Новая жизнь 8

Глава 2

Снилась мне Светлая Богиня Аматэрасу, которая увещевала меня бросить гиблое дело по воспитанию нации, сдаться и уехать в тихий домик у озера, обещала бессмертие, несгибаемое мужское здоровье и восемнадцать танцовщиц. Я ломался, применял переговорные тактики, говорил что не сильно-то мне все это нужно, что у меня миссия по перевоспитанию самого себя и дочерей Ямато в духе Виктора Франкла и категорического императива Канта, а там уж дочери Ямато возьмутся за сыновей Ямато и настанет всем счастье и мир на планете, а кто с нами не согласится жить в мире да радости — того раздавят железные сапоги моих легионов Смерти. Это же так по-человечески — во имя мира создать войсковые подразделения и сеять смерть. Мы, люди — противоречивые ублюдки. Богиня кивала, соглашалась, повышала ставки, обещала мне больше дом, больше озеро, больше танцовщиц и Дар Любви, грозила что это последнее предложение и надо подписывать. Я обещал проконсультироваться со своими юристами и дать знать, но тут вбежали танцовщицы и…

Проснулся я от того, что почувствовал легкий укол боли в руке. Медсестра меняла мне капельницу и застенчиво улыбнулась, регулируя скорость подачи жидкости. Все-таки какие тут профессионалы работают, подумал я, улыбнувшись ей спросонья — я бы даже и не почувствовал ничего, так, едва-едва… словно комар укусил.

— Вам нужен крепкий сон, Такахаси-кун — сказала мне медсестра: — все будет хорошо, не переживайте. Закрывайте глаза и спите.

— Вы уверены? — беззастенчиво зевнул я прямо ей в лицо. Тут это невежливо, но рука, чтобы закрыть рот, не поднялась.

— Я — уверена. — твердо отвечает мне медсестра. Вот у кого нет сомнений насчет «прекрасного далека», она и сама родом оттуда, из светлого будущего, потому «все будет хорошо, вы главное спите побольше и выздоравливайте». Задумчиво окидываю ее взглядом и констатирую факт, что я действительно еще не выздоровел и мой организм реагирует на наличие рядом симпатичной медсестры с апатией. Не реагирует то есть.

— Все, спать — говорит медсестра и мягко касается моего лба, укладывая голову обратно на подушку: — Нэннэко сяссяримасэ…

— Да не хочу я… — закрываю глаза и думаю о том, что медсестра только на первый взгляд милая, а на самом деле — тиран и самодур, людей спать укладывает. Может не хочу я спать. Открываю глаза, чтобы сказать ей об этом, но ее рядом уже нет, в палате царит полутьма, горит дежурный ночник и светодиоды на приборах. Уже вечер? Или даже ночь?

— Ты проснулся — говорит мама и прикладывает ладонь к моему лбу: — а меня сперва к тебе не пускали. Пришлось разговаривать с начальством. Никто не может мне запрещать увидеть моего сына.

— Сочувствую начальству — бормочу я: — добрый вечер ма. Сейчас же вечер?

— Я переживала — говорит она и я вижу ее силуэт в полутьме, не вижу, но чувствую, что она — мягко улыбается: — хорошо, что у тебя все в порядке. Ты обязательно поправишься, так врачи говорят.

— Мне тоже так сказали — отвечаю я: — что ничего серьезного.

— Вот именно. Так что ни о чем не думай, поправляйся. Здесь очень хорошая больница, и врачи большие специалисты, к Футабе-сенсею аж из Токио приезжают на диагностику, так что ты в надежных руках. Не беспокойся ни о чем, поправляйся.

— Да я и не беспокоюсь… а как там дела у Хинаты? И папы?

— Мы же на курорте были с этой подружкой Бьянки, нам такой номер хороший дали, гостиница с тремя бассейнами и искусственным водопадом, экскурсии на завод по производству вин… а Хината там с какими-то девочками подружилась. Они целыми днями у бассейна носились… папа загорел. У него кожа лохмотьями отходит, я его кремом каждый вечер мажу, а он ворчит. Отличный курорт, теплая морская вода, очень приветливый персонал… эта Бьянка очень богатая девочка, раз может себе позволить на такой курорт нас отправить, чтобы ты один остался… а я-то дурочка подумала, что могу тебя на нее оставить, и что она с тобой сделала?

— Ну мама… — говорю я универсальную фразу всех подростков. Несмотря на ситуацию это как будто возвращает нас обратно, домой, туда, где жизнь была проста и понятна.

— Что бы она ни делала, но это приводит к тому, что мой сын оказывается на больничной койке — заканчивает мама: — мне это не нравится. Ладно бы обычные молодежные шалости с гонками по ночному городу, драками, выпивкой и марихуаной. Это я еще могу понять, сама такая была. Но перестрелки! На нее культ какой-то охотится, а пока ты рядом, сына — ты тоже мишень. Может, ну ее, а? У нас Сора-тян есть, она в гости приходила, прощения просила, что не уберегла тебя… а я ее простила. И в семью приняла. В личном общении она еще лучше, чем по телевизору показывают, милая, непосредственная и очень культурная девочка. И чай делать умеет и поклониться с вежеством и уважением и папе она понравилась. Не то, что некоторые…

— Ну мама… — закатываю я глаза: — это же моя личная жизнь!

— Не мамкай мне тут! — заводится мама и включает свет. Я морщусь, а она раскладывает лекарства на столике: — вот тут. Сацуки-тян принесла лекарства, вот эти вот попьешь сразу, а эти — вместе с едой, как ужин принесут. Я ее уверила что ты все выпьешь. На. Пей.

— Ага. Хорошо. — послушно открываю рот и мне кладут туда таблетку и протягивают стакан с водой. Выпиваю, проглатываю, прислушиваюсь к своему организму. Никакого выброса маны или там трансформации Киноварной Пилюли Бессмертия в организме не наблюдаю. Что же, снова не повезло.

— Личная жизнь у него — ворчит мама, наводя порядок на столике для лекарств, убирая пустые упаковки и смятые салфетки: — личная жизнь у тебя будет когда ты станешь взрослым, а пока у тебя не личная жизнь, а моя головная боль. Вот кто бы мне лет пять назад сказал, что у меня голова от твоих невест болеть будет — я бы не поверила! Рос таким милым мальчиком, нелюдим был, водился со своими приятелями из кружка манги, да журналы с монашками и медсестрами под матрас прятал…

— Мама!

— А я и не видела ничего. Совсем ничего не видела. Но, по-моему, этот номер «Распутных монашек» за январь — уже перегиб. Сына, живые девушки так не гнутся, это все фантазии. Честно говоря, я думала, что придется после института тебе девушек самой подбирать, на свидания водить за ручку, но оно вон как вышло. — мама качает головой: — быстро ты вырос. С другой стороны, твой отец никогда не был робким в отношениях с девушками, а ты весь в него. Такой же… лезешь не знаю броду с открытой нараспашку душой. Сына, если будешь так делать, тебе сделают больно. Ты у меня доверчивый и добрый, а мир… мир он всякий может быть. Я же вижу, я же знаю. Нельзя так, ты себе всю душу изранишь.

— Ну мама…

— Материнское сердце все чует — поднимает палец мама: — никто тебя так любить не будет как Сора-тян. Конечно, Бьянка эта — она и умная, и богатая, и знаменитость, но она больше о себе думает, да воздушные замки в небе рисует, не жена она по складу характера. Такая всю жизнь будет по миру носится и тебя за собой таскать, чтобы ты за ней бардак ее подчищал, да ее саму от себя самой защищал… нашла она в тебе того, кто ее не боится и Авгиевы конюшни в состоянии вычистить. А вот Сора-тян — она будет за твоим плечом стоять и в трудную минуту всегда поддержит. Что бы то ни было. Вот кто у нас твоя Ямато Надешико… таким бы женщинам памятники ставить. С ней за плечом ты многого добьешься, в люди выйдешь… а с этой непутевой Бьянкой — только за легкими удовольствиями прогоняешься всю свою жизнь. Очень важно какая женщина у мужчины, только женщина может и силу дать и лишить всех сил… вот скажем — я. У твоего отца родители в таком районе живут… ты же был у дедушки, нэ?

— Был — киваю я. Действительно, родом папа из рыбацкой деревушки, где одни старики и остались. У них там до сих пор ни отопления, ни канализации, ужас. Зато детские воспоминания о море и летних каникулах — лучшие воспоминания Кенты. Соленый воздух, теплая вода, морские звезды и ракушки, темные ночи, когда рассказывал Хинате страшные истории под одеялом с фонариком, горький зеленый чай по утрам и два вареных яйца всмятку «чтобы крепким вырос!» от бабушки. Прохладный морской бриз, корабли на горизонте, белые облака и белая же полоска от загара от купальника на плечах у соседской девчонки, с которой так и не решился заговорить, только смотрел как она смеется и болтает ногами в воде, сидя на деревянных мостках для купания. Тяжелое ведро с рыбой, по дороге обязательно выдаешь дань рыбой соседскому же коту. Свой кот рыбу не берет, у него есть аккуратная мисочка с нарезанным мясным паштетом, его бабушка холит и балует, у него не шерсть, а мех, искрящийся на солнце, богатый как никто в этой деревне. Летние каникулы в деревне — лучшие детские воспоминания.

— Его брат до сих пор ничего не добился, денег у родителей клянчит и живет у родни, случайными заработками перебивается, а все, потому что жена у него была непутевая. Бросила она его и за молодым убежала, да только счастья это ей не добавило. Если человек непутевый, то и ему горе и окружающим. — говорит мама и я понимаю, что сейчас у нас не просто общение «мать пришла в больницу навестить сына», но серьезный разговор. Нет, даже не так. Программная перепрошивка подсознания, наставление на путь истинный и последняя попытка коррекции моей, стремительно катящейся под откос, жизни. Постой паровоз, не стучите колеса, кондуктор нажми на тормоза… меня засосала опасная трясина и жизнь моя вечная игра…

— Да и отец твой… всегда был непутевым. Если бы не я… — мама качает головой: — так что слушай меня, сына. Бьянка твоя до добра не доведет. Слишком уж она по грани любит ходить, проверять свои пределы и границы… такой человек не для спокойной жизни. Такой человек не только себя, но и всех окружающих проверять будет, всегда будет меняться и завтра уже будет не такой, как сегодня. Ты проснешься, а рядом совсем другой человек. И я не настаиваю на кандидатуре Соры-тян, не нравится Сора-тян — ради бога. Есть Натсуми, есть эта твоя Томоко, есть та девочка, что стеснялась чаю попить с нами… как ее? Шизука? И староста у вас хорошая… а у Натсуми есть подружка Марика… полно вокруг девочек, сына. Что ты вцепился в эту Бьянку, как будто там тебе медом намазано?

— Мама… — пытаюсь вставить слово я, но она поднимает руку.

— Помолчи — говорит она: — тебе вредно напрягаться. И говорить тоже вредно. Маму послушай. Мама тебе плохого не пожелает. Мама ночью не спала, думала, что ты тут помираешь. Знаешь каково это — когда тебе звонят и говорят, что твой сын в больнице из-за перестрелки?! Не знаешь, вот и молчи! У меня есть право тебя ругать! Я тебя родила! А ты вон, вырос и в перестрелки! Нашел куда! Я тебя для этого рожала?! Чтобы тебя какой-нибудь тупой гангстер подстрелил? И все эта Бьянка! Не знаю, но чувствую, что все дело в ней! Я в холле вторые сутки сижу, переживаю, а он тут про Бьянку свою переживает! О маме нужно переживать! Сестренка твоя вон, тоже осунулась аж, лицо темное стало. Места себе не находит. Папу с работы уволили… а ты туда же — в перестрелку! У нас и так времена не самые лучшие, вот куда ты лезешь? Видишь, что перестрелка — обойди! Не суйся!

— Я же не специально! — не выдерживаю я: — Будто это я вышел из дома и…

— А ты дома сиди! — выдает мне мама: — Куда ты это пошел? Дома хорошо, у нас дома никаких перестрелок нет! Сиди дома и маме помогай! Конечно, шляешься где попало со своей этой… — она аж задыхается от возмущения, и я наконец — понимаю. Какой я все-таки дуболом. Я молча беру мамину руку в свою и накрываю ее ладонью. Мама замолкает на полуслове.

— Извини, мам — говорю я, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. Она просто сердится. Она очень беспокоилась, очень переживала и сейчас, увидев, что со мной все в порядке — ее прорвало.

— Извини что так вышло. Обещаю, что больше такого не повторится… — говорю я как можно более искренне: — это… дурацкое стечение обстоятельств.

— Еще бы! — фыркает мама, но руку не убирает: — Еще бы это повторилось! Я тебе такого не прощу!

— Все будет хорошо — повторяю я тезис своей медсестры: — мне врачи сказали.

— Смотри у меня — говорит мама и наклоняется ко мне. Мягко высвобождает руку и обнимает, прижимаясь ко мне всем телом: — береги себя сыночек, пожалуйста…

Я обнимаю ее в ответ и чувствую, как легкая судорога пробегает по маминому телу. Она всхлипывает? Когда она отстраняется назад — ее глаза предательски блестят, но выражение лица… с таким выражением в покер играть. Спокойная, как всегда. Повезло папе… или нет?

— Вы вынуждены были приехать с курорта из-за этого? — спрашиваю я, стараясь увести тему разговора в сторону: — Вот же…

— И не говори… — мама на секунду отворачивается, а когда она снова поворачивает ко мне лицо — ее глаза уже сухи: — а у нас была путевка на пятнадцать дней! В «Тропическом Раю». Между прочим, один из лучших отелей Окинавы! И сертификат на обучение серфингу для твоего отца. Экскурсии на винодельню и в музей — для меня. Ты знал, что там хабусю делают, так называемое Окинавское змеиное вино? Это когда в авамори, местном вине — змею топят. Ужас. От яда этой змеи можно парализованным на всю жизнь остаться… но в алкоголе он расщепляется и придает… эээ… в общем интересный напиток. И у меня на следующий день были уроки танцев с таким мускулистым мулатом из Аргентины, там даже платья напрокат дают, знаешь с таким вот вырезом… а ты тут в перестрелку попал! Я думала, что на тебе места живого нет! Мы первым же рейсом вылетели!

— Ээ…

— Не экай мне тут! Еще раз такое и… я не знаю, что с тобой сделаю! А твоей Бьянке так и передай, что мама ею недовольна! Еще раз и я лишу вас всех постельных привилегий! Не делай такие глаза, будто я не знаю, чем вы там занимаетесь! Мама этим занималась еще когда тебя и в проекте не было! — продолжает бушевать ма.

— Да все, все. Не будет такого больше — успокаиваю я ее: — а путевку можно продлить? Я спрошу…

— Вот уж не надо. Мне от твоей… непутевой теперь ничего не надо.

— Ээ… а если не от нее? Давайте все вместе на курорт слетаем. У меня деньги есть — говорю я, вспоминая Косум и ее нейтральную позицию. Если Кумы нет, то и доли его нет… а уж с новым боссом семьи как-нибудь договоримся. Позволить себе каждый раз вот так менять местных оябунов я не могу, но… есть у меня надежда что новый босс не начнет с того, что попытается «Общагу» под себя подмять. Если судить по кадровым потерям, то его ближайшая цель будет восстановить былую силу и мощь, рекрутировать новых бойцов и заручиться поддержкой всюду, где возможно. Если говорить по-простому — не до нас ему будет. А там независимость «Общаги» и ее комендантши станет традицией. Обычаем. Ничто в Японии не может быть так незыблемо как традиции.

— Ты сперва выздоровей, а потом уже планы строй — резонно отвечает мне мама: — кстати, я тут узнавала… твое лечение полностью оплачивает муниципалитет. Почему — не знаю. Их начальник службы безопасности так распорядился. Так что ты выписываться не торопись, сразу всю диагностику пройди. Может у тебя что еще болит.

— Мама!

— Что мама? У нас папа без работы, а деньги на деревьях не растут! Знаешь сколько один день в такой больнице стоит?! Ты заодно и зуб свой выбитый вставь, раз уж муниципалитет заплатит. Скажи врачу, мол во время перестрелки выбили — пусть вставляют. Самый хороший пусть вставят, сейчас импланты дорогие.