Норильск - Затон

Прошлое «Затона»

Она так бежала, так бежала…

— Лизавета Ильинична, что случилось, поймал ее ошалевшую за локоть Никитин.

— О, Боже, там, там… — переводила она дыхание не в силах переложить на человеческий язык увиденное.

Ему не оставалось ничего, как пошутить.

— Не иначе белого медведя увидели?

Не принимая шутки она, захлёбываясь словами, выпалила:

— Хуже, там кости, могила…

Прапорщик снял фуражку, и, вытерев дно платком, делано безразлично сказал:

— Ох, невидаль. Точка-то на костях стоит. Здесь лагеря сталинские были. Вот так, дочка!

Лиза ожидала любого объяснения, только не такого.

— Как лагеря?… — опешила она. В груди её что-то ёкнуло.

Он развернул её к вышкам.

— Вышки видите на холмах?

Она, конечно же, их видела. Ещё с первого дня приезда на затон они бросились им в глаза. Но она им приписала иной статус.

— Да, я думала: пожарные, такие на полях в селах ставят.

Никитин покашлял в кулак.

— Как бы не так — сторожевые. Там, у продовольственного склада и рельса осталась арестантская. Страшные лагеря на «Затоне» были. Вода с трёх сторон, а сзади непроходимые болота. Видите настилы в топях, это все кости арестантов. Они эту точку и строили. Все, что вы видите вокруг, их руки сработали.

Лиза окончательно расстроилась. Опустив сына на настил, в волнении провела ладонью по лицу.

— Господи…, как же это? Зачем же на кости настилы стелить… — это же люди.

Казалось: ноги сами поднимались от земли не желая топтать настил. Если б можно было летать, не касаясь втоптанного в болото праха, если б можно было… она б никогда на него не ступила.

— Для устойчивости, — пояснил он. — Чтоб не топло в болотах.

Она непонимающе покачала головой.

— Не укладывается такое в голове. Неужели всё это делали люди в здравом уме.

А тот потянул её за локоть.

— Пойдемте, я вам землянки покажу, вырезанные в берегах. Вечная мерзлота. Вот и использовали…

Он подвел ее к крутому берегу реки, где еще зияли огромные пещеры, вырубленные в вечной мерзлоте. У неё сдавило горло. На глазах выступили слёзы:

— Разве здесь можно было жить, Александр Николаевич?

— Согласен с вами, страшное место. Сам, когда стою у этих землянок, горло спазмы сжимают. Отсюда и костей несчитано. Теперь понимаете?

Это она понимала, но не понимала другое.

— Не понимаю, откуда такая в человеке жестокость? — прошептала она, повернувшись к нему. — Откуда рождается в некоторых потребность с особой жестокостью уничтожать себе подобных?

Никитин отвёл глаза. Что сказать этой молодой женщине. Нет слов. Плюнуть бы, вон злой беспомощный плевок на губах висит, но душа не даёт. Всё людскими телами тут удобрено и кровью полито.

— От дури, — пробормотал он, отводя глаза. — Мерзость начинается тогда, когда животное начало в нас побеждает человеческое.

— В живых остался кто? — осторожно спросила Лиза.

Никитин закивал головой, подтверждая свои слова.

— Есть, даже приезжают сюда. Сидят, вспоминают, водку пьют. Многие в Норильске осели. Чего далеко ходить, директор комбината — бывший зек. Каждый год бывает и друг его, замом был у него, сейчас в Москву ушел в Министерство, тоже наезжает, не забывает. Раньше-то они вдвоем приезжали, а сейчас как получится.

— Невероятно, разве можно в таких условиях еще и выжить? — вытирала бежавшие по щекам слезы Лиза. — Да и как после пережитой здесь жути сюда приезжать…

— Можно, дочка, можно! В жизни многое, что не подвластно разуму случается и живёт… Человек он такой. Не может мучиться бесконечно, психика не выдерживает. Но если переломил себя, то живёт…

Возможно, так и есть. Вспомнилось, как в очерёдный переезд на новое место службы, Илья, посадив её с Тимкой на многочисленные чемоданы, ушёл в магазинчик. Тот находился недалеко от вокзала маленького сибирского городишка. Вокзальная площадь утопала в старых могучих деревьях с бесчисленными гнёздами. Даже издали было слышно противное пронзительное карканье. Билеты их были куплены в последние вагоны. Стоянка поезда пять минут. Вот он, прикинув, где примерно остановится поезд, чтоб не таскаться с вещами и оставил её далеко от вокзала, рядом с водонасосной станцией. Получилось почти в тупике. Там, на противоположной платформе, стоял уже состав с новобранцами. Прилипшие к окнам мальчишки, высовывающиеся из-за спин офицеров, прапорщиков и сержантов, перекрывших выходы из вагонов, навевали на грустные и смешные мысли одновременно. Они с таким энтузиазмом и азартом смотрели на гражданскую жизнь, как будто их отправляют на два года на Луну. А тут ещё недалеко от Лизы на брошенном кое-как чемоданчике, разместились совсем молоденькие влюблённые паренёк с девчонкой. Их жаркие объятия смутили не только её Тимку, но и призывной состав замер у окон, дверей, наблюдая за их горячими поцелуями. Не успели зеваки насладиться этим, как подошёл ещё один состав, тоже с молодыми стрижеными ребятами. Но совсем другими. Зарешечённые окна и караул у вагонов. Составы разные, но те же тоскливые мужские глаза у окон, устремлённые на счастливо целующуюся парочку. Лиза стояла между двух этих составов ни жива, ни мертва. А парочка знай себе, целуется в засос. Офицеры и солдаты обоих составов посмеиваются, а парни за стеклом и за решётками, припав к окнам, тяжело молчат. Лиза тогда дрожала от страха до тех пор, пока армейский состав не ушёл. Было страшно подумать, что могло быть. Два состава голодных до ласк мужиков и эта льющаяся на их глазах через края малолетняя любовь, в короткой юбке ёрзающая у парня на коленях. «Вот стояли два состава напротив друг друга», — смотрела в след удаляющимся вагончикам она. «Одни — отслужат, как предписано конституцией и вернутся домой, целовать своих подружек, а вторые — попадут на лесосеки и рудники. Почему так устроен свет. И там и там здоровые, красивые парни, но какое разное направления пути судеб и составов ушедших тоже в противоположные стороны».

— Малыш, вас заставили товарняком, я с трудом добрался, — раздался рядом с ней такой знакомый с хрипотцой голос. Пришёл Илья, принеся сладкой воды сыну и хлеб на дорогу.

Из Тимки впечатления выстреливали фонтаном, с налёта принялся рассказывать:

— Папка, мы видели будущих солдат и зеков.

— Откуда такое разнообразие, — подхватил на руки сына Илья.

Лиза нехотя объяснила:

— Составами нас зажали тут, один призыв вёз, другой зеков.

— И вот эта парочка на перроне, — ткнул он в целующихся ребят.

— Они даже не почувствовали, что здесь бурлили такие страсти, — вздохнула она, сбрасывая прилипшие к его рукаву соринки.

А развеселившийся Илья не унимался:

— И их фотографировали два состава чахнувших без баб мужиков?

— Смотри, как им хорошо, — заступился за ребят Тимка. Лиза улыбнулась.

А Илья не разделяя радость сына и жены, произнёс:

— Это крупно всем повезло. Столько мужиков загнать в одно место и караул не дал пинка, этим лижущимся молодятам, поразительно?

— Как видишь, сидят, — съязвила Лиза.

— Могла разыграться трагедия… Кстати, надо им напомнить, что они куда-то едут, когда поезд подойдёт, — хмыкнул он.

— Я сбегаю сам, — попросился Тимка.

— Тебе понравилось на них смотреть? — посмеялся, заметив взгляды Тимки Илья.

— Лизунчик будет, — улыбнулась и Лиза, — Он с них глаз не сводит, даже если делает вид, что отворачивается, всё равно косит. Хитрит, в общем-то.

— Нормально, мужик растёт. — Давился смехом Илья, тормоша в сильных руках смущённого сынишку.

Это было недавно и уже давно. Быстро бежит время. Большинство бестолковые его торопят, вот и раскрутили. Теперь оно летит, не поймаешь. Идя, домой сейчас после разговора с прапорщиком, она почему-то вспомнила именно этот случай встречи составов на перроне. Никто не должен был такого допустить, но они пошли на встречу друг, другу и встретились. Не исключено, что всё же существует в природе господин случай. А что, если и ей улыбнётся он. Но другой более прогматичный и приземлённый голосок нашёптывал, что случайностей, о которых она мечтает, вообще никогда не бывает. Все люди в этом мире знают куда идут и у них у каждого свои планы. А случай — это из области чудес. Но ведь от этого чуда хочется ещё больше.

Вечером она с жаром рассказала об увиденном и услышанном от Никитина Илье. Не заметить она не могла — он не удивился. Осторожно взял её маленькую ручку в свою заветренную ладонь.

— Лизонька, я не хотел тебя пугать. Слышал об этом, конечно. Плохой бы я был командир, если б не знал. На дороге, ведущей в гору к «площадке», где стоят кабины и ракетные комплексы, водные потоки вымыли горы костей. И такая картина, рассказывают, каждый год.

— Что ты с ними делаешь? — вырвался из неё вопрос.

Муж, учитывая её романтическую натуру, помолчал, а потом сказал правду.

— Закапываем, что тут придумать. — Он помолчал, раздумывая рассказывать ей или нет, и всё же решился:- Есть у нас старший прапорщик Мухин. С солдатской службы ещё тут остался мужик, многое на затоне повидал. Рассказывал про двух парней-друзей из одного московского двора, сидевших в землянках, что ты видела на берегу. Страшная история. Взяли ночью по навету. Пришили, как и всех по 58 статье. Школу только окончить успели, учились в институте, пришли, забрали. За что? Так парни и не поняли. Кто говорит за анекдот о Сталине. Кто вспоминает, что за девчонку, а анекдотом прикрылись. Время такое было, всё возможно. Кинули в красноярские лагеря, а мальчишки бедовые организовали побег. Опытным уркам не под силу, а они рванули. Их поймали, естественно, и на затон. Отсюда уже не сбежать, топи кругом. Вышки на сопках, пристрел со всех четырёх сторон. Да, тут половина таких гадающих за что, сидела. Треть страны в те годы через лагеря прошла. Воронки не понятно, правда, до сих пор никому зачем, по стране с шиком погуляли. Поэтому и кружит тут вороньё до наших дней, и ещё долго будут плакать по ночам совы.

— Я читала о чём-то подобном у Солжницына, но не думала, что соприкоснусь с этим сама, — дрожащим голосом произнесла она. — Да и собственный опыт его в этом вопросе ничтожен в сравнении с тем, что творилось здесь.

О, книги, книги… Рад, что разговор перевёлся, ушёл от тяжёлой темы. Хотя и новая не порхала бабочкой, но всё же, не касалась затона. Тут же, чтоб отвлечь, спросил:

— Тебе понравились его книги?

— Если честно, то не очень. Я не в восторге от его порядочности. Благодаря Твардовскому мир узнал об Солжницыне. Тот и первому напечатанному в журнале «Новый мир» рассказу название придумал, и к Хрущёву ходил. А тот потом оказался поразительно неблагодарным — находясь за границей, он написал статью, в которой изобразил «Новый мир» каким-то паноптикумом, его сотрудников прислужниками, а редактора — слабым, безвольным человеком, который крепко держался за подлокотники своего кресла, боясь его потерять.

— Некрасиво…

— Более чем. Мне, кажется, он не любит нашу страну и не понимает наш народ. Его правда кричит этой нелюбовью. И уже поэтому, не может быть правдой. Возможно, по большим меркам я и не права, но с точки зрения обыкновенной рядовой бабы сто процентов это так. Наверное, оно идёт в разрез с всеобщим восторгом диссидентами и их вкладом в победу демократии. Но у меня иное мнение. Во-первых, они разваливают мою страну. Во — вторых, — перед моими глазами был не один пример таких самоотверженных борцов. Я как-то видела такую картинку — на верхней ветки яблони висело одно яблоко. И вот трое мальчишек пытаясь его достать, обломали почти все ветки на яблони. Достали, но какой ценой. Такой же ценой пытаются диссиденты достичь своей цели. А не дорого? Диссиденты даже в своём маленьком мирке семьи не могли управлять. Совершенно не занимаясь семьями, детьми, бросали все силы на разрушение. У мамы знакомая была, я наблюдала. Там страх соседствовал с ненавистью, и всё крутилось вокруг этого, наматывая новую грязь. Мама не раз просила её: «Забудьте всё, прошлое не должно уничтожать и живите, как люди». Ничем хорошим для семьи маминых знакомых это не кончилось. Один ребёнок школу бросил в одиннадцать лет, время проводил, валяясь на диване, вторая в школу вообще не захотела ходить, — лень, а матери её хоть бы что. Мамашка вся в глобальных идеях, революций мировых масштабах. Я не спорю это её право, но тогда не рожай детей. Я так думаю: им бы в самый раз историю хотя бы своей страны просмотреть, чтоб за одним и тем же тараканом не гоняться. А они просто стали орудием в чужих руках. То рациональное звено, что было в их действиях, своей бездумной агрессией и скольжением по западным спецслужбам, они уничтожили. Для западных спецслужб это всего лишь работа. Поймав таких людей в капкан, безнравственно использовали нашу беду и боль. По-другому то, что крутилось со страной и её народом тогда, не назовёшь. Месиво, которое не пощадило никого. Разрушить всегда проще, но за этим, как правило, приходит хаос и никто не даст гарантии, что новое образование будет лучше предыдущего. Большевики и те, кто их поддерживал, тоже мечтали. Так что для меня диссиденты совсем не герои, скорее просто больные люди, болезнь которых используют. Но это моё мнение.

Он чмокнул её в лоб и улыбнулся. Только улыбка получилось какой-то вымученной.

— Мудрено, но я тебя понял. Только умоляю, не делись им ни с кем. Хорошо?!

А Лиза продолжала:

— Даже если в меня плюнет сам глава государства и занесёт над головой топор система, я всё равно никогда не обижусь на страну. Генсеки меняются, рушатся строи, а Россию не свернуть, она будет вечно. Её даже потопом не так просто взять, она высоко стоит над уровнем моря. Переживёт наша матушка и обиженных и обижающих. Возродятся из пепла храмы и былая мощь. Мне больше по душе другой человек. Он сам прошёл весь этот путь по пресловутой 58 статье. Писал потрясающе о всём том, что пережил. И как писал — каждая строчка звенит любовью к земле русской. Я перепечатанные на машинке его рукописи читала. Вот он понимает боль, любит народ и страну. Несмотря на то что «здесь» его не печатали, он издаваться за рубежом не захотел сам. Или Деникина возьми. Ему Сталин предлагал вернуться. Гитлер возглавить повстанческую армию в походе на Россию. А он отказал. Для него они тираны, а Россия священна. Продукты собирал, деньги для неё собирал. А возьми Колчака, не отдал Антанте золотой запас России, как не принуждали, хоть и поплатился за это головой, а оставил его России. Пусть большевицкой, но России. И этот список можно продолжать до бесконечности. Для чего они спичками чиркают. Высечь искру хотят, чтоб разгорелось пламя, так это мы уже проходили… Зачем понося революционеров идти их путём. Мне не понятно.

Он вздохнул:

— Может ты и права, малышка. Разговор у нас с тобой какой-то необычный сегодня получается… Я как-то на дежурстве пьесу слушал. «Не будите спящую собаку» называется. Так вот там смысл в том, что один гражданин сильно хотел узнать правду, ну а когда узнал, то застрелился. Возможно: и не всегда нужна она. Особенно, если ты не готов её воспринимать. У славян в крови бунтарский дух с рождения. Как чуть не так сразу набат. Был Гришка Отрёпьев. Бузили стрельцы. Пугачёв с Разиным погуляли. Декабристы. Каждый оставлял после своих походов Русь растерзанной на забаву врагам. Каждый ударяя в набат хотел лучшей доли для себя или страны. Лилась кровь, пылала слабея страна. В результате благие идеи оборачивались злом. Извечное противоречие между личностью и государством. Приходится выбирать. Ничего, Русь, как Иван Великий!

— Почему именно он? — пытливо заглянула она ему в лицо.

— Когда вражеские полчища в 1812 году покидали Москву, Наполеон, исполненный мстительного гнева, приказал взорвать Ивана Великого. Французам удалось подорвать звонницы-пристройки, но столп сооружён так прочно, что выдержал взрыв и устоял. Устоит Русь, непременно устоит, потому, как у неё столп заложен прочности необыкновенной.

Ей было так хорошо с ним. Ведь они не только любили друг друга, но и понимали. Это так важно.

— Илья, ты романтик, а я опять о тех ребятах, неужели можно из таких мест бежать? Да и зачем? — прижалась к нему Лиза.

Муж, одарив её поцелуем, продолжил свой неосторожно начатый рассказ. Надеяться, что она забудет было сразу глупо и несерьёзно. Оттого и продолжил:

— Рассказывают из-за девчонки. Опасность, предполагают, ей угрожала.

Лиза аж приподнялась на локоть.

— Какая ей дома, в Москве, может опасность грозить?

— Трое их друзей было, все в одном дворе жили, в одной школе учились, в одну девчонку и влюбились. Представляешь, трое в одну! Даже имена их называли, сейчас вспомню. Тимофей, Илья и Борис, девушка, кажется, Нина.

— И что дальше? — приготовилась слушать Лиза.

— Она выбрала Тимофея. Илья смирился. Друг же не виноват, что она полюбила именно его. А Борис, рассказывают, наклепал донос про анекдот о «вожде». И все решил в свою пользу. В красноярских лагерях они как-то узнали об этом доносе, поняли, что Нине этой грозит опасность, в смысле от Бориса. Вот и готовили побег. Тимофей должен был бежать, а Илья помогал. Поймали. И обоих сюда.

— А что с Ниной? — воскликнула она, вопреки Илье внимательно следя за рассказом.

Он пожал плечом.

— Не знаю, никто никаких подробностей не рассказывает.

— Такого не может быть, — испытала она разочарование. — Такого просто не может быть.

— Рассказываю то, что знаю, — недовольно пробурчал он. — Пропала. Поэтому Тимофей и не вернулся после амнистии, последовавшей за смертью Сталина, в Москву.

— А Илья? — затормошила она его.

Тот зевнул, недовольно посмотрел на часы и продолжил:

— Илья не бросил друга, — пробормотал он и почти всхрапнул. Но Лиза его вновь растормошила:

— Что же они тут делали?

Муж недовольно продолжил:

— Остались в Норильске в рабочих бараках, мы проезжали, за городом чернеют их полусгнившие скелеты. Кончили Норильский горнометаллургический техникум, потом индустриальный институт.

Теперь Лиза зацепилась за это:

— А что здесь есть и институт?

Пришлось Илье рассказывать и про это.

— Есть, готовят горняков, металлургов, механиков, энергетиков, строителей. Каждый седьмой специалист с высшим образованием, работающий на комбинате его выпускник… 19 кафедр.

— И что дальше? — обняла она его, прижавшись к горячей щеке.

Илья сел и попросил, принесли Лизу ему воды, мол, горло перехватило. Пока та гоняла в кухню и вернулась, муженёк сладко похрапывал. Решив, что это уж слишком и такой манёвр с ней не пройдёт, она принялась будить его. В результате раздосадованному Илье пришлось продолжить рассказ. Ругал он только себя за то, что высунул свой язык с рассказом той чужой истории.

— Ладно слушай, — выпив воду продолжил он. — Привезли их сюда. Все понимали, сидящие тут — смертники. Собаки злющие. Топи. Вечная мерзлота. Уголовники кучкой держались, им легче выживать было. А такой народ дох. Рассказывают, куропаток, рвали и ели, рыбу ловили. Бандиты не раз пытались их под себя подмять, но ребята крепкие были, один другого вытаскивал и охранял. Мухин рассказывал, пораненный Тимофей умирал в землянке, так Илья травами его все отпаивал. Белой глиной лечил, так, рассказывают, давал и с оленьим молоком её мешал. Бурят сидящий с ними научил. Олени тут на хозяйстве были. Вот он у зеков, отвечающих за этих животных, и выкупал для друга. То трав насобирает, в кружке заварит и поит. Бегал все в землянку с работ украдкой. Обогревал его там как мог, чтоб парень не замёрз. В свою телогрейку завернёт его, а сам почти раздетый работал. Повезло. Ожил парень. Рана затянулась.

Лиза схватилась за вспыхнувшие щёки.

— Боже мой, в какой ад мы попали, неужели это всё было на самом деле здесь? — плотнее прижалась к нему она.

Он тут же зацепился за её состояние, пытаясь прекратить разговор.

— Малыш, ты очень переживаешь, давай забудем об этом и всё, — осторожно предложил он. — Давно же было, быльём поросло.

Но она упиралась.

— Нет, нет, рассказывай, что знаешь. Кто б подумал, что мы родились в стране, где могли за «чих» бросить в тюрьму.

Илья вздохнул: «Вот болячку сам себе организовал».

— Будь по-твоему, только не реагируй, пожалуйста, так.

— Продолжай, — взмолилась она.

Куда деваться, назвался груздем, полезай в кузов. Он заговорил вновь:

— Замполит рассказывал, как чуть не утопили Илью в этом болоте, что у нашего «ДОСа». Тимофей вовремя успел спасти, отогнав злыдней и вытащив обессиленного друга.

— Как же они его топили? — вскрикнула она.

Он покосился на неё и всё же рассказал:

— Будто бы загнав в болото, били досками по голове, не давая сделать глоток воздуха.

Она слушала и не могла взять в толк.

— А как же охрана, ведь они всё видели на вышках?

Илья только улыбнулся её наивности.

— Охрана была занята весёлым делом. Она смеялась. Развлечение своего рода.

Лиза прижала ладонь к сердцу.

— Они же люди.

Илья взбил кулаком подушку.

— Для них нет — зеки. Детка, ты рассуждаешь, как будто маленькая, маленькая… Всё просто, эти подохнут, ещё привезут, какая разница, когда их закапывать сейчас или через месяц. Все знали, что отсюда не выйдешь. Охрана и зеки на этот счёт иллюзий не питали.

Слеза сама по себе выкатилась из глаза и побежала по щеке, чтоб не заметил, она крадучись смахнула ей. Спросила зная, что не ответит, но не спросить не могла:

— Илюша, почему такое было возможно?

Он действительно долго молчал, потом закинул руку за голову и проговорил:

— Кто теперь сможет объяснить из нашего поколения это, если те, кто там, в том времени живущие, ничего внятного не могут выдавить из себя. Под одну гребёнку то непростое время не подгребёшь. Там много накручено. Спим?

Наверное, он прав и надо было уснуть. Но она заявила:

— Давай дальше, Илюша.

— Хорошо. Но ты будешь мне много чего должна, — сделал намёк он. Лиза не торгуясь согласилась. Тогда он продолжил:- На тех вышках, что ты видела, пулемёты стояли. У кого сдавали нервы, не выдерживал, тот сам бросался под пули.

— Как? — приложила она ладошку в ужасе к губам.

Илья изобразил пулемёт.

— Пулемёт косил и все мучения для кого-то за один миг заканчивались.

Лиза махнула в сторону сторожевых вышек, ужасными скелетами возвышающихся на холмах.

— Мне показались они пожарными сооружениями. Как тяжело и неприятно было узнать правду. А что было с ребятами?

А он, сожалея, что ляпнул лишнее и, уводя её от этого, продолжал рассказ:

— Проблемные ребята здорово видно поднадоели кому-то в лагере.

— Почему ты так думаешь? — переспросила она.

— Тимофея пытались в бане закрыть, уморить угаром. Спас Илья. Откинул припершее дверь бревно и вытащил его, — пересказал он.

Не желая того Лиза воскликнула:

— Их ещё и мыли. Не понятно.

— В той жизни много было непонятного, — хмыкнул он и взглянул на неё так, словно собрался опять послать за водой.

Но Лиза поторопила:

— Куда же девушка та делась, он что так и живёт один?

Поняв, что разгадан, он заторопился:

— Кто его знает, страна большая. Может, тот третий на ней женился, не зря же столько накрутил. А Тимофей говорят один. Но это всего лишь легенда «Затона», малышка. Кто теперь знает, где правда, а где просто вымысел времени. Возможно, и не было ничего народ просто трепится.

Лиза вздохнула и перешла на другого персонажа этой истории.

— А что было с Ильёй по той легенде?

Муж зевнул и лениво произнёс:

— У Ильи своя трагическая любовь была. С другой женщиной. Уже здесь.

— Ты что — нибудь знаешь об этом? — спросила взволновано она.

— Да нет. Мухин рассказывал, что в Москву предлагали Тимофею, но он отправил Илью, ему надо дочь найти, а сам остался в Норильске. На сегодня хватит историй, давай спать, а то уже третий час ночи. Проговорили мы с тобой Лизонька почти всю ночь.

Но она растерянно прошептала:

— Дочь? Откуда здесь взяться ребёнку?

Он помотал сонной головой.

— Честно не знаю.

И вот когда он уже не надеялся отмотаться от этой истории, она сама добровольно заговорила о другом:

— Дорогой, тебе трудно?

— Не спрашивай. Всё старое, пропитанное соляркой, которую с открытием судоходного сезона, будут возить сюда баржами и качать по трубам наверх к резервуарам и дизелям. Сидим на пороховой бочке, то и гляди займётся всё пламенем. Земля до мерзлоты горючкой пропитана. Сколько лет «точке», столько и соляра в землю течёт. Полыхнём, до Москвы фейерверк будет виден.

— А что тут строили заключённые?

— Сначала лагерь. Потом военный объект. Позже разместили тут ракеты ПВО.

— Илюша, а что за человек сидел сегодня на крыльце санчасти? — наморщила она лобик.

— Из тундры пришёл. Рыбак. Рискнул выйти по реке вверх. Мотор заглох на лодке. Вот и шёл по тундре берегом неделю. Отощал, обессилил. Силы наберётся, отправим с первым же рейсом «Рыбака» в Норильск.

Лиза недовольно пожала плечиками.

— Почему, мужчины любят безумный риск?

— Такой уж звоночек у нашего брата звенит, — усмехнулся он. — Тут в тундре полно беглых. Живут в «балках», запасы делают и кантуются год, за годом. Там же и умирают на лежанках. Я видел. Мы с Никитиным ездили оленей смотреть. Зашли в «балок», а там уже разложившийся труп. — Говорю: «Милицию надо вызвать», а прапорщик смеётся: «На тундру никакой милиции не хватит». Закопали, постояли. Забрали солдатам его запасы.

— Чем же они питаются?

— Морошка, голубика, брусника, сушёная рыба.

У неё раскрылись огромные глаза. Илья недовольно закрыл свои: «Так она до утра не уснёт». Так и было дело Лиза продолжила разговор.

— Как же они без хлеба? — поинтересовалась она.

Изобразив искусно храп, пришлось всё же отвечать:

— Никитин говорит, такое бывает, что приходят на «точку» менять на пушнину.

Его щека только сроднилась с подушкой, а она новый вопрос ему:

— Зачем же они в тундру бегут?

— Воли хочется, а документов нет. Сами себя в ловушку загоняют. Надышатся свободы, а жизни-то не светит.

Лиза прошептала:

— Трясина под ногами, трясина в душах…

— Рассказывают, что много зеков на рудниках работает, на комбинатах тяжёлую лямку тянут. Может и враки, но за что купил, за то и продаю.

— Край земли.

— Да малышка, суровая земля, не менее суровая жизнь и свои писанные тундрой законы.

И тут она опять свернула на легенду затона.

— Илюша, а как же эти двое выжили?

Но он решил твёрдо, больше ни слова иначе сам себе язык откусит.

— Спи, а то я утренний развод просплю, — придвинул он её поближе к себе закрывая рот поцелуем, чтоб не болтала. Всё получилось, Лиза замолчала, жадно включаясь в игру, но теперь расхотелось спать уже ему.