Утром Руслан встал чуть заря. Мила еще спала, и богатырь решил спуститься к колодцу, ополоснуться. А потом можно и с мечом размяться, нечего себя баловать. За дверью богатыря поджидал Черноморд. Неведомо как освободившийся карлик стоял с кинжалом в руке, второй рукой держась за стену: летать он теперь надолго разучился, не менее, чем на три года.
— И чего тебе все неймется? — спросил Руслан, без особых усилий обезоруживая колдуна. — Пошли обратно, тебя темница заждалась.
Ополоснувшись, поупражнявшись с мечом и снова ополоснувшись, Руслан присел в тени терема. Завтра он въедет в собственный дом, что спешно заканчивают строить. Он стал богат — воевода Большие Уши напомнил князю про весеннее вятичское дело, и князь повелел щедро одарить героя еще и за это. Он обзавелся друзьями, женился на такой умнице-красавице, о какой и мечтать не смел. «Жизнь удалась? — спросил себя Руслан, и тут же ответил: — Да, удалась. Чего еще желать? А не пойти ли мне прогуляться, пока народ догуливает?». Он поднялся в горницу, надел нарядную рубаху, подарок бабы-яги, свойство которого он оценил совсем недавно: как бы рубаху ни посекли, как бы она не испачкалась, стоит засунуть ее в темное место, в седельную сумку, например, на денек-другой, — и она снова целая и даже чистая. Погладил Милу по волосам; княжна улыбнулась, пробормотала что-то, не просыпаясь; снова вышел.
На улицах Киева было уже весьма людно. Кухари и кухарки спешили на торг пополнять запасы снеди; проспавшие рыбари, мясники, молочницы спешили туда же. Ко многим кузницам выстраивались длинные вереницы желающих немедленно воспользоваться услугами коваля: кому кобылу подковать, кому топор новый нужен… Медленно проехала мимо городская стража. Богатыря узнали, шумно поприветствовали. У многих до сих пор хмель гулял в голове после вчерашнего щедрого угощения.
Руслан медленно брел по улицам, рассматривая постоянно хорошеющий город. Вот этого дома зимой еще не было, а смотрится так, будто не один век тут простоял. А вот здесь стоял нарядный такой терем, да вот сгорел, кое-где видны еще следы пожарища. И стучат, стучат весело плотницкие топоры, и новый терем растет не по дням, а по часам, словно на дрожжах. А смотри-ка, красивый теремок-то выходит, как бы не краше прежнего… Руслан остановился, полюбовался спорой работой артели плотников, подошел поближе.
— Доброе утро, отцы!
— И тебе утречка доброго, богатырь. — приветливо откликнулся ближний к нему плотник, высокий могучий детина с косматой бородой, веселыми глазами и длинными пепельными кудрями, схваченными на лбу широкой кожаной тесьмой.
— Кому жилище строите, ежели не тайна?
— Какая уж тут тайна? Строим для хорошего человека, для богатыря Руслана Лазоревича, что на княжьей дочке женат. Говорят, сильномогучий богатырь: колдуна добыл какого-то злобного, да не побоялся живьем в Киев привесть пред княжьи очи. Вот для него и стараемся.
«Вот так да! — удивленно подумал Руслан, — вот, оказывается, где я жить теперь буду… Хоромы, просто хоромы! Это ж надо… А что? Волхва нашего к себе возьму, у него кроме берлоги в далеком лесу, поди и нет угла никакого. И Рыбьего Сына, конечно: пока ему Претич или волчий Хвост место какое определят, полгода пройдет… А там, глядишь, и своими домами ребята обзаведутся; а вместе все веселее…». Вслух же спросил:
— А раньше чей дом стоял?
— Раньше был дом купца Тугомысла. Да, говорят, зашибли его в драке застольной, а как был он бобылем, то наследников по себе не оставил. И жил тут какое-то время варяжский найденыш по имени Гуннар. А в середине лета сгорел дом, да и сам варяг, говорят, тоже пропал где-то. А еще сказывают, что терем спалили новгородцы. Но я думаю, то брехня. Я многих новгородцев знаю, вон, у нас пол-артели, почитай, из тех краев. Так я скажу тебе, богатырь, что в том Новгороде люди ничуть не хуже киевлян живут, вот. Ну, да заболтался я тут с тобой, а работа простаивает. Не серчай уж, добрый молодец, князь велел строить добротно, но быстро. Зато и платит щедро!
— Помогай вам боги, ребята! На таких, как вы, Русь держится! — поклонился Руслан и поспешил дальше. Ему стало как-то неловко. Раньше он так напыщенно и торжественно никогда не выражался.
Из-за угла вывернула ватага пьяных мужиков. То ли угощение было слишком щедрым, то ли они посередь ночи нашли, где добавить, — а для человека, знающего, где искать, это не проблема, — но хмельны они были весьма основательно. На ногах худо-бедно еще держались, но думать разучились уже давно.
— Эй, ты! — окликнул один из них Руслана. — полушки взаймы не найдется?
— Нет, ребята. — честно ответил богатырь: калиту он не взял. Да и зачем она человеку, который вышел просто подышать воздухом? — Не при деньгах я нынче.
— Нет, ты смотри, какой жадный! — крикнул пьяница. Руслан пожал плечами и пошел дальше. С трудом сохраняя равновесие, мужик догнал богатыря и ухватил его за рукав. Его дружки замерли на месте, ожидая, что будет дальше. — Нет, ты либо деньги давай, либо давай драться! Я тебя в единый миг заломаю, и все деньги отберу! Давай! Ну, ударь меня, ударь первым!
Руслан молча отвернулся и пошел прочь. Многие столичные пропойцы давно зарабатывали себе подобным образом на мед, и богатырь отлично это знал. Какой-нибудь вдрызг пропившийся оборванец затевал драку на улице, его, конечно же, быстро поколачивали, а потом он показывал на того, кого распалил подраться, что тот на него напал и изувечил, причем пять-семь человек (таких же пьяниц), бия себя в грудь, выступали видоками. Так что приходилось ни в чем не повинному горожанину платить малую виру за побои. Не бог весть что, конечно, но пару дней в корчме посидеть вполне можно.
— Жадюга! Из благородных, сразу видать, вон, чистый какой, а полушки жалко! — кричал вслед Руслану все тот же мужичок. Подойти поближе он почему-то не решался.
— Просто не хочу виры платить за убиение семи человек. — спокойно сказал Руслан, продолжая путь.
Вот он, этот город, сердце молодого Русского государства. Вот они, эти люди, жители этого города, народ Новой Руси. И это их всех — кузнецов, молочников, плотников, пьяниц, — он, Руслан, защищает, сражаясь с нечистью, степняками, прочими ворогами… Впрочем, в такое славное утро вовсе не хочется думать ни о чем умном, высоком. Да вообще думать неохота! Просто идти, и все. И Руслан быстро очистил голову от невеселых мыслей.
Так он и шел совершенно бездумно, куда глаза глядят, просто наслаждаясь прекрасным теплым утром на пороге осени, и сам не заметил, как пришел на самую окраину Киева. Домов здесь почти не было, зато имелось небольшое болото. Вспомнив вещий сон Рыбьего Сына, Руслан подумал, что, наверное, домик примерещился ему где-то на такой же окраине. Каково же было его удивление, когда несколько минут спустя к нему подошел Рыбий Сын! Он так же, как и Руслан, просто брел, сам не зная куда, полной грудью вдыхая утренний воздух и не глядя под ноги. Увидев богатыря, словенин удивленно округлил глаза.
— Доброе утро, друже! — улыбаясь, поднялся ему навстречу Руслан. — Не здесь ли, часом, тебе дом с двумя дочками примерещился?
— Представь, именно здесь! Я и сам немало удивился: сперва думал, что вчера выпил лишнего, вот и мерещится…
— А что, хочешь, крутанем загогулину, и домик прямо вот сейчас появится? Поселишься тут с Фатимой, дочек родите…
— Нет, Руслан. — улыбаясь, покачал головой Рыбий Сын. — Не надо. Все, что мне когда-нибудь потребуется, я добуду или сделаю сам. Безо всякого колдовства.
— Вот и я так думаю! — Руслан тоже расплылся в улыбке, хлопнул друга по спине. — Так, может, ну его, этот луч, возьмем, да и выломаем?
— Зачем? — удивился словенин. — Некрасиво же будет!
Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Но иногда время и мир меняются слишком быстро, и мы просто не успеваем за этим стремительным бегом… Вот, помнится, во времена моей молодости такое творилось, такое… А, что там, хватит уже былое ворошить. Заканчивается пергамент, и уже закончен мой рассказ. Я, Вьюн, бывший скоморох, решил на старости лет записать наиболее яркие истории из времен моей молодости, и начал я именно с Руслана и потому, что сам с ним встречался, и потому, что из множества живших тогда богатырей он мне наиболее люб… Эта летопись — лишь начало славных подвигов, что совершили Руслан и его друзья. Я бы описал и прочие, но пергамент нынче недешев… Напоследок расскажу лишь, что с кем дальше стало.
Двое из ларца, одинакие с лица, еще двадцать лет обучали новобранцев азам кулачного боя. Уж не знаю, чем прельстил их хитрый Претич, но работали братья не за страх, а за совесть… А потом подхватили свой ящик и ушли куда глаза глядят. Больше я про них ничего не ведаю. Рыбий Сын до конца дней своих верой и правдой служил Русской земле, и немало подвигов свершил, так что по праву занимал свое место на пиру в Золотой Палате. Молчан и Лидия год прожили в лесу. По истечении этого года к гречанке вновь вернулся голос, но это все уже новая история, и, если удастся раздобыть пергамент, я обязательно напишу, как Руслан, уже ставший к тому времени отцом, Молчан и Рыбий Сын ходили в свой новый поход. То, как поссорились Рыбий Сын и Илья Муромец, тоже заслуживает отдельного рассказа, долгого и обстоятельного. Могу лишь сказать, что оба после этого остались в живых и даже потом помирились.
Черноморд все-таки сбежал. Я не знаю, как он вырвался из застенка, и где в Киеве он умудрился раздобыть ковер-самолет, но факт: где-то раздобыл. Но, пока не истекли три года, ничего не мог он поделать: борода расти не желала, сколько бы ни купался он в своем Источнике Могущества. И лишь через пять лет, обретя хоть какую-то часть своей былой силы, старик снова принялся за пакости. Кстати, то место, где колдун в единый миг отделил Таврику от остальных земель широким каналом, люди так и прозвали Черномордовым Перекопом. Глядишь, пройдут века, и никто уже не вспомнит, кем был этот Черноморд, а название останется. Названия — они живучи…
Сам я давно уже не скоморошничаю: и стар стал, тяжко мне это; да и в том мире, каким он становится, места для скоморохов все меньше и меньше. Котофей долго жил у Руслана, сопровождая его во всех странствиях, скитаниях; не раз выручал в лихой час; а пару лет назад, почувствовав приближение старости, опоздавшей на пару сотен лет, осел в Лукоморье, как раз на том месте, где друзья сражались с печенегами и варили зелье из желудей. Кстати, один или несколько желудей, видимо, оброненных Молчаном, проросли. За считанные годы вымахал здоровенный дуб. Растет он столь стремительно, что, мыслю, без колдовства здесь все-таки не обошлось. Наверное, это следы былых заклинаний Молчана… Вот под этим-то дубом Котофей и вырыл себе нору. С помощью оберега Руслана он давно освоил человечий язык, и большая часть этого повествования записана именно с его слов. Я и сам люблю погреть косточки, и потому часто прихожу под сень этого дуба. Мы с котом вспоминаем былое и иногда грустим по ушедшим временам и людям, слушая вкрадчивый шепот прибоя.