— А потом Косум-сама каак даст ему! Прямо между ног! Он и скуксился, упал и жалобно так заскулил, а Косум-сама ему и говорит — будешь знать как девчонок моих обижать! Даже Нана выскочила, посмотреть, что происходит, показалось ей что щенок потерялся… — тараторит Киоко, прижимаясь к моей руке и захватив ее в плен двумя своими. Мы идем в павильон, где накрыт ужин для нашего кластера — пять отдельных домиков с купальней и своим садом, с беседкой и павильончиком. Конечно, у господ в люксовых гостевых домиках есть своя кухня с официантами и поварами, им еду приносят, а нам надо топать к павильончику. Но жаловаться не на что, наоборот, после горячей ванны о-фуро прогуляться по воздуху теплым летним вечером — самое то. Слева не унимается трещотка Киоко, которая прижимается к моей руке всеми своими выпуклостями, тепло ее тело ощущается даже сквозь хлопчатобумажное кимоно, справа от меня бредет задумчивый Хироши, где-то позади топают «школьнички» Аримару.
Дорожка выложена крупными камнями, по обе стороны — зеленая трава, какие-то камни причудливой формы, установленные как статуи — вертикально. Периодически включаются разбрызгиватели и над лужайками встают блестящие параболы из капелек воды, сверкающие радугой в свете фонарей.
— Мы можем после ужина сходить — продолжает тараторить Киоко: — тут же купальни общие, а вы все равно все у меня уже видели! Да я и не стесняюсь, потому что вы же говорили, что красота должна принадлежать народу, так Ренин-дзидзи говорил. Что с глазом? А это на меня Айка-тян с кулаками, мол я у нее Рена увела, да сдался мне ее Рен! Он же конопатый и у него щербинка в зубах, вот тут! И… писюн у него маленький! Сама Айка и говорила, вы не подумайте, я его писюн в глаза не видела… как будто у него там глаза есть… наверное страшно было бы. Псюн с глазами… это же мутация получается! И все равно — даже если ее ненаглядный Рен мутантом был — не нужен он мне вовсе! Цветы дарить начал, глупости по телефону писать, даже фотку прислал… нету там у него глаз. А я Айку люблю! А она меня кулаком! У меня синяк же мог выскочить! А я работаю, у меня сто пятьдесят тысяч платных подписчиков! Я синяк замазала, а Гуро-сан и Меланья-сан мне в чате и пишут, что с синяком даже лучше! У них пунктик на семейное насилие, оказывается! А я что… смыла косметику и Айку позвала, а та и рада — давай меня за волосы тягать в прямом эфире и шалавой называть… больно конечно, но подписчиков в два раза больше за вечер стало. А с Реном Айка рассталась, не нужен он ей больше, дурак такой. Вот откуда синяк. Мне Косум-сама говорит — научись мол сдачи давать и прекрати парней у девушек отбивать! А я и не отбивала! У меня намерения нет! Я вообще асексуальна, вот, не получаю удовольствия, мне общение необходимо, социальная депривация у меня, вот! А я видела, как вы парней учили, может меня научите? Я вот так — кия! — она машет ногой перед собой: — умею уже! Научите же?
— Конечно — киваю я. Мозг уже давно перестал следить за извилистым повествованием Киоко и отключился полностью, оставив функцию «автопилот», «отслеживать спинным мозгом мягкую упругость в правом боку, которой Киоко в меня упирается», а еще «улыбаемся и машем». Так у меня в семье обычно диалоги мамы и папы происходят — мама говорит, а папа кивает и соглашается. Да, дорогая. Конечно дорогая. Да, мы пригласим их в эту пятницу и давай покрасим гостиную в этот цвет… что?!
— Так что мы теперь с Айкой работаем вместе! Она правда мне сказала, чтобы я к ней лапы не тянула, а я не лесбиянка! Мне просто любопытно! Ну… было пару раз с девочками, но это же Айка! Она в школьном ансамбле играла на бас-гитаре! Представляете? На бас-гитаре! Ну, то есть, ладно на барабанах там или на синтезаторе как Мэдисон, но она на басах! Как будто хэви металл, в кожаной куртке с шипами на плечах и в колготках черных, сеточкой. У нее еще черные трусики со стразами есть, для выступлений, я у нее просто спросила — а тебе попу не режут, не давят, а она опять меня подушкой! По голове! Косум-сама говорит, чтобы меня перестали по голове бить, она говорит, что у меня и так в голове тараканов не хватает, а меня туда подушкой! Интересно, а как это — не хватает тараканов? — задается вопросом Киоко: — То есть мало? У меня — много!
— Долго еще идти? — задает вопрос измученный Хироши: — Я от голода сейчас помру… а еще и тебя слушать.
— Нет. Недолго. Мы уже пришли. Я просто по круговой дороге пошла, чтобы поговорить… а павильон — он вон там — указывает рукой Киоко.
— Что же ты сразу… — Хироши отодвигает Киоко в сторону и направляется прямо к павильону, ломится через лужайку, что нетипично для японцев. Включившаяся система полива окатывает его с ног до головы и он вполголоса матерится.
— Он всегда такой? — спрашивает меня Киоко, глядя вслед мокрому Хироши.
— Да, дорогая — машинально отвечаю я и тут же спохватываюсь: — то есть нет. Он… ты его просто довела до ручки. Я его таким никогда не видел.
— И чем это я его довела? — задается вопросом Киоко, прикладывая палец к подбородку. Как говорил Жванецкий, женщины бывают двух типов — ужас какие дуры и прелесть какие глупенькие. Вот Киоко у нас явно ко второй категории относится… что видимо к ней всех мужиков и притягивает, недаром за моей спиной ревниво сопит Птиц…
— Я же даже мой любимый анекдот про одноглазую девушку не рассказала… — говорит она: — обычно на меня после этого начинают ругаться.
— Если ты знаешь что на тебя будут ругаться после анекдота — зачем ты его рассказываешь? — спрашиваю я.
— Он такой забавный! — отвечает мне Киоко и я вздыхаю. Делаю пометку — не спрашивать у нее про этот анекдот. У меня психика хрупкая. Я в состоянии вытерпеть приступ любопытства… мне посттравматического синдрома не надо, а Киоко, судя по всему — может такой синдром обеспечить одним своим присутствием. Потому я молчу и иду вперед, старательно игнорируя информацию о том, что в Общаге новые диваны поставили, такого оранжевого цвета и что она туда уже сок апельсиновый пролила случайно и никто ничего не заметил, оранжевое на оранжевом же! Правда потом все равно Косум ей подзатыльник прописала, потому что она сама показала, как классно, что пятна не видно! А у Айки — новый парень, но Айка его от нее прячет и даже имени не говорит, а ей любопытно! Но Айка сказала, что «волосенки повыдергивает» и дружить перестанет… и все равно не говорит кто такой! А еще две новенькие девчонки пришли, все в синяках, у них отчим — скотина такая. Сестренки, да, школьницы еще. Косум-сама их в Убежище определила, деньги платит за уборку помещений, а отчим потом с какими-то братками приходил, а Косум вышла и сказала чтобы убирались, а они как сестричку Косум увидели, так и побледнели… как давай шептаться — Охотница за Фамильными Драгоценностями, даже сжались как-то, скукожились и за дверь. А еще говорят что у сестрички теперь покровитель высокий, сам наследник всей-всей мафии Восточного побережья, такой молодой, но жуткий, говорят у него гарем есть! И сестричка Косум туда входит! Она спрашивала, но сестричка ей не отвечает, а только подзатыльники дает, а у нее и так голова болит! И синяк под глазом!
— Наконец! — не могу сдержать я возгласа облегчения, когда перешагиваю порог павильона и вижу накрытый стол и сидящих за ним людей. Здесь Томоко, Наоми, Мико… во главе стола сидит Мидори, рядом с ней — Косум, дальше — двое незнакомых девушек «школьниц» из Убежища. Надо только сесть от этой неугомонной Киоко подальше, а то мозг у меня расплавится…
— О, вот и «мальчики» — говорит Мидори: — проходите. Хироши успел раньше вас, только вот он умудрился где-то намочить свою одежду. Он пошел переодеваться.
— Садитесь давайте — добавляет Косум: — кто у вас взрослый? Аримару! К нам иди, у нас сакэ есть, а детям нельзя. Сакэ, кстати неплохой… пиво холодное, сакэ теплое, все как у людей.
— Правда?! — Аримару бросает торжествующий взгляд на двух своих подчиненных и расправляет плечи: — ну, я пошел. А вы — сока попейте там… чаю опять же…
— Аники предатель… — шипит ему след Птиц: — предатель!
— Ничего, попей зеленого чаю, для нервов полезно — подмигивает ему Аримару и идет во главу стола к «взрослым».
— А мы здесь сядем… — Киоко пристраивается рядом со мной, все еще не отпуская мою руку.
— Кента-кун! — повышает голос Мидори: — а чего это ты девочку рядом с собой посадил? Это же из женской школы, у них раздельное обучение, прекрати ей голову морочить сейчас же!
— Да уж, если бы… — закатываю я глаза и изображаю мученика со средневековой гравюры фламандского мастера: — если бы, Мидори-сан…
— Это я сама! — подает голос Киоко: — У нас с Такахаси-саном давняя история отношений! Он меня голой видел!
— Пхффх! — давится теплым сакэ Мидори, а Косум — тайком показывает Киоко кулак.
— Нашла чем гордиться — фыркает Томоко. Наоми — кивает рядом с ней. Откуда-то появляется Шизука, которая закатывает глаза, в свою очередь подражая гравюре фламандского мастера.
— Кента! — встает из-за стола Мидори: — Как ты мог! Мы только приехали! А родители девочки что скажут?! И…
— Ничего не скажут — отвечает Киоко: — они благословляют мой брак и дают согласие любому, кто заберет меня — так папа сказал.
— И я его понимаю — бормочу я вполголоса.
— Этот… нехороший мальчик заставлял тебя раздеться? — хмурит брови Мидори: — Что-то сделал с тобой против твоей воли?
— Что? Да! — сияет Киоко: — Он меня не слушает! Я ему говорю — можешь со мной в купальне, а он не слышит совсем!
— Это у него всегда так — мрачно кивает Томоко: — он половину вообще мимо ушей пропускает. О своем думает. Ты табличку ему напиши — «хочу тебя в купальне» и пройди мимо раз пять — может заметит.
— Не обращайте на нее внимания — пытается как-то смягчить обстановку Наоми: — это она не со зла… просто Кента-кун действительно ее намеки не понимает совсем и… Ай!
— Помолчи! — шипит покрасневшая Томоко, которая только что ущипнула старосту за бочок: — Не позорь меня!
— Прекратить безобразие! — повышает голос Мидори: — Если никто ничего не заставлял делать — садитесь! Ужин готов, а вы тут…
— Вы не переживайте, Мидори-сан, я… поговорю с ней — угрожающим тоном говорит Косум и метает в Киоко испепеляющий взгляд. Я только плечами пожимаю — а чего она хотела, взяв Киоко сюда? Нет, я понимаю, что она спит и видит, как Киоко ко мне пристроить и из Общаги выкинуть, так сказать с больной головы на здоровую, но она же ее знает! Ожидать от нее, что та сумеет конспиративную легенду поддерживать… такую как она надо дезинформацией пичкать и вражеским шпионам подкладывать с инструкцией «никому ничего не говори» и завтра деза в штабе у врага будет… да еще и с преувеличениями и отсебятиной.
— Дар Любви! — говорит Птиц: — У босса все схвачено! Что? Ты сам глянь, он в первый раз этих девчонок видит, а они ему на шею вешаются!
— А это разве не Охотница за Нефритовыми Колокольчиками? — гудит Самэль: — Точно она. Смотри-ка, она не только портовый район держит, но и школьный клуб!
— А почему Косум-сама все так называют? — задается вопросом Киоко: — Я у нее ни разу нефритовых колокольчиков не видела. И фамильных драгоценностей.
— Она… как бы по чужим колокольчикам специалистка — поясняю я, чувствуя себя старым-престарым извращенцем, который рассказывает молоденькой девушке про пестики и тычинки.
— А! Она приходит к людям в дом и оценивает их фамильные драгоценности и нефритовые колокольчики? — тут же светлеет лицом Киоко: — Я поняла!
— Мда… прелесть какая глупенькая… — бормочу я себе под нос, но Киоко все слышит.
— Неправда! — говорит она: — Я умная, только особенным умом, Косум-сама так всегда говорит.
— Кто же спорит — вздыхаю я, соглашаясь: — руку только отпусти. Я кушать хочу.
— Ой! — она и вправду отпускает руку. Томоко прожигает ее взглядом, Наоми неодобрительно щурится, Шизука задумчиво проверяет заточку ножа, который лежал на столе… Косум, исподтишка, еще раз показывает ей кулак. Вот талант у человека — она тут только пять минут, а уже все ее терпеть не могут и вот-вот темную устроят. Теперь понятно, почему Косум такого перспективного специалиста с тысячами подписчиков — мне желает перекинуть. Не, спасибо, у меня и так банка со скорпионами в личных взаимоотношениях, мне только вот такой бомбы… даже не с часовым механизмом, а просто банки с нитроглицерином не хватало. Рядом чихни и все на воздух! Убьет ее Бьянка. Или Шизука. Или Юрико. Или Сора. Натсуми — подставит и сделает так, что ее кто-то другой убьет. В любом случае, лучше от этой красавицы подальше держаться.
— Все так говорят — опускает голову она: — никто со мной дружить по-настоящему не хочет…
— … — вздыхаю я и гляжу на нее. Нет, думаю я, не мое это дело. Не понимает человек, поймет рано или поздно… ну или не поймет. Не буду лезть. У нее ужас чего в голове намешано, а я разбирайся? Мне еще с Натсуми надо бы выправить… в голове у нее. И со своей собственной тоже… кто сказал, что я в порядке? А срыв во время печально известной «Резни в Сейтеки»? Да, я стараюсь про это пока не думать, но и вечно под ковром держать не выйдет. Так что мне еще одно «жароптицево перо» совсем без надобности… разве что…
— Ты просто слишком усердствуешь — говорю я Киоко: — показать?
— Что показать? — удивляется она.
— Тебя. Ты же… вот так. Тебя слишком много… вот смотри… — я тут же хватаю ее за руку и повисаю на ней: — Киоко-тян, а у тебя такие красивые волосы, ты завивку делаешь? Не делаешь? А у меня сестра делает, иногда но делает! А пошли в купальню, я тебе такое покажу! У меня родинка на… там есть, в виде мистического субконтинента Индия, а там слоны водятся! У каждого хобот — во! Хочешь мармеладу? А сегодня нет! Говорят, что мармелад из желатина делают, а желатин из коров добывают, значит коровы — мармеладные? А какого размера у тебя грудь? Покажешь? Дашь потискать? Говорят, что если мастурбировать, то волосы на ладошках растут, вот ты только что на руки посмотрела, попалась! Давай я тебе буду помогать, человек человеку друг товарищ и волк — всегда должен помогать. Кстати, о волках — знаешь, что они самые моногамные животные? Вот как образовали пару… совсем как мы с тобой… куда же ты? Не уходи, наяда моих снов, давай сделаем с тобой зверя с двумя спинами! Дай облобызать твои перси!
— Ээ… — Киоко пытается отстранится от меня и выдергивает руку из моей: — эээ… а можно не надо? Пожалуйста…
— Вот. Так себя люди рядом с тобой чувствуют — киваю я: — тебя так много, что они думать не успевают. Это хорошо, что ты энергичная, но ты дай людям с мыслями собраться, а если прет из тебя энергия — ты сальто сделай, отожмись от пола, поприседай, что ли…
— Э… — Киоко настороженно косится на меня и отсаживается чуть в сторону: — а… вы точно не будете мне помогать? Мне… уже не надо…
— Вот сейчас ты ведешь себя правильно — хмыкаю я: — видишь, вот и Птиц сразу стал на тебя слюни пускать.
— Вовсе нет — отрицает все Птиц, проводя рукой по подбородку: — совсем нет. Я… просто тоже… помогать людям люблю, вот.
— Слюни подбери — советует ему Самюэль: — это же девушка босса.
— Да я что… я ничего. Извините, Киоко-тян. Босс…
— Никакой я вам не босс…
— Кампай! — раздается крик от «взрослого» конца стола и три фарфоровых плошки взмывают в воздух.
— Везет — вздыхает Птиц, глядя туда: — а мы трезвые как стеклышко.
— Когда это школьники на экскурсиях трезвые были — моргает Киоко и достает из-за пазухи плоскую металлическую фляжку: — я ж бывала на таких выездах за город… научилась.
— Вот теперь я тебя уважаю — кивает Птиц: — классная ты девчонка, хоть и из школы с раздельным обучением!
— Что это там у вас? — подозрительно прищуривается Наоми, которая сидит напротив: — во фляжке? Сакэ?
— Виски. Односолодовый. Шотландский. К тунцу и осьминогу так себе, но выбирать не приходится — отвечает ей Киоко: — мы же на школьной экскурсии.
— Пфф. — говорит Томоко и оттопыривает край кимоно, сперва я думаю, что она хочет нам грудь показать, но из-за отворота кимоно показывается керамическое горлышко белой фарфоровой бутылки: — есть у нас сакэ… под жареного осьминога и суши с тунцом.
— Вы… как вы можете! — восклицает староста: — такой алкоголь принести на школьную экскурсию!
— А что? — не понимает Киоко: — всегда приносили.
— Ты не понимаешь — говорю я: — Наоми у нас очень ревностно относиться к школьным правилам и вообще правильная девочка.
— Вот именно! — говорит Наоми: — правда мы сейчас не в школе… и я у отца коньяк увела… французский…