5. Гордость и предубеждение
Марию точно всколыхнуло. Она, не веря своим ушам, поднесла телефон к уху.
— Сестра! Сестра! Сестра! — закричала она в трубку, вспугнув взметнувшихся с веток ворон.
На том конце линии гулко ухала громкая музыка.
— Красавица! Ты потеряла меня, что ли? А я тут!!! — голос подруги с трудом пробивался сквозь шум, и Мария еще сильнее вдавила телефон к уху, пытаясь расслышать слова.
— Сестра! Ну что же ты не отвечала?!! Я тебе звоню, звоню…, - крикнула Мария в трубку.
— Не слышу! Не слышу тебя, красавица! Перезвони через пять минут. Я на улицу выйду.
И звонок прервался.
Мария ошалело смотрела на свой телефон, словно увидев впервые. Многотонная тяжесть на душе рассеялась, волшебным образом испарилась. Точно внутри нее расслабили упругую пружину, и можно было, наконец, вдохнуть свободно. Девушка с некоторым удивлением вспомнила себя, которая была не больше минуты назад, и не узнавала. Казалось, та Мария была в другом мире, и словно не она даже. Незнакомая, отчаявшаяся девушка на краю, взывающая за помощью к богу. Но теперь, этот звонок вернул ее к жизни, подхватил ее, падающую в обрыв, в самый последний момент, за секунду до столкновения. Подруга не обманула и не бросила ее. Теперь она была уверена в этом. Мария прокрутила в голове их короткий разговор. Голос подруги был привычный и обыкновенный, шутливый, наглый и развязный. В нем не было даже и тени затруднения, даже толики смущения или скрытности, что говорило бы о том, что та скрывает от нее что либо.
Без сомнения, думала Мария, это недоразумение. Сейчас она перезвонит, и подруга разъяснит эту нелепую ситуацию. И тогда все встанет на свои места.
— Как я могла подумать про нее так. Совсем с ума сошла! Не рассудив ничего, не разузнав. Сразу, без раздумий, обвинила человека… — с укором говорила она себе.
Теперь, успокоившись, придя в себя, будто после лихорадки, девушка в полной мере почувствовала свое тело. Оно все ныло и гудело, уставшее от долгого пути, проделанного пешком. Еще она ощутила жажду и голод. Но это не было для нее страшно, с этим можно было справиться, перетерпеть. Страшно было то, где она была тогда, до звонка. И она была благодарна судьбе, небесам, богу, что это закончилось.
Подождав немного, Мария снова набрала номер подруги. В мгновения, когда сигнал только доходил до адресата, когда в динамике звенела лишь томительная, потрескивающая помехами тишина, еще до того как сорваться на гудок, Мария вся затрепетала. Ее сердце замерло в страхе, что телефон подруги снова будет отключен, что ее надежды не оправдались и ее все же предали.
Мгновение, еще мгновение, и еще мгновение…и, наконец, тишина сорвалась на длинный гудок. Потом гудок резко прервался, и Мария услышала бойкий, наглый голос подруги от которого выдохнула с облегчением.
— Да здесь я! Здесь!
— Сестра! Ну что же ты трубку не брала! Я вся извелась, мне тетя такое наговорила! Сказала, что ты ее деньги украла. Сбежала с кассой! Она меня из-за этого с работы выгнала, и из комнаты тоже. Столько всего случилось!!!
— Эй, красавица! Придержи коней. Подожди! Ты что такое говоришь?!! Ничего я не крала. Ты меня зачем попусту обвиняешь?!! Думаешь, что я воровка!!! Мне чужого не надо! Я только свое могу взять! Не нужно так!!! — возмутилась та.
— О нет, прости меня, сестра. Но объясни мне, что же случилось? Как так вышло? Я не понимаю…
— Много рассказывать придется. Не телефонный разговор. Но тетка твоя — железный кол в заду! Ты и сама это знаешь!!! — подруга громко и развязно засмеялась, — Как ты вообще ее терпела столько месяцев!?? Эх, и пожалела я, что связалась с ней. А ты где сейчас? Раз тетка тебя прогнала?
— Нигде, в городе…, хожу…
— Бродяжничаешь что ли?
— Нет…, просто…, хожу… — смутилась Мария.
— Да ты смотрю, красавица, скисла? Так езжай ко мне. Я теперь, знаешь, городская телка, центровская. Два дня назад в город переехала. На квартиру. Все как мой любезный обещал. Дочку бывший к себе забрал. Работаю в ресторане его тестя. Все лучшим образом. Ладно, придешь, расскажу, что да как, и все обсудим.
— Хорошо, сестра, еду. Спасибо тебе! Если бы не ты…, - горячо принялась благодарить подругу Мария.
— Да, да, да. То был бы не рот, а огород… Заканчивай базар. Жду, — оборвала она Марию и назвала свой адрес.
Мария несколько раз повторила улицу и номер дома, стараясь лучше запомнить. Потом девушки простились.
Закончив разговор, Мария еще некоторое время сидела на скамейке, обдумывая случившееся. Разговор с подругой окончательно рассеял ее тревоги и опасения. Она снова повернула голову вверх, к солнцу, и с удивлением обнаружила его светящим ярким, желтым свечением, по зимнему холодным, но никак не черным, как ей казалось недавно. Удивившись этой странности, девушка энергично встала и пошла прочь из парка по направлению к району, где, как она смутно догадывалась, жила ее подруга.
Пройдя несколько кварталов и спрашивая дорогу у прохожих, она через некоторое время нашла нужные дом и квартиру. Потом поднялась по пахнущему сыростью и кошками подъезду на последний этаж серого четырехэтажного панельного дома.
Подруга встретила ее на облезшей синей краской лестничной площадке, возле открытой настежь двери квартиры, в розовом халате на голое тело, с дымящейся сигаретой в руке.
При виде подруги Мария почувствовала облегчение. После целого дня, проведенного среди чужих людей, бродя по незнакомому городу, без надежды провести ночь под крышей, встреча с близким человеком была ей в радость. Теперь, думала она, ничего плохого не случится, она не пропадет. Все закончилось.
— Твоя тетка — невыносимая баба! — веско, с нажимом, начала рассказывать подруга, когда они устроились за ужином. Крошечная кухня вся грохотала и дребезжала от энергичных движений девушки, ловко накрывающей еду и чай на стол.
Мария с нескрываемым обожанием смотрела на подругу, на ее порывистые движения, на знакомые гримасы смуглого лица, удивляясь, как такое могло с ней случиться, что она сомневалась в ней и обвинила в предательстве. Даже сейчас, еще не дождавшись объяснений подруги, она была уверена в ее непричастности к тому, о чем говорила тетя.
— Слушай, как все было, — продолжала она, — пришла я к ней работать, все как договорились, передник одела, волосы приладила, все как полагается, а тетка твоя от меня не отходит. Все придирается: то платок не так повязала, то руки не помыла, то меню не подала, то сдачу не так взяла. Я терпела. Кишки кипели, но терпела. Думаю, черт с тобой, злобная карга, все же не навсегда я тут с тобой маюсь. Пообещала тебе помочь, взялась за дело. Значит, думаю, потерплю. На следующий день опять та же история. Села твоя тетка в углу, никуда не уходит, смотрит на меня, глаз не сводит. И каждое движение ругает, и все не так, и все не то. Тут я про деньги спросила. Говорю ей, когда платить мне за работу будете. А то крошит мои мозги, крошит. А про деньги ни слова.
От этих слов кровь сошла с лица Марии. Она вспомнила, какую нелепую, непросительную глупость совершила. В пылу переживаний, накануне отъезда из города, она совершенно забыла про уговор с тетей, что денег за работу та платить девушке не будет. И что договориться об этом ей следует самой. А она забыла! Совершенно забыла. Это она должна была заплатить подруге денег, если придется. А она, глупая эгоистичная дура, не только не позаботилась о том, чтобы предложить подруге деньги за работу, но и забыла вовсе предупредить ее об уговоре.
Девушка кинулась было признаться подруге, высказаться, просить прощения, но та не дала ей раскрыть рта, продолжая увлеченно, возмущенно, разбрызгиваясь каплями слюны, рассказывать о своем.
— Как услышала она про деньги, ее прорвало! Взбесилась! Начала орать и трястись. Думала, разорвется, несчастная, на части. Всякими словами на меня припустилась. И вот что говорит: вроде того, что ты сама должна была со мной эти вопросы решить, что денег должна дать мне ты…, - она замолчала, пристально прищурила узкие глаза и подозрительно, лукаво посмотрела на Марию, от чего та вся сникла, сжалась от стыда и досады.
— А я ей говорю, — продолжала подруга, — какие с нее деньги?!! С тебя, то есть. У нее денег нет. А если есть, то на больницу брату нужно. Так она совсем разошлась, покраснела, глаза вытаращила, кулаки на меня выставила. И давай визжать, как резаная, что ей плевать на вас, на тебя, твою мать и на вашего малого. Кричит, что не обязана своим горбом ваши проблемы решать. Так визжала, что всех посетителей перепугала, даже люди на улице останавливались. Я, конечно, знала, что тетка твоя дурная, но такого цирка не ожидала. Думала, даже набросится она на меня со своими кулачищами, так разошлась! Но тут позвонил ей кто-то. Вроде сказал, что срочно идти надо. Она пыхтела, пыхтела, да и ушла, слава богу. Видно очень важное что-то было. Как ушла она, я посидела спокойно, подумала, порешала. Денег, думаю, мне никто платить не будет. А зачем я тогда горбачусь, выслушиваю истерики полоумных баб?!! Потом смотрю, касса за день все еще у меня в переднике. Тетка твоя так разоралась, что про нее забыла. Ведь бывает же так!!! За деньги удавить готова, а на таком плевом вопросе промахнулась. Я посчитала, около десяти тысяч было. Короче решила взять их как плату за свою работу, плюс надбавка, так сказать за вредность. Сняла передник и пошла по своим делам. Короче кинула я твою тетку! Нечего было на меня орать. Наказала я ее, за самое больное место дернула! За бабки. С такими так и надо!!! Точно говорю, сестренка?
— Что ты говоришь? Ты украла у нее деньги?
Мария с испуганным удивлением посмотрела на подругу, как ошпаренная. Удивительнее и непонятнее для нее было даже не то, в чем призналась подруга, а как та поведала ей об этом. Обычным голосом, без всякого стеснения, так просто. Как будто речь шла не о воровстве даже, а о том, что та купила хлеб к ужину. Мария не знала что сказать, что ответить, как реагировать. Она понимала и принимала свою вину в том, что сама не разрешила с подругой вопрос оплаты, что ее забывчивость спровоцировало ту на проступок, но все же, признание в открытом воровстве шокировало ее.
Как ледяным душем, Марию окатило осознание того, что она совсем не знает этого человека. Она растерянно моргала глазами, непонимающе смотря на подругу. Девушка хотела было сказать что-то, но не могла сообразить что и слова завязли в гортани. Мысли в ее голове словно застыли в оцепенении, неспособные шевелиться под тяжестью обвалившегося на них откровения.
Подруга же была поглощена своим рассказом, время от времени отрываясь, чтобы отправить очередную порцию еды в рот. По ее увлеченному, легкомысленном виду было очевидно, что та нисколько не осознает какую реакцию вызвал ее рассказ у Марии. Ей было неведома борьба, вызванная ее словами в душе девушки. И, наверное, она бы удивилась, что такие пустяки, как она думала, могли бы столь сильно возмутить кого-либо.
Немного отойдя от своего внезапного оцепенения, мысли Марии, медленно, с трудом, зашевелились, чтобы обдумать и решить, как поступить ей дальше. Образ подруги, созданный ею за прошедшие месяцы, оказался лишь иллюзией, ее иллюзией, вымыслом, плодом воображения. Но тут не было вины подруги, подумала Мария. Это она сама его придумала. Потому что она сама хотела, чтобы так было. И теперь только она, только она виновата, что оказалась в столь сокрушительном разочаровании. Не нужно так больше делать, выдумывать себе людей, решила Мария, пытаясь придать своему лицу обычное выражение и не выдать подруге бурю эмоций, бушующую внутри. Нужно принимать людей как они есть, сокрушалась она, чтобы не было так больно и обидно, как сейчас.
Еще она с горечью вспомнила, как нелепа и мелочна была ложь подруги о сумме украденных ею денег. Ведь она ясно помнила, что тетка говорила о сорока тысячах, а подруга упомянула лишь о десяти. Марии стало противно, душно, мерзко. Прежде всего, от себя самой, что она сидит тут, ест и пьет, и выслушивает подругу, молча, не говоря ни слова против.
Отрешенно рассматривая подругу, как в тумане слушая поток ее слов, гримасы ее угловатого лица, Мария наконец рассудила, что у нее есть два выхода из сложившегося положения. Либо она, по зову совести, по велению сердца, открыто обвиняет ту в воровстве и осуждает за проступок. Это, конечно, будет означать, что она откажется от помощи с работой, о чем она только собиралась спросить. Потом она уйдет из квартиры и останется на улице. Так как у нее нет денег, и она не сможет купить билет домой, и ей придется позвонить матери и просить приехать за ней. А той, чтобы вернуть дочь домой, придется, унижаясь, ходить по поселку и просить денег в долг чтобы заплатить за автобус, так как последние деньги были потрачены в больнице. За это время она должна будет дойти пешком до вокзала и ждать мать там, долгими часами, возможно до утра. Но не это было самое ужасное и невыносимое. Ужасно было представить, что ей придется все рассказать матери, во всем признаться, зная как та рассчитывает на нее. Только вчера она обещала достать денег для брата и позволила матери быть уверенной в этом. Да, она помнила эти глаза матери, этот особый взгляд, которым она посмотрела на нее, как на взрослого человека, с гордостью, с надеждой, как на взрослого, способного помочь ей в трудности, взять на себя ответственность. И теперь ей придется сказать, что ничего не вышло. Что она не справилась. Рассказать, что тетка прогнала ее и она еще осталась ей должна. А что будет с братом? Пройдет две недели и его выпишут из отделения. При отсутствии должного ухода, он останется калекой и не сможет ходить. Все по ее вине. Потому что она оказалась неспособной, глупой, ни на что негодной!
Либо, размышляла Мария, она скроет свои настоящие чувства от подруги. Она признается ей, что уговор не платить ей денег действительно был. Она попросит у подруги прощения и попытается загладить свою вину. Еще, она ничего не скажет ей про те деньги, про то, что она знает о ее мелкой лжи о сумме, взятой у тети. Она запечатает, скроет, похоронит в себе это ощущение гадливости и ничем себя не выдаст. Но за это, она попросит подругу о работе, как она и рассчитывала. И если получится, то и станет жить с нею в этой квартире, за что оговориться платить. Безусловно, будет платить, ведь она больше не желала оставаться кому-то должна, она больше не будет полагаться на чью либо бескорыстную помощь, как она позволила себе в случае с тетей. И жестоко, горько пожалела об этом после. Теперь она не будет такой наивной. А потом, придет время, когда она заработает денег, то вернет долг тете, и больше не будет вспоминать это постыдное происшествие. Но самое главное, она сможет зарабатывать деньги, сможет высылать их матери на лечение брата и он будет спасен. Мать не будет разочарована ею, она будет гордиться своей дочерью и все у них будет замечательно.
Наконец, взвесив все аргументы, Мария решилась. Она не имела права подводить мать. Она не могла погубить их семью. Она была обязана исполнить свой долг. Ничего не оставалось, как смириться с судьбой и пойти на сговор с совестью.
Все вышло так, как Мария задумала. Она даже не ожидала, что вопрос будет решен так быстро и легко. А сделка с собой будет иметь такие мгновенные и очевидные преимущества. Она призналась подруге об уговоре с тетей и попросила прощения за свою забывчивость. Мария, как могла, пыталась придать своему голосу искренность, чтобы подруга не догадалась о ее настоящих чувствах. Та же приняла признание без подозрений, даже не обратив на него особого внимания, отмахнувшись как от назойливой мухи. Видимо, как рассудила Мария, подруга, выручив от тети деньги за свои хлопоты с лихвой, претензий в этом деле больше не имела и зла никакого не держала.
Работа для Марии была найдена также удивительно быстро и без затруднений. После короткого звонка подруги к любовнику было решено, что на следующий же день, вечером, Мария выходит официанткой в ночной клуб при ресторане, где работала подруга. Денег обещали платить почти вдвое больше, чем девушка получала у тети. Еще, по словам подруги, будут чаевые, которые пьяные клиенты будут оставлять ей, если она будет достаточно старательна и понравится им.
Жить подруга сама предложила у нее, за небольшую плату. Марии даже не пришлось просить об этом. Было лишь условие, что девушка будет уходить из квартиры, если подруге понадобится уединиться со своим мужчиной, на что Мария с готовностью согласилась.
Девушка не могла поверить, в полной мере осознать, как молниеносно решилась ее судьба, как удачно для нее все сложилось. Она должна была радоваться этому, благодарить судьбу за везение, сиять от счастья. Но тяжелый горький осадок на душе не позволял ей насладиться успехами. Она ясно понимала, что все же была предана и она не может доверять подруге, как думала раньше, что ей пришлось притвориться и солгать. И осознание этого тяготило ее, отравляло воздух, которым она дышала.
Закончив с обедом, подруга оставила Марию в квартире одну, уйдя на работу в ресторан. Девушка задумчиво обошла свое новое жилье. Это была тесная запыленная двухкомнатная квартира с пестрыми бумажными обоями, отходящими местами от стен. Воздух в квартире был густо пропитан духом многих людей, живших здесь до нее. Тут были запахи сигарет, пота, немытых тел, несвежей одежды и жареной еды. Мебель имела помпезный, но дешевый и неухоженный вид, вся в пятнах и разводах. На окнах висели пышные фалды занавесок, не знавших стирки долгие годы. Квартира была безликая, вся потертая, множество раз бездушно использованная, словно и не квартира была, а проходной двор.
Мария решила было взяться за уборку, но почувствовала неимоверную усталость, точно тяжелая бетонная плита навалилась на ее тело. Она легка на стоящий в комнате продавленный диван и попыталась заснуть. Но тяжелые мысли назойливым роем кружились в ее голове, не давая покоя.
Промучившись некоторое время без сна, она, наконец, решительно сказала себе.
— Перестань. Все решено. Ты ничего не можешь сделать. Ты должна быть сильной. Хватит. Смирись. Ты все сделаешь как нужно. Завтра у тебя начнется новая жизнь. Возьми себя в руки и будь готова к ней. А сейчас забудь обо всем и спи.
Сказав себе эти слова, она почувствовала как что-то неуловимо потухло в глубине ее сердца. Она с горечью подумала, что может быть это и есть взросление. Потеря иллюзий. Потом она упокоилась и моментально заснула, точно щелкнули выключателем.