Обвинение в убийстве

30

Тим сидел на лесенке на игровой площадке у школы Джинни. Его ноги упирались в алюминиевую перекладину, рука сжимала лежащую на коленях бутылку водки. Качели покачивались от ночного ветерка. Воздух пах корой и асфальтом.

Последний раз он был здесь в воскресенье, в свой выходной. Джинни оторвала его от стрижки лужайки и заставила отвести ее сюда, чтобы еще раз изучить два турника, которых она боялась. Джинни обходила турники, осматривая их со всех сторон, как лошадей, которых надлежало оседлать. Когда он спросил ее, хочет ли она попробовать, она покачала головой, и они пошли домой, держась за руки.

Тим вдруг обнаружил, что идет, глядя на землю у себя под ногами. Потом он оказался на крыльце своего дома и понял, что звонит в дверь.

Послышалось какое-то движение, дверь открыл Мак. Маку потребовалась секунда, чтобы узнать его и убрать руку с «Беретты», заткнутой за пояс пижамных брюк.

– Мне надо в комнату Джинни.

– Послушай, Рэк, я не уверен, что это…

– Видишь пистолет в своей руке?

Мак кивнул.

– Лучше отойди в сторону, или я заберу его у тебя и заткну его в твою поганую пасть.

У Мака искривился рот, и он то ли глотнул, то ли судорожно вздохнул:

– Ладно.

Тим распахнул дверь, и Мак сделал шаг назад. Дрей шла по коридору, завязывая банный халат.

– Что ты…

Он опустил голову, проходя мимо нее, и, оказавшись в комнате Джинни, закрыл за собой дверь.

Тим слышал, как Мак и Дрей разговаривают на другом конце коридора, но он был слишком пьян, чтобы звуки сложились в слова. Он обвел мутным взглядом комнату, гору плюшевых зверей в углу, плиссированный зонтик, венчающий розовую лампу, которая бессмысленно светилась в темноте. Свернувшись на кровати Джинни, он понял, что все еще держит в руке бутылку водки. Последнее, что он помнил перед тем, как уснуть, было то, как он аккуратно поставил бутылку на пол, чтобы не разлить.

Когда Тим проснулся, ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, где он находится. Он лежал, свернувшись в позе зародыша на маленькой кроватке. На другом конце комнаты лицом к нему сидела Дрей. Слабый серый свет раннего утра, изрезанный полосками жалюзи, падал на ее лицо.

Он посмотрел на незапертую дверь, потом на Дрей.

– Прости. Я пойду.

– Не уходи, – сказала она. – Пока.

От ее взгляда ему стало не по себе, и он начал изучать желтые и розовые цветы на обоях.

– Вчера ночью ты плакал.

Он зажал рот руками, потом выдавил:

– Прости.

– Не смей извиняться за это.

– Я не знаю, что делать, как уменьшить боль. Должно быть что-то, какая-то отдушина. Если этого нет, если ни суд, ни закон ничего не могут, что нам остается?

– Скорбеть, глупый. – Она подождала, пока он поднимет глаза. – Тим. Мы не жертвы. Мы родственники жертвы.

Он вникал в это несколько минут, потом тихо сказал:

– Это чертовски глубокое понимание проблемы.

Дрей медленно вздохнула, как будто готовилась войти в воду:

– Сегодня я в первый раз пошла в продуктовый магазин. Делала покупки не на троих, даже не на двоих. Я не пошла в ряд с конфетами, потому что Джинни, ну знаешь… Я купила меньше продуктов, только для себя, подошла к кассе, и у меня получилось тридцать с чем-то долларов. Так мало, что я чуть не разрыдалась… – Ее голос дрогнул. – Я не хочу делать покупки для одной себя.

Он почувствовал, как по телу разлилось облегчение:

– Андреа, я… – Он вдруг резко сел. – Подожди минуту. Ты не ходила в магазин в день перестрелки в «Марциа Доме»?

– Я не могла даже с дивана подняться. А в чем дело?

– Аист сказал, что именно в тот день он залез к нам и поставил жучок в мои часы. Я их оставил дома.

– Не может быть. Я была здесь целый день. Они, должно быть, следили за тобой дольше. Ты знал, что они манипулируют тобой с самого начала…

– Я должен поговорить с Дюмоном. Ему можно доверять.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Шкурой чувствую.

Дрей продолжала сидеть, прислонившись к стене и глядя на него влажными глазами.

– Иди сюда, – сказал он.

Она поднялась, хрустнув коленками, подошла к кровати Джинни и легла, положив голову ему на грудь. Он протянул руку и за затылок притянул ее к себе. Она прижалась к нему, как животное, как ребенок. Они молчали, дыша в едином ритме.

– Я чувствую себя так, словно мы только что нашли друг друга, – сказал Тим.

Телефон в переднем кармане его джинсов завибрировал. Дрей отодвинулась от него; ее колени и локти упирались в матрас, а подбородок лежал у него на животе.

Он открыл телефон:

– Да.

В голосе Митчелла звучал вызов:

– Объект на десять-двадцать.

– Хорошо. – Тим закрыл телефон, наслаждаясь последними мгновениями отдыха, чувствуя, как в нем поднимается желание.

Она подняла брови. Он кивнул. Она отстранилась от него и встала, поправляя юбку.

Он отчаянно хотел прижаться губами к ее рту, но боялся, что не сможет остановиться. Он должен был быть на другом конце города, и ненавидел себя за это.

Когда он проходил мимо нее, они потянулись друг к другу и сплелись в тесном объятии.

Это было все, что он мог себе позволить.