Обет

Глава 19

С ревом, вырывающимся из самых глубин души, я бросился в атаку. Мой меч, наполненный мощью Ци, пылал ярким пламенем, рассекая воздух и оставляя за собой огненные следы. Я был словно метеор, несущийся навстречу неизбежному столкновению.

Драконица ответила мгновенно. Ее гигантское тело стремительно метнулось ко мне, когти, острые как бритвы, свистели в воздухе, грозя разорвать меня на клочья. Но в ее движениях, несмотря на всю их мощь и скорость, не было той холодной ярости, той беспощадной решимости, которую я ожидал. Она дралась вяло, неуверенно, словно ее что-то сдерживало, словно какая-то невидимая сила сковывала ее движения.

В какой-то момент сой клинок встретился с ее когтями в ослепительном снопе искр. Я почувствовал мощь ее удара, отбросившего меня назад. Но даже в этом ударе не было желания убить, лишь отчаянная попытка защититься.

Внезапно драконица отпрянула, издав пронзительный крик, полный боли и отчаяния. Ее глаза, до этого горевшие багровым пламенем, погасли, заменившись выражением неподдельного ужаса. Она схватилась за голову, словно пытаясь унять невыносимую боль.

Она превратилась в девушку. Метамарфоза была мгновенной.

— Предатель! — прохрипела она, ее голос был хриплым и слабым, полным непонятной мне горечи. — Ты трус!

Я застыл на месте, парализованный ее словами. Что она имела в виду? Какое предательство? Я никогда не видел эту драконицу раньше, никогда не вступал с ней в контакт.

— О чем ты говоришь? — спросил я, пытаясь пробиться сквозь стену недопонимания. — Я не знаю тебя!

Но она не ответила. Вместо этого она снова бросилась в атаку, но ее удары были еще более слабыми и неточными, чем прежде. Она была словно тенью самой себя, лишенной своей прежней мощи и ярости. В ее глазах читалась не злоба, а глубокая печаль и отчаяние.

Что-то было не так. Что-то очень важное ускользало от моего понимания. Кто эта драконица? И почему она называет меня предателем? Эти вопросы вихрем крутились в моей голове, не находя ответа. Но у меня не было времени размышлять. Битва продолжалась, и я должен был защищать себя и своих друзей.

Наверное, она хочет меня сбить с толку. И у нее это получается.

Она снова обернулась в могучего дракона.

В тот момент, когда отчаяние начало подкрадываться ко мне ледяными пальцами, рядом со мной произошло нечто невероятное. Воздух заискрился, завибрировал, и из самой его сути, словно из ниоткуда, материализовался Цилинь.

Он появился в виде плотного духа-облака, мерцающего серебристым светом, словно сотканного из лунного сияния и звездной пыли. Его рога, изящно изогнутые и острые как бритвы, блестели холодной сталью. Грива, словно сотканная из чистого серебра, волновалась и развивалась на ветру, излучая волны могущественной энергии. А глаза, глубокие и мудрые, сияли неземным светом, в котором отражались тысячелетия знаний и опыта.

— Не сдавайся, Макс, — прозвучал его голос, глубокий и раскатистый, словно гром в горных вершинах. В этом голосе была сила, уверенность и непоколебимая вера в меня. — Ты сильнее, чем думаешь.

И с этими словами он бросился в бой, словно стрела, выпущенная из тугого лука. Его рога пронзали врагов, оставляя после себя кровавые следы. Копыта дробили камни и кости, разбрасывая противников в стороны, словно кукол. А грива излучала волны энергии, которые отбрасывали врагов назад, сбивая их с ног и лишая возможности сопротивляться.

С появлением Цилиня я снова почувствовал прилив сил. Надежда, еще недавно почти угасшая, вновь вспыхнула в моем сердце. Я вновь поверил в победу.

Мы сражались бок о бок, словно единое целое. Я с моим пылающим мечом и он, с его могущественной магией. Мы отражали атаки драконицы и ее приспешников, не давая им прорваться сквозь нашу защиту. Но битва была тяжелой, изнурительной. Враги наступали волна за волной, не считаясь с потерями. А драконица, хоть и дралась вяло, все равно представляла собой серьезную угрозу.

С каждой минутой наши силы иссякали. Раны на моем теле пульсировали болью, дыхание становилось прерывистым, руки тяжелели. Надежда на победу таилась с каждой минутой, словно пламя свечи на ветру.

Битва достигла своего апогея. Вокруг бушевал хаос — лязг стали, крики раненых, ревущее пламя магических заклинаний. Силы покидали меня, тело ныло от усталости и боли. Надежда на победу казалась такой далекой и недостижимой, словно мерцающая звезда в ночном небе.

И вдруг, в самый разгар схватки, когда отчаяние уже готово было поглотить меня целиком, я почувствовал это. Словно что-то пробудилось внутри меня. Что-то мощное и неукротимое. Неведомая сила разлилась по моим венам, наполняя меня энергией, которой я никогда раньше не испытывал.

Моя Ци забурлила с утроенной силой, превращаясь в бушующий поток, разрывающий меня изнутри. Крылья, до этого усталые и тяжелые, вдруг преобразились. Они стали больше, мощнее, их перья превратились в блестящие титановые пластины, холодные и острые, словно лезвия.

Я взмыл в небо, словно освобожденная от оков птица. Огненный след тянулся за мной, оставляя на ночном небе яркий шлейф. Ветер свистел в моих новых крыльях, и я чувствовал себя непобедимым. В этот момент я понял, что перешел на новую ступень развития Ци. Я стал сильнее, быстрее, мощнее, чем когда-либо прежде.

Так вот он какой — оловянный уровень сплава.

С криком, полным ярости и триумфа, я обрушился на драконицу. Мой меч, пылающий Ци, с неимоверной силой ударил по ее чешуе, пронзая ее, словно горячий нож масло. Небо озарилось ослепительным светом, и громовой раскат прокатился над полем битвы.

Драконица издала пронзительный, полный боли крик, который эхом разнесся по полю битвы, пронзая сердца всех, кто его слышал. Это был крик, разрывающий душу, крик агонии и отчаяния, крик, который заставил меня на мгновение забыть о всей ярости и жажде мести, обуревавших меня. Ее гигантское тело, покрытое блестящей черной чешуей, содрогнулось в последней конвульсии, затем рухнуло на землю с оглушительным грохотом, рассыпавшись в клубы едкого дыма, которые заволокли все вокруг, словно погребальный саван.

На мгновение наступила тишина. Звенящая, напряженная тишина, в которой было слышно только биение моего собственного сердца и хриплое дыхание раненых воинов. Затем дым начал рассеиваться, словно занавес, медленно поднимающийся над сценой, и там, где еще мгновение назад лежал громадный зверь, теперь лежала девушка.

Танзин, наблюдавший за схваткой с высоты своего волшебного трона, остолбенел. Его лицо, обычно искаженное злобной усмешкой, теперь выражало непонимание и ужас. Он смотрел на девушку широко раскрытыми глазами, словно не веря тому, что видит. Его драконица, его самое мощное оружие, его последняя надежда на победу, погибла?

В его глазах мелькнуло понимание, и он резко вдохнул, словно от удара в грудь. Что-то было не так. Что-то очень не так. Он чувствовал это всем своим существом. В этой ситуации было что-то странное, незнакомое, пугающее.

Он спрыгнул с трона и бросился к ней, забыв обо всем на свете. Забыв о битве, о власти, о своих амбициях. В его глазах теперь была не ярость и жажда власти, а испуг и беспокойство. Он должен был узнать, что произошло, должен был помочь ей.

Но было уже поздно. Безнадежно поздно. Я был рядом, всего в шаге от него, а мой меч, пылающий Ци, достиг зенита своего замаха. Он вспыхнул в воздухе, словно последний луч заходящего солнца, окрашивая все вокруг в багровые тона, отбрасывая на землю длинные, дрожащие тени.

И в этот миг время превратилось в вязкий, тягучий сироп, каждая секунда растянулась в бесконечность. Реальность вокруг меня замерла, превратившись в кадр замедленной съемки. Я видел, как каждая пылинка в воздухе застыла в своем падении, словно заключенная в янтарь. Как каждая капля крови, вытекающая из ран раненых, не торопясь отрывалась от тела и парила в воздухе, поблескивая в лучах заходящего солнца, словно крошечный рубин.

Танзин начал падать. Падение было медленным, плавным, словно в сне. Его тело изгибалось, руки беспомощно тянулись вперед, пытаясь удержать равновесие. Но все было тщетно. Он упал на колени прямо перед девушкой, его золотые доспехи глухо стукнули о камень.

Его глаза, расширенные от ужаса, медленно, словно в замедленной съемке, поднялись и встретились с моими. В них отражались не только страх смерти, холодный и липкий, но и внезапное осознание — осознание того, что он совершил непоправимое, что он потерял все, ради чего жил, все, ради чего боролся. Его лицо, еще мгновение назад искаженное злобой и яростью, теперь выражало лишь боль и раскаяние. Морщины вокруг его глаз казались еще глубже, словно высеченные горем и отчаянием.

Я видел все это с жуткой отчетливостью, с болезненной медлительностью. Видел, как мышцы его лица сокращаются, как дрожат его губы, пытаясь произнести какое-то слово, но не в силах выдавить ни звука. Видел, как мой меч, неумолимо продолжая свое движение, приближался к его голове, словно огненный метеор, несущий смерть и разрушение.

Каждая мельчайшая деталь этой картины врезалась в мою память, словно выжженная каленым железом. Шелковистая ткань его алого плаща, расшитого золотыми нитями, которая плавно колыхалась на ветру. Блеск драгоценных камней, украшавших его доспехи, словно застывшие капли крови. Страх и отчаяние в его глазах, которые умоляли о пощаде, хотя губы его оставались плотно сжатыми.

Я хотел остановить этот удар. Хотел протянуть руку и отвести меч, изменить траекторию его движения. Хотел крикнуть, предупредить его об опасности. Но я не мог. Мое тело не слушалось меня. Оно двигалось по инерции, подчиняясь заданной траектории, не в силах противиться силе собственного замаха.

Я был зрителем в собственном кошмаре, бессильным остановить трагедию, которая развертывалась прямо перед моими глазами. И все, что мне оставалось — это наблюдать, как время истекает, зерно за зерном, секунда за секундой, приближая неизбежный финал.

Но даже в лице неминуемой гибели он не отступил. Инстинкт, сильнее страха и разума, заставил его броситься вперед, защищая девушку своим телом, словно щитом. Он прикрыл ее собой, подставив под мой удар.

Мой меч, наполненный яростью и мощью Ци, встретил неожиданное препятствие. Он пронзил Танзина насквозь, входя в плоть с отвратительным хрустом ломающихся костей и разрываемых тканей. Кровь хлынула из раны, окрашивая в багровый цвет белую тунику девушки.

Я не успел остановить свой замах.

Танзин издал глухой стон, больше похожий на вздох уставшего путника, нашедшего, наконец, долгожданный привал. Кровь толчками вытекала из раны, оставляя на его золотых доспехах темные, зловещие пятна. Его тело обмякло, словно кукла, у которой перерезали нити, и безвольно упало на землю рядом с девушкой, образуя вокруг нее защитное кольцо. Его рука, все еще сжимавшая позолоченный меч, безвольно легла на ее плечо, словно пытаясь защитить ее даже после смерти.

Я застыл на месте, парализованный этим неожиданным поворотом событий. Ошеломленный его поступком. Я готов был к яростной схватке, к отчаянному сопротивлению, к мольбам о пощаде. Готов был увидеть в его глазах страх и отчаяние. Но не это. Не такую самоотверженную, бессмысленную жертву.

Его лицо было искажено гримасой боли, брови нахмурены, губы плотно сжаты. Но в его глазах, уже начинающих гаснуть, не было страха. Только удивление. И… почти облегчение. Словно он, наконец, освободился от тяжелого бремени, которое так долго нес на своих плечах. Словно он искупил все свои грехи, все свое зло этим последним поступком.

Он умер, защищая ее. Защищая ту, кого он считал своим самым мощным оружием.

В моей душе поднялась волна тошноты. Тошноты от собственного бессилия, от осознания всей глубины трагедии, которая развернулась на моих глазах.

Тишина снова опустилась на поле битвы. Густая, тяжелая тишина, словно погребальный саван, накрывший все вокруг. Тишина, в которой было слышно только биение моего собственного сердца, полное боли и раскаяния. Тишина, нарушаемая только хриплым дыханием раненых и шепотом ветра, разносящего пепел и дым.

Битва была окончена. Но цена победы оказалась слишком высока.

Из последних сил я заставил себя опуститься на землю, дрожащими руками опираясь на свой меч. Каждая мышца моего тела ныла от боли, в голове стоял гул, словно от удара колокола, а в груди не хватало воздуха. Я чувствовал, как силы покидают меня, как волна отлива, унося с собой последние капли энергии.

Металлические крылья, которые так величественно несли меня в небо еще несколько мгновений назад, теперь казались невыносимо тяжелыми. С тихим звоном они сложились за спиной, словно усталые птицы, устроившиеся на ночлег. Я упал на колени, не в силах больше держаться на ногах, и опустил голову, чувствуя, как пот струится по моему лицу, смешиваясь с кровью и пылью.

Мир вокруг меня поплыл, цвета потеряли свою яркость, звуки стали приглушенными и неразборчивыми. Я видел мелькающие перед глазами тени — силуэты воинов, руины зданий, обломки оружия — но не мог разобрать их ясно. Я чувствовал, как на меня накатывает волна темноты, затягивая меня в свои объятия, обещая забвение и покой.

Но даже сквозь эту нарастающую тьму, сквозь гул в голове и боль во всем теле, я знал, что битва выиграна. Мы победили. Танзин мертв. Арантея была спасена.

Это осознание наполнило меня чувством глубокого удовлетворения, сладкой горечью победы, купленной слишком дорогой ценой. Я сделал то, что должен был сделать. Исполнил свое предназначение.

Мир вокруг расплывался, края сознания таились во тьме. Но даже сквозь нарастающую слабость я пытался уцепиться за последние обрывки мыслей, за неразрешенные вопросы, которые жгли меня изнутри. Битва с драконицей… она не выходила у меня из головы.

Ее атаки были мощными, да, но в них не было настоящей злобы, настоящего желания убить. Скорее, это была защита, отчаянная и беспорядочная. А ее глаза… в них я видел не ярость врага, а страдание. И тот крик — «Предатель!». Что он значил? Что она хотела сказать?

«Может быть, она совсем не была моим врагом?» — Эта мысль, словно молния, вспыхнула в моем сознании, осветив мрак сомнений. Чем больше я вспоминал нашу битву, тем сильнее утверждался в этой мысли.

«Может быть, она была жертвой Танзина, орудием в его руках, так же, как и я был орудием в руках Тинг?» — Эта мысль была горькой, как яд, но от нее невозможно было отмахнуться. Танзин был мастером манипуляций, он мог использовать любого в своих целях. А драконица… она могла быть слишком молода, слишком наивна, чтобы противостоять его воле.

«И возможно, она пыталась предупредить меня об опасности, защитить от чего-то?» — Но от чего? От кого? Эти вопросы вихрем крутились в моей голове, не находя ответа. Слишком много загадок, слишком много непонятного.

Все в этой истории было пропитано ложью и предательством. Я пришел сюда, чтобы отомстить, чтобы восстановить справедливость. Но что, если я все это время был пешкой в чужой игре? Что, если мои действия привели лишь к еще большему злу?

Я устал. Устал от битв, от боли, от этого вечного поиска истины, который приводил меня лишь к новым вопросам, к новым сомнениям. Я мечтал о простом счастье, о мире, где не нужно сражаться и убивать. Но этот мир казался таким далеким, таким недостижимым.

Последнее, что я увидел, прежде чем темнота окончательно поглотила меня, было лицо Ян. Она склонилась надо мной, ее глаза блестели в сумерках, словно две яркие звезды. В них были слезы. Слезы радости и облегчения.

И в этих слезах я увидел отражение своей собственной победы. Отражение надежды на новое будущее, которое мы выиграли для Арантеи.