О всех, забывших радость свою

Глава 1

Неожиданно в диалоге возникла пауза. Я воспользовался ей и незаметно сосчитал пульс, положив на влажное запястье три пальца. Почти сто ударов в минуту…

Взяв пластиковую бутылку со стола, я сделал несколько больших глотков воды в надежде восполнить потерю жидкости в организме. Поры источали пот несмотря на самую холодную зиму за последние двадцать лет по утверждению синоптиков.

— Скажите, Максим, как вы поступите, если придется выбирать между новичком, которому вы ранее пообещали место в команде, и профессионалом, подавшим заявку на собеседование в самый последний момент?

Вера, моя начальница, вчера предупреждала об этом вопросе — говорила, что на нем заваливается половина всех кандидатов.

— Профессионалы на дороге не валяются, и он, скорее всего, будет приглашен кем-то из руководства, — скручивая в руках карманный платок, ответил я. — Поэтому выберу второго.

Поджилки у меня тряслись, как струны на плохо настроенной гитаре.

— Дайте развернутый ответ, — сказала одна из женщин, сделав большой глоток кофе. Я бросил взгляд на ее толстую короткую шею и заметил, как на ней вздулся аневризматический мешок. Видимо, заработал кофеин, на короткое время дав сердцу подпитку, и погнал литры густоватой крови в мозг и обратно.

— Почему именно это решение, по вашему мнению, самое верное? — спросила вторая женщина.

— Для нас важны качества сотрудника, — сказал я, промокнув платком пот со лба. — Его навыки продаж, прежде всего.

— То есть, для вас слово, данное человеку, ничего не стоит?

Я старался не смотреть им в глаза, и мой мечущийся взгляд остановился на желтых пальцах одной из них. Я взглянул на собственные пальцы. За два года курения они приобрели такой же оттенок.

— Согласно кодексу компании, мы должны четко выполнять данные нами обещания только перед клиентами высшей категории, — парировал я. — Взять на работу посредственность — значит не думать о благополучии компании.

Рита, заместитель директора по подбору персонала, переглянулась с Ириной, региональным руководителем, не скрывая удовольствия.

— Мы закончили. Можете позвать следующего.

— Скажите, пожалуйста, а когда будут известны результаты собеседования?

— Не торопитесь, Максим. Мы сообщим вам об этом, когда будут подведены первые результаты. Успехов в полях!

— Спасибо, — сказал я, вставая со стула. — До свидания.

— До свидания.

Рубашка прилипла к спине, став второй кожей. Я выдавил из себя улыбку и вышел на трясущихся, одеревеневших ногах.

За дверью уже образовалась целая очередь из претендентов на должность руководителя второго отдела продаж фармацевтической компании «Медокс».

На мягких кожаных диванах под солнечными лозунгами компании, напечатанными на стене, сидел весь цвет сотрудников: подхалимы и подхалимки, стукачи, завистники и завистницы, карьеристы, готовые, если потребуется, разорвать друг друга в клочья, словно бойцовые псы.

— Следующий…

Первым с дивана вскочил молодой парень в сером твидовом пиджаке, черных брюках и с дорогим коричневым портфелем в руках. Он подбежал ко мне и, брызжа слюной, начал расспрашивать о собеседовании. Потом и другие сорвались ко мне со своих мест, побросав листы и ноутбуки. На секунду мне показалось, что все это неуправляемое стадо в деловых костюмах растопчет меня.

Кое-как я отцепил от своего пиджака чьи-то костлявые холодные руки и, смерив лица равнодушным взглядом, сказал:

— Думаю, что вы все подойдете, господа.

Мгновенно началась ругань и толкотня из-за споров, кто пойдет следующим. Сам же я, не поднимая глаз, как можно быстрее направился к выходу, испугавшись подступающей к горлу тошноты.

Мне не хотелось подставлять уборщицу Гулю. Ее труд я ценил больше, чем наш.

После двух сигарет мне стало немного легче, но даже в теплом пальто дрожь нещадно продолжала бить тело — то ли от перенесенного стресса, то ли от высокого давления в сосудах.

«Еще один такой вопрос, и меня точно вырвало бы прямо на пол, — подумал я, массируя висок с сигаретой в руке. — Теперь же все. От меня больше ничего не зависит. Нужно поехать домой и хорошенько чем-нибудь накидаться, чтобы поскорее забыть весь этот ужас».

Не сразу справившись с замерзшей дверью, я кинул на заднее сидение рабочий портфель, оставшийся еще со времен конструкторского бюро, и, не счищая снега с машины, направился в сторону дома.

Конец рабочей недели. Пятница. Все спешат домой. Одни — на метро, в забитых под завязку теплых вагонах, отгородившись от реальности наушниками. Другие — в машинах, пробираясь сквозь бесконечные пробки, перемешивая грязный от соли снег колесами.

Все спешили, и я, по привычке, тоже толкался по Садовому кольцу, забыв, что сейчас дома меня никто не ждет. Недалеко от Сухаревской площади поток двинулся живее, и я случайно окатил грязным снегом какую-то женщину на тротуаре, двигаясь в крайнем ряду. Раньше бы вышел из машины и извинился, а теперь мне было все равно. Даже не стал смотреть в зеркало, чтобы случайно не разбудить совесть.

Дома, приняв теплую ванну с расслабляющей солью, я опустошил две крохотные бутылки с виски, привезенные летом из Египта. По телевизору показывали кучу безвкусных реалити-шоу вперемежку с рекламой нижнего белья, колготок, помады и духов.

Оторвавшись от экрана, я бросил взгляд на пыльный комод и вспомнил разговор с женой месяц назад:

— Почему котенок хмурится?

— С чего ты взяла? — равнодушно спросил я.

— Да я знаю тебя, как облупленного, — подкрашивая бровь, сказала она. — Давай выкладывай.

— На работе собеседования скоро начнутся на руководителя второго отдела продаж. Заявки от сотрудников принимают. Я вот подумал, что рано мне еще. Два года даже не работаю. Нужно опыта поднабраться. Другие дольше этого ждали шанса.

Она оторвалась от зеркала и медленно повернулась ко мне.

— Ты дурак или как вообще? Что тебе до других-то? Ты о себе думай. О нас. Завтра же подай заявку. Такой шанс нельзя упускать.

Она повернулась обратно к зеркалу, но так, чтобы видеть меня краем глаза.

— Нужно все взвесить. Ведь если не пройду, то второго шанса не будет. Придется искать новую работу. А кто меня еще в фармацевтическую компанию возьмет с дипломом инженера? Спасибо, что сюда хоть взяли.

— Ага, мне спасибо, — сказала жена немного надменно. — Если бы не мой однокурсник Паша, то сидел бы ты сейчас в своем бюро и за копейки пыль глотал.

Я поднял глаза и посмотрел на ее волосы, водопадом струящиеся по спине и касающиеся нового шелкового белья. Поймал на себе ее хмурый взгляд через зеркало.

— Да-да. Только попробуй отказаться.

Я встал с дивана и поплелся на кухню, закурил сигарету и глубоко вздохнул.

— И нечего так театрально вздыхать. У тебя все получится. Верь мне.

— Верю, — сказал я, закашлявшись.

Я вздохнул и попытался отогнать от себя воспоминания.

«К Андрею с Ленкой, что ли, съездить», — разглядывая содержимое бара, подумал я. Кроме полупустой бутылки мартини, оставшейся после какой-то вечеринки, брать с собой было нечего.

Катька улетела на корпоративный тренинг в Турцию. Что делать с этой неожиданной свободой, я не знал. Спасала только работа.

Утром, ни свет ни заря, встаешь, чистишь зубы, выпиваешь чашку кофе с сигаретой натощак и спешишь на работу. К вечеру приезжаешь домой как выжатый лимон. Проглатываешь десяток наспех сваренных пельменей и садишься за стол делать план развития округа.

От постоянного стресса и перекусов на ходу, от большого количества растворимого кофе и сигарет я в последнее время ощущал себя скверно. Ко всему прочему добавились частые простуды.

В поисках чистой одежды я кинул взгляд на твидовый пиджак и брюки на спинке стула. Они были похожи на мятый и засаленный мешок из-под картошки. Чистых рубашек тоже обнаружить не удалось. Все воротнички оказались желто-черными от пота. Пришлось побороть брезгливость и надеть ту рубашку, в которой я приехал.

Пока одевался, с какой-то обреченностью вспомнил еще один разговор с женой перед ее отлетом:

— Милая, ну оставайся дома. Возьми больничный. Пусть едут без тебя.

— Максик, ты меня совсем не любишь, не хочешь, чтобы твой котеночек был счастлив. Начальник не поймет. Он на меня большие надежды возлагает. К тому же, посмотри в окно. Я устала от этого холода, от этих сутулых и хмурых людей, а в Турции как-никак теплее, там будут мои девчонки, будет весело.

— Тебе всегда были важнее твои подруги и твоя карьера, — говорил я с досадой.

— Ну, не будь занудой, я тебя люблю, скоро приеду.

— Ну, Кать!?

— Слушай, хватит. Я и так опаздываю. Дай спокойно накраситься.

— За пятьсот до Белореченской улицы довезете? — остановив машину, спросил я водителя через окошко.

Мужчина кивнул, перекинув зажженную сигарету из одного уголка рта в другой. Я сел назад, не сразу справившись с заевшей дверью, еще раз повторил адрес, и старый «Опель» медленно тронулся с места.

В машине стоял запах какой-то кислятины, прокуренного велюра и тошнотворного дезодоранта с клубничным оттенком.

Слева от меня лежало какое-то подобие туристического спальника, бумажный пакет «Макдональдса» и пара мятых пачек из-под сигарет.

Я посмотрел на приборную панель машины и обратил внимание, что стрелка спидометра сломана и продолжает оставаться на отметке в десять километров в час, несмотря на приличную для такой погоды скорость.

Дешевая пластмасса скрипела, пересыщенная всякими сверчками. В самой большой щели, между кнопкой аварийной остановки и магнитолой, там, где красовалась наклейка какой-то американской модели в бикини из 80-х, была вставлена отвертка.

— Меня Валера зовут, — сказал водитель, включая на перекрестке сигнал правого поворота. — Я смотрю, ты с виду смышленый, может, объяснишь дураку, куда катится этот мир?

Я оторвался от своих мыслей и поднял голову:

— Э…

— Почему мужики не спят с женами по ночам? — отрезал он, не дожидаясь ответа. — У меня есть женщина. Муж с ней вообще не спал, а она еще баба в самом соку. Жаль только, его не выгнала. Квартирка у нее больно хорошая была.

Вопрос застал меня врасплох.

— Так просто и не ответить, — задумчиво проговорил я, копаясь в карманах в поисках сигарет. — Видимо, любви у них нет ни у кого.

— Любовь… Я как демобилизовался, так сразу моряком на гражданский флот пошел вместе с соседом Лехой. Снабжали рыбный плавучий завод под Владивостоком. Житуха была — ты не поверишь. Романтика сплошная. В Москве — жена, ребенок маленький, а меня по шесть месяцев дома нет. На плавучую базу рыбу сдадим, капитан денег каждому в руки по пачке — и в город, кутить. По неделе пропадали с Лехой. Я тогда ненасытный был до ужаса. Всех баб портовых любил. Жена, в конце концов, не выдержала и подала на развод. Думаю, сама загуляла от тоски.

Машина пропустила компанию подвыпивших ребят. Водитель выкинул окурок в щель окошка, поправил зеркало заднего вида, включил первую передачу и продолжил:

— Понимаешь, какое дело, — сказал он, включая вторую передачу. — Я мужик, хоть и потрепанный жизнью, но порох в пороховницах еще есть, и лицом природа не обидела.

«Усы и, правда, пышные», — подумал я, впервые внимательно став разглядывать водителя.

— Мужику одному никак нельзя, вот и стал клинья подбивать к женщинам помоложе, — талдычил свое Валера. — Какие же они сейчас недоступные, браток. Раньше в очередь выстраивались, лишь бы замуж взяли, а сейчас нос воротят. А у меня машина вон своя есть, деньжата порой водятся, да и со здоровьем все в порядке, жизнь миловала. Ну почему так?

— Каждый случай — частный, — ответил я, тоже подкурив сигарету и открыв маленькую щель в окошке ручкой на двери. — Сейчас все стараются строить карьеру. Некогда им замужем быть. Некогда рожать. Очень разборчивые стали, осторожные. Вон, моя жена такая же. Рожать пока не хочет. Говорит, годика через три, не раньше.

— И сколько ей? — спросил водитель, хмуро посмотрев на меня в зеркало заднего вида.

— Двадцать два.

— Так шли ты ее куда подальше, — отрезал Валера.

— В детях, что ли, весь смысл? — запротестовал я. — Придет время, родит.

— А в чем же еще, как не в детях, браток? — упрекающе спросил он. — Когда муж и жена любят друг друга, они рожают детей. Дети — смысл и итог всей любви. Мне первая жена дочку в восемнадцать лет родила. Я гулял, пил, бил ее почем зря, а она все равно родила. Ну, загулял. С кем не бывает.

— Давить бесполезно на нее, — уставившись в окошко, проговорил я.

— Будь мужиком. Приди домой и скажи ей прямо в лицо. Либо заводим ребенка, либо я от тебя ухожу.

— Мне не нужны другие.

— Я таких девиц, как твоя, знавал. Пока тепло и сыто, они рядом, а как только обратное, уже и след простыл.

— Она не такая.

— Ну-ну, — проворчал Валера, хлопнув со всей дури болтающейся крышкой бардачка, действовавшей на нервы, видимо, нам обоим.

Больше водитель не проронил ни слова.

Машина подкатила к пятнадцатиэтажному дому, который ничем не отличался от сотен других железобетонных коробок Москвы. Выглядели они мрачно и зимой, и летом, как огромные больничные корпуса, в которых люди обречены страдать от тоски и одиночества до конца жизни. И неважно, сколько с тобой человек живет рядом. В больнице ведь тоже много врачей — но от их присутствия одиночество никуда не девается.

Андрюха с Ленкой купили в такой коробке новую квартиру по ипотеке, как молодая семья. Родители Андрюхи вносили половину суммы каждый месяц, так что на жизнь хватало.

— Всё, приехали, — сказал Валера. — С тебя, брат, как и договаривались, тысяча рублей.

Я полез в карман и тут понял, что кошелек остался в портфеле. В пальто нашлась лишь сдача с покупки сигарет.

— Извините, но денег у меня всего двести рублей. — Дайте мне свой номер карты или телефона, я вам завтра же перечислю. Или подъеду, куда скажете, отдам.

Водитель со скрипом открыл дверцу и вылез из машины. Я тоже вышел.

— Ты что же делаешь? — уставшим голосом спросил шофер. — Я тащусь сюда, а ты, значит, вот как? Не по-братски.

— Ну, нет у меня денег с собой. Забыл дома. Я не обману, даю слово.

— Давай свои двести рублей, — протягивая руку, сказал он. — Мне твое слово ни к чему.

Я достал из кармана пальто две мятые сотенные бумажки, видавшие виды, и отдал ему.

— Диктуйте номер, — вытянув из другого кармана телефон, сказал я. — Завтра же остальное перечислю на баланс.

Я машинально двинулся к Валере, смотря в экран, и вдруг моя нога поехала на льду, укрывшимся под снегом. В грязь я лицом, конечно, не ударил, но завалился покрасивее на бок и с облегчением обнаружил, что телефон цел.

— Какой ты мужик, а? — сплюнул Валера. — Поэтому и баба тобой вертит, как хочет. С дураками связываться — себя не уважать.

Он сел в машину и умчался, обдав меня грязным снегом из-под колес.

Бок начал неметь.

Я поднялся с земли и стал отряхиваться от снега, как вдруг услышал за поворотом протяжный визг тормозов и следом глухой удар. Потом ночь оглушил женский крик, больше похожий на отчаянный вопль. У меня екнуло под сердцем.

Ветер, до этого резво носившийся между мусорными баками, как одичалый кот в погоне за собственным облезлым хвостом, вдруг на мгновение замер.

Я вдыхал морозный воздух и прислушивался, пытаясь расшифровать звуки, но все стихло, только черные вороны сорвались с фонарных столбов и, каркая, полетели за поворот.

«Нужно идти, чего тут стоять», — провожая взглядом воронье, решил я. И, махнув рукой, пошел прочь.

Я зашел в светлый и теплый подъезд, сел в лифт и поднялся на 11-й этаж. Нажал оплавившуюся кнопку звонка. Сначала было тихо. Пришлось ещё несколько раз нажать, и только тогда за металлической дверью послышались шаркающие шаги.

— Кто там?!

— Андрюха, это я — Максим.

Замок провернулся два раза, и дверь наполовину открылась. На пороге стоял изможденный Андрей, который был чуть ниже меня ростом, слегка полноватый, со светлыми жирными волосами, трехдневной щетиной и сонными припухшими голубыми глазами. На нем был надет красный шерстяной халат и такие же теплые тапки.

— Ах, это ты, — сказал равнодушно Андрей. — Ты чего ночью шатаешься?

— Извини, Андрюха! — протягивая ладонь, сказал я. — Всё вот собирался к тебе, да сам знаешь: работа, жена, работа… А тут рядом проезжал, дай, думаю, забегу.

— Привет, привет, — пожав вяло мне руку, пробурчал он.

Андрей переминался с ноги на ногу и всё оглядывался назад.

— Слушай, Андрюх, давай, раз уж я приехал, посидим, поболтаем, как в прежние времена?

— Нет, Макс, вряд ли.

— А в чем проблема?

— Ну, понимаешь, ночь на дворе уже. Жена недавно легла, ребенок спит.

— Разреши мне все-таки войти, — сказал я. — Холодно тут.

Он с неохотой пропустил меня и указал на кухню. Я снял ботинки, оставив их сохнуть на резиновом коврике, а сам прошел внутрь, откуда вкусно пахло жареным мясом с множеством специй наподобие зиры, кориандра и лаврового листа. Таких запахов мой нос не знал за все время проживания с Катькой.

Кухня была небольшой, но грамотно подобранный бежевый хай-тэк гарнитур, кухонная утварь из нержавеющей стали, встроенная современная бытовая техника и белоснежные шпаклеванные стены создавали иллюзию простора.

Все блестело и сияло чистотой. Никакой шелухи на полу, пыли и грязных тарелок в раковине. Дорого и со вкусом.

Пол оказался с подогревом, что было для моих озябших ног очень кстати.

— Есть, что выпить? — спросил я, вешая мокрое пальто на спинку стула.

— Макс, может лучше, в другой раз посидим?

— Блин, Андрюха, когда в другой раз? У тебя, то роды, то командировка, то у Ленки голова болит, то вы к её маме на день рождения. Я понимаю, что жены и взрослая жизнь совсем нас развела, но раз уж твой друг к тебе пришел, нужно хотя бы чаю предложить, раз выпить нечего.

Андрей вздохнул, барабаня пальцами по столу. Я тоже вздохнул и слегка улыбнулся.

— Ты, кстати, мне деньги собираешься когда-нибудь отдавать? — спросил я. — Мне бы они сейчас пригодились. Дома кошелек забыл.

— Сейчас нет денег. Давай в другой раз.

— Нет пяти тысяч? — спросил я, окидывая круговым взглядом кухню.

— Сейчас нет денег, — ответил он, и стало заметно, как в его голубых глазах заметалась досада, которая вот-вот могла перерасти в злость.

— Ты же не в нашем бюро работаешь, Андрюх, чего прибедняться, — проговорил я, разглядывая маленькую дырку на своем правом носке.

— Денег хватает, но сейчас у меня машина в кредит, а также ипотека, как ты помнишь, — сказал друг и поправил икону, висевшую на стене.

— Помню, — сказал я. — Есть такая поговорка: «Не пытайтесь чертить свою жизнь по линейке, больше подойдет циркуль».

— Слушай, Макс, я и не думал, что ты такой мелочный. Я ведь тебе столько раз помогал в институте.

Я вопросительно на него уставился.

— Разве не так? — спокойно спросил Андрей, налив в стакан воды и кинув туда шипучий аспирин, который лежал у него в бездонном кармане халата.

— Ладно, проехали, — ответил я, повернувшись к окну и увидев свое жалкое отражение. — Что теперь ссориться из-за этих пяти тысяч….

Повисла томительная пауза.

— Слушай, а может, поехали к Степану? — уже совсем равнодушно спросил я. — Посидим. Вспомним юность. Может, вообще соберем всех.

— Мы только недавно с юбилея приехали, — ответил он. — Да и к Степану у меня нет больше желания ехать. Превратил квартиру бабки в притон. Мы с Леной к нему заезжали как-то, так целый час его искали в собственной квартире. Нашли спящим в чулане, заваленным старым хламом. Квартиросъемщик сказал, что он пришел пьяный и его детей пугал.

— Он что, квартиру сдает?!

— Этот дурак сдал одну комнату переселенцам из Средней Азии. Ты бы видел, во что теперь превратилась квартира.

— Зная Степана, это может плохо кончиться.

— Они ему водку покупают. Поят его, а он и рад. Короче, я тебе бы не советовал к нему приезжать. Только зря потратишь время.

— Я тебя совсем не узнаю.

— Не поеду, — пробубнил Андрей, оторвав виноградинку с ветви. — Ночь уже, да и семья у меня. Он взрослый человек. Пусть сам решает свои проблемы, раз впутался.

— Ты это сейчас серьезно?!

Дверь на кухню открылась, и в проеме появилась Ленка в пижаме цвета фисташкового мороженного. Лицо у нее с правой стороны было от сна заспанное.

— Привет, Максим, — сказала она холодно, кивком головы зовя мужа в коридор. — Я его на минутку.

— Привет, — сказал я. — Да, конечно, конечно.

Андрей вышел.

Продолжая сидеть на стуле, я открыл дверцу холодильника и, окинув его взглядом сверху вниз, взял с нижней полки заветренный кусок копченой охотничьей колбасы.

Краем уха я услышал, как Ленка промывает мозги мужу: «Зачем он пришёл ночью? Первый час! Ребенок проснулся! Нечего тебе там делать. Отдай ты эти пять тысяч».

Через несколько минут Андрей зашёл на кухню и сказал, положив хрустящую бумажку на стол:

— Вот деньги, Макс, а теперь тебе пора.

— Ухожу, ухожу, — прожёвывая колбасу, сказал я. — Спасибо за гостеприимство.

Андрей сделал вид, что ничего не заметил.

— Извини, что побеспокоил, — сказал я, надевая сырое пальто.

— Ничего страшного.

Я вышел в коридор. Обулся и направился к лифту.

— Кстати, а чего ты такой мятый? — спросил Андрей. — Хорошо кто-то тебя приложил, я смотрю.

— Никто меня не прикладывал. Я поскользнулся.

— Ну да, — ухмыльнувшись, сказал он и закрыл дверь.

— Счастливо, — пробормотал я.

Хлопья снега медленно оседали на землю. Мое настроение вконец упало. Мне хотелось есть, спать, но только не назад домой — в пустую съемную квартиру, и я решил выпить горячего черного кофе, а потом все-таки отправиться к Степану в одиночку.

Недалеко от метро я увидел небольшое кафе, которое словно бы пряталось между соседними домами от холода. Над входом висела неоновая табличка с надписью: «Кофейня „Босфор“. Открыто 24 часа».

Я вошел внутрь, и в нос хлынули запахи жареных кофейных зерен, лука, хлеба и тушеного мяса.

Из динамиков под потолком играла восточная музыка. Никого не было видно. Казалось, что запахи были единственными обитателями этого места.

Я вытер ноги о коврик, выбрал столик у окна, снял сырое пальто и сел. Огляделся. Помещение было небольшим, но довольно уютным, особенно в такую морозную погоду.

Справа от входа почти на всю стену висела картина. Толпа людей с мечами. Впереди всех всадник на коне со знаменем в руках.

«1453 год. Вступление Мехмеда второго в покоренный Константинополь». Знаменитая картина французского художника Жана-Жозефа Бенжамен-Констана о падении второго Рима.

От неожиданности я дернулся как ужаленный. Я повернулся и увидел перед собой юного смуглолицего официанта в белой сорочке и красном фартуке поверх нее. Он улыбнулся ослепительно белой улыбкой.

— Что желаете? Рекомендую кофе по-турецки и традиционную лепешку гезлеме.

— Две лепешки и кофе тогда, если можно, — растерянно проговорил я.

— Какой наполнитель? Сейчас могу предложить на выбор творог со шпинатом или хумус. Это пряная паста из гороха нут.

— Давайте творог.

Официант сделал запись в блокнотик и исчез также незаметно, как и появился, пока я наклонялся к пальто за сигаретами.

Приблизительно через десять минут официант поставил передо мной белую чашку с дымящимся кофе и тарелку с двумя горячими лепешками, покрытыми легкой корочкой.

— Ничего себе вы ее разогрели. Прямо-таки прожгли микроволновыми волнами. Портал случайно в подсобке не открылся?

— Обижаете. В нашем кафе подают только свежеиспеченные лепешки, мы следуем старинному рецепту приготовления на сковороде садж.

— Вы хотите сказать, что ночью, в мороз, в спальном районе Москвы, для единственного посетителя вы испекли свежую лепешку с творогом и шпинатом?

— Разумеется. В нашем кафе утром постоянно завтракают таксисты, водители, грузчики из Средней и Малой Азии, молодежь, которая путешествует по миру, ну и многочисленные друзья хозяина кафе. И нет гарантии того, что, если что-то им не понравится, слух об этом не дойдет до набережных пролива Босфор. Хозяин очень ценит репутацию всех трех своих заведений — Стамбульского, Берлинского, и вот этого, нового, в третьем Риме.

— Третий Рим….

Официант спросил, не желаю ли ещё чего-нибудь. Я покачал головой. Он встал за дубовую барную стойку и, подперев голову руками, задремал.

Кофе был горячим и безумно вкусным. О лепешке даже и говорить нечего. Вкуснее ничего не ел. Хотя может, так думалось на голодный желудок.

Решил сделать комплимент официанту, но, посмотрев на этого спящего студента, передумал.

«Был у меня друг Андрей… — сказал я про себя. — И была Лена. Ленка… Неужели когда-то я начинал с ней встречаться? Даже не верится. Какой бы сейчас была моя жизнь?»

Мама в те времена любила повторять: «Окрутит тебя эта приезжая, как когда-то пытались окрутить твоего брата. Сколько мы с отцом сил и нервов потратили, сколько я слез пролила. Теперь и ты туда же? За что мне это на старости лет?»

История с братом заставила всю семью понервничать. Олеся — кажется, так ее звали — оказалась с железными нервами. Ничего на нее не действовало: ни уговоры оставить сына в покое, ни угрозы, ни мольбы. Люблю, дескать, и все тут.

А началось все с того, что сын маминой знакомой уже женатый, поехал в отпуск на Черное море под Ялту с другом. У него там случился курортный роман с матерью-одиночкой из Саранска. Порыв чувств и сострадание были настолько сильными, что сынок этот предложил ей вместе с ее ребенком поехать к нему в Москву. По прибытии он сразу заявил, что девушка будет с ними жить. Жена ошарашено собрала вещи и ушла к своей матери, сказав на прощанье, что подает на развод.

Когда все юридические формальности были решены, он со спокойной душой женился второй раз, прописав новоиспеченную супругу в квартиру. И как только это произошло, она перевезла мать, младшую сестру и даже кошку. Вскоре сынок понял, что любовью здесь не пахнет, когда женушка начала водить новых ухажеров. Запил. Для родителей сына это был конец.

Как дальше развивалась судьба этой семьи, точно не знаю. Со слов нашей мамы, в той семье отцу после очередного скандала стало плохо с сердцем, и его положили в больницу. Олеся, сразу же, не теряясь, сдала комнату семье строителей из Молдавии.

Как уж брат с ней познакомился, я не знаю, но Бог нас миловал. Он сам с ней расстался, узнав про измены, а спустя немного времени, встретил Свету, которая родила ему дочь, мою племянницу Машу.

Я не стал объяснять маме, что Лена была совсем не такой, и что нельзя всех чесать под одну гребенку. Ведь она была отличницей в институте. Ей бы воспитание не позволило претендовать на чье-то жилье. А я… Я просто тогда побоялся пойти против семьи, и за этот выбор пришлось платить.

«Не переживай, сынок, найдешь себе другую девушку, — наставляла впоследствии мама, — их у нас, вертихвосток, много».

Прошло немного времени, и Степан случайно познакомил робкую Ленку с нашим, еще более робким, Андрюхой. Через год они поженились. Будучи на свадьбе, я никак не отреагировал на слова Степана, толкнувшего меня локтем: «Что-то невеста больно печальная». Мне было уже все равно. Я тогда здорово напился и полез танцевать с подружками невесты.

После свадьбы Андрей из моего друга стал превращаться в замкнутого приятеля, все силы и мысли которого теперь были направлены на семью. С Леной, как мы заметили позже, тоже произошли изменения. Постепенно ее робость куда-то улетучилась, видимо через поры на коже, и нас видеть она желала все реже и реже, а уж когда мы звали Андрея посидеть где-нибудь, с ее стороны встречали непосильное для нас сопротивление. Визу в США было проще получить, чем вытащить к нам Андрея.

Уникальный сценарий жизни. Уникальная дефицитная пленка. Каждый кадр единственный. Только режиссеры меняются. Встретив Катьку, я уступил ей это кресло. Осталось только мое стихотворение в записной книжке на дне Ленкиной сумки. Я был уверен, что оно еще там, но не знал, любит ли она меня по-прежнему. Даже если и любит, то где-то в самых глубинах души, под договором ипотеки, кредита на машину, карьерой мужа и устройством благополучной судьбы ребенка.

Когда я вернулся из своих пунктирных мыслей, то на столе стояла пустая и одна наполовину полная чашки с кофе, а на тарелке лежал чек на триста рублей и сдача. Я посмотрел на часы и наморщил лоб. Стрелки показывали половину шестого утра.

Допив кофе и надев уже почти сухое пальто, я вышел на улицу. Всходило Солнце, медленно накаляясь, как старая лампочка.