Как же я истосковалась по его рукам… По уверенным и бережным движениям, когда он вот так подходил ко мне сзади ещё во дворце, когда я читала, или смотрела в окно в его берлоге.
— М-м-м… Дамиан… — промурлыкала я, потягиваясь всем телом, чувствуя его сильные чуткие пальцы в своих волосах.
— Соскучился, — тихо выдохнул он, выразительно прижимаясь ко мне бёдрами, давая почувствовать твёрдость своего желания.
Я оглянулась, задышала чаще от вида его обнажённого рельефного тела, потёрлась о него ягодицами, и тут же была прижата крепким телом к гладкому широкому стволу дерева.
— Дамиан…
Он собрал мои волосы в хвост, закрутил в жгут и намотал на руку, сжимая у затылка, поворачивая мою голову к себе. Его шёпот обжёг кожу над ухом.
— Так о чём ты думала?
Я попыталась вспомнить, о чём же, а Дамиан тем временем свободной рукой расстегнул две пуговицы рубашки на мне, сдёрнул ткань вбок, обнажая плечо. Он обхватил мою руку над локтем, не давая двинуться, и впился губами над ключицей, обхватывая ртом, лаская языком.
— Если и думала… — выдохнула я, выгибаясь от утончённой ласки, — то уже всё забыла.
— Нет уж, вспоминай, мне важно знать.
Его губы сместились на шею, его руки крепко держали мои волосы и руку. Меня хватало лишь на то, чтобы упереться свободной рукой в гладкий ствол дерева, к которому он меня сейчас прижимал.
— О горном даре… — призналась я, вбирая ощущения.
— И что же ты думала о горном даре, Лия? — спросил он и принялся прикусывать и дразнить языком кожу над ключицей, двигаясь то ближе к плечу, то обводя языком чувствительное место у основания шеи.
— Дамиан! — простонала я его имя, — когда ты меня так целуешь…
— Что ты думала о своём даре? — в голос Дамиана вплелись властные ноты, — отвечай!
Я нахмурилась и дёрнулась, но тут же была вдавлена в ствол дерева его твёрдым мощным телом.
— Я думала, — ответила я, пытаясь успокоить вспыхнувшую злость от его приказа, — что, если я услышу мелодию лунного минерала…
Дамиан отпустил мою руку, повёл широкой ладонью по талии вниз, нащупывая нижний край рубашки.
— Я думала, что если найду… найду его залежи…
Сильные пальцы погладили мои ягодицы, проникли под рубашку.
— Думала, это поможет… погасит напряжённость… в двух королевствах, это улучшит жизнь многих…
Дамиан погладил по щели между половых губ и я протяжно простонала, упираясь обеими руками в ствол дерева:
— Многих людей лучше…
Кулак, стискивающий мои волосы, сместился, вынуждая меня оглянуться на него через плечо. Дамиан отпустил волосы, положил руку мне на горло, придерживая щёку большим пальцем… и накрыл мои губы властным поцелуем, проникая пальцем второй руки между половых губ, растирая по нежной коже проступившую влагу.
Я застонала в его губы, и он усилил напор, захватывая мой рот в томительный плен, подчиняя умелыми движениями пальцев, не давая двигаться, отстраниться, вынуждая полностью подчиниться его рукам, его желаниям.
Дамиан поднял мне рубашку до талии, подхватил мою ногу под колено, открывая меня для себя, уверенно и сильно проник в мокрое лоно, заставляя меня громко и протяжно застонать, выгибаясь всем телом от ярких, пронзительных ощущений.
Он вжимал меня в дерево, удерживая мою ногу под колено, другой рукой за горло, двигаясь размашисто и сильно, вырывая у меня стон за стоном.
— Скучал по тебе, — шептал он, резкими сильными толчками наполняя меня. — Каждый день. Каждую минуту. Злился. Очень злился, Лия.
— Почему? — едва соображая от его глубоких проникновений, спросила я, — Почему?.. Злился? На кого? На меня?
Он ответил не сразу, сместил руки мне на спину, задрал рубашку и вдавил меня в ствол дерева, ускоряясь.
— На себя, Лия, — снова вжимая торсом меня в ствол, усиливая толчки, выдохнул он, — на себя. За то, что отпустил. Позволил. Сам отдал Рэналфу. Чуть с ума не сошёл. Без тебя. И сейчас схожу. С ума. От тебя.
Снова его рука в моих волосах сжала длинные пряди в кулаке. Снова его жёсткие пальцы между нижних губ очертили нестерпимо чувствительную точку. Снова он поменял темп, заставляя меня вцепляться пальцами в ствол дерева и стонать, стонать, стонать от всего, что он делал со мной.
— Истосковался, Лия, — говорил он мне на ухо, вплетая свой низкий хриплый голос в мои стоны, — думал сдохну от тоски. Не знаю, как держался. Без тебя. Сколько раз хотел спалить леса. Найти тебя. И вот так. У каждого дерева. Чтобы стонала на весь лес. А потом говорить с тобой. Слушать твой голос. Смотреть, смотреть в глаза. И снова ласкать.
— Дамиан… — протяжно простонала я, срываясь в длинный, сладостный экстаз, бурно содрогаясь всем телом в его руках.
— Моя Лия! Какая ж ты на пике. Сладкая, — прошептал он.
Он остановился, пережидая мою разрядку… когда я затихла, добавил со странной интонацией:
— Всё же моё имя стонешь.
Я млела в его руках, пока до моего затуманенного сознания не дошли его слова. Я застыла.
— Что? — окаменев, прошептала я, и уже громче спросила: — Что значит, твоё имя? А чьё ещё?!
Дамиан отстранился, повернул меня к себе, я упёрлась в тёмный холодный взгляд, леденея от его вида, таким бесстрастным и чужим он выглядел сейчас.
— Я думал, Рэналфа, — пристально вглядываясь мне в глаза, усмехнулся он. — И сейчас, признайся, о Рэналфе думала? Не о горном даре?
Я натурально потеряла дар речи. Всё тело, звеневшее от удовольствия, неуклонно затапливало ураганом обиды, ярости, и предки ведают ещё чего нераспознаваемо ужасного.
Ладонь обожгло — я со всего маху влепила Дамиану пощёчину.