— Не умирай, прошу, — я трясущими руками прижимал к груди хрупкое тельце трехлетней дочери.
Слезы текли, затуманив взор. В беззвучном крике я открывал рот, не в силах набрать в легкие воздух.
Я сидел на коленях, возле обочины автотрассы. Вокруг суетились люди, остановившиеся у дороги, то ли утоляя любопытство, то ли желая помочь.
Несколько минут назад сердце моей дочурки жизнерадостно билось в ожидании окончания поездки к моим родителям. Ребенок радовался будущей встрече с бабушкой и дедушкой.
— Папа, а Миша тоже хочет блинчики! — моя трехлетняя Алиса, как всегда, была полна энтузиазма. — С клубничкой!
— С клубничкой, — подтвердил я, бросив взгляд на заднее сиденье, где плюшевый медведь по имени Миша уже был измазан остатками печенья. — Только ты его потом от сахара не отмывай, ладно?
Алиса заговорщицки хихикнула, продолжая пичкать Мишу печеньем. Ее чистый смех звенел в машине, разгоняя тревогу, что скреблась где-то на краю сознания. Глядя на ее улыбку, испачканную крошками, я и сам невольно улыбался.
Черный внедорожник, желая обогнать медленно ползущий грузовик, выехал на встречную полосу. Машина вошла в опасный поворот. Знаков не было вообще, как и тормозного пути у грузовика, который вылетел мне навстречу словно из преисподней.
Дальше все было как в замедленной съемке: мой отчаянный рывок руля, визг тормозов, оглушающий хруст металла, непроницаемая стена ужаса, надвигающаяся на нас. И крик Алисы, обрывающийся на полуслове.
Тишина. Гробовая тишина, в которой не было слышно даже моего дыхания.
Я не помню, как сумел выбраться из автомобиля. Первой мыслью было достать из детского кресла ребенка и проверить здоровье трехлетнего малыша.
Неестественная поза дочери игнорировалась. Мозг не хотел верить в страшнейшее, что могло произойти в моей жизни. Вытащив ее безжизненное тело из упрямых лямок автокресла, я молил о спасении жизни ребенка.
Смеркалось. Немногочисленные люди, пытались мне помочь. Я безумно рычал на них. В глазах была белесая муть. Голова закружилась и силы покинули мое тело.
Появилась какая-то легкость и чувство опустошения. Я флегматично смотрел на бесчувственного себя и обмякшую дочь. На краю сознания возникла мысль о том, что это не нормально.
Очнулся я в перевернутом мире. Боль, острая, как бритва, пронзила все тело. Звон в ушах. Сквозь треснувшее лобовое стекло солнце казалось огромным белым пятном.
— Алиса! — выдохнул я, с трудом разрывая спасительные ремни, которые теперь врезались в грудь стальными тисками. — Боже, Алиса!
Дочь была зажата в искореженном детском кресле. Глаза закрыты, лицо бледное, словно восковая маска, на виске кровь. Собрав последние силы, я вытащил ее из этой ловушки, прижал к себе. Пульс был, но слабый, еле уловимый, как трепет крыльев бабочки. Она застонала.
— Тише, солнышко, тише… — шептал я, целуя ее волосы, вдыхая родной запах ванильного шампуня, который смешивался с запахом бензина и крови. — Папочка здесь, все будет хорошо…
Я знал, что лгу. Это был конец. Безнадежность, холодная и липкая, как паутина, опутала меня.
Закат истекал кровью на горизонте, окрашивая небо в зловещие багровые тона, точно рана на теле умирающего дня. Скрежет металла, хруст ломающихся костей, звон бьющегося стекла — какофония агонии, страшный саундтрек к концу моего мира. Моей жизни. Но не ее. Ради всего святого, только не ее…
Я прижимал к себе мою девочку, мою маленькую принцессу, ее хрупкое тельце, обмякшее в моих руках.
— Не умирай, прошу, не уходи, — шептали губы, но слова тонули в оглушающем грохоте крови в ушах.
Мир вокруг сузился до размеров этой разбитой машины, пропитанной запахом бензина и страха. Пустота. Глухая, всепоглощающая пустота.
— Смерть невинных… Да, это всегда рвет мироздание на части, — мелодичный голос, как перезвон серебряных колокольчиков, прорезал пелену ужаса, заставив меня обернуться.
Именно в этот момент она и появилась. Прямо перед разбитой машиной, словно шагнула из зыбкой границы между мирами.
Не ангел, скорее, девушка, юная и невесомая, словно сотканная из сумерек и лунного света. Длинные, иссиня-черные волосы, заплетенные в тяжелую косу, ниспадали до самой земли. Ее лицо казалось почти бескровным, фарфорово-бледным, но на нем горели огромные, раскосые, почти миндалевидные глаза. Они были темнее самой глубокой ночи, и в них плескалась неземная, всепонимающая печаль. Одетая в простое восточное платье цвета слоновой кости, она казалась нереальной, видением, пришедшим из древней легенды.
— Тебе не нужно терять ее, — прозвучал голос, тихий и мелодичный, словно перезвон хрустальных колокольчиков.
Я поднял голову, не в силах вымолвить ни слова. Страх боролся с надеждой, разрывая меня на части.
— Я могу помочь… — продолжала она, и голос ее, казалось, вибрировал в самом воздухе, заставляя дрожать струны души. — Но за все приходится платить.
— Кто вы? — прохрипел я, не выпуская Алису из рук. — Что происходит?
— Я уже сказала. — Девушка сделала шаг ко мне, и меня пронзил холодок, словно от ледяного прикосновения. — Я могу помочь. Но ты должен мне довериться.
Кто она? Ангел? Без крыльев, но с восточным разрезом глаз. Существо неземной красоты и скорби. Ее глаза сияли древней мудростью и бесконечной печалью. Она видела не только искалеченный металл и мою разбитую душу, она видела нити моей судьбы.
— Я могу вернуть ее к жизни, — произнесла она, и ее голос словно отозвался эхом в самом сердце моей души. — Но цена будет высока. Жизнь за жизнь. Твоя жизнь — в обмен на ее.
— Отпусти ее, — произнесла она, и голос ее был мягок, как дуновение летнего ветра.
— Нет! — закричал я, прижимая Алису к себе еще сильнее. — Не отдам!
— Я не причиню ей вреда, — повторила она, и в ее глазах читалось сочувствие, древнее, как мир. — Положи ее на землю и подойди ко мне.
Я посмотрел на Алису. Ее лицо было белым, словно воск, но она дышала. Дышала! Еле-еле, но дышала. Сомнительно, что это дыхание будет продолжительным. И в этот момент я понял, что готов отдать свою душу, лишь бы услышать этот хрупкий звук. Готов на все. Абсолютно на все, чтобы спасти ее.
Сомнения? Нет. Не было ни единого мгновения, когда бы я позволил себе усомниться в правильности и необходимости этого выбора. Торг? Как торговаться с самой судьбой? Смертью? Моя жизнь стоила сейчас не дороже пылинки на обочине дороги, если в обмен я мог вернуть ей жизнь.
— Да, — выдохнул я, и это слово очистило меня от боли, от страха, от отчаяния.
Я отдавал все, что у меня было, все, чем я был, ради нее.
Медленно, словно во сне, я опустил Алису на траву у обочины. Наклонился, вдохнул аромат ее волос, стараясь запомнить этот запах навсегда. Провел рукой по ее волосам, шепча слова, которые она уже не могла услышать. А потом, не оборачиваясь, подошел к девушке. Или ангелу. Не знаю, кто она, но, если есть хотя бы микроскопический шанс вернуть Алису к жизни — мне все равно, кто это сделает.
Она коснулась моего плеча. Ее прикосновение было неожиданно теплым, и мир вокруг нас задрожал, расплываясь в вихре красок и звуков. Я чувствовал, как меня затягивает в какую-то воронку, как в детстве на карусели, которая, казалось, не остановится никогда.
— Смотри! — раздался рядом голос девушки.
И тогда я увидел это. Прямо перед нами, словно на огромном экране, возникла та самая дорога, тот самый поворот. Я видел себя за рулем, слышал смех Алисы с заднего сиденья. Видел, как из-за поворота появляется фура…
— Нет! — застонал я, пытаясь закрыть лицо руками, но они словно налились свинцом. — Остановите это!
Но все повторилось. Удар. Скрежет металла. Крик Алисы, обрывающийся на полуслове. Только на этот раз я видел все со стороны. Видел, как машину крутит на дороге.
Мир вокруг задрожал, подчиняясь волшебству ангела. Время свернулось в тугой клубок, стирая последние страшные минуты. И вот я снова вижу ее улыбку в зеркале салона, слышу ее смех.
Снова повторилась авария, но в этот раз дочь выжила. Я краешком глаз смотрел на переломанное тело водителя. На себя.
Но, главное, выжила дочь. Сквозь слезы, размывающие реальность, я видел, как ее, живую и невредимую, несут на руках неравнодушные свидетели аварии. Люди вызывали скорую помощь.
— Папа! Папочка! — кричала Алиса, вырываясь из чужих рук, чтобы броситься ко мне, к водительскому месту.
Я мог только смотреть со стороны, не в силах пошевелиться, чувствуя, как каждый ее зов отзывается сладкой болью в моем сердце.
К разбитой машине уже спешили люди. Они достали Алису — живую, невредимую — она плакала, звала отца. Мой взгляд был прикован к моему телу, распростертому на асфальте, как к фотографии в семейном альбоме, которая больше не имеет отношения к настоящему. Алиса пыталась добраться до меня, ее маленькие пальчики тянулись к моей руке, но ее уводили прочь.
— Папа! — кричала она. — Папа, вставай!
Ангел положила руку мне на плечо, и легкое, словно дуновение ветра, прикосновение пронзило меня волной странного покоя. Я обернулся. За ее спиной, словно разрыв в ткани бытия, пульсировал проход, залитый мерцающим, неземным светом. Я знал, что это мой путь. Путь в неизвестность.
— Ты подарил ей жизнь, — прошептала ангел, ее голос звучал уже словно издалека, хотя она все еще стояла рядом. — Не оборачивайся. Иди вперед. Так будет легче.
— Иди же. Я провожу тебя… — прозвучал ее печальный голос.
Я смотрел на дочь, не в силах оторвать взгляд. На мою маленькую Алису, которую ждала долгая жизнь, полная радости и боли, любви и потерь. Она не узнает, какой ценой ей досталась эта жизнь.
Потом, медленно, словно во сне, я повернулся к ангелу. И мы ушли.
Я сделал шаг, и мир, который я знал, рассыпался на тысячи осколков.