Обычный дом

Глава 38 - Застолье

– Сань, ну я понять не могу: ну вот нахрена это было устраивать? – я осоловело икнул и, вновь наполнив вторую рюмку коньяком, придвинул её к призраку, сидевшему на соседнем стуле.

Мы расположились на кухне, хотя могли бы где угодно: не считая разбросанных тут и там вещей квартира не пострадала — мой полтергейст был крайне гуманен, а все «пожары» в квартире оказались лишь иллюзиями.

– Борь, как мужик мужику: можно как на духу отвечу, без утайки? – он наконец выпустил из рук свой тяжёлый шлем, положив его на стол у стены, повернулся к столу всем торсом и начал баловаться с рюмкой, водя сквозь стёкла дымчатыми призрачными пальцами, от чего и напиток начинал пузыриться густым дымом, а то и ненадолго загорался одиноким всполохом пламени. – Ты хоть представляешь, как СКУЧНО?! Ну вот умер ты, и всё. И ни туда, ни сюда. Пропустил момент, закрылись врата. И что дальше делать? Вторые если и будут, то неизвестно ещё когда. И это если он вообще БУДУТ, что далеко не факт, понимаешь? Остаётся, собственно, оставаться, прости за тавтологию.

– Ничего, переживу, – я устало усмехнулся, удивившись его тонким манерам.

– Переживёшь, переживёшь, – дух пожарного раздражённо отмахнулся, передразнив меня. – Задвинь штору. А то чего оно?

Я обернулся к окну. Действительно, уже восход брезжит. А на солнечных лучах мой собеседник становился ещё более прозрачным, да и попросту таял, что его порядком нервировало. Он же предпочитал вести серьёзные беседы оставаясь видимым.

– Ну хорошо, скучно. Но это же не повод людей донимать!

– А как ещё быть? Ну какая у нашего брата призрачного жизнь, ты сам посуди? Мы ж мёртвые! Жизнь на то и жизнь, что она у живых! Да только вы ж не цените… ай, ладно! – он отмахнулся и в одно движение залил в себя стопку коньяку. Ты смотри — призрак-призрак, а туда же! Коньячок уважает, потребляет не хуже Михаила Николаевича, блин. Эдак у меня он скоро кончится.

Тем не менее, вслух я сказал совершенно иное:

– Ну на самом деле, я не до конца понимаю, Саш, поясняй нормально. Сказал А — говори и прочие тридцать две буквы, не жадничай.

– Ой, Боря, душу мне это рвёт, а ты лезешь… а у меня ведь только она-то, душа, и осталась! Ну ладно, давай без копаний, но с примерами. Вот лично тебе интересно будет услышать историю из моей жизни?

– Само собой, – я даже воодушевился такому предложению и невольно подался вперёд, намереваясь слушать.

– А историю всей моей жизни, автобиографию? Со всеми занудными подробностями, разумеется, а не только самые знаковые и яркие сцены.

– Ну… – я уже чуть замялся с ответом, потому решил не юлить. – Ну вот именно твою — думаю, да. Впрочем, зависит от того, на сколько ты будешь акцентироваться на занудных подробностях в своём рассказе.

– Что ж, справедливо. А теперь давай представим: тебе придётся пару лет подряд слушать мою биографию по кругу. С теми самыми подробностями, в случайном порядке лет и событий, без конкретной привязки. И без развития — новых историй в «колчане» уже не появится, ведь я умер! Только уже знакомые.

– Нуууу…. – затянул я, замявшись ещё сильнее прежнего. Тут он меня подловил, конечно.

– Вот тебе и «Нуууу…»! – передразнил меня призрак.

И в тот же миг он резко махнул рукой у себя перед носом, от чего пустая рюмка прокатилась по столу и остановилась рядом с моей, полной. Если он намекает и пытается меня пристыдить, то очень даже зря — я ещё живой и мне свою печень жалко! Я лучше пропущу разок-другой, зато здоровье сберегу. А ему налью, раз уж просит. Ну как же можно — такого гостя, и не уважить стопочкой-другой?

А он меж тем всё не унимался, продолжая свой рассказ о нелёгкой своей доле потусторонней жизни после смерти:

– И вот собрались мы, шестеро. Электрики, братья Иволгины, двое, я, дворник-узбек «Морозко» и Гошка-лифтёр…

– А почему «лифтёр»? – я перебил его неожиданно даже для самого себя, поймав какую-то шальную мысль, подобную электроразряду прямо в мозг.

– В шахту лифта потому что долбанулся, ты верно угадал. Мы его ещё иногда в шутку «плоским» зовём, а братьев — «копчёными», или «фритюром». А узбека «Морозко» кличем потому, что ему сосулькой в голову по весне прилетело. Но ты их так не называй! Они обидятся, наверняка. Да и что я рассказал — тоже не говори, ни к чему это. Ну так вот, собрались мы, значит, вшестером в этом доме. В других домах — другие призраки. Мы к ним не ходим, они к нам… да и вообще, не наши это проблемы, верно? – я кивнул, поскольку Сашке это требовалось, как подтверждение, что я всё ещё слушаю. – И начали мы друг другу байки травить, истории разные. Спать не надо, есть тоже — чем ещё заняться? Ну, по интересным случаям из жизни прошлись, узнали всё друг о друге, и что дальше, спрашивается? Начали вплоть до деталей, до того, что кто и кому на биологии в учебник пририсовывал! Оказалось, все одно и то же — мальчишки ведь. Однако ж мы каждую художественную миниатюру обсуждали по паре дней! Ну, лет на десять нас хватило. А дальше?

– А дальше вам стало смертельно скучно обсуждать всё это в миллионный раз, да и попросту — скучно, – догадался я.

– Разумеется! Хотя, скучно нам стало уже через пять лет полночных бдений. А мне так сразу на месте не сиделось. Меня остальные отговаривали, но я нет-нет, а сюда наведывался. Смотрел на паренька спасённого, на родителей его… Мать всё уверяла, что видела меня. Не могла — я не показывался никогда. Что ж я, изверг, что ли? Я в то время ещё весь в ожогах был, форму менять не обучился толком. Выглядел чисто как этот, из фильма… в девяносто шестом тут жил один, смотрел то и дело этот фильм, девчонок им пугал. Те визжат от этой рожи страшенной, к нему жмутся, а ему, шельмецу, того и надобно! Ну в свитере ещё полосатом, гнусавый перевод такой… не важно, в общем. Морда у меня как раз такая была, потому я не показывался, даже если звали.

– Звали? – изумился я. – Кто звал?

– Ну как кто? Родня. Приходили к подъезду, разговаривали со мной, стенали… не важно, не хочу об этом. В общем, видеть она, мамаша Володькина, меня никак не могла. Но уверяла, что видела. И вскорости себя в могилу и загнала, терзаниями своими. Она ведь себя убедила не только, что меня видит, а ещё и что она виновата! За сыном не доглядела, воспитала как-то не так. Это у них семейная черта, должен сказать. И отец потом так же себя корил, за супругу и за меня, а там и сынок подключился. Я уж пытался как-то помочь, ситуацию исправить, да всё не выходило. А потом вдруг понял: не в семье всё дело, а в квартире этой! Ну как есть она проклятая, вот и изводит народ.

– Слушай, а у меня вопрос возник, – я всё же опрокинул в себя рюмку, что бы заглушить голос разума, твердивший о тотальном маразме всего происходящего. Лучше пользоваться ситуацией, чем попусту противостоять ей в угоду мнимому здравомыслию, а по факту же — вопреки оному. Ну вот когда и кому ещё такая возможность выпадет? Надо пользоваться моментом, и к чёрту предрассудки — вот единственный вариант для здравомыслящего человека! – А когда они умирали, ты с ними поговорить успел?

– Ну, только парой слов — сказал, что зря они себя корили, и что я их виноватыми не считал и не буду, кто бы там что не говорил. Подсказал ещё, что бы не мешкали и шли скорее во Врата, а то мою судьбу разделят. А этому дому призраков и так хватает, с избытком даже!

– Это да, это я заметил, – я невольно ухмыльнулся, снова наполняя рюмки.

– Не ёрничай, – шикнул на меня призрак.

– И в мыслях не было, что ты! Ладно, выходит, ты и нас отсюда спровадить пытался из благих побуждений, так?

– Выходит, – как-то вяло кивнул дух пожарного, при этом не сводя немигающего взора с собственной объятой серо-оранжевым дымчатым пламенем руки. Подумав о чём-то с минуту с пустым взглядом, он дунул на пальцы как на свечи торта. Пламя настойчиво продолжало гореть, вынудив его раздосадовано скривиться. Тогда он дунул ещё раз-другой, пока пламя не потухло.