишь, я тебе еще один пупок нарисую! — орал анархист.

Мужик был здоров, и маленький Шимка смотрелся перед ним как кутенок перед волом.

— Это ты мне, сучок, угрожать еще будешь? — зарычал выведенный из себя крестьянин.

Шимка дернулся к кобуре.

— Ни с места!.. — крикнул Номах, но было поздно.

Мужик схватил стоящие у стены вилы и, пока Шимка расстегивал кобуру, с размаху пропорол ему грудь, швырнул тело вверх и сделал это с такой силой, что стальные зубья вонзились в стропилину на потолке и увязли в ней.

Испугавшись того, что сотворил, крестьянин опустил руки, оглянулся по сторонам и принялся медленно, в растерянности отирать ладони о рубаху.

— Пропусти! — растолкал спины Номах, становясь перед убийцей.

Вздрагивая, висел под потолком Шимка, стекала по ручке и громко капала в наступившей тишине кровь.

Мужик повернул глаза к Нестору и задышал вдруг сипло, с надрывом, будто придавленный камнем.

У Номаха бесился кадык.

Трясся над ними, раскрылившись в предсмертной судороге, будто ангел, Шимка.

Глаза его выпучились и смотрели куда-то сквозь бревенчатые стены амбара. Со свистом вырывался воздух из пробитой четырьмя зубьями груди.

— На колени! — сказал Номах.

Мужик наклонил голову, но не двинулся с места.

— Не передо мной на колени! Перед человеком, который за твою свободу каждый день под смерть ходил и которого ты своей рукой убил только что.

Брови и лоб убийцы налились кровью, но он не пошевелился.

— На колени! — приказал, качнув стволом маузера, Номах.

Тот продолжал стоять.

Номах выстрелил ему в колено. Крестьянин коротко взвыл. Раненая нога его подкосилась, но он устоял.

Сзади послышался ропот мужиков.

— Что там?

— Хоме Номах ногу пробил.

— Да что ж это!..

— Хлопцы! Мужики!..

Шимка под потолком издал хлюпающий звук и обмяк, повиснув на вилах, словно мокрое белье на веревке.

Номах выстрелил Хоме во вторую ногу.

Тот с тонким, неожиданно бабьим стоном упал на пол.

— Ты забыл, что своим овсом, житом своим ты вот ему обязан? — наклонился и зашептал жутким шепотом в уши крестьянину Номах. — Вот ему. Который сейчас на вилах твоих висит. Это он за вас три года под смертью, как под небом, ходил. А ты его вот так, вилами, как пана какого-то? За то, что он тебя от панов избавил?

Батька стоял, оперев руки в колени и все шептал и шептал на ухо плачущему от боли мужику, а над ними висел бессильно прибитый к потолку сотник.

Ропот крестьян нарастал.

— Думай! Думай, хлебороб, кто тебе свой, а кто враг тебе! — прокричал наконец Номах и, трясясь, пошел к двери.

— Пропусти! — рявкнул, и люди, внезапно присмирев, расступилась. — Смерть тому, кто добра не помнит! — крикнул напоследок Номах серой, будто сплавленной в единый угрюмый слиток толпе. — Думайте! Все, думайте!

— А что тут думать! — раздались крики. — Белые грабили, красные грабили. Петлюра, германец… Теперь вы пришли?

— Мы не грабить пришли, освобождать! — ответил Номах.

— Наелись, батька, свободой! Тошнит! Хватит!.. Жить дайте! По-простому, без грабежа!..

— Мы защищаем вас! — крикнул Номах.

— Все защищают! Аж жрать нечего! Уходи, батька! Не позволим грабить!

— Я у вас единственный защитник! Ни белым вы не нужны, ни красным. Все из вас соки пить хотят! — кричал он им.

— А чем твои хлопцы лучше? Так же лошадей им дай, хлеба, сена. Чем ты, батька, лучше?

Чувствуя нарастающее озверение Номаха, Задов взял его за плечо.

— Пошли, Нестор.

Подбежали вооруженные номаховцы.

— Становись! — заорал им Номах. — Приготовиться к стрельбе.

Послышалось сочное лязганье десятков затворов.

— Нет, Нестор! — Задов скрутил его.

— Целься!.. — вырываясь, крикнул Номах.

Задов зажал ему рот рукой и скомандовал бойцам «отбой».

— Суки!.. Курвы!.. Предатели!.. — орал, вырываясь и плача, Номах. — Я за вас жизни не жалел!.. За вас!.. Я же за вашу свободу!.. За счастье!.. А вы что? На вилы? Да люди ли вы после этого?..

— Тихо, тихо, батька… — увещевал его Задов, оттаскивая подальше от проклятого амбара. — Мы им еще покажем… Поймут. Умоются еще…

— Нет, Левка, — неожиданно высохшим голосом произнес Номах. — Это конец. Конец. Понимаешь?

Он вырвался, упал на землю, на пыльную поселковую дорогу, ткнулся в нее лицом.

— Конец, понимаешь? Понимаешь?..