Так, а какое мне крыло? Точно не правое. В правом Антонина Сергеевна, а под ней — сумасшедшая тётушка Маша. Может быть она и не сумасшедшая, но один шишак у меня на голове есть, потому в этот «приют летающих… всего» я не пойду. Мало ли, чем мне ещё в голову прилетит?
Нет, у Елизаветы Павловны последняя дверь слева, точно помню.
А! Хоть что-то помню помимо сериалов, радость-то какая! И жена ушла, ну что ты будешь делать? Вот как ей потом доказать, что я не совсем беспамятливый? Или это я так крепко башкой в кровать шондорахнулся, что вспоминать начал всякое?
Постояв перед дверью минуту-другую и выждав, пока вся эта чушь выветриться у меня из мозгов, я несмело позвонил и стал смиренно ждать. За минувшие сутки я уже убедился, что далеко не все бабули прирождённые спринтеры — некоторых приходится по долгу дожидаться перед дверью.
Я и ждал. Особенно вспомнив про почтенный возраст и походку Елизаветы Павловны. Минуту ждал, три, десять… К двадцатой уже ткак-то утомился. Наверно, закурил бы даже, но я к этой дряни не притрагиваюсь. Тем Киру и взял в своё время, что единственный некурящий был!
Утомившись, я закономерно позволил себе позвонить в дверь второй раз. А за ним сразу и третий — вдруг, Елизавета у нас на ухо слаба, а не на ноги? Стоп, так она ведь и жаловалась, что ей девятый десяток пошёл и что ходит неспешно…
Но это ведь не значит, что слух у неё хороший. Скорее как раз наоборот! Значит, позвоним ещё разок. И ещё несколько.
К исходу получаса я уже начал откровенно волноваться: возраст действительно почтенный и приличный, во всех смыслах, потому мало ли, что с ней могло случиться? Так разошёлся, что по вчерашней привычке начал колотить в дверь.
И опять сработало! Правда опять — как вчера. Послышался голос от соседней двери по лестничной клетке:
– Ты прекратишь дубасить или нет?! Я сосредоточиться не могу!
– Простите, я… я волнуюсь просто. Зашёл вот к Елизавете Павловне, а достучаться не могу. Она как Валентина Николаевна, на «матрац» ходит?
– О, и ты уже в курсе? – с усмешкой протянула дама из-за двери, но почти сразу её открыла. – Значит, свой.
«Интересно, а помимо женщин преклонных и не очень лет на этом этаже живёт хоть кто-то?» – промелькнула у меня в голове наглая мысль, вызвавшая предательскую ухмылку.
Дамой оказалась женщина лет сорока на вид, может быть самую малость старше. Рослая блондинка в молодёжной, яркой футболке и джинсах, даже обутая в яркие кроссовки, но при этом почему-то опиравшаяся на старческие «ходунки». К ней сразу возник ряд вопросов. Тем не менее, не смотря на любопытство, спрашивать её я ни о чём не стал, сочтя буквально все из них бестактными.
Вместо этого я решил представиться, своего рода. По-соседски.
– Да, я сосед из сто двадцать шестой, Борис. Вчера… Антонине Сергеевне плохо стало, так я пока «скорой» помогал — едва не со всеми перезнакомился. Вот, только Вас стороной обошёл, выходит.
– Да не выкай, не люблю, – с искренней улыбкой отмахнулась дама, поудобнее перехватившись за «ходунки», оперевшись на центр. – Меня Марина Владимировна зовут, можно просто Марина.
– Очень приятно. Я Борис, можно просто Боря.
– Борь, а не поможешь инвалиду немного?
– Да без проблем! А где он? Супругу вашему помощь требуется?
– Льстец… да мне же!
– А… а вы инвалид?
– Да ладно?! Не видно? Значит, действительно хороший протез сделали, незаметный. У меня ноги правой нет.
После этих слов я не мог не увидеть, равно как и перестать замечать: её правое бедро действительно смотрелось каким-то припухлым, а с внешней стороны сквозь джинсы угадывался какой-то ремень, или нечто ему подобное.
– Простите, я…
– Ой, прекрати! Мы так до утра расшаркиваться будем. Иди за мной, покажу, что помочь, – она чуть неловко развернулась на ходунках, обстукивая ими вокруг себя и, начав резво ими перебирать, довольно споро пошла вглубь квартиры.
Прикрыв входную дверь, я поспешил следом.
– Обычно сын помогает со всем, но он ушёл с какими-то бумагами моими разбираться, а мне ждать не хочется, – призналась женщина. – Тут не трудно, ты не переживай. Впрочем, мне — трудно. Потому я как тебя услышала — так обрадовалась! Кстати, а чего ты к Лизе так трезвонил?
Она остановилась перед дверью в комнату и повернулась ко мне, ожидая моего ответа. А, нет — ей ходунки не позволяли дверь открыть. Впрочем, она всё равно не спешила.
– А, простите за это, – мне действительно было стыдно, что побеспокоил её и я принялся оправдываться. – Я просто волновался, как бы с ней чего не случилось. Ей ведь девятый десяток, как она сказала, потому когда она не открыла, да вспомнив вчерашнее… извините, в общем. Вы не знаете, что это может быть?
– Знаю, – с какой-то ироничной грустью протянула Марина, пропуская мимо себя дверь, но не давая ей полностью раскрыться. – Можно сказать, что и случилось. Да расслабься! В санаторий она уехала по путёвке от СОБЕСа, или кто там их теперь выдаёт… Четвёртого мужа искать будет.
– Вы… шутите? – опешил я.
– С чего бы? За третьего она в восемьдесят вышла, чем многих вдохновила! И меня в том числе, врать не буду.
– А… – я с огромным трудом переваривал услышанное. Санаторий?! Да пропади оно всё пропадом, какой ещё санаторий?! – А что за санаторий вы не знаете, Марин? А то мне очень нужно кое-что у неё узнать.
– Знаю. «Санаторий на месте деревни Осмычка, Тульской области». Её слова. Столько раз повторила, что мне аж в память врезалось. Это на электричке до Тулы… впрочем, если действительно планируешь туда поехать — лучше на утренней отправляйся, часиков в пять утра выезжать. Иначе там заночевать придётся, дорога-то не ближняя. А Лиза женщина незамужняя, она ведь и оставить может! – дама хихикнула. – Да успокойся, я шучу просто. Мы частенько так, по-соседски. Лечиться она да развеиваться в санатории эти ездит, на самом деле. То и дело по всяким катается. В прошлом году вот на Красную Поляну ездила, например. А весной в Вирие отдыхала, не то в Марфино, по Московской области. И всё по бесплатным путёвкам. Хотя, может и ищет, чего это я? Одной скучно, как не крути. Дети у неё повзрослели, разъехались…
Она широко распахнула дверь и неспешно направилась в комнату. Когда дверь открылась, я вновь опешил. Теперь уже от вида комнаты.
– Аэ… Марина, а у меня невольно возникает вопрос…
– Понимаю. Попробую объяснить: это результат заботы государства в купе с врождённой бережливостью. Не сочти за иронию, сейчас всё поясню. Я же инвалид, поскольку нога, диабет,… и всё прочее… не важно, опустим. И государство мне, как инвалиду, предоставило новые: плиту, холодильник, стиральную машину… а к ним микроволновку, телевизор и ноутбук. А старые-то, которые были прежде, они не такие уж и старые. Они из строя выходили, мы потому и обращались за этой помощью, но сынок у меня рукастый и со временем смог всё починить… Вот и приходится держать, пока на дачу не вывезем. До весны будет стоять, как не крути. Ещё муж бывший, Серёжин папа, переезжал и тоже подсобил: он на квартиру с мебелировкой перебрался, потому свою мебель, «ещё хорошую и не старую», приволок к нам сюда, что бы вместе с прочим — на дачу. Вот, короб огромный позади холодильника видишь? Это от его кровати как раз. И, собственно, второй холодильник и вторая «стиралка» — тоже его. Машинке года нет, холодильнику всего два. Выкинуть рука не поднимется. Тем более, что на даче всему лет по пятьдесят и всё на ладан дышит. Вот и приходится ютиться. Хорошо комната свободная есть и места хватает.
Я переводил ошалелый взгляд по «предметам интерьера»: монструозные холодильники, возвышавшиеся над айзбергоподобными стиральными машинками, на не весть как попавшую в жилую комнату газовую плиту и на коробки, громоздившиеся поверх всего этого едва не до потолка. Нет, ну,… ну логично даже, не спорю. И полгодика вполне можно потерпеть. Главное, что бы на дольше не затянулось, а то может войти в привычку.
– И что, правда государство помогает?
– Помогает, – уверенно подтвердила женщина. – И ходунки выдали вот, и пару колясок инвалидных — домашнюю и для прогулок, и вон сколько бытовой техники! Конечно, кое-что подождать пришлось, но не сказать что долго. Коляски второй сразу не было, партия в пути задержалась. Но ничего, мне позвонили, как всё пришло и сразу сын всё получил. Протез, кстати, тоже за счёт государства, а он почти полмиллиона стоит! Два протеза: обычный, и «для купания», в котором в душ ходить можно.
– И оба — по пол миллиона?
– Ну да, около того, – закивала женщина и начала озираться, словно бы что-то ища. – Тут где-то даже бумаги с точными цифрами есть, если любопытно. Семьсот восемьдесят… три, кажется, тысячи последний протез стоил.
– Последний?
– Разумеется! Их же менять надо периодически. И всё — за государственный счёт. И коляски новые выдают периодически, и прочее. Лекарства, опять же, анализы разные и обследования в поликлинике. Ну, это само собой, но всё же.
– Ну, кому само собой, а кому и не очень, – с грустью усмехнулся я.
– Нет, вам-то ясно не выдают, но вы ещё молодые, вам до лекарств далеко, а мне сын целыми пакетами приносит запасы, не хуже как за продуктами ходит.
– Вы правы, но я не об этом. Я просто недавно одних товарищей слушал в интернете и они обсуждали и радовались, как им хорошо в их стране живётся, в Японии: пришлось в больницу сходить, там перевязку сделали, укол от столбняка поставили, или что-то вроде того да кровь на анализ взяли. И за всё за это взяли всего-то двести долларов, когда в Америке за то же самое пришлось бы все две тысячи выложить! А я слушаю и даже этой радости понять не могу, ведь у нас всё это совершенно бесплатно. Можно и платно, само собой, но просто как возможность именно — есть же! А там даже для граждан страны такое не задумано ни в каком виде.
– Ой да, тут ты совершенно прав, Борь! У меня подруга в Норвегии живёт, так ей не то что лекарства не выдают — она их купить не всегда может! И это в Норвегии, богатейшей и лучшей для жизни стране Европы. У неё муж диабетик, ему таблетки постоянно нужны, так их сын полстраны околесит пока их сыщет.
– Да уж, что не говори, а страна у нас хорошая, – решил подытожить я. – А кто считает иначе — плохо знает, что в других твориться.
– Хорошая, да. Хотя и нюансов хватает, уж будем честны. Сколько же бумаг нужно собрать, что бы всё это оформить и получить… Впрочем, в последнее время уже значительно меньше, всё стараются упростить и автоматизировать. С другой стороны, в области не факт, что всё так радужно, даже если и должно быть абсолютно так же. Но дай вам Бог, Боренька, никогда этого не узнать, ни про бумаги, ни про протезы с лекарствами, ни всё прочее.
– Согласен, Марина Владимировна, золотые слова!
– Прошу вас: просто Марина!
– Хорошо, Марина. Так что от меня требуется, чем я могу помочь?
– Мне холсты мешают, я пройти не могу, – она смущённо кивнула куда-то за себя.
Проследив за её взглядом я увидел у её ног стопу приваленных к холодильнику, упакованных в полиэтиленовую плёнку связок холстов. Художественных холстов, сиявших белизной и натянутых на деревянные рамы. Взгляд предательски зацепился за этикетку на одной из упаковок и мозг тут же покорился, поправив сам себя — на подрамники!
В любом случае, холсты покоились на жёстких деревянных каркасах, их было много и они действительно перегораживали проход в дальнюю часть комнаты, где, рядом с заваленным множеством тюбиков с красками и кистями столом, стоял высокий мольберт с установленной на нём начатой картиной.
– А вы художница, Марина?
– Скорее любитель, – смущённо поправила меня женщина, заливаясь румянцем. – Я с детства мечтала заниматься живописью и вот, на пенсии осуществляю свою давнюю мечту, не взирая ни на травму, ни на остальное.
– А разве отсутствие ноги мешает рисовать? – усмехнулся я,… и тут же осознал, что ляпнул. – Простите пожалуйста! Я не…
– Ничего. Речь о другой травме. Травме глаза, ещё в восемнадцать. И после микроинсульта упало зрение во втором… на самом деле, вижу я далеко не очень хорошо. Хотя сын называет это ёмким термином «хреново».
– А как же вы пишите?! – искренне изумился я. Уверен, не я один, а все, кто с ней знаком, задаются тем же вопросом.
– Сын предлагает отвечать дежурной шуткой: «Руками!», – подтвердила мою догадку о частоте вопроса женщина. – Хотя скорее уж носом. Принюхиваюсь, приглядываюсь, в мощную лупу через мощные очки смотрю, буквально уткнув нос в холст… Получается далеко не идеально, но на подарки друзьям годится. Все хвалят, поддерживают. А мне и приятно, я продолжаю. Вон, в дальнем углу уже видишь сколько готовых картин скопилось?
Я чуть отстранился и наклонился в бок, заглядывая за неё. Дальний угол комнаты был попросту завален штабелями картин — позади стола громоздились друг на друге мощные стопы холстов самых разных форм и размеров, пестревших яркими цветами. В том числе и буквально — в глаза бросалось яркое поле подсолнухов под небом, затянутым свинцовыми тучами, и красочный букет в вазе, написанный на миниатюрном квадратном холсте.
Меня поразило то, что банка, в которой стоял букет на этой миниатюрной картине, была стеклянной. То есть она была нарисованной, но нарисовали её ТАК, что я готов был поклясться: я смотрю на настоящее стекло, какое оно есть у трёхлитровой банки. В сочетании с луговыми травами это смотрелось… надо купить эту картину жене и вопрос с восьмым марта досрочно закрыт. Возможно даже, что не на один год! Нет, едва ли. Но тем не менее…
– Простите, Марина, а вы их продаёте?
– Кого? – вроде бы искренне удивилась она моему вопросу. С чего бы? Вроде очевидный.
– Картины, разумеется. Они прекрасны!
– Ну вы мне льстите, Борис, – она кокетливо засмеялась. – Нет, пока не продаём. Всё прошу сына выложить где-нибудь, а он вечно чем-то занят… Моими делами, бумагами разными и… прочим, потому и возразить-то ему нечего, – она устало засмеялась. – Приходится дарить друзьям.
– Ну, везёт же друзьям, что тут ещё скажешь, – я улыбнулся и развёл руками, словно за что-то извиняясь. – Так, ладно, позвольте я… уберу их.
Меня отвлёк шум из коридора, чётко из-за спины. Обернувшись на это до боли знакомое шуршание фирменного пакета сети универмагов, я встретился взглядом с высоким парнем лет двадцати с небольшим на вид. Картина получалась под стать художнице, конечно, поскольку маслом: я согнулся к холстам, что бы их поднять и убрать с дороги, а парой метров позади в коридоре согнулся её сын, вернувшийся домой и ставивший на пол массивные пакеты с едой. Мы буквально стали отражениями друг друга, комично согнувшись и замерев в немой сцене.
– Мама… а кто это? – с лёгкой тревогой поинтересовался парень, пристально поглядывая на меня.
– Это Боря, наш сосед из сто двадцать... шестой, Борь?
– Всё верно, Марина Владимировна. Здравствуйте, я Борис, приятно познакомиться, – я вышел к пареньку и протянул руку для приветствия. Прекрасно поняв его сомнения, я решил задать довольно специфичный вопрос, который сразу всё прояснит: – Сан Саныча там внизу не видели? Опять загорает под «жигулём» своим?
– Ладно, принято, – кивнул парень и пожал мою ладонь.
– Что, простите? – я милостиво позволил ему исправить ответ на более нейтральный.
– Так точно, говорю, на посту, – новый знакомый не упустил возможности. – Сергей меня зовут, очень приятно, Борис. Какими судьбами к нам?
– Да вот, к Елизавете Павловне зашёл, поговорить хотел, а её не оказалось. Матушка ваша услышала, позвала помочь слегка. Ну, теперь уж вы и сами, я пойду наверно?
– Ну хоть чайку, – парень расставил руки и улыбнулся.
– Нет, ну чайку… – задумчиво протянул я, соглашаясь.
Ну а что? Давняя Русская традиция — чайку за знакомство. Лишь бы не из самовару, да именно чаю. А то если не чай — мне прилетит самоваром, от жены.