Оберег

Глава 19

К вечеру Шмель позволил себе задать осторожный вопрос:

— Хозяин, а как ты обычно ночи проводишь? Отдыхаешь, или так и едешь вперед, не зная устали, как древние богатыри?

— Что, утомился?

— Ну, не то, чтобы очень, но вообще-то, если ночь ехать, не мешало бы перекусить…

— Ты-то перекусишь, тебе тут травы на год хватит, а я?

— Так я про то, что скоро корчма, я чую.

— Добро. Доедем до корчмы, я поем, ты овса получишь, а там поглядим.

Через полчаса из сгущающихся сумерек навстречу выплыл перекресток двух трактов, и на нем даже не одна корчма, а целых две — по разные стороны от перекрестка. Примечательно, что обе до мелочей выглядели совершенно одинаково. Руслан пожал плечами, выбрал ближайшую. Во дворе передал Шмеля сонному челядинцу, открыл дверь.

В корчме было душно, смрадно, и дрались. Дрались весело, с истинно славянским размахом: туда-сюда летали не только тяжеленные лавки, но даже и дубовые столы. Присмотревшись, богатырь сообразил, что здесь не одна драка, а целых две: слева пятеро верзил деловито били морду шестому такому же, а справа не менее дюжины мужиков дрались против всех сразу, каждый сам за себя. Руслан, уворачиваясь и пригибаясь, пробрался наискось через всю комнату, изредка раздавая тычки наиболее ретивым драчунам, которым уже все равно, с кем и зачем драться, лишь бы кулаки вволю почесать. Подошел к хозяину. Корчмарь, низенький щуплый старичок с жиденькой бородкой, спокойно стоял в уголке, прихлебывал пиво из высокой глиняной кружки, да посмеивался, глядя на всеобщую свалку.

— Исполать тебе, хозяин. — приветствовал его Руслан. — Пожрать есть чего?

— Да навалом! — рассмеялся дед. — Только неспокойно тут ноне, шел бы ты, добрый молодец, в корчму напротив, там все то же самое, только драки пока нет.

— Ага, — смекнул богатырь, — пока жрякать буду, и там драться начнут?

— Кто знает. — пожал плечами корчмарь. — Только то, что там сейчас тишь да гладь — это я точно тебе говорю.

— А откуда знаешь?

— Так это ж просто! Все тамошние завсегдатаи — вот они, здесь, моих молотят!

— А потом что, наоборот? Твои туда биться пойдут?

— Это уж когда как. Но частенько, частенько. Так что напротив пожрать нормально успеешь — здесь разгулялись не на шутку, остановятся нескоро.

— Спасибо, так и сделаю. — и Руслан, все так же уворачиваясь от ударов и пригибаясь под пролетающими столами и лавками, проделал обратный путь до двери.

— Я конягу твоего напротив отвел. — сообщил ему тот самый сонный парень. — У нас нынче весело.

Руслан кивнул, пересек перекресток, проведал Шмеля. Тот хрустел овсом, и до остального ему дела не было.

— Пожалуй, здесь мы и заночуем. — сказал ему Руслан. — Так что особо не торопись.

— Понял. — кивнул конь, не отрываясь от кормушки. Руслан вошел в корчму. Она и изнутри полностью повторяла ту, что напротив, только посетителей в ней не было вовсе, мебель стояла на местах. Но корчмарь оказался точной копией деда из забегаловки напротив. Увидев широко раскрытые глаза и отвисшую челюсть богатыря, он усмехнулся:

— Что варежку раззявил? Близнецов никогда не встречал? Чего изволишь — жрать, пить, спать?

— Всего сразу.

— Сразу не получится. — замотал головой хозяин. — Как же ты во сне жрякать и пить будешь?

— Тогда сначала еды и питья, а потом — ночлег.

— Вот это можно. Платить есть чем? — Руслан в ответ позвенел калитой. — Добро. Вот тебе квас, жди, сейчас все остальное будет.

Руслан сел за один из двух столов, отодвинул остатки чьей-то трапезы, и стал терпеливо дожидаться ужина, степенно прихлебывая квас. Корчмарь не обманул, и «все остальное», действительно, вскоре было принесено. Под «всем остальным» понималось: жареный гусь с гречневой кашей, краюха хлеба, большой кувшин пива и две дюжины вареных раков. Руслан сначала пивом и раками хорошенько распалил свой аппетит, потом и сам не заметил, как уплел крупного гуся. Покончив с ужином, кликнул хозяина, попросил еще пива.

— А объясни мне, хозяин, с чего это у вас с братом корчмы одинаковые? И почему они напротив?

— А, это просто. Дело было так. Наш отец держал корчму на этом перекрестке. Потом, когда помирать ему пора пришла, завещал корчму нам с братом. Пока отец жив был, народу тут немного ходило, хоть и перекресток. А степняки пошаливали частенько, потому схоронку батя сработал на совесть, и я еще помню, как во младенчестве мы там частенько отсиживались… А потом, обычно, приходилось отстраивать все заново. В общем, едва концы с концами сводили. А по смерти батюшкиной поспокойнее стало. И хазар Святослав причесал, и прочие поосторожнее сделались, и стал народец по трактам туда-сюда сновать, так что только успевай поворачиваться. И потому, лет вот уж скоро пятнадцать тому будет, решили мы с братцем еще одну корчму ставить. Ну, мы с ним одинаковые, так с чего корчмам разным быть? И отгрохали точно такую. Он на ту сторону перебрался, я здесь остался. Самое же смешное, что и у него, и у меня, моментально свои завсегдатаи образовались. Готовим мы с братом одинаково — как отец научил, пусть ему в Вирии радостно живется, — мед-пиво тоже у одних купцов берем, а людишки эти все спорят: чья корчма лучше? И никак им, бестолковым, не растолковать, что до тех пор, пока мы с братом, не приведи боги, не рассоримся, обе корчмы как есть и были, так и будут похожи друг на друга, как мы с братом… Вот они и спорят все, спорит… Частенько до драки доходит. Сегодня видал? Напротив буянят… Впрочем, кажись, уже возвращаются.

И впрямь, послышался шум шагов, гомон перевозбужденных голосов, в корчму вошли побитые, но довольные мужики.

— Хозяин, еще пива!

— И мяса!

— А мне вина грецкого!

— Меду, меду, да побольше!

— Сейчас, ребята, сейчас все будет! — заулыбался корчмарь и поспешил выполнять заказы. Герои недавней драки рассаживались вокруг столов, кто-то уже впивался в давно остывшую баранью ногу, кто-то пытался высосать из кружки последние капли пива.

— Эй, ты, здесь мое место! — перед Русланом возник приземистый широкоплечий человек со спутанными волосами и засаленной бородой. В лицо богатырю ударил убойный букет луково-пивных запахов. Недолго думая, Руслан двинул кулаком в красную харю, мужик отлетел. Впрочем, довольно быстро он поднялся, подошел опять, размазывая по лицу кровавые сопли. — Я те чо говорю? Мое здесь место, так что вали отсюда!

Руслан пожал плечами, отхлебнул пива и миролюбиво проговорил:

— Остынь, приятель. Ну, перебрал ты малость, с кем не бывает. Иди спать, жена заждалась, поди. А то ты уже настолько хорош, что я тебе морду разбил, а ты и не заметил!

— Ты мне морду разбил?! — удивился мужик, отняв от лица окровавленные руки и уставившись на них непонимающим взглядом. — Ах ты… да ты… Зашибу!!! — взревел он вдруг и совсем уж было собрался начать махать руками, да словил еще удар по многострадальному носу, упал, и на сей раз здраво рассудил, что подниматься и нарываться на продолжение пока что не стоит.

— Ты почто моего кума обидел? — спокойно, без намека на вызов, спросил Руслана его сосед, пока богатырь вытирал свои руки о его грязную рубаху.

— Сам нарвался. — пожал плечами Руслан. — Невежа.

Соседа такое объяснение, видно, устроило, и он тут же перестал обращать на Руслана внимание. Хозяин тем временем разнес всем пиво, мед, вино, кто чего просил, и корчма продолжила азартное обсуждение недавней драки.

— А я на тот раз ему с левой ка-ак…

— А он, собака, мне оглоблей в зубы…

— Да где б он оглоблю в корчме-то взял?

— А ты что, не видел? Он ее с собой принес, за поясом!

— Как столом меня нахлобучило, ясность пропала, я тогда уж стал без разбору махаться. Только слышу, Степан пищит: «Я свой, я свой! Не бей меня!»…

— Нет, это ж надо, стервецы какие, а? У них там, мол, корчма лучше! Да ни хрена подобного! И мы их побивали, сегодня вот побили, и в наступный раз еще побьем!

— Да, а вчера они нас отмутузили! — всхлипнул кто-то в углу.

Руслан молча пил пиво и пытался разобраться в своих ощущениях. Что это с ним происходит? Еще зимой готов был лезть в любую драку, не разбирая, кто правый, кто виноватый — лишь бы подраться. А сейчас — не хочется. Вон, мужичку пьяненькому всего делов-то, что нос поломал, а неловко как-то… Раньше — рубаха нараспашку, вперед, навстречу подвигам! А что теперь? Да, вперед, да, навстречу подвигам. Но зачем под шальную стрелу подставляться? Жизнь одна осталась, в другой раз Дух не поможет, не оживит. Нет, это не трусость, и даже не расчетливая осторожность. Наверное, это мудрость, что, говорят, с годами приходят. Недаром наиболее умудренные опытом богатыри на пиру не кричат, не бахвалятся, если их и спросят, о деяниях своих рассказывают нехотя. А в бою вперед всех не рвутся, идут в середке, но работу свою туго знают, и в сражении, как правило, побивают куда больше врагов, чем крикливые юнцы, а вот ран получают куда как меньше. И дело не в том, украшают ли шрамы мужчину, а в том, что раненый боец — это или боец в полсилы, или, если раны тяжелы, просто обуза дружине в походе. Так что, так что…

Он допил пиво, встал из-за стола, подошел к хозяину, кинул несколько монет.

— Этого хватит?

— Вполне, вполне.

— А где спать?

— Либо прямо здесь, либо в комнате на втором поверхе. — скорчил хозяин плутовскую морду. — Где предпочтешь?

— На втором поверхе.

— Тогда добавь еще монету. — Руслан добавил. — Там две двери всего. Направо — моя комната. Налево — твоя. Добрых снов.

— И тебе не хворать, хозяин. Спасибо на добром слове. — сказал Руслан и пошел спать.

Уснуть ему, однако, никак не удавалось. Сначала на него снова набросились раздумья о силе, доблести, мудрости, и он долго терзался, не в силах ответить самому себе: что есть доблесть? Что есть мудрость? Вопрос «Зачем человеку сила?» он разрешил сразу: чтобы защищать слабых, тут все понятно. А вот как быть с доблестью? Сойтись грудь на грудь с врагом в чистом поле — это доблесть? Скорее всего, да. А вырезать под корень селение вятичей за то, что дань платить отказываются? Так и не найдя точного ответа, Руслан успокоил себя поговоркой из богатых на простые житейские мудрости закромов воеводы Претича «Приказ даден — исполняй. Убить велели — убивай. Ну, а станешь рассуждать, зачем приказы исполнять — либо сразу помирай, либо с глаз моих в волхвы ступай.». Успокоившись, смежил он веки и задремал. Но тут внизу поднялся страшный шум. Руслан несколько минут лежал и честно пытался спать. Не получалось. Тогда он вскочил и, проклиная все на свете, натянул штаны и помчался вниз.

Случилось то, что и должно было случиться. Завсегдатаи той корчмы, что напротив, придя в себя и залив горечь поражения изрядным количеством вина, заявились в соседнее заведение с ответным визитом. Так что снова мужики таскали друг друга за бороды, били морды, летали столы с лавками, а хозяин потягивал пивко в уголке и усмехался. Руслан не стал разбираться, кто тут прав, так как в таком пустом споре правых просто никогда не бывает. Он ворвался в самую гущу свалки и принялся щедро раздавать оплеухи да зуботычины направо и налево. Шесть раз тараном прошел он через всю корчму и обратно, и остановился только тогда, когда кроме него и хозяина на ногах не осталось ни одного человека. Окинул мутным взором учиненный разгром, вздохнул, снова направился в свою комнату. Корчмарь смотрел на него с ужасом и восхищением. Дойдя до верхней ступеньки, Руслан обернулся.

— Доброй ночи, мужики. — произнес он и пошел спать. Уснул он сразу и спал долго и крепко, так что наутро проснулся бодрым и свежим, хотя и в дурном настроении.

— Ну, потешил ты меня вчера, витязь! — сказал хозяин корчмы, протягивая Руслану ковш кваса. Порядок был восстановлен, столы с лавками заняли свои обычные места, объедки были убраны, устроенная Русланом повалка из человеческих тел расползлась по домам, только двое самых пьяных или самых стукнутых еще досматривали сны в углу.

— Не люблю, когда спать мешают. — пробурчал Руслан. Плохое настроение его объяснялось тем, что он пропустил-таки несколько ударов, и теперь левая половина лица представляла собой сплошной синяк.

— Да-да-да, — поцокал языком корчмарь, — сам не люблю. Бывает, когда эти ребята расшалятся, а мне спать охота, ерихонской трубой их разгоняю.

— Какой трубой? — не понял Руслан.

— Ерихонской. По крайней мере, купец, что продал мне ее, сказал, что так называется. Вот, глянь, — он протянул Руслану круглую бронзовую палку, пустую внутри, — чуешь, какая тяжелая? Как пойду их оглаживать по чем попало, враз успокаиваются. Иной раз, когда дерутся вяло, сами расходятся. Понимают, что ежели хозяин трубу ерихонскую достал — значит, все, отбой.

— Да, для корчмовых драк — штука что надо. — с пониманием кивнул Руслан. — Все, пора мне. Солнце уже высоко, а путь неблизок. Бывай здоров, хозяин. Спасибо за хлеб-соль.

— Ой, хозяин, да какой красивый! — заржал Шмель, когда Руслан пришел за ним. Богатырь ничего не ответил, отвязал коня, вывел во двор. Вскочил в седло.

— Ну, поехали дальше. Где сегодня ночевать придется — не знаю. Так что на вторую корчму не рассчитывай. Да и калита у меня не бездонная.

Боги, до чего же надоело сидеть взаперти в четырех стенах! И что с того, что «четыре стены» — это пять комнат в огромном тереме? Веселее-то от этого не становится! Мила в несчитанный раз выглянула в окно. А за окном так хорошо — солнце светит, листва шумит, чуть поодаль Днепр катит свои воды… Отец каким-то образом прознал, что тогда к ней в окно ломился тот безумец, и категорически запретил выходить из дому. Еще и стражу поставил. Ну и пусть. Будем надеяться, что не узнает.

Мила долго подмасливалась к Белояну, и наконец, уговорила. Он разрешил ей тайком от отца раз в седмицу выходить в город, но непременно с охраной. И всякий раз за ней по пятам топала орава «селян» такого угрюмого вида, что любой базарный дурень догадался бы, что не простая горожанка погулять вышла… Сегодня Мила далеко не пошла: недалеко от княжьего двора собралась небольшая толпа. Протиснувшись вперед, она увидела, что в центре внимания толпы был скоморох. Свои штуки развеселые он показывать уже закончил, и теперь рассказывал то ли последние вести из дальних краев, то ли байки, то ли и то, и другое одновременно. Мила прислушалась, и сердечко ее учащенно забилось: скоморох рассказывал о Руслане!

— … говорит тогда Руслану свет Лазоревичу Черноморд злой колдун: «Ой, Руслан-богатырь, не губи ты меня, я, хоть и злыдень, да жить-то мне хочется! Вот гляди: злата-серебра несчитано в сундуках моих, перлов морских да каменьев самоцветных здесь россыпи целые! Бери сколько хочешь!». Отвечает ему тогда Руслан наш свет Лазоревич: «Не надо мне ни серебра твоего, ни злата, ни перлов морских, ни каменьев сверкающих. А нужна мне только голова твоя злопыхательская». «Подожди еще, не губи! — Черноморд говорит, — Вот, гляди, у меня здесь дюжина дюжин женщин. Каждая из них прекрасна, как майский рассвет, за каждую из них любой муж не задумываясь отдаст все, что имеет. Бери любую из них, или, если хочешь, всех, но оставь мне жизнь!». Отвечает ему Руслан Лазоревич на это: «Не надо мне девок твоих лихоманских, какими бы раскрасавицами они ни были. Никто не люб мне окромя милой сердцу моему Людмилы Володимировны, дочери князя киевского! А твою головушку я с плечиков-то сниму…» — Мила почувствовала, как краснеют щеки, учащается дыхание. — Но того не знал Руслан Лазоревич, что колдун хитроподлый время тянул, зубы ему заговаривая. И наложил тогда Черноморд на свою голову заклятье: как Руслан ему голову срубит, так новая сей же миг отрастает! По сей день рубит Руслан голову Черноморда, и отрубить никак не может. Но и Черноморд никуда сбежать не смеет, ибо тем же заклятием прикован к месту…

Мила выбралась из толпы, быстро зашагала обратно, в терем. «Селяне» послушно громыхали сапогами на два шага сзади. Гулять княжне расхотелось, ей нужно было побыть одной. Если скоморох не врет, Руслан уже нашел колдуна, отверг все его дары и теперь обречен всю оставшуюся ему или колдуну жизнь рубить несрубаемую голову Черноморда. Скоморох сказал, что колдун прикован к месту заклятием. Не значит ли это, что, если его с места этого сдвинуть, заклятие утратит силу? А почему бы не попробовать? И княжна Людмила приняла твердое решение убежать при первой же возможности из стольного Киева, и идти помогать Руслану довершать расправу над злобным кудесником Черномордом. Как убежать — это второй вопрос. Главное, что решение принято.