Новая жизнь 8

Глава 12

— Прямо-таки ничего не болит? — спрашивает меня наша школьная медсестра и прикладывает к спине холодный диск стетоскопа: — Скажи ааааа…

— Ааа… — послушно говорю я: — ничего не болит, Мидори-сан.

— Шрам у тебя новый. На спине. Недавно зажил. Это тебя так ножом?

— Упал на спину. А там бутылка разбитая была — вру я прямо в лицо нашей школьной представительнице последователей Гиппократа и Асклепия. Как там — правду говорить легко и приятно… так вот говорить неправду, если все понимают, что ты говоришь неправду и притворяются что тебе верят — тоже легко и приятно. Такая вот легкая форма игры Натсуми-тян — «ты знаешь, что я знаю» и так далее. За окном моросит дождь, тучи затянули небо и в кабинеты медсестры уже включен свет — видимо, чтобы во всех подробностях разглядывать тела подростков, пришедших на медицинский осмотр. Таковы правила. Что именно выкрутили директору школы и в каком порядке я не знаю, но то, что выкручивал ему кто-то весьма влиятельный — это однозначно. Потому что совсем недавно тут с утра у ворот физрук дежурил, меня внутрь не пускал, а вот сейчас, когда я еще более скандальной фигурой стал — меня приняли обратно в мою же школу не пикнув. Однако при переводе медицинский осмотр является обязательной процедурой, а Мидори-сан у нас не такой человек, чтобы обязанностями манкировать и ерундой страдать на работе. Так что осмотр у меня самый настоящий, а никакой не формальный. Меня тут едва ли не под микроскопом осматривают. Есть подозрение что самой Мидори этот процесс нравится. И не потому, что ей на меня в одних трусах попялиться охота, я прекрасно понимаю пределы своих возможностей к очарованию. Нет, ей доставляет удовольствие меня дразнить. Шалунья Мидори-сан, что сказать. Ее легкое, ироничное отношение к жизни — часть ее обаяния.

— Упал на спину, угу. А потом на тебя сверху Бьянка свалилась — кивает головой Мидори и убирает стетоскоп: — и все такое. Перестрелки, сектанты, оргии в бассейне. Вынуждена предупредить тебя, Кента-кун, в твоем возрасте злоупотребление перестрелками, сектантами и оргиями в бассейне может привести к неблагоприятным последствиям. Привыкнешь.

— А я больше ни ногой — обещаю я: — мне даже не понравилось. Особенно оргии. Ничего интересного, сплошные непристойности, а я в них ничего не понимаю. Вот если бы кто старший показал бы мне чего именно мне надо опасаться…

— Я рада, что у тебя ничего не изменилось — Мидори кладет стетоскоп на стол и кивает головой: — можешь одеваться. Понимаю, что тебе охота побольше свои телом похвастаться перед уже потерявшей свежесть юности медицинской сестрой… но все же. Одевайся.

— Что вы говорите. Вы свежи и юны как никогда, Мидори-сан — отвечаю я, начиная натягивать брюки. Вы замечали, что самый унизительный момент в жизни мужчины — это как раз брюки натягивать? Сгибаешься в три погибели и пытаешься ногой в штанину попасть. Произносить пафосные речи и делать дамам комплименты в такой вот позе крайне неудобно. Вот рубашку застегивать — это да, особенно если у вас с мускулами на руках и груди все в порядке и живот не выпячивает. Медленно застегивать пуговицы и говорить о величии рода человеческого, бренности всего сущего и желании утащить даму в ближайшие кустики.

Тем не менее я натягиваю брюки и продолжаю говорить с Мидори-сан. Потому что Мидори-сан все равно во мне мужчину не видит. И ладно. Не все коту масленица.

— Вы сегодня из-за меня задержались. Прошу прощения — говорю я. В самом деле, днем она была занята своими делами, кто-то из парней упал во время игры в баскетбол и поранил коленку, вывернул лодыжку, девочка одна в обморок упала, непонятно от чего, то ли перенервничала, то ли по женской части… в общем своих дел у нее хватало. А тут еще и я со своим медосмотром… так что за окном было уже темно. Японский школьники вообще в школе большую часть своего времени проводят, а сегодня пасмурно, идет дождь… рано стемнело.

— Ничего страшного — машет она рукой: — одевайся, проводишь меня до дому. Такой галантный кавалер не отпустит даму одну по ночному городу, так ведь?

— Конечно нет. — автоматически произношу я, а мозг тут же начинает просчитывать варианты. Что происходит? Мидори-сан вдруг воспылала ко мне страстью и сейчас после короткой прогулке под дождем мы будем стоять у дверей ее квартиры и целоваться взасос, а потом она решительно толкнет дверь, приглашая меня войти и овладеть этим роскошным телом? Ну… вряд ли. При всей привлекательности этой мысленной картины. Конечно, в голове тут же возникает видеофайл, в котором наша Мидори-сан подается мне навстречу своей объемной и упругой грудью в белом халате с бейджиком… и облизывает губы ярко-красным языком. И говорит — «ты можешь делать со мной все, что захочешь, Кента-кун… возьми меня, обладай мной, делай что хочешь с этим зрелым телом, используй его!».

— Кхм! — прочищаю горло я, избавляясь от комка, подкатившего к глотке тут же, как только эта картинка всплыла у меня в голове: — конечно, Мидори-сан! Как я могу отпустить столь привлекательную женщину одну? Я провожу вас.

— Вот и отлично. У тебя есть зонтик? А то у меня два… — Мидори следит за тем, как я застегиваю пуговицы и ее глаза смеются. И ведь не пойми чего это она, почему у нее так насмешлив взгляд. То ли это «какой прелестный мальчик… так приятно его дразнить. Подразню его пожалуй еще… и дам от ворот поворот. Это так забавно». Или же это «такой прелестный мальчик… интересно какое у него будет лицо, когда я оседлаю его словно гидроскутер и поддам скорости… на какой скорости он сломается?». От нее можно ожидать чего угодно. Надежды юношей питают, вот и будем испытывать надежду. В конце концов, Мидори-сан — это моя первая большая мечта в этом мире. Вот как только сюда прибыл и на первом осмотре побывал — так и хотел ее. И даже ей об этом неоднократно говорил. Толку правда чуть, но это же женщины. Никогда не знаешь что именно послужит причиной возлюбить тебя или наоборот возненавидеть. Что же до доступа к телу … тут еще сложнее. Тут и чувства и потребности и социальные барьеры и детские травмы… так что джентльмену, идущему по пути Любви остается только ничего не испортить и испытывать надежду. В деле соблазнения я не питаю иллюзий, никогда и никто не соблазняет девушек и женщин. Это они дают добро. Открывают врата своих крепостей. Так что решение о том — переспать со мной или нет, Мидори-сан давно уже приняла… и моя задача — не испортить ничего своим идиотским поведением. А вот какое именно она приняла решение… я узнаю в последний момент. Эх.

— Я живу не так уж далеко, но пройтись придется — предупреждает меня она, снимая с себя свой белый халат. Под халатом у нее белая блузка и юбка-карандаш, обычная офисная форма одежды номер два. Она протягивает мне один зонтик, и я его беру. У меня есть зонтик внизу, в шкафчике для обуви, но если девушка предлагает — возьми. Ей будет приятно.

Мы спускаемся вниз. Коридоры школы пусты, уже погашены две трети лампочек, скоро погасят и их, останется только дежурное освещение для эвакуации, все эти зеленые таблички у выходов с пиктограммой бегущего человечка. Она вдруг берет меня под руку, жестом девушки, которая идет рядом с парнем, доверяя ему — куда именно и зачем. Я чувствую, как у меня выпрямляется спина и расправляется грудь. Чертовы обезьяньи инстинкты. Голову дам на отсечение, что Мидори сейчас улыбается.

— Смотри-ка. А дождь кончился — говорит она, едва мы открываем дверь наружу. Действительно, дождя больше нет, остался только запах свежести и озона.

— Ну и ладно — говорит Мидори-сан: — так даже лучше. Сможем идти вот так, под ручку. Словно мы с тобой парочка, да, Кента-кун?

— Снова вы надо мной смеетесь, Мидори-сан — ворчу я и она смеется заливистым смехом. Утирает выступившие слезы.

Мы идем по улице, она держит меня под руку и как будто что-то неуловимо менятся между нами. Словно выйдя за ворота школы мы перестали быть учеником и школьной медсестрой, а просто… просто люди. Я мужчина, а она — женщина. Ее теплые пальчики у меня на сгибе локтя… и я только сейчас замечаю, что Мидори-сан — в общем невысокая. Она же мне по плечо. Просто она всегда так держит себя. Всегда кажется, что она — выше.

Сейчас же рядом со мной идет просто женщина. Девушка. Без своего белого халата. Без этой дистанции «ученик-ШКРАБ», как у Макаренко в его «Педагогической поэме». Мы — равны. Я помогаю ей перешагивать лужи, у нее довольно высокие каблуки и ей неудобно. Интересно, какого она роста на самом деле, без каблуков? Еще ниже. Она совсем маленькая. И беззащитная. Это я в этом городе могу быть хищником, без дураков. И кто бы сейчас ни вышел из-за угла… допустим вот эти три подозрительных типа… я прищурил глаза, сосредоточившись на троице. Явно немного пьяные, явно агрессивные, подбадривающие друг друга… такие могут быть опасны. Тем более, что внешность бандитская такая, кожаные куртки и даже отсюда ясно, что такие ребята всегда таскают с собой ножи. Вечное клише — как только ты собрался проводить девушку домой — на дороге обязательно встанут такие вот… утырки. Вздыхаю. Драться неохота. С другой стороны — если ребята выпросят, чего бы и нет. С третьей — вот все мне говорят, прижим уже хвост, Кента, хватит к себе внимание привлекать. Но что я сделаю, если троица преграждает нам путь? Вон и руки в карманах, тискают рукоятки ножей наверное… пальчики Мидори вцепляются мне в сгиб локтя, придется снять ее руку со своей, мне нужна свобода действий и маневра. Вот сейчас этот гад сделает шаг вперед и …

— Добрый вечер! — кланяется первый утырок с бандитской мордой лица: — как у вас дела?

— … добрый вечер… — откликаюсь я. А что? Вежливо здороваются — я вежливо отвечаю. Сразу в морду — это как-то слишком. Дам людям шанс.

— Меня зовут Аримура. Это — Бирд, а этот с кривой рожей — Самуэль. Идиотское имя — морщится говорящий: — прошу вас позаботиться о нас, Такахаси-сама!

— Очень приятно…Такахаси Кента — опять правила вежливости автоматически отправляют ответ в эфир, прежде чем я успеваю сам среагировать на изменение ситуации. По уму сейчас мне следует представить Мидори-сан, потому что невежливо, потому что они представились первыми, а японец всегда вежлив, даже в подворотне…

— Так. — беру я себя в руки, отбрасывая ненужные политесы. Какие к черту правила вежливости, если нас с Мидори бандитские рожи на улице остановили, не успели мы от школы отойти?!

— Вы кто такие и чего вам нужно? — требую я объяснений в довольно резкой форме. Невежливо да. Но у японцев вообще две модели поведения есть — вежливая официальная и срыв. То есть, когда кричат «Ярэ!!!» и клинком вокруг машут. Серединки нету, прокричался, кишки всем выпустил — и снова формально, мол извините, погорячился.

Старший в этой троице тут же склоняет голову в поклоне и двое из ларца — вслед за ним. Вот такие вот болванчики — на них кричишь, а они в поклон. Интересно, это уловка такая, чтобы с низкого старта мне в голову калган пробить?

— Извините нашу самонадеянность и дерзость, Такахаси-сама — говорит лидер, не поднимая голову: — но нам показалось что на улице уже стемнело и стало небезопасно. В такой ситуации у нас нет выбора, кроме как сопроводить вас… куда бы вы не шли. Обеспечить вашу безопасность.

— Что? — еще раз осматриваю троицу. Да, так и есть одежда с длинными рукавами скрывает татуировки, набитые костяшки пальцев, кожаные куртки эти…

— Вы — семья Кумы-сана? — спрашиваю я и лидер — кивает. Выпрямляется и встречается со мной взглядом.

— Еще раз прошу простить нашу дерзость. Мы не должны были показываться вам на глаза, но сейчас темно и мы боялись, что не сможем обеспечить безопасность оставаясь вне поля вашего зрения.

— Это кто, Кента-кун? — спрашивает меня Мидори и ее пальчики впиваются мне в руку. Я морщусь. На самом деле мне приятно, но уж показать это я никак не могу.

— Это знакомые — вздыхаю я: — а кто вас послал?

— Карп. Вакагасира. — коротко отвечает мне лидер троицы с бандитскими рожами. Все ясно. Это остаточные явления от интриги Бьянки, якудза с какого-то перепугу продолжают считать меня наследником Кумы и хотя статус оябуна по наследству в этой среде не передается… но что-то такое там происходит. Что именно? Вакагасира по кличке Карп собирается все же протолкнуть меня на это место, пользуясь возникшим вакуумом на высоких должностях. Протолкнуть, а самому — в регентах. Или просто меня на своей стороне иметь в день голосования — все равно хлеб. Так что сейчас я и есть наследие Кумы. Иронично, учитывая обстоятельства. Жизнь любит иронию и обожает мгновенную карму. Вот собирался я держаться от этих ребят подальше, а все не получается, манит грязь свинью, куда деваться.

— Может вы домой пойдете, а? — спрашиваю я, понимая, что не получится. Безнадежно. У них приказ и они его выполняют. В этой стране обожают фанатично исполнять приказы — даже там, где без этого вполне можно обойтись. Какой-нибудь магазинчик по продаже мороженного, но нет, там никто легко к своему долгу не относится и будет на посту стоять даже если его крокодилы будут жрать. Приказ есть приказ. А уж в якудза…

— Не можем мы — подтверждает Аримура: — если мы вас упустим, а за это время с вами что произойдет… и кстати, не мы одни за вами следим.

— Ты про девушку в тени? Это моя одноклассница… — вздыхаю я.

— Я про фургон с затонированным окнами. — отвечает мне Аримура: — если мы не будем за вами идти… мало ли что у них на уме.

— Это ж полиция — отвечаю я, делая вид что все знаю и все видел. Фургон? Серьезно за меня взялись, нельзя мне палиться: — внешнее наблюдение.

— Тем более за вами глаз да глаз нужен — настаивает на своем Аримура: — а сколько коррумпированных копов есть? Или подставить они вас захотят, а у нас тут — сразу три свидетеля. Или понятых.

— Аники, никто не говорил, что свидетелем надо будет быть — подает голос тот, что со шрамом через все лицо: — это плохо кончается.

— Заткнись. Это для босса — отвечает лидер: — если его подставить хотят. Ну… наркоту там подбросить. Или чтобы телка заяву накатала что изнасиловали…

— Все равно свидетелем неправильно быть. Парни не поймут. — качает головой бандитская рожа со шрамом: — вон Пай-кун был свидетелем и что?

— Он же на спину упал — встревает третий, у которого такое не японское имя, зато у него оказывается просто замечательный бас: — просто упал и все.

— Ну да, конечно — поворачивается к нему второй: — а сперва забрался на тридцатый этаж и сам себе глаз выдавил. Конечно. И собака у него сама бензином облилась и подожглась. Вместе с домом.

— Страшное самоубийство — гудит третий басом: — не умножай сущностей, Птица.

— Заткнулись, оба. — шипит на них лидер: — надо будет свидетелями пойти — пойдете! Это для босса.

— Может мы все-таки пойдем — спрашивает меня Мидори-сан: — а то у меня ноги замерзли.

— Точно. Мы пойдем, а вы … раз уж иного выхода нет — идите позади. Метрах в двадцати.

— В десяти. — уточняет лидер: — и у нас плед есть, если девушка замерзла.

— Меня зовут Мидори. Я школьная медсестра. — представляется Мидори-сан и мечет в меня гневный взгляд, как же забыл свои обязанности и не представил ее как полагается.

— Приятно познакомится! — склоняется троица. Выпрямившись, лидер сверкает улыбкой и показывает мне большой палец, мол выбор одобряю, классная телочка! Я только глаза закатываю.

— А мне в школе всегда хотелось с учительницей музыки переспать — невпопад замечает тот что со шрамом: — у нее такие ножки были и … Эй!

— Будешь ересь нести — еще получишь — предупреждает его лидер: — не обращайте внимания, Птиц у нас слегка сдвинутый.

— Будто у тебя такого не было… — ворчит тот, что со шрамом, потирая затылок: — сам же рассказывал…

— Мне нравилась физичка. Это другое.

— А мне медсестра нравилась. Совсем как вам, босс — кивает тот, что со странным именем: — у нас есть что-то общее.

— Плед возьмете? Он теплый…