Нянька для Радуги

Глава 24. Сожжённые мосты

Глава 24. Сожжённые мосты

— Папа! — восторженный голос Миры прозвучал так, что у стоящей рядом Маши возникло непреодолимое желание заткнуть уши. Но, видимо, Мирослава действительно очень соскучилась по родителю, и едва услышав его голос в гостиной, тут же закричала и сорвалась с места.

Встречать отца в аэропорт она не поехала, предоставив это дело Максиму. Сама же заботливая дочь в это время тщательно колдовала над приготовлением лазаньи и нескольких салатов. Маша же в основном просто подсказывала, стараясь не вмешиваться в процесс. Она понимала желание Миры удивить папочку. Ведь он даже не подозревал, что за время его отсутствия она умудрилась научиться готовить.

Сама Маша ни о каком ужине думать не могла. И пусть весёлая болтовня Мирославы всё-таки умудрилась отвлечь её от застившей душу темноты, но стоило остаться одной и невесёлые мысли тут же поспешили вернуться обратно. Она даже хотела сослаться на плохое самочувствие и под этим предлогом отправиться в свою комнату в гостевом домике. Но неугомонная блондинка с радугой в волосах была непреклонна.

Единственным, кто сегодня выглядел ещё счастливей Мирославы, оказался её отец. Тот никак не мог оторвать взгляда от сияющей трезвой дочери и постоянно косился на фартук, который та, видимо, забыла снять. Василий Фёдорович смотрел на Миру и улыбался. И возможно, если бы не Максим, деликатно напомнивший им обоим об ужине и необходимости хотя бы отнести чемодан шефа наверх, они бы так и стояли тут до поздней ночи. А так им пришлось разойтись по своим делам на целый час, в течение которого Мира раз двадцать подбегала к Максу и, явно нервничая, на несколько секунд прижималась к нему всем телом. Будто это могло помочь ей справиться с той жуткой нервозностью, что пришла на смену первой радости от долгожданной встречи.

Но, как оказалось, она переживала зря. Ужин прошёл в очень тёплой почти семейной обстановке. Василий Фёдорович постоянно упоминал, как рад, что столь длительная командировка завершилась на целый месяц раньше, хвалил Максима за чёткую и своевременную помощь с делами, долго восхищался кулинарными изысками своей дочери. А Мира в ответ рассказывала ему о новом университете, насыщенной жизни студенческого актива и о Максе, который столько всего для неё сделал.

В итоге Маша ушла домой сразу, как только закончился ужин. Василий Фёдорович тоже рано отправился отдыхать, посетовав на усталость от двух перелётов и необходимость завтрашнего раннего подъёма. А Мира с Максом, следуя уже выработавшейся у обоих привычке, отправились к бассейну.

В последний месяц они часто приходили сюда по ночам. Им нравилось вот так наслаждаться тишиной и обществом друг друга, ощущать доносившийся с моря свежий бриз и смотреть на россыпь звёзд на тёмном куполе неба. Пару раз они даже засыпали прямо на шезлонге, согретые объятиями друг друга. И оба искренне ценили такие вот ночные посиделки, ощущая в них какую-то скрытую магию.

Но сегодня между ними появилось непонятное напряжение. Оба понимали, что уже завтра всё для них изменится. Хотя, чего говорить, ведь всё уже изменилось. Теперь Мира не могла себе позволить провести ночь в гостевом домике, прекрасно зная, что после этого количество их проблем только увеличится. А Макс… уже по первому взгляду на него Василия Фёдоровича отчётливо понял, что тому известно о них с Мирой. И велика вероятность, что уже завтра шеф выгонит Максима взашей, причём с самыми худшими рекомендациями. Но, что странно, даже осознавая всё это, Макс ни о чём не жалел. Ему ещё ни с кем не было так хорошо, как с Мирой, и эти два месяца, что он провёл в её доме, стали для него самыми яркими и счастливыми за всю предыдущую жизнь. И пусть его завтра уволят, это ничего не сможет изменить. Ведь эта девушка… Мирослава… его Радуга, уже давно вошла в чёрствое сердце Максима настолько глубоко, что уже ничем не вытащить.

— Макс… — она с какой-то потаённой грустью, посмотрела в его глаза и придвинулась ближе. Её руки сомкнулись за его спиной, а сама девушка прижалась так сильно, что ему стало больно. — Я не хочу, чтобы ты переезжал. Так привыкла, что ты всегда рядом.

— Боюсь, Василий Фёдорович твоего желания не разделит. Маша уже, кстати, почти все вещи собрала. Да и пора нам въезжать в свою новую квартиру.

Она молча кивнула и отвернулась, а спустя минуту всё же не выдержала и продолжила.

— Я понимаю, но… боюсь, — почти прошептала Мира.

Он осторожно повернул к себе её грустное лицо и спросил.

— Чего же?

— Того что стану тебе не нужна, — она так и не подняла взгляд, делая вид, что старательно изучает шнурок с крестиком на его шее.

Для Миры оказалось большим шагом признаться в таком своём страхе, и Макс понимал это. Как и то, что не может, не имеет права что-то ей обещать. Они всегда были слишком разными, и сейчас мало что изменилось. И никакие чувства, даже самые сильные не могли на это повлиять.

Мира — «принцесса», а Макс… сирота. Брошенный мальчик, от которого отказалась даже собственная мать. Всё что у него есть — это квартира, купленная напополам с сестрой. И что, спрашивается, он может дать такой как Мирослава? Ведь даже если они останутся вместе, рано или поздно она поймёт, что её не устраивает та жизнь, которую он предлагает. Мира рождена блистать, а рядом с Максом она, в конце концов, просто потухнет. А он меньше всего хотел снова увидеть ненависть в смотрящих на него любимых глазах.

Тем не менее, он ответил ей совершенно честно.

— Я не уверен, что хоть когда-нибудь смогу отказаться от тебя по собственной воле, — прошептал он ей в губы и тут же поцеловал. Медленно и очень чувственно. С откровенным всепоглощающим наслаждением.

Больше никто ничего не говорил. Они просто сидели, уткнувшись друг в друга, и думали, каждый о своём. Наверное, где то глубоко на подсознательном уровне оба чувствовали, что волей судьбы их отношениям уже вынесен приговор, и очень скоро он будет приведён в исполнение.

***

Маша знала, что он придёт. Была на сто процентов уверена. И всё-таки появление Лёвы стало для неё сюрпризом.

Макс ещё не вернулся, но она решила дождаться брата, чтобы поделиться с ним новостями. И пусть всё для себя уже решила, но посоветоваться с единственным родным человеком была обязана.

Дабы отвлечься от тяжёлых мыслей, она схватила с полки первый попавшийся роман и погрузилась в чтение. И то ли книга оказалась действительно интересной, то ли Маша уж очень хотела отвлечься, но она так увлеклась, что умудрилась не заметить, как в её комнате появился посторонний.

Он как-то неуверенно поздоровался и остановился в дверном проёме. Будто бы на самом деле не решался переступать порог.

Она не ответила, лишь едва заметно улыбнулась и отложила книгу. Говорить с ним совсем не хотелось, и если бы не беременность, Маша сделала бы всё возможное чтобы избежать этой встречи. После всего увиденного сегодня продолжать какие-то отношения с этим человеком ей было противно, а любые разговоры стали казаться бессмысленными. И тем не менее, им нужно было поговорить, чтобы хотя бы попытаться расстаться по человечески. Ведь у них будет общий ребёнок.

— Прости, — начал Лёва, подходя ближе и усаживаясь прямо на пол у её ног. — Прост… — добавил он ещё тише, и только теперь рискнул посмотреть в её глаза. — Ты позволишь мне объясниться?

— А почему нет? — усмехнулась Маша.

Тогда он вдруг почувствовал, что, возможно, всё не настолько плохо и, обняв ей за ноги, положил голову на её калении. Девушка не отреагировала на это никак, что почему-то тоже показалось Лёве хорошим знаком.

— Мне стыдно за самого себя, — начал каяться он. — А раньше я такого никогда не испытывал. А теперь вот… даже противно.

— Бывает, — равнодушным тоном заметила Маша.

— Я могу поклясться, что с того дня, когда мы с тобой впервые провели вечер вместе у меня никого кроме тебя не было. Просто не хотелось. И если бы не обстоятельства, я бы ни за что даже не взглянул на другую женщину. И уж на Анжелу тем более.

— Анжелу… — повторила девушка, заметив, с какой брезгливостью Лёва произнёс это имя. Всё же психолог в ней никогда не засыпал.

— Да. Она должна была стать моим партнёром в новом агентстве. Вложить средства в открытие и развитие, и приехала сюда посмотреть, как я подготовился. Но, — он вздохнул и прикрыл глаза, — условия контракта изменились. Она не будет соучредителем… и теперь согласилась просто предоставить мне огромную беспроцентную ссуду. Я сам смогу управлять своей фирмой.

— Даже не представляю, как тебе удалось добиться от неё такого щедрого предложения, — с нескрываемой злой иронией проговорила Маша. — Вряд ли подобного можно достичь лишь одними уговорами. Только если добавить к ним пару-тройку оглушительных оргазмов. Но ты ведь у нас профи и по этой части тоже.

Он не ответил, лишь крепче прижавшись к её коленям. И этим молчанием только подтвердило её догадки.

— Этой ночью я понял, что ты… мне дорога, Машенька. Как никто другой во всём этом грёбаном мире, — с какой-то раздражающей злостью выговорил он. — Мне противно от себя и своего поступка. Да что говорить?! Я себя так паршиво ещё никогда не чувствовал. Но знаешь что… — он сглотнул, приподнялся и прямо посмотрел в её глаза. — Я готов сделать всё что угодно, всё возможное и невозможное, чтобы заслужить твоё прощение.

— Это бессмысленно, Лёва, — ответила она, осторожно касаясь пальцами его волос. — Я не смогу. По крайней мере, не сейчас. И мне тоже есть, что тебе сказать. В чём признаться и покаяться и не думаю, что после этого ты всё ещё захочешь какого-то продолжения наших отношений.

Он напрягся. Причём так, что даже дышать стал гораздо чаще. Почему-то он вдруг представил Марию, стонущую в чужих объятиях, и только от одного этого мимолётного видения ему захотелось что-нибудь сломать. Наверно именно это и называли настоящей «ревностью», потому что ничего подобного он раньше не испытывал. Даже тогда на стритрейсинге его чувства ещё можно было назвать просто собственническими, а вот теперь всё было совсем иначе.

Он посмотрел на Машу с такой яростью, что она даже отпрянула.

— Ты с кем-то… — начал он свой вопрос, но она даже договорить ему не дала.

— Боже, нет! — выдохнула, снова возвращая руки к его волосам. — Как ты вообще мог такое обо мне подумать? Да ещё и после всех этих жутких анализов?

— Ну а что тогда? — в его лице появилось явное облегчение приправленное смятением. У Лёвы больше не осталось других вариантов, за что бы он мог её не простить.

На секунду Маша зажмурилась и, распахнув глаза, встретилась с его настороженным взглядом.

— Я тебя обманула, — призналась она, вызвав на его лице ещё большее недоумение. — Помнишь таблетки, которые ты купил мне после нашей первой ночи? Я обещала тебе, что проблем не будет, но… так и не приняла их. Не смогла и, как оказалось, не зря. Я беременна, Лёва.

Вот теперь он просто выпал в осадок. Смотрел на неё и не верил собственным ушам. Беременна? Да не может такого быть!

— Маша, — начал он хриплым тоном.

— Нет, милый. Не говори ничего. Я же обещала, что проблем не будет — значит, их у тебя и не будет. Я… сама справлюсь. А сказала только потому, что ты имеешь право знать.

— Ребёнок, — всё так же ошарашено говорил он. — Мой… Наш… Ребёнок.

У Маши возникло ощущение, что эта новость оказалась для Лёвы сродни удару по голове мешком с цементом. Он явно был не в себе и почти не понимал значения произносимых им слов.

— Да, Лёва. Ребёнок. Но я не хочу, чтобы ты думал, что я желаю тем самым привязать тебя к себе. Совсем наоборот. Сегодня ты наглядно показал, какое место я занимаю в твоей жизни. Поэтому, с моей стороны было бы глупо надеяться на хеппи энд. Ты, Лёва, — бабник. Для тебя переспать с женщиной, то же самое, что для меня приготовить ужин. Ничего сложного, — она горько усмехнулась, даже не замечая, что по её лицу уже давно текут слёзы. А ей-то казалось, что она прекрасно держит маску полной невозмутимости. — А я не хочу каждый день, когда ты будешь задерживаться на работе, рисовать в своей голове картины твоих оргий.

— Маша, — он развернулся и поднялся на ноги. Его переполняли жуткие по своей силе эмоции, в которых он никак не мог разобраться. Голова уже не варила. Ему давно нужен был отдых и полноценный сон. Лёва даже не сразу смог вспомнить, когда в последний раз нормально спал. — Я не хочу тебя терять! Ты нужна мне… и ребёнок наш, нужен. Пожалуйста, давай не будем рубить с плеча. Подумаем… хотя бы до завтра. Я сейчас почти не соображаю…

Только теперь она заметила, каким бледным и осунувшимся выглядит её Лёва. А ведь он действительно устал, причём настолько, что даже сам готов это признать, чего раньше вообще не случалось. Ей даже стало жаль его, но вовремя вспомнилась их утренняя встреча в кафе, и всю жалость, как рукой сняло.

— Хорошо, — как можно равнодушнее проговорила она, смахивая с щеки столь неуместную влагу. — До завтра я так уж и быть, ничего предпринимать не стану. Скажем, до семи вечера. Если у тебя появится какое-то решение, дай знать. А сейчас, уходи. Я тоже устала.

Он кивнул и по привычке потянулся к ней за прощальным поцелуем, но Маша отпрянула. От этого её столь брезгливого жеста, он на секунду оторопел, а потом лишь хмыкнул, развернулся и ушёл, как она и просила. И только когда за ним с грохотом закрылась входная дверь, а мимо окон мелькнул его удаляющийся силуэт, она, наконец, позволила себе сбросить маску равнодушия.

Упав на кровать, Маша уткнулась лицом в подушку и просто завыла. Протяжно, громко, не в силах сдерживать боль от рвущейся на клочки души. Она любила Лёву, настолько, насколько вообще было возможно кого-то любить. И даже, наверное, смогла бы простить ему эту измену. Да что говорить, она бы легко простила ему что угодно, если бы только… он тоже её любил. А на такое, увы, рассчитывать не приходилось.

И если она всё же решит остаться с ним, то дальше будет только больнее. В этом Маша не сомневалась ни капельки. Сегодня — контракт и Анжела, а завтра что? Новая помощница? Секретарша? Или просто очередная понравившаяся ему девушка? Ведь он не изменится. А значит нужно рвать связи и жечь мосты, пока ещё есть такая возможность. Пока Маша ещё в силах уйти.

***

Когда этим утром Максим вошёл в домашний кабинет шефа, на часах не было ещё и восьми утра. Но Дубровский, свежий и отдохнувший уже сидел за своим рабочим столом и внимательно просматривал какие-то бумаги. Рядом с ним стояла чашка и полный кофейник, а на подносе виднелось блюдо с бутербродами.

Мужчина поднял взгляд на столь раннего посетителя и удивлённо вздёрнул брови.

— Что, так не терпится отчитаться? — насмешливо хмыкнул он, но тут же отложил документы в сторону и, переплетя руки перед грудью, откинулся на спинку кресла. — Или покаяться пришёл? Так ты не стесняйся, говори. Я с удовольствием послушаю, как мою дочь занесло в твою постель.

— Василий Фёдорович, — начал Макс, но вдруг замолчал.

Сказать по правде, у него была заготовлена целая речь, которую он придумывал всю последнюю неделю. Максим постоянно прогонял её в голове, придумывая всё новые и новые аргументы и оправдания. Но, как оказалось, зря.

Когда вчера ночью он вернулся в гостевой домик, то застал там столь ошеломляющую картину, от которой у него волосы на голове зашевелились. Его Машенька, милая, любимая сестрёнка, сидела на коленях на полу своей комнаты и рыдала. Дрожащими руками она сжимала странного вида большого плюшевого кролика и едва слышно подвывала. Её всю трясло, причём настолько, что Макс не сразу поверил своим глазам. Он вообще впервые видел Машу в таком состоянии. Ведь раньше, как бы плохо ни было, чего бы ни происходило, но она всегда держалась. А значит, в этот раз случилось нечто действительно ужасное.

Ещё по опыту той жуткой истерики Мирославы, Максим помнил, что слова здесь бессмысленны. Если она что-то и услышит, то всё равно не поймёт. Именно поэтому, он просто молча взял сестру на руки, сев на кровать, усадил её к себе на колени и крепко обнял.

Как ни странно, но рядом с братом она довольно быстро успокоилась, притихла и даже перестала плакать. Он ничего у неё не спрашивал, уверенный в том, что она сама расскажет, как только сможет. И… она рассказала. И о Лёве, и об их ребёнке, и об Анжеле. А так же сообщила, что не желает жить в городе, где каждый день может столкнуться со «своим болезненным прошлым», коим теперь стал Лёва. Маша приняла решение уехать. Правда пока и сама не знала куда. И ни на какие уговоры поддаваться не собиралась.

Тогда, ближе к утру, Макс всё-таки психанул и, наконец, оставил её одну. А через час вернулся с двумя билетами на поезд до Москвы. Почему именно туда? Да он сам не знал. Ясно же что они вдвоём, да ещё и с маленьким ребёнком, в столице долго не протянут, но оттуда можно будет рвануть куда-нибудь подальше. А куда — решат по дороге.

Вот только, когда сестра увидел, что билета два, они впервые за всю свою жизнь по-настоящему поругались. Она ни за что не желала соглашаться с его намерением бросить такую интересную и перспективную работу, должность, которую почти пообещал ему шеф. Да и за их квартирой кто-то должен присматривать. А ведь у него ещё и Мира есть…

Но Макс сдаваться не собирался. Да и как он мог отпустить куда-то беременную сестру? Никак! А коль она не желает оставаться здесь и принимать его разумные доводы, значит, он просто поедет с ней. Ведь работу не сложно найти и в другом городе, пусть и не такую шикарную. Квартиру пока можно сдавать. А Мира… с ней бы всё равно ничего не вышло. И пусть Макс почти смирился с тем, что его чувства к ней, увы, не лечатся, но и совместного будущего всё равно не видел. Но все эти аргументы меркли рядом с одним единственным: Машу он не бросит. Ни за что!

И вот теперь, сидя перед шефом в том самом кабинете, который несколько месяцев считал своим, Макс упорно размышлял, как бы объяснить, что сегодня он намерен уехать? В итоге так ничего и не придумав, пришёл к выводу, что никакие вступительные речи сути не изменят, и решил начать с главного.

— Василий Фёдорович, — повторил он, уверенно глядя на своего руководителя. — Я хотел сказать вам, что увольняюсь.

Хозяин дома и кабинета удивлённо моргнул. Готовясь к этому разговору, он ожидал чего угодно, каких угодно слов и отговорок, но только не такого фактического признания своих ошибок и позорного бегства.

— А могу я узнать о причинах? — поинтересовался мужчина, опершись локтями на стол и сложив пальцы в замок. — Честно говоря, всё это несколько… неожиданно. Если дело в Мире…

— Мира к этому не имеет никакого отношения, — твёрдо ответил Макс. — Ваша дочь, — на секунду он замолчал, старательно подыскивая правильные слова, способные в полной мере отразить его мысли, — замечательная. Яркая. Отзывчивая. А ещё… очень хорошая. Она очень много для меня значит. Даже больше, чем «очень много», — добавил чуть тише, но тут же снова вскинул голову, возвращаясь к своим объяснениям. — Если коротко и по существу: моя сестра в положении, отец ребёнка проштрафился так, что она не хочет и не может его видеть, и ей взбрело в голову уехать. Она категорически не желает оставаться, а я не могу отпустить её одну. Вот и все причины.

Господин Дубровский отреагировал на его слова странно. Он просто едва заметно поджал губы, на секунду отвёл взгляд, будто выискивая на стене какой-то предмет, а потом снова посмотрел на Максима. И выглядел при этом совершенно спокойным, словно гранитная скала.

— Ты удивишься, но я тебя понимаю, — проговорил он, наконец. — Ведь сестра для тебя — это вся семья, и ясное дело, что ты не можешь её оставить. Но… ты уверен, что она не изменит своего решения? Ведь на кону стоит очень хорошая должность. Я ведь упоминал, что хочу сделать тебя своим вторым замом… для начала. А там, может быть и первым. Или руководителем проекта, — продолжал размышлять Василий Фёдорович. — Да и, признаюсь, даже тот факт, что у вас с моей дочерью довольно близкие отношения, для меня больше плюс, чем минус.

- Мне очень приятно, что вы не сердитесь, — спокойно отозвался Максим. — Мира и я… В общем, так получилось. А когда получилось, обратного пути уже не было.

Его шеф чуть склонил голову набок и, искривив губы в едва заметной усмешке, вдруг спросил:

— Как думаешь, она сильно расстроиться, узнав, что ты уезжаешь? — с иронией уточнил он. — А то после всего, что мне стало известно о природе ваших отношений и… её поведении, я прихожу к выводу, что Мирослава вела себя, как примерная девочка, только из-за тебя. И теперь, боюсь, она может снова слететь с катушек. Ведь единственный сдерживающий фактор… исчезнет.

— Я поговорю с ней. Объясню. Она должна понять.

— Не поймёт. Уж поверь мне, — с сочувственным видом ответил отец Миры. — Она не говорит, но я знаю, что до сих пор злиться на свою мать за то, что та её бросила и укатила в Грецию. Она ведь… почти не разговаривает с ней с тех самых пор. Представляешь?

— Она ничего об этом не рассказывала, — данная информация стала для Максима настоящим открытием. Оказывается, он так много не знал о своей девушке.

— Поэтому, твой отъезд ударит по ней куда сильнее, чем ты думаешь, — поделился выводами Василий Фёдорович. — Боюсь, как бы мы не вернулись к тому, с чего начали. И даже если ты пообещаешь ей приехать через, скажем, год или два, она вряд ли поверит, но ждать всё равно будет. А я не хочу смотреть, как она тихо сходит с ума от бессмысленного ожидания, — он вздохнул и потянулся за уже остывшим кофе. — Мира молода, она не может сидеть на месте и киснуть. Это попросту её убьёт. Поэтому, Макс, коль ты решил уехать, я не стану препятствовать, но взамен, ты пообещаешь мне дать и ей шанс на нормальную жизнь.

Максим напряжённо застыл. От одной лишь мысли, что его девочка будет целовать кого-то другого, проводить ночи в чужой постели, его бросило в дрожь. И пусть он и раньше понимал, что она не станет хранить ему верность, находясь на таком большом расстоянии, но старался не думать об этом. А вот теперь все эти страшные картинки, которые в сознание подсовывала сумасшедшая ревность, едва не лишили его рассудка.

— Что вы имеете в виду? — хриплым голосом поинтересовался он, отчаянно стараясь взять себя в руки.

— Отпусти её. Сожги мосты. Пусть она лучше ненавидит тебя, чем тратит время на бессмысленное ожидание, — господин Дубровский снова упёр локти в стол и строго посмотрел на растерянного Макса. — Это моё условие. Если согласишься, я распоряжусь о том, чтобы бумаги о твоём увольнении вместе с положительной характеристикой были готовы ещё до обеда. Плюс, помимо всех заработанных тобой денег, выплачу ещё и премию…. Так сказать, за лояльность к руководству.

— А если нет? — поинтересовался Максим.

— А если нет… — его шеф сделал многозначительную паузу, — тогда тебя уволят по статье в связи с нарушением условий трудового договора, с лишением всех премий. А ещё… я буду очень недоволен, а жизнь, Макс, длинная. И кто знает, каким боком она повернётся к тебе в следующую нашу встречу.

— То есть, как я понимаю, выбора у меня нет, — потухшим голосом проговорил парень.

Даже соглашаясь ехать с Машей, он не до конца понимал, чего ему будет стоить расставание с Мирой. Он думал, что они будут созваниваться. Возможно, она бы приехала к нему на каникулах. А теперь… его фактически вынуждали отказаться от неё. Вот так. Насовсем.

— Вижу, что тебе небезразлична моя дочь, — заметил Василий Фёдорович. — Да и она на тебя не надышится. И ты готов разбить всё это ради каприза сестры?

Макс с силой сжал подлокотники кресла, на которых до этого лежали его руки. Душу рвало на части от жутких, диких по своей силе эмоций. Но несмотря на это, он уже не мог ничего изменить.

— Если я не поеду с Машей, даже если закрою её дома, привяжу к батарее, она всё равно уедет, потому что уже решила. А что ждёт одинокую беременную девушку в чужом городе? Ничего хорошего. Именно поэтому, Василий Фёдорович, я не могу отпустить её одну. Ведь Маша — это всё, что у меня есть.

— Ты любишь Миру? — спросил вдруг мужчина, подавшись вперёд и внимательно глядя на уже бывшего подчиненного. Он явно требовал быстрого и честного ответа, именно поэтому смотрел на Максима столь пристально.

— Да, — тихо проговорил парень, даже не думая отводить взгляд. Только сейчас он окончательно признал для себя эту простую истину.

Дубровский снова откинулся на спинку кресла и только потом добавил:

— Тогда ты сделаешь так, как я прошу. Для её же блага

А Максим опустил голову, признавая своё полное поражение по всем фронтам, и тихо ответил:

- Сделаю.

***

Этот день стал для Максима настоящей пыткой. С самого утра он пребывал в какой-то эмоциональной прострации. Ему казалось, что весь мир будто стал тише и неприметнее, а может он сам почти оглох и ослеп от обилия в голове болезненных мыслей. Всё вокруг происходило будто на автомате. Оказавшись в отделе кадров фирмы Василия Фёдоровича, парень даже не сразу смог вспомнить, как сюда добрался. А позже, оставшись в одиночестве, и вовсе почти перестал понимать, что происходит.

Но что убивало его сильнее всего — это предстоящий разговор с Мирой. Тяжёлый… жуткий… после которого, он был уверен, их жизнь уже никогда не станет прежней. И пусть, искренне считая себя здравомыслящим человеком, умом Максим и понимал, что поступает правильно, вот только в душе всё кричало об ошибке. Но разве у него был выбор?!

Да, он не терпел, когда кто-то решал за него, ненавидел прогибаться под обстоятельства, но в этот раз всё сложись слишком неправильно. Маша упёрлась в своё желание умчаться подальше, чтобы уж точно не слышать ничего о своём Лёве. Она хотела спокойствия для своих нервов, которые натягивались, стоило ей просто наткнуться взглядом на любую напоминающую о нём вещь. Может это и глупо, но она искренне верила, что в другом городе, в окружении совсем других пейзажей, предметов и людей, ей обязательно станет легче. И Макс не мог не дать своей беременной сестре шанс хотя бы попробовать начать жизнь с чистого листа. Но и с Мирой расставаться не хотел. Совсем. Только другого выхода не видел.

Наверно, правильней было бы поговорить с ней пораньше. Чтобы всё объяснить без спешки, в спокойной обстановке. Но ничего у него не вышло. Ведь именно сегодня, в первый день сентября, Мирослава оказалась очень занята в универе. Да и после всех мероприятий по случаю Дня знаний, у неё нашлось ещё уйма дел. А отрывать её от всего этого ради далеко неприятного разговора Максим не хотел. Он вообще не желал этих бессмысленных объяснений. Но и уехать просто так, ничего объяснив, не мог.

Они встретились только за два часа до отправления его поезда.

Солнце уже начало уверенно склоняться к горизонту, ознаменовав скорое завершение ещё одного дня. Жара давно спала, и от промозглого вечернего ветерка по открытым участкам кожи пробегали мурашки. Вопреки сложившейся привычке Максим ждал Мирославу не у бассейна, а в обновлённой круглой беседке. Той самой, где не так давно закончил свою роспись Артём. И это одухотворённое место как нельзя лучше подходило для такого тяжёлого разговора. Но даже оно не смогло хоть на толику облегчить тяжёлое состояние души парня.

Сидя на лавочке, он рассматривал изображённые на потолке фрагменты библейских сказаний, и в который раз поражался огромному таланту Артёма, который, ко всему прочему, оказался ярым фанатиком своего дела. В итоге получилось… впечатляюще. И даже больше!

— Максик, — позвала Мирослава, огибая одну из боковых колонн и проходя внутрь. — А почему это ты здесь? Решил приобщиться к прекрасному?

Она легко порхнула к нему на колени и, обвив его шею руками, поцеловала в уголок губ. Но и этого показалось ей слишком мало для встречи после целого дня разлуки, и Мира тут же поспешила восполнить такой пробел его внимания, с жадностью припав к губам. И Максим отвечал, даже с ещё большим пылом, чем сама Мирослава. Он был просто не в силах себя остановить… прекратить это сладкое мучение. Ведь в отличие от девушки, знал, что целует её в последний раз.

Когда через бесчисленное количество времени она всё-таки отстранилась, в её взгляде промелькнуло поистине хитрое выражение. И он как никто другой знал, что именно оно означает. Мирочка уже строила планы на дальнейшую их совместную ночь, и уж точно не ожидала никакого подвоха. Наверно, именно поэтому он и решил, что пора начинать говорить. Наручные часы показывали уже начало девятого, а поезд отправлялся в девять сорок.

— Кстати, как прошёл разговор с моим папочкой? — весело поинтересовалась она, массируя его голову и пропуская между пальцами мягкие пряди тёмных волос.

— Не так, как мы с ним рассчитывали, — уклончиво ответил Макс. — Но вполне продуктивно. Он лишь подтвердил мои догадки о том, что ему давно всё о нас с тобой известно.

Мира приподняла голову и, усмехнувшись, перевела взгляд в сторону горящих окон большого дома.

— Это Елена (что б её)… Петровна, — пробурчала девушка, нахмурившись. — Вот сто пудов, она. Больше ведь не кому. Спалила, гадкая…

— Возможно и она, — согласился Максим. — Но суть в другом, — он тяжело вздохнул, и всё-таки сказал то, что должен был: — Я уволился. Сегодня вечером у нас с Машей поезд.

Мира медленно повернулась к нему и, растерянно моргая, уставилась на парня.

— Это с чего вдруг? — выдала она, явно не понимая, что происходит. — Куда ещё вы собрались? К бабушке, что ли? Или решили навестить отца?

— Нет, — он слегка качнул головой и, в последний раз прижавшись к своей девушке, вдохнув аромат её волос, поднял её со своих колен и встал сам. — Мы просто решили уехать. Пожить в другом городе. Где… пока не выбрали.

— Но… почему?! — Мира выглядела по-настоящему растерянной. Эта новость попросту лишила её опоры. Выбила почву из-под ног. Она вообще сейчас с трудом понимала, что происходит.

Видя её состояние, Максим осторожно положил руки ей на плечи и наклонился чуть ниже, чтобы смотреть в глаза.

- Так сложились обстоятельства, — уклончиво ответил он, но потом вдруг решил, что уж Мира-то точно имеет право знать, по чьей вине разрушилась их такая счастливая жизнь, поэтому и пояснил. Только говорил теперь совсем другим голосом. — Моя сестра беременна. Кто отец — догадаться не сложно. А этот… парнокопытный имбицил умудрился попасться ей на глаза со своей очередной подружкой. Не удивительно, что после этого Маша решила уехать. А я… не могу отпустить её одну.

— Но это же глупо! — почти закричала Мира. — Ты же сам учил меня, что нельзя убегать от проблем! Давайте лучше вместе поймаем Лёву, свяжем и отдадим Машке в вечное рабство. Можно даже оформить всё официально. Ну там… брак и всё такое.

Всё это было сказано таким убитым голосом, что Макс понял — она не шутит. И в случае его согласия, сама заманит брата в ловушку, накачает притупляющей мозговую деятельность дребеденью и отведёт в ЗАГС. Мира была способна отчебучить что-нибудь в этом духе. Да что говорить, сейчас, глядя на своего Максима, понимая, что их отношениям пришёл конец, она окончательно осознала, что способна ради него на всё. ВСЁ! Лишь бы он и дальше оставался рядом.

Да только… уже знала, что это бессмысленно. Он уедет. И этот вопрос уже решён. Ведь выбирая между ней и Машей он, ни на секунду не задумываясь, выбрал сестру.

— Мирочка, — Макс погладил пальцами её скулу, поймал скользнувшую по щеке маленькую слезинку и, не в силах больше видеть боль в её глазах, крепко обнял. — Маленькая моя, пойми меня, пожалуйста. Я очень хочу остаться, но не могу. Маша…

Но она не дала ему договорить.

— Я поеду с тобой! — выдала Мирослава, решительно отстраняясь.

— Нет, — он покачал головой. — У тебя здесь учёба, отец, друзья…

— Плевать! Я хочу поехать и я поеду.

— Нет! — продолжал настаивать Максим. — Мы ещё даже сами не знаем, куда направимся. Как я могу взять тебя с собой?

— Я. Поеду. С тобой, — отрывисто и чётко произнесла она. Потом обняла его лицо ладонями и прошептала. — Как ты не понимаешь, что без тебя мне ничего этого не нужно.

— Не говори так, — попытался осадить её парень, но Мира не послушала.

— Как?! Это ведь правда. Сейчас мне кажется, что до тебя я и не жила вовсе, а находилась в состоянии какого-то автопилота. Ела, спала, говорила, и даже глупости делала. Всё это было серо, пресно и безвкусно. А ты дал мне почувствовать вкус настоящей жизни, — она замолчала, стараясь восстановить сбившееся от волнения дыхание.

— Я ведь не единственный в мире мужчина. Ты ещё встретишь того, кто окажется в миллиард раз лучше…

— Но я тебя люблю! Мне не нужен никто другой, будь он хоть суперменом, мачо и олигархом в одном лице! Пойми же это!

Она уже не просто плакала, а рыдала. Но сама, будто бы и не чувствовала этого. Сейчас всё это казалось ей совершенно неважным. Ни гордость, ни собственный внешний вид. Она просто хотела, чтобы Максим её услышал, понял и остался с ней.

Её признание ошеломило его покруче вчерашнего рассказа Маши. Почему-то до этого момента Макс даже и не подозревал, что его Мирочка вообще способна любить кого-то кроме себя. Но сейчас, глядя на то, как её всю трясёт, как всхлипы перемежаются с невнятным бормотанием, в котором слышно только «люблю» и «не бросай меня», он ни капли не сомневался в её чувствах.

Возможно, если бы всё сложилось иначе… если бы у них было ещё хотя бы десять минут… он бы не смог уйти. Остался. Попытался бы объяснить всё сестре. Наверно, она бы поняла. Но у судьбы на их счёт были совсем другие планы.

В кармане Максима заиграл телефон, но он почти не обратил на это внимание. И лишь когда противная мелодия зазвучала в четвёртый раз, всё-таки достал свой простенький аппарат и ответил на звонок.

Оказывается, вызывала его Маша, желая сообщить, что такси прибудет с минуты на минуту, и им давно пора выходить. Её слова будто отрезвили его от сладкого сна, в котором он уже почти решил никуда не ехать. Теперь же наваждение спало, и собственные мысли стали казаться лишь глупостью и проявлением непозволительной слабости.

Положив трубку, он в последний раз крепко прижал Миру к себе. Она всё ещё дрожала, стараясь подавить собственную истерику. Но по этому объятию поняла, что времени почти не осталось.

— Пожалуйста, — проговорила она сквозь слёзы. — Не оставляй меня одну. Я ведь без тебя снова начну делать глупости.

— Мирочка, — Макс зажмурился, чтобы не позволить собственным зашкаливающим эмоциям выйти наружу. — Не нужно. Прошу тебя. Я очень не хочу ехать, но и остаться не могу. Меня самого на куски разрывает от неправильности ситуации. Но и просить ждать меня я не имею права. Просто живи… наслаждайся жизнью. Ты ведь замечательная. Самая яркая, самая лучшая.

— Максим, — она освободилась от его крепких объятий и заглянула в глаза, — я тебя люблю, — она на секунду замолчала, подавив очередной всхлип. — Скажи, это для тебя хоть что-нибудь значит?

Он не знал, что на это ответить. Просто не имел ни какого понятия. Поэтому… промолчал. Нежно, будто прощаясь, сжал её пальцы, поднёс их к губам.

- Прости, — прошептал, целуя. Затем сделал шаг назад, разрывая контакт и повторил: — Прости меня.

А после ушёл, ни разу не оглянувшись.

***

Давно стемнело. По смелым прикидкам Миры, это произошло часа четыре назад, а может и больше. К сожалению, узнать точное время она никак не могла. По звёздам определять пока не научилась, а её телефон постигла та же участь что и саму хозяйку. Его бросили. Вслед уходящему поезду. И сейчас он находился в самом, что ни на есть, разбитом состоянии. Впрочем, как и сама Мирослава.

И зачем она вообще поехала на этот вокзал? Что хотела изменить? Ведь Макс ясно дал понять, что своего решения не поменяет. И наплевать ему на все её чувства и признания. Да и на неё саму — плевать.

Горло обжёг очередной глоток коньяка, а пальцы сами потянулись к пачке с сигаретами. Да, Мира снова пила крепкий алкоголь и курила. Ведь тот, кому она обещала этого не делать, тот, ради кого она была готова пойти на всё… просто уехал.

Когда он оставил её со своим «прости» посреди сада, она ещё почти час искренне старалась прийти в себя. Но в организме уже просто не осталось моральных сил на какую-либо борьбу. Да и зачем? Ведь теперь без него уже ничего не имело значения. И жизнь… не имела значения. И только спустя тысячи бесконечных секунд полного отчаяния, Мира поняла, что должна бороться. Она решительно поднялась с бордюра, на котором сидела, вскинула голову, сжала кулаки и направилась в гараж.

Главным её желанием было, не дать Максиму сделать эту глупость. И пока мчалась до вокзала, придумала сотню разных способов его осуществить. Это раньше русские женщины коней наскоку останавливали. А сейчас им и локомотивы не страшны, и самолёты разворачивать — по силам. Главное захотеть.

И Мирослава захотела. Но у неё не было никакой информации. Ни номера поезда, ни даже направления его следования. Поэтому она просто металась по перрону и старательно всматривалась в лица. В её душе была абсолютная уверенность, что она успеет, что не даст Максиму разрушить их жизни.

Но… ничего не выходило.

А когда, спустя кучу времени, она забралась на расположенный над путями мостик и продолжила поиски сверху, то, наконец, увидела бегущих по платформе Макса и Машу. И даже позвала их, закричала… Но звуки вокзала поглоти этот крик.

Тем временем, быстро предъявив проводнице билеты, ребята заскочили в вагон, и почти сразу после этого поезд тронулся. А Мира бегом понеслась вниз, надеясь успеть.

Что именно она собиралась сделать с отъезжающим составом, было не понятно. Находясь в состоянии близком к истерическому, она бежала вдоль движущихся вагонов. А когда последний из них, равнодушно проехал мимо, со всей переполняющей её злостью, бросила на рельсы свой телефон.

— Да и пошёл ты! — прокричала она в пустоту. — Выживу и без тебя! Урод! — и без сил опустившись на перрон, разрыдалась.

Как попала домой — Мира не помнила. Она вообще до сих пор пребывала в каком-то невменяемом состоянии и искренне мечтала перестать думать о Максиме. В помощники она выбрала бутылку конька и пачку сигарет. Вот только легче почему-то не становилось.

— Мирка? А что у нас за праздник? Почему пьём? — поинтересовался внезапно возникший перед ней Лёва.

Девушка подняла на него пустые пьяные глаза, грустно усмехнулась и, отсалютовав ему бутылкой, сделала очередной глоток прямо из горлышка.

— Поминки. Присоединяйся, — прохрипела она, разглядывая брата. А он сегодня явно собирался провести вечер не так. И костюм новый надел, и большой букет полевых ромашек притащил. Вон как бережно в руке их сжимает. Аж смешно.

Лёва смерил сидящую на шезлонге пьяную сестру скептичным взглядом и покачал головой.

— Прости, милая, но я за рулём, и коньяк мне сегодня не светит, — он изобразил притворное сожаление и улыбнулся. — Так кого поминаем?

— Мою наивность, — она смерила его насмешливым взглядом и добавила. — И твою, кстати, тоже. Ты куда собрался такой красивый?

Лёва самодовольно улыбнулся и ответил.

— Представляешь, сестрёнка, я тут жениться решил. Вот хочу отвезти свою невесту на семейный ужин. Отец давно хочет с ней познакомиться.

От такого заявления Мира подавилась новой порцией алкоголя и с диким удивлением уставилась на брата.

— Что?! — выговорила она, отставляя подальше полупустую бутылку. — Жениться?! И кто же у нас невеста?!

— Маша, — уверенно и гордо ответил Лев.

А Мира сначала просто смотрела на него, как на полного идиота, а потом и вовсе расхохоталась. До слёз.

- Ух, — проговорила она, всё ещё смеясь, — А я-то думала, что одна такая дура. А оказывается — это наша семейная черта.

— Что ты имеешь в виду? — не понял Лёва. Если честно, её странное состояние его искренне настораживало.

Мирослава усмехнулась, чуть наклонила голову и будто специально медленно и лениво прикурила очередную сигарету. Всё это время Лёва молча наблюдал за её действиями. Но… по какой-то ему самому непонятной причине, совершенно не желал слышать ответ. Будто бы он уже наверняка знал, что правда его разочарует.

И, тем не менее, она всё-таки ответила.

— Маша уехала. И Макс с ней, — на её губах растянулась вымученная улыбка. — Так что нет у тебя никакой невесты.

Сначала он хотел возразить, обвинить сестру во лжи, но что-то в её облике, во взгляде отчаянно кричало ему о том, что всё сказанное — правда. Он даже сам не понял, почему вдруг сорвался с места и быстрым шагом пошёл в сторону гостевого домика. Но увидев, что ни в оном из окон не горит свет, резко перешёл на бег.

Как ненормальный он носился от комнаты к комнате, щёлкая выключателями освещения, и только добравшись до пустой и какой-то безликой спальни Марии, понял, что Мира говорила правду.

Прислонившись спиной к створкам пустого шкафа-купе, он дрожащими руками достал из кармана мобильник и по памяти набрал номер Маши. Но услышав механический голос, сообщающий, что «Абонент не абонент» сбросил вызов и набрал повторно. Лишь после десятого такого звонка, Лёва смог хотя бы частично взять себя в руки и включить голову. Тогда-то он и решил позвонить Максиму. И как ни странно, дозвонился.

— Чего тебе? — спросил равнодушный усталый голос в трубке.

— Машу дай! — выпалил Лёва, сжимая аппарат с такой силой, что будь на его месте человек — его бы уже не было в живых.

— Она не хочет с тобой разговаривать, — спокойно ответил Максим.

— Дай ей трубку! — закричал разъярённый блондин. — Немедленно! Сейчас же!

— Нет.

Заставив себя успокоиться и перейти на другой тон, Лёва глубоко вздохнул и попытался говорить тише.

— Прошу тебя, Максим. Мне очень нужно с ней поговорить. Очень…. — последнее слово было сказано едва слышным шёпотом.

На какое-то время в динамике повисла тишина. А потом усталый голос Макса всё-таки выдал Лёве жуткую правду.

— Поздно. Она к тебе не вернётся. Я очень хорошо знаю свою сестру и уверен, что подобное предательство для неё — непростительно, — ровным и даже немного сочувственным тоном проговорил он. — Я уже пробовал убедить её попытаться дать тебе шанс, но она даже слушать не хочет. Не знаю, нужно ли тебе всё это, но если ты хочешь растить своего ребёнка в полноценной семье, тебе придётся очень туго. Даже не представляю, как нужно будет извернуться, чтобы заполучить Машу обратно.

— Я жениться на ней хотел, — тусклым, убитым голосом ответил Лёва. — Она ведь… особенная. Для меня. Моя женщина.

Макс не сразу нашёл, что на это ответить. У него даже какая-то симпатия к Лёве появляться начала. Наверное, именно поэтому он и озвучил первую пришедшую в голову мысль, которая почему-то показалась ему самой правильной.

— Давай так… Ты пока её не трогай. Не ищи, не напоминай о себе.

— Я найду! Приеду! — тут же снова сорвался Лёва, но Максим поспешил его осадить.

— И ничего этим не добьешься. Только хуже сделаешь, — сказал он. — Я не сомневаюсь в твоих возможностях, но прошу, дай ей время успокоиться. Осознать случившееся, разложить свои чувства по полочкам. Ты ведь очень много для неё значишь, поэтому она и приняла твой… скажем так, опрометчивый поступок, близко к сердцу.

— Ты предлагаешь мне просто оставить всё как есть?

— Нет. — Макс вздохнул и упёрся лбом в холодное стекло в пустом тамбуре мчащегося поезда. — У меня к тебе предложение. Думаю, через пару лет, мы вернёмся обратно, и тогда…

— Пру лет?! — снова повысил голос и без того неспокойный Лёва. — Ты предлагаешь мне столько ждать?!

- И тогда я помогу тебе с ней помириться, — невозмутимо продолжил Максим. — Но только в том случае, если сможешь доказать и ей, и мне, что они с малышом действительно тебе дороги.

— Да пошёл ты на хрен со своим предложением, — продолжал беситься тот. — Засунь себе его…

— Через два дня я поменяю номер. Если решишь, что моё предложение тебе интересно, успеешь дозвониться.

Вызов оборвался, а Лёва просто застыл не в силах поверить во всё произошедшее. Он сам не знал, как умудрился покинуть гостевой домик и ничего при этом не разнести. В душе было настолько мрачно, что хотелось кричать. Руки дрожали от бесконечной ярости и какого-то глухого отчаяния, а сердце стучало как бешенное. Но при всём этом букете жутких ощущений самым противным оказалось чувство пустоты… и одиночества. Оказалось, что без Маши его мир не просто тускнел — он трещал, разваливался, превращался в пыль и развеивался по ветру.

Присев рядом с Мирой на шезлонг у бассейна, где по случаю отвратительного настроения хозяйки даже подсветка не горела, Лёва вытянул из её руки бутылку и сделал несколько глотков.

— О, вижу и тебя проняло, — пьяно хихикнула девушка, затягиваясь зажатой в пальцах сигаретой. — Что, братишка, опрокинули тебя? И меня тоже, — рассуждала она заплетающимся языком. — А знаешь, кто виноват во всём этом?

Он одарил её пустым раздражённым взглядом, но промолчал. Да только Мира всё равно ответила на свой же вопрос.

— Ты! — сказала, ткнув пальцем в его грудь. — Это из-за тебя, озабоченный ты индюк, они уехали! Это ты не смог сдержать свою похоть в руках и полез на какую-то выдру! И чем тебя Маша не устраивала?

— Замолчи, Мира. Пожалуйста, заткнись, — прошипел он сквозь зубы, снова прикладываясь к заветной бутылке с янтарной сорокоградусной жидкостью. — И без твоих обвинений тошно. Я ведь даже не хотел Анжелу.

— Но почему тогда?! Зачем?! Объясни мне! — закричала она, отбрасывая в воду горящий окурок. — Тебя, что заставляли?!

— Так было нужно, — отмахнулся от объяснений Лёва.

— Нужно?! — выкрикнула она, вскакивая. — Нужно?! — повторила, не в силах унять собственный гнев. — Этим «нужно» ты угробил не только свои отношения с замечательной девушкой, но и мои… Из-за тебя Максим уехал. И он не просил меня его ждать. Он…. — она снова всхлипнула, — бросил меня, ради сестры. А всё, потому что ты, Лёва, на самом деле оказался полным придурком!

Он не ответил. Просто сидел, молча смотрел на тёмную гладь бассейна и слушал как тяжело и надрывно дышит Мира.

Больше она не сказала ничего. Без слов отобрала у него бутылку, залпом влила в себя остатки её содержимого и ушла. Ведь уже завтра утром ей предстояло перешагнуть через собственную горечь, боль, и постараться начать новую жизнь.

А Лёва так и сидел на этом шезлонге до самого рассвета. Вспоминал, думал, анализировал. И в итоге пришёл к странному, но единственно верному выводу: он, действительно, придурок.