Глава 4

— Ой, а кто это у нас тут заблудился? Девчонки, поглядите! — в грудь мне убирается конец бейсбольной биты. На другом конце биты — девушка, как будто из восьмидесятых, типичная сукебан — длинная, плиссированная юбка, короткая матроска, открывающая гладкую кожу подтянутого живота, завитые блондинистые волосы и куча браслетиков на запястье. Конечно же красные носки и ботинки на высокой платформе. Такие вот девчонки в свое время навели шороху по всей Японии, говорят, что девчоночьи банды были более жестокие чем якудза, да и было их очень много, один союз Канто насчитывал двадцать тысяч девчонок! Для сравнения во всей якудзе в то время было не больше ста тысяч членов. Только вот давно уже нет никаких сукебан, пропали с улиц дерзкие девчонки с бейсбольными битами и бритвами за отворотом блузок, растворились среди босодзоку и домохозяек… интересно, а моя мама тоже была с этими отмороженными девицами? Наверняка. Иначе откуда у нее такая хватка…

— Слышь, мальчик, ступай отсюда… — обращается ко мне другая девушка в такой же примерно форме одежды что и первая, но с рыжими волосами. На руках у нее — кожаные перчатки с обрезанными пальцами, она складывает руки на груди и смотрит на меня свысока… и это при том, что я ее выше. Особое искусство Императрицы Боа Хэнкок — смотреть свысока на всех, даже на тех, кто выше тебя ростом. Уметь надо.

— Неожиданно — говорю я. В самом деле, встретить в городе ходячую труппу косплееров под сукебан восьмидесятых — это неожиданно. С другой стороны, а черта ли они делают в портовой зоне, а тем более — здесь? И что творится в городе?

— Михо! Ичика! — шипит на них третья девица, которая подскочила только что, в отличие от своих товарок на ней нет ни длинной плиссированной юбки, ни короткой матроски и вообще, она не выглядит как живой образ «девушки-бандитки» из восьмидесятых, она одета просто и незамысловато — в какую-то розовую спортивку. С двумя полосками на штанах и курточке. Единственно, что роднит ее с остальными подружками — складная дубинка полицейского типа в руке. Увидев мой взгляд, брошенный на дубинку — она тут же спрятала ее за спину и слегка покраснела.

— Вы что?! — обрушивается она на своих подружек девушка в розовом спортивном костюме: — не видите, что это сам Кента-сама?! С дуба рухнули — его останавливать?! Кента-сама, проходите! Извините этих дурех, они новенькие и не знают вас… хотя должны были бы! — она метает грозный взгляд на двух «сукебан» и те — смущаются. Отводят взгляды в сторону и вниз. Бейсбольная бита тут же убирается за спину, и грозные «девушки-бандитки» тут же превращаются в милых и совсем не страшных. Вернее — пытаются превратиться… что у них не очень-то и получается.

— Спасибо… эээ… — я заминаюсь, не зная, как обращаться к девушке в розовом. Та замечает мою заминку и тут же кланяется.

— Я — Киоко! Вы меня не помните? Ну… вы еще обещали со мной на свидание сходить, а Косум-сан меня потом за ухо! Больно было!

— А… та самая Киоко… — вспоминаю я. Да, не узнал я ее… что неудивительно, учитывая что в прошлый раз эта Киоко была совсем-совсем голая, а давайте начистоту, какой мужчина при внезапной встрече с привлекательной молодой и совсем-совсем голой девушкой — тщательно ей в лицо смотрит и запоминает? Вот и у меня в голове кроме ее задорно подрагивающих в такт ее подпрыгиваний (энергичная девушка, да) полушарий — в голове ничего не осталось. Пару раз мне Кимико про нее писала, дескать энергичная девушка, парня у кого-то там увела… вот и вся информация. И да, действительно, обещал я ей что-то, но вот что именно?

— Что значит «та самая Киоко»? — тут же обижается девушка в розовой спортивке: — Неужели так плохо с моей репутацией?

— Не трещи, Киоко — отодвигает ее в сторону девушка с бейсбольной битой: — меня зовут Михо. Извините, что не узнали вас сразу, Кента-сама, но кто ж мог подумать, что вы вот так… просто придете. У нас тут недельку назад какие-то придурки решили «а давай зайдем в Женскую Общагу, погудим», перепутали нас с Веселым Квартальчиком. Косум-сан им выписала билет в больничку с переломами, ну и решила патрулирование и охрану собственными силами организовать… ну вот мы и дежурим иногда.

— Похвальная инициатива — киваю я: — а одежда в стиле «сукебан» — это тоже Косум затея?

— Ээ… — Михо чешет затылок, становясь похожей на непутевого персонажа аниме, которого только что поймали на чем-то донельзя неловком: — это уж мы сами… ну раз все равно ходить и охранять район, так что же бывшую славу «сукебан» не возродить?

— Меня зовут Ичика! — кланяется третья девушка, та, что с рыжими волосами: — для меня честь познакомится с вами, Кента-сама!

— Это взаимно.

— Ии… не слушайте Михо! Она просто фанатеет от фильмов вроде «Кланы Токио» или там «Сукеран», вот и одевается так! Даже меня заставила! — выпаливает рыжая и зажмуривается: — она такая!

— Да мне «кланы Токио» даже не нравятся! Там правда есть один красавчик… ради него и смотрела!

— А ну-ка заткнулись, курицы! — на втором этаже здания открывается окно и оттуда высовывается Косум: — Чего разорались?! — ее взгляд находит меня и она хмыкает: — Явился значит… ну заходи.

— Было очень приятно познакомиться! — вслед мне журчит девичий голосок: — Раз уж вы свидание Киоко-тян должны, может все вместе сходим? Ой! Ты чего дерешься?!

Я захожу внутрь и поднимаюсь по лестнице. Поворот, еще… а вот и дверь в офис настоящей девушки-бандитки, Косум-чан.

— Заходи, заходи… — говорит она и машет мне рукой: — сейчас, я закончу… да, все хорошо. Да, я за ним присматриваю. Мало ли что ты по телевизору видела. Ну все, пока. — она кладет трубку и поворачивается ко мне. Окидывает меня оценивающим взглядом.

— Ты что — с ума сошел так по городу шастать? — спрашивает она меня: — совсем охренел? Тебя вся семья ищет, под каждый камень заглядывают, вот даже я и то знаю, что ты еще в больнице должен лежать, под охраной полиции.

— Да какая там охрана… — машу рукой я: — в окно вылез и все. Скучно мне там лежать, вот думал побродить немного… у меня и не болит ничего.

— Ну ладно. — Косум делает шаг ко мне и зажимает мою голову у себя под мышкой: — Рада видеть, что ты еще живой, засранец малолетний!

— Пусти, дышать нечем! — говорю я. Нет, быть вот так вот зажатым Косум — даже приятно и носом в ее грудь утыкаешься… но вот дышать решительно невозможно. Быть задушенным прелестями Косум — ироничная смерть.

— Знаешь, а ведь я здорово так пересмотрела свои взгляды на тебя — говорит она, отступая на шаг: — С тобой все в порядке?

— Да не то чтобы — пожимаю я плечами. Честно говоря, мне немного тоскливо. Знаю я, что надо делать и как именно и оттого-то мне и тоскливо. Думал я к Нобу-сенпаю зайти, он как никто умеет грусть-тоску мужской компанией прогнать… но «Школа Бокса» была закрыта, вот я и шатаюсь по округе… пришел к Косум.

— Ооо… — тянет она, глядя мне в глаза: — так плохо, да? А ну-ка, иди сюда… — она хлопает по креслу, усаживает меня и открывает шкафчик. Достает оттуда квадратную бутылку с черной этикеткой.

— Когда у меня такие глаза то мне помогает только мой старый друг Джек. — говорит она и ставит передо мной стакан, наполняет его наполовину.

— Льда нет, уж не взыщи — пожимает плечами Косум и поднимает бутылку вверх: — равно как и второго стакана. Не с кем мне тут пить. Я как старый алкоголик — надираюсь в одиночку. Ну, давай, выпьем за твое чудесное возвращение из мертвых.

— Из мертвых?

— Да я с тобой сразу попрощалась — поясняет она: — вот как ты забычил на Куму, так и попрощалась. Давай, выпьем уже, у меня в глотке пересохло…

— Давай — соглашаюсь я и отпиваю глоток из стакана. Рот обжигает огненный напиток, прокладывает путь в желудок и я морщусь, дышу глубже.

— Киоко! — орет Косум, во всю глотку, я едва не глохну от неожиданного крика. Дверь тут же распахивается и на пороге вырастает та самая девица в розовой спортивке.

— Все равно подслушиваешь — говорит Косум: — на кухню сгоняй, организуй нам льда ведерко и лимонов. И пожрать чего-нибудь принеси. С мясом.

— Я в патруле сегодня — возражает Киоко: — а на ужин сегодня паста. С морепродуктами.

— Скажешь Михо, что я тебя с патруля сняла, пусть вдвоем пока… — распоряжается Косум: — пасту в жопу, пусть приготовят мясо. Гуляш там или стейк. Мы с Кентой пьянствовать будем.

— Хорошо! Я мигом! — Киоко исчезает, только пятки мелькнули в дверном проеме.

— И стаканы принеси! — кричит ей вслед Косум: — Стаканы не забудь! — прислушивается к отдаляющимся шагам, снова отпивает из бутылки, словно заправский пират. В море, в море за тунцом, капитан наш молодцом…

— Значит так — говорит она и упирает в меня свой палец: — я первая, кто распечатал твою розовую девственность…

— Не надо — говорю я: — у нас с тобой и не было ничего. Надеюсь — пока.

— Твоя дурная привычка, Кента — перебивать — морщится она: — ты как та птичка на заборе, что кричит громче всех, пока ее кот не съел. Вот если бы ты молчал, то… ну наверное жизнь у тебя лучше была бы. Девок поменьше было бы, зачем тебе столько девок? О! А насчет девственности — я имела в виду алкогольную. Ты же в тот раз, в баре со мной — в первый раз выпил?

— Ээ… честно говоря до этого разок вина попробовал… после мамы осталось — признаюсь я: — но, чтобы прямо вот так — в баре и с дракой потом, да. С тобой — в первый раз. Хороший у тебя удар локтем в голову, прямо загляденье.

— Вооот. А пока эта несносная Киоко трясет свои телеса до кухни и обратно — давай выпьем за то, что ты все еще жив, а кое-кто — все еще мертв. — поднимает бутылку она: — правда тебя теперь вся якудза восточного побережья ищет… ну да разберешься. Ты им на глаза недельки две не показывайся… им надо нового босса избрать. А уж с ним договоришься. Договоришься, я в тебя верю. Давай, за твое здоровье, за то, что ты у нас оказывается ого… хладнокровная скотина. Ну… наверное мне тут даже страшно должно быть. Эффект Зловещей Долины называется. Это когда не ожидаешь от человека такого, а оно вон как… пей, давай!

— Ну… за тебя. — поднимаю я стакан и жидкий огонь снова обжигает мне пищевод. Мне становится жарко и как-то… спокойно. В самом деле и чего я себя накручиваю… вот сейчас спрошу у Косум совета, она старше меня, она умная, у нее титьки есть, и она лоу-кик так умеет в бедро вкрутить, что потом неделю хромать будешь… чем не пророк?

— Ну так что там с тобой? — спрашивает она, опуская бутылку и садясь на стол, нисколько не стесняясь того факта, что ее юбка и без того миниатюрная — задирается окончательно и я вижу все. Например, что Косум сегодня предпочла черное и минималистическое. А еще ноги у нее мускулистые, да. Так и тянет потрогать. Однако в свете того обстоятельства что она может лоу-кик в бедро так ввинтить, что неделю буду потом хромать — я предусмотрительно держу свои лапы при себе. Пока.

— Со мной все в порядке — отвечаю я: — так зашел. Проведать.

— Ой не ври мне. — прищуривается Косум: — но не хочешь говорить — и не надо. У меня своих проблем хватает. Вот Киоко например…

— Да? — в кабинет вваливается Киоко с подносом: — звали?

— Вспомнишь о дьяволе — он и появится — ворчит Косум: — лед взяла? А стаканы? Это что за … на хрена нам хрусталь?

— Других не было! А из стаканов моветон виски хлебать — говорит Киоко: — а насчет мяса Тома-сан сказала, что сейчас вам пожарит. Лед… вот лед. И лимон порезали, с солью.

— Ну хорошо. Ступай. И нечего под дверью подслушивать. — отсылает девушку Косум и смотрит как за ней закрывается дверь.

— Хорошая девушка, но как чума. Нет, как холера. Как семь казней египетских. Чума, война, глад и мор в одном флаконе. И главное — ну не скажешь по ней, невинная овечка. — говорит Косум: — Уж я и беседы с ней проводила и что только не пробовала. Мистика какая-то.

— А что с ней не так? — спрашиваю я, оборачиваясь на закрытую дверь: — Вроде нормальная девчонка…

— Что с ней не так? — вздыхает Косум: — Да все. Ты пойми, Кента-кун, мы тут все — единый женский коллектив и у нас тут законы есть. Свои, женские. Какой самый первый женский закон, знаешь?

— Эээ… никогда не давать на первом свидании?

— Первый закон женского коллектива — не уводить парней у других! Что мое — то мое — поясняет она: — чтобы не было такого, что внутри мы все поцапались из-за ревности. А на первом свидании — дают. Это просто ты такой страшный, так что тебе — не дают, пока ты девушку не заболтаешь до потери сознания…

— Всегда подозревал заговор. — вздыхаю я и снова отпиваю из стакана. Протягиваю руку и заедаю жидкий огонь ломтиком лимона с солью. Жизнь начинает казаться намного легче и интересней. А что? Вот стану алкоголиком, проживу жизнь в состоянии опьянения и умру от цирроза печени в сорок, тоже вариант. А то тут нелегкие моральные выборы, последствия, взаимоотношения и прочее… а я взял и тяпнул виски, вот наш ответ суровой реальности — алкоголизм! Хм, вот я и покатился по той самой наклонной плоскости, о которой меня мама предупреждала — девушки, алкоголь и рок-н-ролл… осталось купить микроавтобус «Фольксваген» и на Вудсток отправиться…

— А эта Киоко… вроде и усилий не прикладывает, а как кто из парней наших девчонок ее увидит — так все. Ее скоро тут убьют нахрен. — говорит Косум: — вот я и стараюсь ее поближе держать. О! А забери-ка ты ее с собой, дружище Кента, бизнес открой. Котокафе свое — и туда ее поставь. Только от меня подальше.

— Не, не, не, ты с больной головы на здоровую не перекладывай. Сдалась мне твоя Киоко, у меня и так с ними проблемы…

— Какие у тебя с ними проблемы еще? Одна у тебя — богатая, хоть и двинутая. Другая — умная, хоть и… двинутая. Третья — мечом вон как машет… хоть и двинутая, опять-таки… хм. Тенденция? Вокруг тебя одни ненормальные…

— Нормальных людей не существует — отвечаю я: — все с каким-нибудь прибабахом.

— Не скажи. — возражает мне Косум: — вот только представь себе, где-нибудь в сраной Небраске живет какой-нибудь Джон Ли, абсолютно нормальный человек. Правда скучный как история Японии для младших классов, но нормальный. Наверное, ему грустно. И скучно. Ему бы выпить.

— Ну, за Джона Ли и его скучную жизнь — поднимаю я стакан: — будем!

— Что за тост такой — «будем»? — ворчит Косум, но отпивает из бутылки: — дурацкий тост. Я тебе что хотела сказать… с Сомчаем что теперь будет? Помоги ему по старой дружбе, а? Уверена, ты с новым оябуном договоришься, про тебя даже слухи ходят…

— Какие еще слухи?

— Ну… всякие — отводит глаза в сторону Косум: — я глупости всякие лучше пересказывать не буду. Засмеешь еще.

— Не. Чего-то сегодня совсем неохота смеяться — отвечаю я: — у меня моральная дилемма, вот.

— Давай ее сюда. — предлагает Косум: — я в морали специалист. Так могу дать коленкой в пах, что мораль сразу подскочит!

— Вот смотри — говорю я: — скажем есть у тебя близкий человек. Друг. И… вот накосячил он очень сильно. Да еще и умышленно… наверное. С одной стороны — друг, а с другой — ну саботажник как есть. На войне таких вообще расстреливают.

— Ну так ты ж не на войне — отвечает мне Косум: — чего ты растопырился? Тебе что важней — чувство попранной справедливости или друг? С другой стороны, если он тебя предал, то разговор короткий. За борт его и все дела. В смысле — не общайся ты с таким человеком больше. Ты со мной общайся. У меня знаешь какие трусики сегодня…

— Знаю. Видел — киваю я: — черные.

— Смотри какой бесстыжий, девушкам под юбки заглядывает. — прищуривается она: — а еще с моральными дилеммами пришёл…

— Так это у тебя не юбка а пояс какой-то. И вообще… не о твоих трусиках речь.

— Ого! Что такого случилось? Небо на землю упадет, снег летом пойдет? Ужас… Великий Трусосниматель Кента не интересуется моими трусами. Что произошло? Ну… если не считать что ты прямым текстом мне сказал что «пойдешь проблему улаживать с Кумой», а потом Кума кончился как-то внезапно. И не он один.

— Совпадение — отвечаю я: — там вообще много чего случилось. Но самое главное, это то, что кто-то информацию налево сливал. И… ну вот, с одной стороны, я знаю как у вас в таких случаях делают…

— Воу-воу, не надо скорых выводов! У кого это — у нас? Я не якудза ни разу… а на моей родине особых обычаев для таких вот случаев не предусмотрено…

— Да… понимаешь, тут же все просто. Если тебя играли в темную — значит ты всего лишь кукла… с одной стороны.

— Тут есть и другая сторона?

— Есть. — киваю я: — Я тоже… играл в темную. Не открывал все карты. Как я могу просить о доверии, если сам не доверяю?

— А… ну теперь все понятно. Вот она твоя моральная дилемма. — кивает Косум и достает из вазочки ломтик лимона с солью: — Тоже мне проблема. Выеденного яйца не стоит. Тут же как — ставишь перед собой человека и смотришь на него. Долго так. — она пережевывает лимон и морщится, облизывает пальцы и делает из них «экран кинотеатра», ловит меня между указательными и большими пальцами, словно выставляет горизонт при съемке: — Вот смотришь и вспоминаешь… что ты к человеку чувствуешь. А потом — принимаешь решение, хочешь ли ты, чтобы этот человек в твоей жизни был или нет. Вот и все. Логика и рациональное мышление тут не работают… тут только так. По зову сердца. Вот был у меня Ваю-кун, и был он такой красавчик, такой лапочка, я ему все-все прощала… а потом насрал он мне в мои лучшие сапоги, да так, что никакая химчистка не отчистила! Так что я на него взглянула так… и подумала, а нахрен он мне такой нужен?

— Насрал тебе в сапоги?! Как?!

— Так. Взял и нагадил. Я его потом обратно хозяйке отдала, она с Гавайев приехала, вот пусть своего сволочного кота забирает. И счет выставила… правда ни черта мне не заплатили, но мораль здесь есть. — она задумывается и отпивает из бутылки, игнорируя бокалы начисто.

— А мораль тут такая — нечего брать животных на передержку, если у тебя обувь дорогая. — заканчивает мысль она.

— Косум-сан! — в дверь вваливается Киоко, у нее круглые глаза: — Там! Эти пришли! Которые из семьи! С оружием! Требуют, чтобы Кенту-сама им выдали!

— Ну, вот, сука, и посидели… — рывком подбирает под себя ноги Косум: — Говорила тебе, не шляйся по городу! У меня огнестрела нет… биту дать?

Загрузка...