Обреченные на вымирание

Глава 8. Стычка (1)

Мы взяли курс на Воронеж. Я удобно устроился в кресле и наблюдал, как удаляется земля, как все на ней мельчает. Вдруг меня прострелило от макушки до копчика, я воскликнул:

- Андрей, у них же есть второй самолет, они кинутся в погоню!

Андрей спокойно улыбнулся:

- Не менжуйся, старичок, все в ажуре. Пока ты выруливал из ангара, я ножичком покромсал баллоны на одномоторнике. Взлететь скоро не смогут. Да и наручники еще надо расковырять.

В очередной раз я восхитился предусмотрительностью моего нового…, наверное, еще пока товарища.

- У них телефон есть, - вспомнил я.

- Что за телефон?

- Стационарный, на проводе.

- На проводе, говоришь? - былая веселость испарилась с лица Андрея. - Рабочий?

- Да.

Разговор на этом угас. Внизу проплывали лоскуты полей, ниточки проселочных дорог, в зеленом море тонули крыши домов. Голубое, доброе небо вбирало в себя все неприятности и тревоги. В душе воцарились мир и покой. Чувствовал я себя превосходно, растекся по креслу в дремотной лени, как разогретый пластилин по баночке.

Спустя час мы увидели блестящие сферы ангаров, неподалеку замершие в ряду самолеты, темную полосу воды, подтопившую восточную оконечность аэродрома, и вплотную подступившую к взлетной полосе.

- Держи штурвал, - вдруг сказал Андрей и, убедившись, что я взял управление на себя, прошел в салон. Через минуту он вернулся с бутылкой воды. Предложил мне, я отказался. Напившись он проговорил:

- Давай, Михалыч, туда. Видишь памятник, рядом вытянутое здание? Наверное, штаб. Справа широкая дорога, на нее сядем. Сможешь?

Я пожал плечами. Раньше конечно бы смог, но столько лет без практики...

- Ты, прав, лучше я. - Он поставил бутылку в подстаканник, взялся за рукоятки. Летели уже над аэродрома, когда правый двигатель вдруг зафыркал, словно подавился костью, закашлялся и заглох. Андрей быстро посмотрел на меня.

- У меня не было времени испытать его, - оправдывался я. - Шурум - гад, постоянно висел над душой.

Андрей, казалось, меня не слушал, сосредоточился и тянул машину на одном моторе. Я заткнулся и энергично шевелил мозгами, предполагая возможные поломки.

Андрей посадил самолет жестче, чем на «Восточном» и не на дорогу, примыкающую к штабу, а на поросшую взлетную полосу. Остановились у огромного ангара.

- Давай, Михалыч, здесь разбирайся, а я в штаб, пороюсь в бумагах. Сам на крыло залезешь?

- Конечно, - с готовностью ответил я. - Послушай, Андрей, я пока не знаю, что случилось, но неисправность, что была раньше, я устранил. Честно тебе говорю. У меня не было возможности проверить и обкатать двигатель. Эти чешские моторы капризные, а у меня ни схемы, ни характеристик…

- Не парься, старичок, я знаю, что ты лучший механик во всей округе. Все нормуль. У тебя руки заточены под это дело.

- Правда? - я взглянул на свои руки.

- А то, - больше не сказав ни слова, Андрей развернулся и пошел по направлению военного городка. «Другой бы отматерил, слюной забрызгал, а может и треснул даже, - подумал я, - а он «…не парься, старичок…»». С готовностью оправдать надежды я посмотрел на лашку, растопырил и пошевелил пальцами, как ковбои перед выстрелом. Угрожающе двинулся на самолет, но не сделав и пары шагов, вспомнил, что у меня нет инструмента: «Черт тебя дери, старичок», выругался я и обернулся.

Андрей шел по полю, утопая в траве, лишь плечи и голова плыли над покачивающимся зеленым морем. Я открыл рот, чтобы ему крикнуть, что нечем чинить, но передумал. Вкралась надежда, что в самолете, возможно, имеется шанцевый инструмент. И я - таки не ошибся. Свернутый в гибкой упаковке из кожзаменителя он аккуратно лежал под моим сидением. Выбор не ахти какой, но набор торцевых ключей и пара отверток имелись.

Чтобы открутить боковой щиток на двигателе и добраться до его внутренностей, необходима стремянка высотой в полтора - два метра. Конечно, можно и с крыла поизвращаться, но это не дело. Я осмотрелся и не найдя ничего подходящего, заглянул в ангар. Он оказался пустым, как консервный склад после налета мародеров. Припаркованный у боковой стены бортовой ЗИЛ оказался как нельзя кстати. Напрягая мышцы и воображая себя Голиафом, я отворил тяжелые ворота. Затем запустил уцелевший двигатель и без труда закатил самолет в ангар. Поставил его так, чтобы неисправный мотор оказался ровнехонько над кузовом машины.

Я работал в застоялом, пыльном полумраке, зажав в зубах фонарик, то и дело, всасывая вытекающие из краешков рта слюни. От дела меня отвлек далекий гул. Тревожные колокольчики задребезжали в голове все разом. Я вытащил изо рта фонарь, выпрямился и прислушался. Звук усиливался.

С нарастающей в груди тревогой я спрыгнул с ЗИЛа и подбежал к воротам. В небе на высоте примерно полутора тысяч метров и на удалении, около пяти летел одномоторный самолет. По раскраске узнал в нем «мульку». Курсом «Слинг» шел прямо на аэродром. «Нас ищут!», от этой догадки стало дурно. Я посмотрел на часы: «Два с половиной часа. Быстро они». Притворил створы, сквозь щель, стал наблюдать за приближающейся машиной.

Слинг пролетел над аэродромом, чуть правее ангара, над рядом серебристых бомбардировщиков и ушел на восток. Я проводил самолет взглядом, перекурил, распахнул створы и вернулся к работе.

Через пять минут прибежал запыхавшийся Андрей.

- Что с лашкой?! - громко спросил он на входе.

- Что-то с бензонасосом. Сейчас откручу - станет ясно. Но это не то, что я раньше ремонтировал, там было с жи…

- Михалыч, как скоро починишь? - на лице Андрея лежала тень беспокойства, на лбу выступила крупная испарина.

- Точно не скажу, полчаса, может, час. А что случилось?

- Видел самолет? Ищут нас. Обманнка не сработал.

Андрей наморщил лоб, помолчал, затем продолжил уже бодрым голосом:

- А ты молодца, ловко придумал с ЗИЛком и самолет спрятал. Они нас не заметили.

- Что-нибудь в штабе нашел? - спросил я, зардевшись.

- Ничего особенного. Пойду, прошвырнусь по автопарку, он здесь рядом, бензин посливаю, - Андрей посмотрел на часы. - Через час вернусь, будем надеяться починишь птаху.

Он ушел, а я продолжил возиться с бензонасосом. Как и предполагал, проблема заключалась в подаче топлива. Я исправил неполадку, запустил двигатель, убедился, что он работает нормально, после чего заглушил, прикрутил кожух на место. Вытер о тряпку масляные руки, посмотрел на часы. Андрей отсутствовал уже около полутора часов. Я занервничал, нехорошее предчувствие змеей шевельнулось в груди: «Если не далеко, какого рожна так долго?».

Еще пять минут постоял у входа в ангар, вглядываясь поверх колышущегося разнотравья в малоэтажные армейские постройки, после чего отправился на поиски Андрея. Солнце стояло в зените и пекло нещадно. Я пересек поле, вышел на потрескавшуюся асфальтированную дорожку, которая вывела меня к бетонному забору с отвалившейся калиткой. За ограждением на обширной площадке из дорожных плит стоял длинный ряд брошенных заправщиков, изъеденных ржавчиной, пыльных, с битыми фарами, с выгоревшей краской. Словно брызги зеленой лужи, из-под спущенных баллонов выбивалась сочная трава. Удручающая атмосфера запустения и времястояния обволакивала, заключала в топкие объятия, словно трясина, через глаза проникала в голову, пускала корни, ввергая в апатию и оцепенение. Казалось, ноги прирастают к асфальту и если простою еще минуту, больше уже не сдвинусь, останусь ржаветь навечно с мертвыми бензовозами. Я вздрогнул и быстрым шагом пошел вдоль длинного ряда железного хлама, заглядывая в промежутки между машинами.

Взгляд задерживался на баках. Все они были открыты, где крышки висели на цепочках, где лежали сверху. Я прошел больше половины парка, когда в очередном промежутке между КрАЗами увидел распластавшегося Андрея. Рядом валялась опрокинутая канистра, от открытой горловины под машину тянулось темное сухое пятно. В воздухе висел едкий запах бензина.

Сердце мое учащенно забилось. От неожиданности и испуга я оцепенел. Несколько долгих секунд стоял истуканом и всматривался в Андрея, затем кинулся к нему. Из уголка его рта стекала слюна, лицо было бледным и спокойным, словно он спал. Ухватил его за руки и перетащил в тень заправщика. Стянул с себя футболку, свернул валиком и подсунул Андрею под голову. Я не знал, что делать дальше, растерялся, словно вдруг оказался на сцене в ярком свете сафитов перед притихшим залом.

Больше всего боялся, что он окажется мертвым. Встал на колени и наклонился ухом к его губам. Долго не мог услышать дыхания. Мешало биение собственного сердца. Наконец, почувствовал легкое, покойное движение воздуха, на щеке и, как будто услышал выдох. Ободренный признаком жизни, попытался привести Андрея в чувство: слегка похлопал по щекам, громко произнес.

- Андрей, ты меня слышишь?! Андре-е-ей, вставай!!

Реакции не последовало, но мне уже не было так страшно. Взял его безвольную руку, на запястье нащупал ниточку пульса. Сердце Андрея билось слабо, ровно. Просидев рядом, некоторое время, мне пришла в голову мысль: принести воды и облить его.

Едва я собрался идти к самолету, как Андрей вдруг повернул голову и открыл глаза. Открыл резко, посмотрел на меня. Он не блуждал мутным взором, осматриваясь по сторонам, а сразу на меня, словно ничего и не произошло, словно лежал в дреме и, едва заслышав шаги, открыл веки. Я чуть было сам не поверил в это, но слюнка в уголку его рта упрямо напоминала о случившемся. Андрей быстро встал, обтер рот и принялся отряхиваться.

- Солнце напекло, - пробурчал он, хотя я его ни о чем не спрашивал. - Или бензина надышался. Башка закружилась... Точно, надышался, - бормотал Андрей, затем посмотрел на часы. - Ты самолет починил?

- Да и уже проверил. Арбайтет гуд, - проговорил я и тут подумал, что Андрей должен был бы услышать работающий двигатель. Значит, отрубился, около получаса назад.

- Отлично. А у меня улов хреновый. Бензина в баках почти нет. Канистру нацедил…там, у забора оставил. Один осадок. Эту не жалко, - он посмотрел на опрокинутую емкость. - Может в Энгельсе повезет. Айда, Михалыч, пора поднимать птичку.

Мы вернулись в ангар, загрузили канистру и выкатились на взлетную полосу. Приятно было вновь оказаться в удобном кресле и ничего не делать. На этот раз оба мотора завелись синхронно и работали ровно. Андрей вырулил на взлетную полосу, разогнался, затем потянул штурвал на себя. Но сделал это раньше, чем самолет набрал необходимую скорость. Лашка оторвалась от земли, немного кивнула вперед, и с трудом стала набирать высоту. На пределе возможностей моторы натужно гудели.

- Как бы на наших летунов не нарваться, - сказал Андрей, все выше забираясь в небо.

- Думаю, на двух моторах уйдем.

Скоро Андрей выровнял горизонт. Счетчик высоты показывал две тысячи метров.

- Бери, Михалыч, штурвал, я сориентируюсь. Держись прежнего курса.

С превиликим удовольствием я выполнил указание. Тем временем Андрей поднял с пола сложенную карту, развернул ее, что-то бубнил себе под нос, вертел головой и явно не тяготился молчанием.

- Сколько до Энгельса? - поинтересовался я через десять минут.

- Километров семьсот.

- А-а-а, - протянул я и спросил, - у тебя там…, на стоянке был припадок?

Андрей отложил карту, сказал.

- Эта хрень началась в тюрьме, после того, как меня избили. Не знаю, по какому принципу она работает и что такое вообще. Сам понимаешь, обследоваться возможности не представилось, даже не знаю от чего и чем лечиться. - Андрей помолчал, затем произнес, - Не парься, Михалыч, это у меня случается редко, но, надо признать, неожиданно. Бамс и я в нокауте. Ты случаем не глумился, пока я того… зависал? - Андрей пристально посмотрел на меня. Я таращился на него, смекая услышанное.

- Нет! Что ты! - возмутился я, переполненный негодованием.

- Шучу я так, Михалыч, - Андрей засмеялся, - вон, там смотри, видишь фермеры.

Он пальцем указывал куда-то вниз.

- Немного опустись, глянем.

Я снизился, после чего выровнял машину. Под нами проплывали квадраты желтых, зеленых, коричневых полей. На краю пашни стояло несколько вытянутых сооружений. Оцинкованные крыши сборных домиков ярко блестели на солнце. Рядом стояло несколько машин сельскохозяйственной техники. По периметру полей угадывались вышки, а присмотревшись, рассмотрел и столбы с проволокой опоясывающие посевы. Я слышал о фермерских анклавах, говорили, что там селятся патриоты. Мужчины и женщины, пожелавшие по собственной воле остаться на земле и обрабатывать ее. В свои общины принимают только здоровых и крепких, не старше сорока лет. Слышал, у них свадьбы бывают и дети рождаются.

Были еще сектанты, которые тоже отказались лететь. Они осели, по большей части, в городах, вблизи анклавов, чтобы сподручнее завлекать заблудших.

- Наверное, где-то поблизости нефтяная скважина и заводик по переработке имеется, - сказал Андрей, вглядываясь в постройки. - Я вот, что подумал, Михалыч. Пока летим, надо повнимательнее, может, какие хутора обнаружатся или воинские части докуда «насосы» не добрались.

«Насосы» это люди, которые разъезжают повсюду со шлангами и канистрами, сливают бензин из брошенного транспорта, цистерн, генераторов потом его меняют на консервы, оружие или женщин. Но кроме «насосов» за горючкой охотятся все, потому что она валюта.

- Сколько нам надо бензина, чтобы заправить лашку? - спросил я.

- Немало. - Андрей скорбно поджал губы. - Полторы тысячи литров. Если прикинуть расход, где-то литров сорок на сотню. - Он вгляделся в датчик топлива. - На оставшихся тысяча двести мы сможем пролететь три тысячи км. Расстояние приличное.

Андрей встал, пригнулся, придерживаясь за перегородку, прошел в салон, покопался в сумке, вернулся с GPS навигатором.Поднял карту и погрузился в вычисления.

- Черт, - с раздражением заговорил он минуту спустя, - джипер не пашет. Спутник, наверное, с другой стороны. Надо подождать.

Андрей отложил аппарат и зашуршал картой, разворачивая ее целиком. Мы погрузились в бессловесный штиль, пока я не увидел реку и не привлек его внимание.

- Андрей, глянь.

Волга разлилась, стала неимоверно жирной и напоминала вытянутое, длинное водохранилище. Саратов ушел под воду, лишь частный сектор на восточной окраине, словно утопающий, из последних сил карабкался на берег. Северная и западная части Энгельса тоже оказались под водой. До аэродрома река не дотянула буквально сотня метров.

Вдоль взлетной полосы в ряд стояли два десятка стратегических бомбардировщиков. Жалкое зрелище, я вам скажу, монстры, созданные для заоблачных высот, для решения стратегических задач, стояли на приколе ненужной грудой металлолома.

Андрей отложил карту, хотел было взяться за штурвал, но передумал.

- Михалыч, давай сажай ты. Сколько уже можно в учениках ходить? Смотри, сделай небольшой вираж, - Андрей ладонью показал маневр, - и заходи ровнехонько на левую полосу. Когда посадишь, прокатись мимо стратегов. Наш бомбер поищем, потом подрули туда, - пальцем указал на здание, примыкающее к плацу с трибуной, - там, скорее всего штаб. Делай все, как всегда, не волнуйся, я тебя подстрахую. Штурвал тяни мягко, не дергай.

У меня получилось и очень даже недурственно.

- Во, во, Михалыч, мастерство не пропьешь! Я лучше бы не смог!

- Правда?

- Богом клянусь, ну все, давай вылезаем и чешем в штаб. Время не ждет.

Окрыленный успехом, раз за разом прогоняя в памяти филигранную посадку, я выпрыгнул из кабины. Достал сигареты, закурил. Давно, знаете ли, не был так доволен собой. Удивлялся, как это у меня получилось так гладенько, после шести-то лет. «А движок? Не подвел, стервец! Пел песню, не останавливаясь и не фальшивя. Тоже моих рук дело». Мне было так хорошо, что я едва не пищал. Улыбка растянула мои губы до ушей.