Новая жизнь 8

Глава 21

— Я привела его, Мастер — говорит Лисичка и кланяется. Кланяется низко, выражая почтение. Отходит в сторону и указывает мне направление рукой — вперед. Мы стоим перед Зрячим, который на самом деле слеп. Зрячий улыбается. Приветливо машет рукой. Прямо перед ним огромный стол, который просто ломится от деликатесов и яств. Удивительно, что за столом всего два места.

— О, это же просто замечательно. Садись, садись, Такахаси-кун. У нас был праздничный ужин, но ты на него опоздал. Все же негоже встречать гостя с пустым столом, и я распорядился оставить для тебя немного, садись…

— Гостя? — я наклоняю голову в сторону Лисички, которая смиренно стоит сбоку и немного сзади: — как по мне, это было весьма настойчивое приглашение. Мне даже пообещали что-нибудь сломать…

— Что? Это недоразумение, Такахаси-кун… Сайка-тян, ты опять кому-то угрожала?

— Он отказывался идти! А это было ваше распоряжение и… — выкрикивает Лисичка, сжимая кулаки и едва не топая ногой.

— Сайка, Сайка… — качает головой Зрячий: — зачем ты так? Я же сказал — пригласить, а не привести. Такахаси-кун мог отказаться, никто не имеет права насильно затаскивать другого человека на ужин. У людей должна быть свобода выбора своей трапезы. Может ему завтраки больше нравятся…

— Извините, Мастер… — склоняет голову Лисичка-Сайка: — я неправильно вас поняла.

— Да я-то ладно — вздыхает Зрячий: — ты же не меня обидела. Ты обидела Такахаси-куна, вот перед ним и извиняйся.

Лисичка стоит, кусая губы и меняясь в лице, потом поворачивается ко мне и падает ниц в униженную позу смирения и покорности, на корточках, прижимаясь лбом к своим ладоням, в так называемом «земном поклоне», догедза.

— Прошу вас простить эту недостойную за самоуправство и грубость, Такахаси-сан! — выкрикивает она: — я искуплю свою вину!

— Все-то у тебя чересчур, Сайка-тян — качает головой Зрячий: — что скажешь, Такахаси-кун? Простим эту чересчур энергичную молодую особу, или…

— Ну… меня в большей степени интересует зачем я здесь — пожимаю я плечами. Меня этот маленький спектакль ни капельки не убеждает, я по-прежнему напряжен и готов к действиям. Знаю я эти трюки «слишком усердный исполнитель» и «хороший коп — плохой коп».

— Сайка, ты можешь идти — говорит Зрячий, поворачивая свое лицо к девушке. Она встает и нерешительно мнется на месте.

— Ну что такое, дорогая ты моя? — вздыхает он: — что такое?

— Мастер… вы остаетесь наедине с… ним! Это может быть опасно! — выпаливает она и Зрячий улыбается.

— О, поверь мне, я знаю, что Такахаси-кун — опасен. Очень опасен. Поэтому я и сердит на тебя — а что если бы он решил сопротивляться твоему приказу? Скорей всего ты бы не стояла сейчас тут. И все из-за простого каприза старого человека… тебе надо больше беречь свою жизнь, Сайка-тян, и меньше думать об этом старом и слепом человеке. Когда придет мой час — он придет в любом случае. И ни ты, ни я, ни этот… примечательный молодой человек не смогут ничего изменить. Судьба уже прописана, моя дорогая. Ступай. Я не боюсь смерти. И я не верю, что Такахаси-кун захочет навредить мне… а если захочет — значит такова судьба. Понимаешь? — снова улыбка. Лисичка мечет в мою сторону яростный взгляд, как будто хлыстом перетянула, кивает.

— Да, Мастер — говорит она и выходит. Дверь за ней закрывается.

— Я должен попросить за нее прощения — кряхтит Зрячий: — Сайка-тян — девушка прекрасной души, умная и энергичная… порой даже слишком. Но она слишком много времени уделяла совершенствованию своего тела, совсем забыв про душу. Молодые люди часто так поступают… не стесняйся, Такахаси-кун, наливай себе чаю… есть кофе, конечно же. Ты еще молод, алкоголь не предлагаю, хотя и его в достатке.

— Вы… позвали меня, чтобы поужинать вместе? — спрашиваю я у него и опускаю взгляд на стол. Боже, таких крупных креветок я в жизни не видел, с мое предплечье наверное… филе тунца, если бы на нем был ценник я бы сейчас подавился. Что же… налью себе чаю… раз уж Зрячий приглашает.

— Как-то неправильно мы с тобой начали — вздыхает он: — давай с начала. Меня зовут Тидзуо. А тебя — Кента, верно? Может будем без церемоний? Тидзуо и Кента, что скажешь?

— Мне без разницы — признаюсь я: — как вы меня называете, Тидзуо-сан.

— О и на «ты», по имени и без дурацких суффиксов. Как будто суффикс может изменить сущность человека — ворчит Зрячий: — словно от приставки «сама» у него мудрость отрастет вместе с бородой.

— Хорошо — пожимаю я плечами: — я могу и так. Что тебе от меня надо, Тидзуо?

— Прямолинеен, а? — улыбается Зрячий: — а и правильно, чего время терять. Что мне надо? Нет, Кента, вопрос стоит так — что нужно тебе? Именно тебе. Не Натсуми-тян, не Бьянке, не Шизуке, не твоим родителям, не твоей сестренке или твоему другу Хироши. Что нужно именно тебе?

— Как… вы хорошо обо мне осведомлены… — стискиваю зубы я. Вот тут, на краю стола лежит столовый нож… да и у меня свой складник с собой… вскочить, перепрыгнуть стол и … а что толку? Не уйду потом, как пить дать не уйду… наверное и эта комната… где-то есть лючки под потолком, где сидит снайпер…

— Не беспокойся об этом — отвечает Зрячий и поворачивает лицо ко мне. Если бы он не был слеп, если бы щелочки его глаз не были совершенно сомкнуты — я бы решил, что он — изучает меня. Что он видит меня.

— Ты все-таки напряжен — вздыхает он: — давай мы с тобой сразу же решим все вопросы с доверием, хорошо? Я полагаю, что ты умеешь обращаться с… этим? — он извлекает откуда-то из-под стола коробку из красного дерева и протягивает ее мне. Поколебавшись — я беру коробку и открываю ее. Внутри, на выложенном бархатом ложе — блестит хромированной сталью револьвер. Под стволом — желтыми цилиндрами выложены шесть патронов, каждый в своем гнезде.

— Что это? — спрашиваю я.

— Я думал, что ты мне скажешь — внезапно развеселился Зрячий: — ты же умеешь стрелять… и довольно неплохо. Я знаю, что это — орудие убийства и не более. Я — слеп, как ты видишь и не могу прочитать название завода или мануфактуры на стволе оружия. Не могу прицелится. И когда люди называют меня Зрячим, они думают, что я вижу души людей, а не их плоть, одежду или орудие убийства. Знаешь что? Выбери любой патрон… любой из них. Выбрал?

— Да. — в моих пальцах зажат желтый цилиндрик с надписью на донышке «44. магнум».

— Заряди его. — предлагает мне Зрячий и я откидываю барабан револьвера и вкладываю патрон в камору. Защелкиваю обратно. Проворачиваю барабан так, чтобы следующим нажатием выстрелить.

— Заряжено — говорю я: — что ты хочешь этим сказать, Тидзуо?

— Выстрели — говорит он: — не стесняйся, жми на курок. Эта комната звукоизолирована. Стреляй куда хочешь.

— Точно? — я поднимаю револьвер и направляю его прямо в лоб Зрячему. Быть не может что в каморе — настоящий патрон. Муляж? Или его вскипятили? Просто вынули порох? Не знаю, но я никогда не дал бы в руки своему врагу заряженный пистолет.

— Точно — кивает тот: — стреляй, Кента. А потом мы …

— БАНГ! — в замкнутом помещении грохот выстрела бьет по ушам, оглушая и сотрясая… в стене позади Зрячего, чуть правее его головы — появляется дырка. Я ошеломленно смотрю на дырку в стене, понимая, что если бы я держал револьвер чуть крепче — сейчас эта дырка была бы в голове у Зрячего. Он идиот?!

— Что?! — не понимаю я, видя, что он открывает рот. В ушах звенит.

— Я говорю, что теперь ты можешь зарядить все остальные патроны — говорит он и я слышу его словно через вату, набитую в уши: — ну же, не стесняйся.

— Хорошо — откидываю револьвер, вытряхиваю из барабана стрелянную гильзу, она остро пахнет порохом… набиваю каморы пятью патронами и движением кисти — вставляю барабан на место. У меня есть оружие. Да не просто оружие, а чертов револьвер сорок четвертого калибра Магнум. Эта штука пробьет сразу трех лидеров любого культа, будь они слепые или зрячие. Патрон на проверку выбирал я сам… так что …

— Ты можешь направить эту штуку на меня — говорит Зрячий: — и нажать на курок еще раз.

— Что?

— А можешь не нажимать. Теперь — ты можешь быть уверен в том, что это настоящий пистолет и что патроны в нем тоже настоящие. Даже если бы где-то были бы спрятаны снайперы — никто не успеет выстрелить в тебя раньше, чем ты убьешь меня. Моя жизнь — в твоих руках, Кента. Если ты и вправду так ненавидишь меня — стреляй. Но… я бы хотел для начала поговорить. Чтобы очистить наши разумы от вопросов.

— Что же — говорю я, направляя ствол револьвера в живот Зрячему: — давайте поговорим.

— Наконец-то! — хлопает он в ладоши: — откровенный разговор! Разговор по душам! Ты уже налил себе чаю? Наливай. И не стесняйся — спрашивай у меня все, что бы ты хотел знать.

— Я хочу знать про Шизуку. Про то, что у тебя тут девочек насилуют. Про детский ансамбль «Дети Истины», о котором говорят, что это твой гарем. — говорю я, чувствуя, как деревянная рукоять револьвера удобно лежит в руке.

— К сожалению это правда — вздыхает Зрячий: — и про Шизуку тоже.

— И ты еще называешь себя… — возмущаюсь я, но он поднимает руку.

— Погоди! Дай закончить — говорит он: — да, это было. Я — слепой и потому в каждой моей резиденции есть Темная Комната. Комната в которой нет света. Мне так удобно, мне свет не нужен и порой я стесняюсь своей беспомощности… и это привело… мне трудно об этом говорить. Мой… заместитель, человек, которому я доверял полностью — воспользовался Темной Комнатой для своих гнусных целей. Не раз и не два. От моего имени он вызывал девочек и мальчиков в Темную Комнату и от моего же имени использовал их, запугивая и принуждая терпеть! Признаюсь, что я чуть не приказал казнить его самостоятельно, отдать в руки жертвам, связать и запереть в Темной Комнате, предоставив им самим… но это не наш путь. Как бы ни было нам тяжело, мы не можем просто вымещать свою злость на людях. Пусть даже таких. Его выдали полиции и сейчас идет следствие. Он уже сидит в тюрьме, но, судя по всему, ему светит смертная казнь. — Зрячий тяжело вздыхает: — и это действительно моя вина. Я виноват в том, что эти девочки и мальчики были изнасилованы, искалечены морально и физически — в моем доме! Потому… если тебе нужен виновный в том, что Шизука-тян искалечена — то вот он я. Нажми на курок, если считаешь себя вправе вершить суд, Кента. Ты … решительный молодой человек, решительный и волевой, ты сможешь простить себя за это. А я себя никогда не прощу… я просто слепо верил ему. — он горько усмехается: — смешно, не правда ли? Меня называют Зрячим, потому что считают, что я вижу людей, вижу их души… но я не увидел гнили в своем ближайшем окружении… и я не могу выразить как мне жаль что с Шизукой такое случилось… хотя тогда ее звали иначе. Я бы хотел извиниться перед ней лично, если ты позволишь мне это.

— Хорошая отмазка. Какое замечательное оправдание — говорю я, стараясь, чтобы сарказм прямо-таки сочился из каждого слова: — а в тюрьме этот твой заместитель обязательно повесится. Или вены вскроет.

— К сожалению у меня нет иного объяснения — отвечает Зрячий: — но если ты считаешь, что виноват я — стреляй. Я не знал об этом и у меня нет ни видеозаписей, ни фотографий, а сами жертвы не видели ничего — все происходило в Темной Комнате, помнишь? Мы уже и сами провели расследование и обнаружили мерзавца только по запаху. Да… особенный запах. Все жертвы указали на него. Впрочем, если я все равно тебя не убедил, что же… ты человек с револьвером, не так ли? Это ты принимаешь решения сегодня.

— Мне нужны все материалы расследования. И допуск к жертвам. — говорю я, удерживая револьвер направленным в живот Зрячего.

— Материалы — да. Допуск к жертвам — нет. Они и так настрадались. Я спрошу у них — если согласятся, то да. А если нет… это их воля. — пожимает плечами Зрячий, казалось совершенно не беспокоясь, что у меня в руках — заряженный револьвер. Сорок четвертый Магнум — серьезный калибр.

— Ну хорошо — говорю я: — допустим. Ладно. Но вооруженные люди, которые напали на Бьянку — разве это не твои люди?!

— Конечно мои — кивает Зрячий: — еще как мои. Правда… они сами создали какое-то радикальное крыло и набрали оружия. Я … погоди, ты знаешь о чем я учу людей?

— О каком-то Апокалипсисе — отвечаю я: — что миру конец и прочая такая чушь…

— Да — не обижается на мои слова Зрячий: — верно. Вот скажи мне пожалуйста, Кента, если я верю, что миру скоро конец… а я в это верю — то зачем мне нужен нервнопаралитический газ или там ядерная бомба? Миру все равно конец, все мы умрем, какая разница? Зачем мне носить стаканами воду в море?

— Ээ… — действительно выглядит нелогично.

— Потому я и дал тебе в руки револьвер — не только для того, чтобы выстроить доверительную беседу — он подмигивает! То есть — дергает щекой, сморщивая одну щелочку слепого глаза! Ни дать, ни взять — веселый и добродушный дедушка!

— Но и потому, что я — по-настоящему верю в конец света. И мне не страшно, если ты сейчас нажмешь на курок и отправишь меня на перерождение… ведь смерти нет. И ты — это знаешь, не так ли?

— Что? Откуда ты…

— Но вопрос не во мне. Мне все равно, нажмешь ты на курок или нет. Тебе не все равно. Ты — тот, кто решает сейчас. Ты выстраиваешь свою жизнь, Кента. Кто ты такой?

— … — я молчу, решая не говорить ничего. Этот человек запутывает меня в паутине своих слов и мне очень хочется его пристрелить прямо сейчас!

— Такахаси Кента. Умен. Или по крайней мере считает себя умным — усмехается Зрячий: — но это общая ошибка. Я тоже так считал. Ты избранный, Такахаси, ты не знал об этом? Нет? Никто не говорил тебе такого? И дело не в том, что ты умен, хладнокровен, харизматичен, спокоен и знаешь очень многое из того, что не должен. Не в том, что будучи школьником ты влияешь на умы и сердца людей по всей стране. Дело в том, что ты знаешь истину… правда?

— О чем это ты? — спрашиваю я, поднимая револьвер: — истину.

— О… недаром мы зовемся «Общество Божественной Истины», Кента. — смеется Зрячий: — недаром. Но среди всех людей только ты и я знаем истину, не так ли? Вот мы сидим с тобой за одним столом и у тебя в руках моя смерть, вложенная в барабан, направленная мне в сердце… но мы разговариваем без страха. Если бы у меня в руках был такой же… ты бы не испугался, Кента, верно? Знаешь почему? Ты же знаешь, Кента, скажи это вслух… ну же?

— Потому что смерти нет — отвечаю я и чувствую, как у меня пересохло во рту. Кто этот человек? Откуда он столько про меня знает? Неужели…

— Да. И это тоже — кивает он: — и это тоже, Кента. Я понимаю, что ты все еще не доверяешь мне… хотя у тебя всегда есть возможность все же нажать на курок. О! Смотри… — он поднимает маленький колокольчик и звенит в него. Дверь позади нас распахивается и входит Лисичка-Сайка с еще одной девушкой. Глаза ее расширяются, когда она видит револьвер моей руке.

— Спокойно! — поднимает руку Зрячий: — спокойно. Все, что происходит тут — происходит по воле Божьей и моей. Такахаси Кента — не более чем инструмент Божьей воли. Ясно?

— Да, Мастер! — кланяются девушки. Очень синхронно.

— Я хочу сделать заявление — говорит Зрячий: — если Такахаси Кента в течение этого вечера убьет меня — то ему следует дать выйти за пределы комплекса. Не устраивать погони, не взыскивать мести. Если он сделает это — то моей волей он будет следующим главой нашей Семьи. Вам ясно?!

— Но, Мастер! — с болью в голосе кричит Лисичка, вторая девушка утирает слезы: — не говорите так! Мастер!

— Всему на свете есть свое время — качает головой Зрячий: — сколько я учил вас быть готовыми к этому моменту. Все мы умрем, наш мир кончится и только Кента понимает меня по-настоящему. Он и есть мой наследник, мой духовный сын. И если он решит, что пришло мое время — так тому и быть. Тело мое не сакрализировать сверх меры, ничего сакрального в нем нет, это просто плоть. Скормите меня свиньям. И относитесь к его словам, как к моим, к его приказам, как к моим, ясно?

— Мастер!

— Ступай, Сайка и передай мои слова остальным — машет он рукой: — и закройте за собой двери… — всхлипывающие девушки удаляются, а я в некотором обалдении смотрю на Зрячего.

— Ну что — весело говорит он: — теперь это и твоя проблема, а?

— Вот уж нет — кладу я револьвер на стол: — я на такое не подписывался.

— Да ладно тебе. Соглашайся. Всего-то — нажать на курок, старого слепого старикана не станет… а ты сможешь раздевать Сайку как захочешь… нет? Вот то-то. У меня нет над ними власти, они все это придумали сами. Сами! Сами обоготворили меня, сами начали под моим именем творить черт знает что! — вспылил он и ударил рукой по столу. Зазвенела посуда…

— Уже поздно… — наконец сказал он, и я вдруг увидел, что он — устал. Очень устал.

— Нам с тобой еще предстоит разъяснить все между нами — говорит он, оседая в кресле, словно из него выпустили воздух: — а пока… пока я предлагаю тебе войти в Семью самому. Моим наследником.