Оберег

Глава 22

Близилась ночь. Роса уже легла на траву, похолодало, и первые звезды зажигались на стремительно темнеющем небе. Стрекотали кузнечики в траве, ночные мотыльки то и дело сослепу тыкались в лицо, Руслан лишь досадливо отмахивался. Над ухом давно занудно пищал комар, но сесть и испить богатырской кровушки, впрочем, не решался. Из ближнего леса вылетела на охоту сова.

— Знаешь что, Шмель, — пробормотал Руслан сонно, — что-то утомился я ехать. Давай-ка здесь заночуем. Отойдем от дороги вон за те кущи, там и устроимся. Ты как, а?

— А что, вот и я говорю, давно пора отдохнуть! — ответил конь, польщенный тем, что хозяин с ним как бы советуется, и свернул с наезженного тракта к густому кустарнику.

Руслан заснул мгновенно. И сразу же с головой окунулся в яркий сон.

Руслан молниеносно открыл глаза, сел, положив руку на рукоять меча.

— Как бы чего не вышло. — повторил Шмель. — Скачут сюда, и их немало.

— Стой здесь и молчи. Вообше ни звука! — прошептал Руслан, выглядывая из кустов. — И спасибо, что разбудил.

Конский топот приближался, на дороге забрезжило какое-то сияние. Чуть погодя Руслан разглядел, что это были всадники, десятка два-три, некоторые с факелами. В полном молчании пронеслись они галопом мимо, не обратив на кусты, в которых присмотрел себе ночлег богатырь, ни малейшего внимания.

— Эва… — Руслан растерянно посмотрел им вслед. — Древляне, Ящер их побери! Чего это они здесь делают, интересно? И куда собрались на ночь глядя в полном вооружении? Ох, Шмель, чует мое горемычное сердце, это все неспроста… Перекусил? Вот и славно. Спокойный ночлег, похоже, отменяется: от вооруженных древлян ночью в полянских землях ничего хорошего ждать не приходится…

Руслан старался держаться не менее чем в версте позади древлянского отряда, чтобы до поры до времени не выдавать своего присутствия. Своим обострившимся зрением он хорошо различал фигуры скачущих впереди воинов.

— Шмель, ты как, в драках бывал?

— Это смотря в каких. — осторожно ответил конь. — Однажды, было дело, один из моих прежних хозяев, купец Тугомысл, с перепою затащил меня в корчму. «Я, — говорит, — великий Калий Гуль, амператор ромейский. Поклоняйтесь все моему коню!». Ну, ему там и поклонились двумя лавками по темечку… Жаль, по трезвости ничего так хозяин был. Так что бывал, бывал я в драках.

— А в боях?

— Вот этого не приходилось. Не боись, богатырь, сдюжу.

— Смотри, не подведи. — сурово произнес Руслан. — И глянь-ка, светится впереди. Никак, весь. Ну-ка, давай быстрее, пока наши приятели там бед не понавытворяли…

Чутье не подвело Руслана: древляне собирались крепко позабавиться: замыслили они добыть себе жен по древнему, дедами-прадедами завещанному «зверинскому» обычаю: умыканию уводом. Если в некоторых других племенах, где тоже сохранилось умыкание, оно происходило по согласию, то древляне не захотели отступать от обычая ни на шаг: поймал девку за косу, перекинул поперек седла — и ходу…

Охотников было не два и не три десятка, а ровно две дюжины. Все молодые, не старше двадцати, рослые, мускулистые, и у всех в крови гуляет хмельной мед пополам с молодым гонором. Они затеяли не только жен добыть, но еще и развлечься, выказать друг перед другом удаль молодецкую, пожечь да порезать ненавистных полян, что запросто подставили выю под русово ярмо.

И — пошла потеха. Шестеро метались взад-вперед по улице, готовые пресечь любую попытку сопротивления, а остальные шарили по хатам, вытаскивая из постелей девок и убивая всех остальных. Две хаты уже занялись огнем, когда на улице послышался зычный голос:

— А ну, собаки древлянские, идите все сюда! Посмотрим, только ли супротив спящих вы такие храбрые!

Поначалу ночные тати не обратили внимания на это: шестеро молодцов запросто справятся с каким-то безумным одиночкой, возомнившим себя героем. И впрямь, вскоре послышался лязг булата о булат, вскрики, всхлипы, стоны. Потом снова загремел все тот же голос:

— Выходите, я вам сказал! Если вы так же в собственных соплях путаетесь, как те шесть щенков, что тут болтались под ногами, то разрешаю напасть на меня всем сразу. В том, что чести у вас нет, я уже убедился. — Руслан стремился раззадорить налетчиков, отвлечь их на себя, чтобы поскорее оставили свое грязное дело.

Проняло. То тут, то там из темноты появлялись фигуры с мечами наголо, так что в конце концов Руслан оказался окружен кольцом древлянских воинов. Их осталось шестнадцать: двоих зарезали местные. И настроены были пришлые налетчики отнюдь не миролюбиво. Вид шестерых зарубленных товарищей не отрезвил их, не заставил задуматься о собственной судьбе, но наоборот, озлобил до последнего предела.

— Это кто ж такой добрый у нас тут выискался, ась? — кривя губы в недоброй ухмылке вопросил предводитель древлян. — Никак, защитник всего рода людского? — остальные заржали. Действительно, было от чего почувствовать превосходство: их шестнадцать крепких молодых воинов, а этот всего один, хоть и не стар и собою не хил, но — один.

— Граб, глянь, это ж князя Киевского выкормыш! — выкрикнул кто-то.

— А вот таких птиц люблю убивать более всего. И своими руками. — ухмыльнулся предводитель.

— Неужто на двобой вызовешь? — удивился Руслан.

— Зачем? Только время зря терять… Сейчас ребята тебя вздуют хорошенько, а я потом прикончу, и останешься ты здесь воронам на корм.

— Ну-ну. Не хвались, на рать идучи…

— А, заткнись. Ребята, вперед.

«Ребята» навалились все разом. С одной стороны, это серьезно сковывало свободу движений и удара следовало ждать со всех сторон; а с другой — облегчало задачу: куда мечом ни ткни, в кого-нибудь, да попадешь. Первым попал как раз Граб-предводитель. Широкая полоса Русланова меча проткнула его горло. Остальные продолжали наседать: и потому, что надо было отомстить за вождя, и потому, что иных приказов не поступало. Через четверть часа ценой многочисленных порезов и ушибов Руслану удалось ополовинить древлянское воинство: налетчиков осталось восемь. Богатырь только собрался с силами, чтобы продолжить бой, как что-то тяжелое обрушилось ему на голову…

…Очнулся он привязанным к столбу. Все тело болело, из некоторых ран сочилась кровь. Тут на него вылили еще одно ведро воды.

— Ну что, герой, очухался? Это ненадолго, дружок. — процедил паренек лет девятнадцати, занявший, по-видимому, место старшего в отряде. — Что тебе спокойно не жилось? Ехал бы себе и ехал, был бы жив-здоров и руки-ноги целы. А теперь, после того, как ты сделал с нашими братьями, лететь тебе меж двух деревьев. Помнишь, как мы князька вашего Ингвара успокоили? Вот и тебе то же предстоит.

— А как долго вы потом Искоростень заново отстраивали, ребята? — усмехнулся Руслан разбитым ртом.

— Ах ты… — парень ударил его по лицу.

— Со спящими и связанными все вы храбрецы… А вот один на один вам слабо. Другое дело — все на одного… Ничего, примучит вас Владимир, авось, наберетесь уму-разуму. — Руслан приготовился уже развить эту тему, обогатив несколькими крайне обидными не только для древлян, но и вообще для каждого уважающего себя человека ругательствами, но тут произошло очередное чудо. Позади древлян, напоминавших стаю голодных волков, кружащих вокруг единственного незнамо как попавшего в лес ягненка, вдруг возникла Мила. Глаза ее расширились от ужаса, когда она увидела, в каком положении находится Руслан, но девушка мгновенно оценила ситуацию. Стараясь двигаться бесшумно и незаметно для разбойников, она подняла с земли длинный узкий кинжал, нанесла сильный быстрый удар сзади сперва новому вожаку, затем, пока древляне не успели опомниться — стоящему рядом с ним. Оба упали. Остальные шестеро Накинулись на нее с мечами, и Мила с запозданием подумала, что не только не помогла любимому, но и сама сейчас погибнет вместе с ним.

— Живьем девку брать! — крикнул какой-то разбойник. — Пусть потеха будет долгой!

Руслан понял, что дело еще хуже, чем он мог себе представить. Он напрягся, рванулся… — без толку. Крепко держат веревки. Поднатужился, закряхтел — держат. В это время Мила обмякла после сильного удара по голове.

— Мила!!! — Руслан рванулся, веревки выдержали опять, зато столб, на котором до налета древлян висела воротина, выдернулся из земли. Первые двое подбежавших были сметены столбом, затем богатырю удалось освободиться от ненужного предмета. Он стряхнул с онемевших рук веревки как раз вовремя: едва успел кулаком в лицо встретить подбежавшего древлянина. Руки слушались плохо, врагов, правда, осталось тоже не слишком много. Как только в руках появилось щекотливое покалывание, Руслан перестал уворачиваться от ударов, поднял с земли меч и снова начал рубиться. Тут уже и уцелевшие поляне, видя, что ворогов осталось мало, можно легко одолеть, подбежали с вилами да топорами, так что исход боя был предрешен.

Полная темнота, чернее которой быть ничего не может, почему-то все кружилась перед глазами. Пели странные птицы, голоса их были незнакомы. Им помогал хор не по-земному красивых голосов. Пение зачаровывало, завораживало, дарило ни с чем не сравнимый покой и блаженство, хотя слов было не разобрать. «Наверное, это боги так поют.» — подумала Мила, ныряя в круговорот этой поющей темноты. В тот же миг чья-то сильная рука схватила ее, потянула наверх, прочь от темноты и голосов. Послышались новые звуки, вскоре Мила поняла, что обладатель этой руки звал ее по имени. «Оставьте меня… здесь так хорошо, так спокойно…» — хотела сказать она… и открыла глаза. Над ней нависало страшное лицо: огромные глаза, перебитый нос, окровавленный рот… Собственно, все лицо страшного существа было покрыто запекшейся коркой крови, длинные волосы, также густо пропитавшиеся кровью и грязью, сбились в колтун. Но ощущения опасности почему-то от страшилища не исходило.

— Мила, Мила, очнись! Вернись ко мне, прошу тебя! Очнись, Мила! — звал Руслан свою возлюбленную. Наконец, она глубоко вздохнула и открыла глаза. — Ну, хвала богам, жива! — с облегчением вымолвил Руслан.

— Ру… Руслан? — неуверенно прошептала она. — Это ты?

— Я, я это, маленькая. Успокойся, мы живы, остальное — дело наживное…

— Что с тобой?

— Да, было дело, подрался малость. Да ты разве не помнишь?

— Я… О, да, вспомнила… Я разговаривала с отцом, потом вдруг вспышка — и я здесь, а ты привязан к столбу. Я захотела тебе помочь, взяла какой-то нож… Потом не помню.

— А потом… Потом и не было ничего. Ударили тебя, лебедушка моя, а я вырвался и немножко им отомстил. Ну, и сам малость порезался…

— Небось, эту твою «малость» опять две седмицы врачевать придется? — к Миле начала возвращаться ее обычная бодрость, и в синих глазах засверкали озорные искорки.

— Нет, что ты. Перевяжу — и дальше в путь.

— А… А как же я?

— Вот и я голову опять ломаю, что с тобой делать, горе ты мое ненаглядное. С собой не возьму, и не уговаривай. Я один раз с Черномордом уже схлестнулся, так что тобой рисковать ни за какие коврижки не стану. Надо бы тебя домой отправить…

— Руслан, а правда, что Черноморд зачаровал свою голову, и теперь, как только ты ему ее срубишь, у него тот же час новая отрастает?

Богатырь посмотрел на княжну с немалым удивлением.

— Кто тебе такое сказал?

— Да в Киеве скоморох один…

— Такой невысокий ростом, кудрявый да конопатый?

— Ну да…

— Это Вьюн, мы с ним вместе у бабы-яги гостили. Не слушай ты его, он хоть и много чего про меня ведает, да для красного словца в дюжину раз больше придумывает. Не было такого.

— А что было?

— Ну, сошелся я с ним один на один, ударить его толком не успел, как толкнул он меня, а я упал неудачно, оберег свой зацепил. Ну, тот рожок, что за тридевять земель зашвырнуть могет.

— И..?

— Ну и очутился опять во дворе перед бабкиной избушкой. Теперь обратно в Таврику пробираюсь.

Тем временем жители веси выбрались из домов, посчитали свои потери. Шестерых убили ночные «гости», да одна девка с перепугу лишилась дара речи. К Руслану подошел невысокий плечистый мужик с серым от сдерживаемой ярости лицом. В бороде его серебрилась уже седина, но выглядел он еще крепким. Огромные кулаки сжимались и разжимались.

— Исполать тебе, добрый молодец. — пробурчал он. — Спасибо. Если б не ты, эти собаки половину веси вырезали бы.

— А что мне оставалось делать? — ухмыльнулся витязь. — Князь Владимир взял эти земли под свою защиту, а я ему служу верой и правдой. И потому обязан защищать вас. И потом — напасть в ночи, на спящих — это хуже, чем в спину ударить! Не по-мужски это. И не по-людски.

— Я — Вакула, войт здешний. А тебя как звать-величать?

— Руслан.

— Добро пожаловать, Руслан-воин, хоть и в скорбный для нас час пришел ты. Чем можем помочь тебе и подруге твоей?

— Да ничем особенным — пожал плечами богатырь. — Умыться бы нам, перекусить, да заночевать — все же ночь на дворе давно…

— Добро. Сейчас все будет. — войт коротко поклонился и ушел.

Руслан обернулся к Миле.

— Ты как, встать сможешь?

— Сейчас попробую. Ох. Вообще, нормально, получается. Только голова сильно кружится.

— Обопрись на меня. Вот так, добро.

— А где твой конь. Руслан? Или ты сюда пешком пришел?

— А действительно, где мой конь? Где он был, пока хозяин в поте лица… — Руслан пытался изображать возмущение, потом не выдержал, махнул рукой, рассмеялся и заорал так громко, что Мила, морщась, закрыла ладошками уши:

— Шмель! Шме-ель! Ты где?

— Я здесь, хозяин! — раздалось ржание из-за ближайшей избы.

— Иди сюда, драка уже кончилась!

— Не могу, хозяин! Я тут немного занят!

— И чем же таким неотложным занят мой боевой друг? Жрешь, небось, опять?

— Обижаешь, хозяин! Я тут разбойника поймал!

— Да ну?! Эй, Вакула! Мой конь тут одного живьем, говорит, взял!

Поляне набежали сразу, обступили Шмеля. Руслан с Милой и войт Вакула подошли одновременно, протолкались к коню. Тот, и впрямь, правым копытом удерживал в лежачем положении невзрачного мужичонку. Разбойник хрипел и пытался вырваться, но Шмель лишь сильнее давил ему на грудь.

— Это же Степан!

— Тот, что в прошлом годе в болоте сгинул!

— Никак, за Светланой приходил…

— А вот уйдет ли… — переговаривались местные.

— Шмель, можешь отпускать. — негромко проговорил Руслан. Конь мгновенно повиновался. Вокруг послышался испуганный ропот: «С конем разговаривает! Волхв, али колдун, не иначе!». Вперед выступил Вакула.

— Поднимите его. — двое мужиков, в плечах не уже войта, вышли из общего круга и легко подняли плененного. Тот, увидев войта, обмяк и освободиться более не пытался, только озирался затравленно. — Как же это понимать, Степан? — спросил Вакула. — В прошлом лете ты ушел на охоту в лес и не вернулся. Не иначе, в болоте сгинул; и кушак твой там нашли. Мы, как положено, богам за тебя воздали, и что теперь? Теперь ты приходишь в ночи вместе с татями, что сжигают наши дома, убивают наших жен и крадут дочерей? — Мужики вокруг глухо заворчали, войт одним движением руки велел им замолчать, другим отослал женщин и детей. — И на что ты надеешься сейчас, Степан? Закон наш ты знаешь. К тому же для всех нас ты давно уже мертв. — Вакула отвел руку в сторону и чуть назад, кто-то вложил в нее нож. — Мы, поляне, люди тихие и незлобивые. От веку так повелось. Но если нас тронуть, то так вскинемся, не удержишь! А и дурак же ты, Степан… Гореть тебе в пекле! — с этими словами войт мощным ударом вскрыл Степану грудь, вырвал сердце, швырнул себе под ноги. — Нехай собаки твоими братьями будут, если не побрезгуют!

Мила спрятала лицо на груди у Руслана, ее трясло, и богатырь унес ее подальше от места казни.

— Хозяин, а как же я? — донесся вслед вопль Шмеля. — Меня сейчас стошнит!

— Иди сюда. Сейчас Вакула умоется и определит тебя на постой.

С огромным трудом Руслану удалось убедить Милу лечь в хате с женой Вакулы. Сам богатырь от удобств отказался и залез на сеновал. Заснул он сразу и ничего больше ему не снилось.