Очарован наповал

Неделя седьмая

С Парисой они прощаются в аэропорту Кейптауна: она летит в Лос-Анджелес, остальная команда — на Бали. Плачут все, кроме Парисы, которая заглядывает каждому в глаза и твердит: «Я не плачу». Попробуйте, мол, спросите, что за влага течет у меня по лицу вместе с тушью.

Чарли она обнимает последним, прижимает ладони ему к лицу и целует в обе щеки.

— Крепкопопик, — со вздохом начинает она, — я очень рада, что смогла прожить эти дни рядом с тобой. — Из сумочки Париса достает коричневый пакет для бутербродов с плотно согнутым верхом. — Прощальный подарок.

Чарли расправляет сгиб и обнаруживает…

— Париса, да что с тобой не так?

— На всякий случай я и схемки нарисовала, — беззаботно добавляет она.

Чарли сует пакет в передний карман небольшой дорожной сумки.

— До свидания, Париса. Пожалуйста, иди!

Париса усмехается.

— Я люблю тебя, Крепкопопик! — Даже вкупе с прозвищем ее признание звучит естественнее, чем у Меган. — Чарли, скажи, что это взаимно! — требует она, стукая его по руке.

— Париса, я тебя люблю!

— Знаю, мать твою. — Она ухмыляется, а потом уходит.

Бали — классическое определение рая. До виллы, на которой пройдет следующая неделя, они целый день добираются на самолетах и арендованных фургонах, но такого долгого переезда она явно стоит. По границам территории растут пальмы, прямо за домом сменяющиеся волнистой цепью бурых гор. Бали — это певчие птицы, яркие индуистские храмы, насквозь пропахшие фимиамом, голубые небеса и Дев.

Дев рядом с ним на самолете, Дев рядом с ним в фургоне. Дев в его постели на вилле, которую они делят с Джулс — она в курсе, но не парится. Дев рядом, когда Чарли засыпает под пение гекконов-токи; и когда Чарли просыпается в лучах льющегося в окна солнца, Дев рядом, он так и прижимается к его груди.

— Доброе утро! — говорит Дев, поворачиваясь в его объятиях в понедельник. Левый глаз Дева слипся от сна, изо рта пахнет, но Чарли все равно его целует. На сегодня никаких съемок не намечено, поэтому они часами валяются в постели и встают, лишь когда того требует желудок Дева. Поздний завтрак они устраивают вместе с Джулс в залитом солнцем дворике.

— Погуляем сегодня по городу? — предлагает Дев, уплетая второй по счету джафл[17].

Джулс откидывается на спинку стула.

— Вообще-то я взяла на себя смелость запланировать для вас двоих нечто особенное.

Выясняется, что Джулс запланировала им романтическое свидание, но без камер. Она арендовала мопед, на котором они добираются до города и вторую половину дня посвящают снорклингу в заливе Джемелук. Ужинают они в ресторане на крыше, а на закате джукунг[18] увозит их в Индийский океан, откуда они наблюдают, как солнце садится за гору Агунг. Участвуя в «Долго и счастливо», Чарли побывал на множестве романтических свиданий, но это самое до нелепого романтическое.

Джукунг узкий, поэтому Чарли сидит впереди, Дев — сзади, пристроив колени у его бедер. Бали — остров религиозно-консервативный, поэтому они стараются не касаться друг друга перед лодочником, пока небо пламенеет оранжевым, потом остывает до ярко-розового. Но когда оно нежнеет до пудрово-розового, Дев подается вперед и подбородком упирается Чарли в плечо.

— Вон, смотри, — шепчет он, показывая на небо. — Такого цвета твое лицо, когда ты краснеешь.

Сердце у Чарли как горячее масло — пропитывает его тело, согревает грудь, живот, ладони. Описывая нелепые свидания на шоу, Дев однажды заявил, что не влюбиться на яхте нельзя.

Яхта — та же лодка, и Чарли напрасно сомневался в его словах.

— Такого цвета твое лицо, когда ты краснеешь, — говорит Дев, и Чарли краснеет — его шея покрывается розоватыми пятнами. Им нужно быть осторожными не только из-за консервативности Бали, но и потому, что городок маленький. Члены съемочной группы могут быть где угодно и увидеть что угодно.

Но вот Чарли льнет к нему, прижимается спиной, и Дев не выдерживает. Небритой щекой он скребет Чарли по гладкой щеке и одной рукой обвивает ему пояс.

— Фотография хотите? — на неуверенном английском спрашивает лодочник. — Вы вдвоем фотография?

— Да, — отвечает Чарли, прежде чем Дев успевает сказать «нет». Чарли передает ему свой мобильный, и они с Девом разворачиваются к хвосту лодки. Чарли закидывает руку Деву на плечо, и они улыбаются, прижавшись друг к другу.

— Вы очень красиво, — говорит лодочник, и Дев не знает, кто имеется в виду, только Чарли или они с Чарли вместе. Ему хочется верить, что это второе.

— Леди Гага! — вдруг кричит Чарли, когда они возвращаются на виллу. Он затаскивает Дева в ресторан, где трио молодых людей фальшиво поет «Shallow»[19]. Туристы неловко танцуют у стойки, и Чарли, вероятно ободренный благосклонностью лодочника, хватает Дева за руку и кружит так, как они не могли себе позволить перед Лиландом Барлоу.

Чарли подпевает песне, под которую они танцуют, — получается довольно скверно. Экваториальное солнце осыпало ему плечи свежими веснушками, от влажности одежда липнет к кубикам пресса, и Дев поверить не может в то, как сильно он его любит.

— Это будет наша песня, — говорит Чарли вполголоса и совсем близко.

— Нет, это точно не будет наша песня, — парирует Дев, но под пристальным взглядом Чарли невольно подпевает партии Брэдли Купера.

Чарли поднимает их переплетенные пальцы и целует ладонь Дева. Жест кажется совершенно естественным, словно Чарли делал так тысячи раз. Будто они нормальная пара, а не два человека, решившие играть в «долго и счастливо» еще три недели.

Едва они уединяются на вилле, Дев начинает целовать плечи Чарли, проходясь по созвездию свежих веснушек, а потом поднимается к его губам.

У Чарли вкус арахисового соуса. Они целуются, целуются, целуются до тех пор, пока Чарли не берет Дева за бедра и не поднимает его. Дев карабкается вверх, ногами оплетает пояс Чарли, и тот каким-то образом удерживает его навесу, будто Дев ничего не весит.

— Как ты это делаешь? Я чувствую себя Рейчел Макадамс в «Дневнике памяти»[20].

— «Если я птица, то и ты птица»[21], — цитирует Чарли, и Дев смотрит на него разинув рот. — Да, да, я видел тот фильм, чай не в степи вырос. «Дневник памяти» — яркий пример проблематичных тенденций в популярных романтических фильмах, поэтому…

Дев лицом врезается в лицо Чарли, только чтобы тот замолчал. Он переплетает пальцы у Чарли на затылке, и они снова целуются, целуются, целуются…

— Есть еще какие-то проблематичные романтические фантазии, которые я мог бы воплотить, раз уж на то пошло?

— Если среди безупречного порядка твоего багажа не найдется гончарного круга или корабельного носа, то не знаю, чем ты можешь мне помочь.

Чарли улыбается.

— Думаю, что кое-чем могу.

Он несет Дева в ванную и сажает на стульчак с опущенной крышкой, демонстрируя такую физическую силу, что Дев не сомневается: это самое сексуальное из случившегося в истории человечества.

Чарли включает душ и снимает футболку.

— Быть чистым, мешая чистоплотность и секс, — твоя романтическая фантазия.

Но потом Чарли раздевает его, он действует так бережно, складывая Девовы шорты, футболку и белье аккуратнейшей стопкой под раковиной, что самым сексуальным в истории человечества Деву теперь кажется это. Дев полностью отдается воле Чарли — позволяет затащить себя в душевую кабинку, позволяет поставить себя под теплые струи, позволяет ему намылить ладони органическим овсяным гелем, позволяет тем ладоням касаться своей груди, покрывая их обоих пеной.

Обнаженное тело Чарли выставлено напоказ, и Деву не верится, что оно открыто его взору. Высеченное из мрамора, это тело должно выставляться в итальянском музее, но как к драгоценному антиквариату Чарли относится к телу Дева, а не к своему. Чарли моет ему предплечья, лопатки, колени. Он моет ему внутреннюю поверхность бедер, и вот Дев уже почти забывает, как дышать. Никто и никогда не касался его так нежно и ласково, как Чарли. Ни с кем другим Деву не было так хорошо и уютно. Никто другой так четко не видел его истинную сущность.

Чарли опускается перед ним на колени.

«Дыши, — напоминает себе Дев, — просто дыши».

Вода заливает Чарли нос, течет по ключице, по горизонтали кубиков пресса, и Дев подается вперед, чтобы защитить Чарли от струй, когда он берет его в рот.

— Ой, солнышко! — невольно восклицает Дев. Невольным становится все, что он говорит и делает, — запускает свободную руку Чарли в волосы и крепко в них вцепляется; говорит «Пожалуйста!», «Спасибо!», падает Чарли на колени, когда все заканчивается, сидит на полу гостиничной ванной, опутанный мокрыми руками и ногами.

Чарли впивается в него грубым поцелуем, а когда бормочет: «Обожаю твой вкус!», Дев заливается хохотом. Сырой звук эхом отражается от стенки ванной, а Чарли кажется и обиженным, и довольным одновременно.

Они просто обсыхают и, не трудясь одеться, растягиваются на прохладных простынях своей постели. Они играют в «камень-ножницы-бумага» на то, кто выберет, какой фильм посмотреть. Дев выигрывает, но все равно выбирает «Пространство», хоть и не понимает сюжет. Чарли прислоняется к спинке кровати, Дев прислоняется к Чарли. Еще никогда ему не было так хорошо.

Дев носком отодвигает ноутбук на безопасное расстояние и тянется к Чарли за поцелуем — за страстным поцелуем, в котором зубы и руки участвуют больше, чем все остальное. А когда они снова отрываются друг от друга, Дев пробует что-то новое. Он пробует выговориться, пробует открыться Чарли, как Чарли открывался ему.

Он рассказывает Чарли о своем безоблачном детстве — о поездках в Европу, о летних каникулах на Внешних отмелях[22], об удовлетворении всех своих материальных потребностей, о родителях, которые любили и неизменно поддерживали его, о неугомонном мозге и слишком большом сердце.

Дев всегда был счастливым ребенком, общительным, обаятельным, артистичным, отчего громом среди ясного неба стали периоды, когда он мрачнел и замыкался в себе; периоды, когда он плакал из-за пустяков и прикидывался больным, чтобы по несколько дней не ходить в школу. Родители во время этих периодов беспокоились и поздними вечерами спорили о докторах, лекарственной терапии, специалистах, которые изучают чакры и потоки энергии. Родители его любили, и Деву претило их огорчать. Именно поэтому стало легче все время прикидываться Девом-весельчаком и растягивать губы в улыбке, чтобы не быть обузой. В конце концов, причин грустить у него не было в помине. Все всегда шло тип-топ.

Дев рассказывает Чарли о бойфрендах, которые, как он прекрасно понимал, не могли по-настоящему ответить на его чувства; о бойфрендах, которые не удосуживались выяснить, что скрыто за фасадом Дева-весельчака; о бойфрендах, которые никогда не называли его красивым. Чарли прижимает огромные ладони к щекам Дева и привлекает его к себе.

— Ты самый красивый парень на свете.

— Нет, неправда.

— Еще как правда, — парирует Чарли, покрывая легкими поцелуями скулы Дева. — Ты так здорово видишь других людей. Жаль, ты не можешь увидеть себя.

— Групповой квест целиком посвящен прикосновениям?! В чью голову пришла такая идея?!

Утром среды Дев орет на полевого продюсера, полевой продюсер, увы, отвечает тем же, поэтому никто не слышит тихого возражения Чарли:

— Да все в порядке.

— Идея обучить конкурсанток балийскому массажу пришла Морин Скотт. Если у тебя, Дев, с этим проблемы, можешь позвонить ей самой.

— Все, правда, в порядке, — снова пытается вставить Чарли, только Дев уже орет снова:

— Надо было сообразить! Ты что, весь сезон проспал?! Чарли не любит прикосновения, поэтому…

— Все в порядке, Дев, — говорит Чарли, на этот раз достаточно громко. Дев останавливается, поворачивается, смотрит на Чарли. Точнее, он смотрит на ухо Чарли. В день балийского массажа на Чарли и участницах лишь белье и просвечивающие халатики. Халат Чарли украшен розовыми цветами плюмерии и едва прикрывает ему бедра. Чарли в нем… Ну, Чарли в нем стопроцентный гей, и, когда он только вышел из гардеробной, Дев мертвенно побледнел и никуда ниже подбородка Чарли смотреть не стал.

— Не надо говорить, что все в порядке, — заявляет Дев. — Это есть у тебя в досье. Так что виноват он.

Лучезарно улыбаясь, полевой продюсер показывает Деву средние пальцы обеих рук.

— Что за хрень здесь творится?! — Райан появляется на съемочной площадке, крича на всех и ни на кого конкретно. — Вы, кретины, что, его досье не читали?! Зачем нам массажный квест? Чарли не любит прикосновения!

Чарли не верится, что семь недель назад этот самый человек орал на него за неудачную езду верхом.

— Все в порядке, Райан. Правда! Я не против.

Райан стискивает ему плечо.

— Ты уверен, бро?

— Да, бро, абсолютно уверен.

Райан пожимает плечами и спешит прочь готовить конкурсанток. Полевой продюсер вновь принимается за инструктаж операторов. Один Дев никак не успокоится.

— Спасибо, что заступился за меня, — тихо начинает Чарли, — но если ты полностью избавишь меня от потенциальных триггеров, я никогда не научусь преодолевать трудности. Порой препятствия не помешают. Я не против этого квеста.

Дев упрямо прижимает подбородок к груди, и до Чарли внезапно доходит. Злость Дева никак не связана с Чарли и его триггерами.

— А ты не против этого квеста?

— Почему я должен быть против? — Дев поднимает очки на переносицу.

— Ну, не знаю. Может, потому что ты… ревнуешь?

— Я не ревную, — раздраженно бормочет Дев.

Проходя мимо, Чарли костяшками пальцев задевает ладонь Дева — старается успокоить единственным жестом, дозволенным на съемочной площадке. Странно возвращаться в мир притворства, когда вне камеры отношения с Девом кажутся такими реальными.

— Здравствуйте, меня зовут Вайан, — говорит миниатюрная балийка, после того как операторы встают на места. Она обучает девушек искусству массажа, рассказывает про масла и различные техники, а потом Чарли приходится раздеться под тонким полотенцем, и участницы по очереди делают ему полуэротический массаж. Получается у них не очень. Судя по манипуляциям Дафны, микробов она боится еще больше, чем Чарли; Лорен Л. безостановочно хихикает, а Энджи массирует так, словно месит крутое тесто. У Чарли наверняка останутся синяки. В защиту девушек нужно сказать, что в эротическом массаже при зрителях нет ни капли эротики. Чарли едва не засыпает, когда Сабрина натирает ему икры омерзительно огромным количеством масла.

Впрочем, сон мигом отлетает, когда Сабрина понемногу начинает массировать совершенно другую часть его тела.

— Ой, прости, прости, прости! — повторяет он и наполовину сползает с массажного стола, без особого успеха стараясь прикрыться полотенцем. — Сабрина, пожалуйста, прости!

— Я соврал, — шипит Дев пять минут спустя, когда Чарли в подсобке пытается натянуть на себя остаток вещей. — Я сильно ревновал.

— Знаю, милый.

— Чарли, признайся нам честно, это был твой первый раз?

Дев швыряет Скайлар в лицо остаток жареного банана.

— Оставь его в покое!

— Ты все-таки должен отдать должное Сабрине, — говорит Райан. — С ее стороны это смелый шаг в самый последний момент. Вот прямо отчаянный рывок!

— Я впрямь должен ей отдаться? — Чарли вскидывает подбородок на манер Джулс. — То есть должное отдать?

Все собравшиеся на вечеринку у бассейна заливаются хохотом. Джулс, устроившаяся у изножья шезлонга Дева, проливает немного красного вина себе на пижаму. Растекающееся пятно не беспокоит Чарли ничуть.

Чарли держит за запотевшее горлышко третью по счету бутылку лимонного радлера[23].

— Бедняжка Вайан так и стояла там с массажным маслом в руках. Уверен, она член мой как следует рассмотрела.

— Чарльз, я тоже рассмотрела твой член как следует, — уточняет Скайлар.

— А давайте дружно оценим тот факт, что секунду назад Чарли вслух произнес слово «член» без единой запинки, — говорит Дев и поднимает банку с содовой, провозглашая тост. — За развращение Чарли!

— Точно, точно!

— Вот она, глубинная суть «Долго и счастливо»! — восклицает Райан. — Заставляет невинных айти-миллионеров обнажаться на национальном телевидении.

Дев тянется через шезлонг и банкой чокается с бутылкой Чарли.

Чарли делает большой глоток.

— Настоящая проблема в том, что в субботу я планировал отправить Сабрину домой. Только вот не будет ли… неподобающе… прогонять девушку через два дня после того, как она предложила мне… дрочку?

Все присутствующие на вечеринке обдумывают эту моральную дилемму. Первой отвечает Джулс.

— Мы назовем это предложением или попыткой совершить насильственные действия сексуального характера?

— Думаю, у нее рука впрямь скользнула куда не надо, — говорит Скайлар, наверное, чтобы Чарли не подал судебный иск.

Помрачневший Дев кладет руку Чарли на плечо.

— А я думаю, ты знаешь, что делать.

Чарли вздыхает.

— Жениться на ней?

— Именно.

— Стой, стой, стой! — Скайлар подается вперед с таким азартом, что выплескивает на бетонированный двор половину своего пива и чуть не выплескивается из шезлонга сама. — Раз ты решил, что на этой неделе отправишь домой Сабрину, значит, ты решил и кого выберешь?

Дев напрягается на своем шезлонге — балагурства как не бывало, на лицо ложится тень. «Не волнуйся, — хочет сказать ему Чарли. — Это ты. Это только ты».

Сделав три глубоких вдоха, Чарли осторожно отвечает:

— Да, я решил, кого хотел бы выбрать. — Он бросает мимолетнейший взгляд на Дева и вновь сосредоточивает внимание на Скайлар. — Но пока не знаю, как все сложится.

Пьяное лицо Скайлар хмурится.

— Ты Дафну выберешь? Ну конечно, ты выберешь Дафну. Именно так мы планировали весь сезон. А сезон этот получится скучным и предсказуемым.

— Скай, будь моя воля, он не получился бы ни скучным, ни предсказуемым.

— Когда ты открылся родителям? — спрашивает Чарли несколько часов позже, после того как ему удается разогнать плохое настроение Дева с помощью второго ужина, показа мод, включающего краденый халат с плюмерией и моря поцелуев.

— Господи, обожаю, когда ты говоришь мне непристойности, — отвечает Дев, покусывая Чарли ухо. Они в обнимку лежат на кровати, потолочный вентилятор жужжит, на тумбочке стоит пустая тарелка: куриные шашлычки пали жертвой ночного перекуса.

— Дев!

Дев вздыхает и садится по-турецки.

— Моя сексуальность особой тайной для родителей не являлась. Пятилетним я заявил маме, что хочу жениться на Аладдине, и родители просто позволили мне быть самим собой, не поднимая из-за этого большого шума.

Чарли плотно прижимает подушку к груди.

Дев поднимает очки на переносицу.

— А ты… А ты не думал о том, чтобы сделать каминг-аут? Как бисексуал? Ну, года через два после выхода шоу в эфир, когда страсти улягутся?

— Ну, вообще-то я вряд ли бисексуал, — бормочет Чарли.

Дев снова прислоняется к подушкам и выжидающе смотрит на Чарли. А тот не понимает, почему после всего, чем он поделился с Девом, на эту тему говорить до сих пор сложно.

— Я… Я сексуальное влечение испытываю нечасто. То есть почти никогда. Присутствующие не в счет. — В ответ на это Дев отвешивает умилительный поклончик. — Объясняется ли это тем, что мое воспитание заставляет подавлять тягу к мужчинам; или же тем, что я, — Чарли убирает волосы со лба, — в диапазоне асексуальности? Вот даже не знаю. Париса использовала термин «демисексуал», может, я такой? Или грейсексуал — этот термин я прогуглил, он означает человека, очень редко испытывающего сексуальное влечение. Мне нравится и доставлять сексуальное удовольствие, и получать его, но что означает это, я не понимаю. — Чарли не дает себе войти в штопор паники и делает вдох. — Наверное, говорю я о том, что еще со многим должен определиться, поэтому пока не готов на каминг-аут в каком-то качестве.

— Ничего страшного. — Дев касается его колена. — Сексуальность не всегда прямая линия от скрытости до каминг-аута и открытости. Ты можешь присматриваться к себе постепенно, внутренне формироваться, определять, какой именно ты квир, если это для тебя вообще принципиально.

В комнате воцаряется тишина, нарушаемая лишь жужжанием потолочного вентилятора.

— Прости, это слово тебе не нравится? — идет на попятную Дев. — К которой из букв ЛГБТКИАП ты себя относишь?

— Нет, квир для меня нормально. Просто… Тебя не беспокоит то, что я еще не определился?

Дев подталкивает голень Чарли носком большого пальца.

— Почему это должно меня беспокоить?

— Мне двадцать восемь, не пора бы уже определиться?

— Кто-то определяется в пять, кто-то в пятьдесят. Это не состязание на скорость.

— А тебя это беспокоило бы? Ну, если бы мы были вместе?

Дев, сидящий напротив него, замирает.

— Вместе?

Чарли чувствует, что краснеет. День выдался тяжелый, и ему не стоит пересекать невидимую временную границу, заглядывая в будущее. С Девом они пока договорились только на три недели.

— Ну, в воображаемой альтернативной временной линии, в которой мы могли бы быть вместе после шоу.

Дев скребет небритый подбородок.

— Стал бы я беспокоиться о твоей сексуальной неопределенности в воображаемой альтернативной временной линии? — Дев делает вид, что размышляет. — Пожалуй, нет.

Чарли уже унизился, подняв эту тему, и ему следует ее сменить, но такой стиль вопросов вдруг уподобляется бурбонному пятну на футболке у Дева. Ему нужно разобраться — прямо сейчас, до конца.

— Тебя беспокоило бы, что у меня нет другого сексуального опыта?

— До сих пор это меня не беспокоило, — дразнится Дев. Чарли чувствует, как застывает его натужно сморщенное лицо, как лоб пронзает тензионная головная боль. Голос Дева смягчается. — Эй, ладно, ладно! Ты же серьезно спрашиваешь.

Дев засучивает воображаемые рукава, словно готов взяться за дело, словно готов куда угодно следовать за штопорными мыслями Чарли.

— В гипотетической, воображаемой альтернативной временной линии стал бы я беспокоиться о твоей сексуальной неопределенности и неопытности?

Дев улыбается. Он смеется вместе с Чарли, как всегда.

— Я так понимаю, мы живем вместе?

— Быстро ты соображаешь!

— В моей нынешней квартирке ноги твоей не было бы, можешь мне поверить.

— Охотно верю.

— Тогда у нас дом в Венис-Бич.

— М-м-м, дорогое удовольствие.

— М-м-м, за твой счет.

— И до Пало-Альто долго добираться.

— В воображаемой альтернативной временной линии ты работаешь дистанционно, — парирует Дев, повышая голос в ответ на логику Чарли. — Короче, у нас дом, вечно пахнущий хлоркой, антисептиком и овсяным гелем для душа. У тебя, разумеется, своя ванная, потому что тебе нужно много места для всех твоих бьюти-ритуалов.

— А еще потому что ты никогда не смываешь зубную пасту с раковины.

— Никогда, — Дев печально качает головой. Чарли смеется, но при этом в горле у него собирается какой-то комок. — Часть субботних вечеров мы с тобой, наверное, сидим дома, пазлим или смотрим сериалы о космосе, полные красавчиков, которые друг с другом не встречаются. А часть — ходим в рестораны, куда ты тайком приносишь собственную вилку, потом возвращаемся домой и смотрим что-то про настоящих домохозяек[24]… — Дев осекается, и Чарли гадает, не встала ли комом и у него в горле шутка о воображаемой альтернативной временной линии.

— Если бы я жил такой жизнью, — тихо продолжает Дев, — то, думаю, не стал бы беспокоиться о том, что ты никогда не занимался сексом с другими и не испытывал влечения к другим. Знать, что ты выбрал меня, было бы прекрасно. — Дев встряхивает руками — опускает воображаемые рукава, рассеивает прекрасную альтернативу их жизни, до которой им и во сне не дотянуться. А вот Чарли этого хочется — хочется тянуться к ней, тянуться и тянуться. Он хватает Дева за футболку, сажает себе на колени и целует, потому что сдержаться просто не в силах. Пальцы Дева у него в волосах, его пальцы у Дева на поясе — вот чудесная простота поцелуев с человеком, который всегда его принимает и понимает, который не пытается изменить его или подогнать под стандарты, а помогает быть собой.

Черт, он влюбился в Дева. По уши. Глупо. Наверное, навсегда. Вспоминается первый вечер съемок, надменная улыбочка Дева, беззаботное «Я знаю, что заставлю тебя влюбиться». От таких воспоминаний Чарли смеется Деву прямо в губы.

— Что смешного? — спрашивает Дев, тыча его в ребра.

Чарли качает головой и целует Дева, сидящего у него на коленях, в шею, пока того снова не развозит окончательно.

— Я покажу тебе кое-что?

Чарли слезает с кровати — Дев деланно обижается и надувает губы. Чарли достает из дорожной сумки коричневый пакет для бутербродов, который Париса дала ему в аэропорту.

— Что это?

— Подарок на прощанье от Парисы.

Дев слегка расправляет согнутый уголок и ничком валится на кровать, истерически хохоча.

— Презервативы и смазка! Париса подарила тебе пятьдесят презервативов и смазку? — Дев достает из пакета три карточки для записей. — Ой, она и картинки тебе нарисовала… Боже милостивый! У Парисы склонность к графическому стилю!

Чарли плюхается на кровать и закрывает лицо руками.

— Знаю, она ужас ужасный.

— Зачем ты решил мне это показать?

Чарли косится на Дева сквозь брешь между пальцами.

— Ну…

— Ой, Чарли, — начинает Дев голосом, наполовину нежным, наполовину снисходительным, — чтобы получить удовольствие, мне не нужно заниматься тем, что так наглядно изобразила Париса на этих карточках. — Он растирает Чарли живот, чтобы успокоить. — Я говорил серьезно. Твоя неопытность меня не беспокоит. Я полностью удовлетворен. Ничего больше мне не нужно.

Чарли делает глубокий вдох и вспоминает, что именно можно выиграть, если набраться смелости и попросить желаемое.

— А если бы мне захотелось попробовать что-то другое?

Дев снова замирает, а Чарли аккуратно снимает с него очки и кладет у тарелки из-под шашлычков.

— Чарли… — начинает Дев, горло которого будто чем-то обложено. В слове из двух слогов вопрос, на который Чарли отвечает — седлает Дева, плавно совмещает их тела. Он прижимает ладонь к груди Дева, растопырив пальцы, и жалеет, что ладони у него недостаточно крупные, чтобы сразу коснуться всего тела Дева. — Чарли… — вторая попытка получается у Дева удачнее. — Нам необязательно.

— Знаю, но мне хочется. А тебе… Ну… а тебе хочется… со мной?

— Да, Господи, да! — Дев изгибается, неуклюже тянется губами к губам Чарли, стискивает пояс его треников, зубами задевает его подбородок.

— Я могу оказаться неловким, — предупреждает Чарли.

— Уж лучше окажись. Если честно, неловкость меня и заводит.

Чарли смеется, а Дев прижимает ему к щекам обе ладони.

— Я серьезно, — говорит Дев мягким, вкрадчивым голосом. Такой он использует, когда Чарли психует на съемочной площадке. Его высота и мелодичность идеально настроены на тревожность Чарли. — В первый вечер съемок, когда ты обливался нервным потом и залил рвотой ямку на подбородке… — Дев опускает ладони Чарли на плечи, ведет вниз по контурам груди. — Черт, ты был так красив!

Чарли как в омут бросается в горячий, долгий поцелуй, который прерывается, уже когда они оба голые, запыхавшиеся, со стояками. Дев обнимает его крепко-крепко, потом переворачивается на матрас и говорит именно то, что Чарли нужно услышать.

— Я серьезно, Чарли. Ты мне нравишься не вопреки некоторым своим качествам, — заявляет Дев, будто обращаясь не только к Чарли, но и к самому себе; будто его слова попали в эхокамеру на двоих. — Ты мне весь нравишься. Ты ведь в курсе, да?

Чарли слышит от Дева то, что в глубине души уже знал, — но он не знал, что можно любить Дева еще сильнее; что любовь превращается во внутренний бездонный колодец, который он готов наполнять до конца дней своих. От слияния с Девом этим новым способом внутренний колодец перенаполняется. Чарли будто расстегивает собственную кожу, вылезает из костюмной версии себя, чтобы стать собой настоящим. Чарли будто раскрывает суть, зарытую так глубоко, что он не надеялся до нее докопаться, однако вот она раскопана, а Дев рядом, он держит его за руку, направляет каждое движение.

Проснувшись среди ночи, Чарли тянется к Деву, но тот по-прежнему рядом и крепко его обнимает.

— Я бы выбрал тебя, — шепчет во тьму Чарли.

Глаза у Дева закрыты, но Чарли почти уверен, что он его слышит.

«Я бы выбрал тебя».

Именно так сказал Чарли. «Я бы выбрал тебя».

Но сегодня Чарли выбирает не Дева. Неделя на Бали пролетела слишком быстро в дымке фимиама и аромата кожи Чарли, и вот они на очередной церемонии коронации. Сегодня Чарли выберет трех участниц для свиданий в Родном Королевстве. После свиданий в Родном Королевстве останется топ-два. Ни в один из следующих пятнадцати дней Чарли не протянет золотую тиару Деву и не спросит, желает ли он стать его принцем.

На другом конце съемочной площадки Чарли берет в руки украшенную драгоценностями тиару.

— Дафна! — зовет он, и та делает шаг к нему, отделившись от трех других конкурсанток. — Желаешь стать моей принцессой?

— Конечно!

Дафна сияет, а Чарли, смущенно улыбаясь, аккуратно надевает ей корону.

Дев всегда знал, чем кончится эта история. Теперь у него осталось две недели на то, чтобы понять, как с этим жить.