Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода

Выдержка из донесения в Медицинский совет доктора Мирзы Абдул-Али, от 31 июля 1871 г.

«По словам жителей, у умерших людей сыпь и опухоли исчезали, оставляя синие и фиолетовые пятна. Из расспросов о троих выздоровевших прежде, двух стариках 60 лет и мальчика шести лет, оказалось, что у всех них были опухоли желез и тифозное состояние с поносом и желчною рвотою. Характер болезни у заболевших различен, но многие умирают. Некоторые представляют симптомы тифа и имеют сверх того рвоту и желчный понос и опухоли под мышкой или в паху. Некоторые выздоравливают. Некоторые имели те же симптомы без рвоты и поноса, и большая часть таких лиц умирали. Некоторые имели те же симптомы и боль внизу живота, такие тоже погибали. Болезнь, появившись в одном доме, уносит всех членов семьи, и только в редких случаях ускользают 2–3 из всего дома.

Во всех деревнях, где болезнь появляется, она делает большой успех в самом начале. Несколько времени спустя, на 3—10 день, она ослабевает, так что жители успокаиваются, думая, что эпидемия совсем кончилась; но она начинается снова. По словам курдов, болезнь началась в деревнях, окружающих Саккиз и во многих деревнях Микри».

«Чума началась в Микри в деревне Арбануз, в конце осени 1870 г. На нее не было обращено внимание, потому что она кончилась в ту же зиму; но весной 1871 г. она явилась снова и истребила весь Арбануз, причем из 40 семейств спаслись только 5 человек. В Саккизе чума была в двух деревнях: Каниниас и Карова. В первой деревне она прекратилась сама собой, а во второй — бегством жителей в окружающие горы.

Каниниас — маленькая деревня на 1,5 часа езды от Саккиза, отделенного от нее цепью холмов, состоит из 7–8 домов, построенных в здоровой долине, проветриваемой с трех сторон. По словам жителей, болезнь началась чрез 4 или 5 дней после смерти Меликэ, одной молодой женщины, пришедшей из Арбануза в Каниниас, заболевшей в день прибытия бубоном в паху и карбункулом на передней нижней части бедра и умершей на 3 день.

После ее смерти, чрез 4–5 дней, заболела, а на 3 день умерла Пирузэ, жена Сеида-Касима, у которого в доме остановилась Меликэ. У Пирузэ было три карбункула на груди, на животе и на затылке. После Пирузэ, Сеид-Касим тоже заболел, но остался жив и в левом паху у него оба врача нашли не вскрывшийся бубон. Сын Пирузэ также заболел бубоном и на 3 день умер. В той же деревне у умершей Джемайс был бубон и карбункул;

У Газэ, другой женщины, выздоравливающей после 6-дневной болезни, во время которой она была без сознание и в бреду, нашли бубон на шее, бывший в 1,5 пальца ширины, длинный и большой, а в настоящее время уменьшившийся в периоде нагноения. Азиз, 40 лет, имел во время эпидемии бубон в паху, который быстро вскрылся, и больной выздоровел. Этим больным закончилась эпидемия, продолжавшаяся 20 дней. Всего в Каниниасе было 8 случаев в течение месяца и 4 — со смертоносным исходом.

Деревня Карова в расстояние 2-х часов езды к северо-востоку от Саккиза. Здесь болезнь обнаружилась почти в то же время, что и в Каниниасе, т. е. 3–4 дня спустя после смерти Меликэ. Жители уже 20 дней как оставили деревню и живут на близлежащих холмах под шалашами из ветвей.

Факт занесения чумы объясняется тем, что для деревень (Каниниас, Карова и Алтун), существует одно общее кладбище, и Меликэ имела в Карове родственника, Сеида-Валайета, который с другими родными ходил на могилу Меликэ, чтобы воздать ей последний почет. После похорон Сеид-Валайет унес с собой одежду покойной и через 4–5 дней вслед затем обнаружилось почти одновременно пять случаев заболевания чумою в семье Шест-вара, жившего в одном доме с Сеидом-Валайетом. Все пятеро умерли на 2–3 день с признаками, ясно описанными окружающими: сначала лихорадка и рвота, на другой день бубон и карбункул, оглушение, бред. Отец семейства, Сеид-Шест-вар, спасся, благодаря своему отсутствию во время эпидемии. В том же доме, обитаемом Сеид-Валайетом и Шест-варом, вскоре заболело 5 человек, и все умерли. В деревне, состоящей из 100 жителей, было всего 35 заболеваний и 27 умерших и 8 выздоровевших. Жители прекратили эпидемию, рассеявшись по горам.

История эпидемии в Карове имеет большое значение. Труп Меликэ был омыт и положен с погребальными обрядами на кладбище в деревне Каниниасе. Никто из жителей Карова до него не дотрагивался, однако ж, болезнь вдруг обнаружилась в доме Сеида-Валайета, куда была взята одежда покойницы и где затем умерло 10 человек. Смертность в Карове была сильнее, чем в двух других курдистанских деревнях, потому, может быть, что Карова лежит в лощине, дома низенькие с дверями, едва пропускающими крупную скотину, вентиляция крайне недостаточна. Как и в Банна, рассеяние жителей быстро прекратило эпидемию. Сеид-Валайет подозревал, что платье, оставшиеся после Меликэ, было украдено мужем ее в Алибулахе, деревушке Микрийского бекства, в которой, как и во многих ее окружающих деревнях, была чума. В Каниниасе, кроме того, сказали, что Меликэ пришла из Туркменкенда, другой деревни Микрийского бекства.

Губернатор Саккизский сказал, что платье Меликэ куплено в Арбанузе, тоже деревне Микрийского бекства, уничтоженной чумою и в настоящее время безлюдной. Во всяком случае, видно, что Меликэ прибыла в Каниниасе из одной из зараженных деревень Микрийских».

«Это большая деревня, с 300–350 домами, служит местопребыванием губернатора провинции Банна. Все дома на возвышенности, исключая 41 дом, которые находятся в низменном месте и составляют Нижний квартал (Магале-поин). В этом квартале, по слухам, и была чумная эпидемия после привоза в город трупа одного Шерифа, лудильщика 13–14 лет. Этот мальчик занимался со своим отцом лужением посуды и работал в Микри, в то время, когда там с весны была уже чума. Вид зачумленных навел на них такой ужас, что они оставили работу и отправились домой. Но на пути, не дойдя 14 верст до Банна, мальчик заболел, и путники должны были остановиться. Здесь мальчик умер через 2 дня, после лихорадки с сонливостью, бредом, бубоном под мышкой и фиолетовыми пятнами по всему телу. Отец перенес труп в свой дом в Магале-поин в Банна для похорон, и через 8 дней сестра Шерифа умерла в отцовском доме с признаками той же болезни. Это было исходным пунктом развития чумы в Банна.

День ото дня больные прибывали, главным образом, в нижнем квартале (Магалепоин), 6 июля было уже 12 умерших. При этих обстоятельствах совет старшин и губернатор признали необходимыми следующие меры:

общее выселение из города, 2) устройство шалашей из древесных ветвей на холмах в 0,5-часовом расстоянии от Банна, 3) разобщение здоровых от подозрительных, 4) снабжение бедных пищею на счет общества и благотворительности губернатора на все время чумы, 5) абсолютное запрещение сношений зараженных со здоровыми. Вследствие этого, между переселившимися жителями было только трое заболевших, из них двое выздоровели».

«Зачумленные, по выздоровлению, и люди, ухаживавшие за ними, описывают болезнь в основном следующим образом: выражение равнодушия или нерасположения и тоски, жестокая лихорадка, ускоренное дыхание, рвота последнею принятою пищею или желчью, припухлость в пахах, под мышкою или на шее; жгучий жар и сухость кожи, черноватые петехии, бред или оглушение до наступления смерти или до естественного вскрытия бубонов, появление карбункулов сравнительно редко и начинается несколькими прыщами, которые лопаются, отделяют сочащуюся желтоватую жидкость и, сливаясь вместе, образуют в несколько часов широкий черный струп. Всякий, у кого были малейшие следы черных петехий, умирал непременно. Бубоны в пахах обыкновенно помещались ниже пупартовой связки, в противоположность бубонам сифилитическим, которые развиваются выше ее. Все больные, умершие и выздоровевшие, имели один или несколько бубонов в паху или под мышкой, или на шее; в последнем случае всегда ниже околоушной стороны. Замечено также, что бубоны, над которыми кожа имела ярко-красный цвет, через несколько дней благоприятно всасывались, тогда как сине-багровые были у тех, кто быстро умирал, и вообще с большим трудом переходили в нагноение».

«Прибыв в Микри и посещая деревни, где господствовали эти опухоли (?), я повсеместно получал полное тождественное описание симптомов, свойственных только чуме. Все жители пораженных деревень признавали эту болезнь только чумою (таун), делая всякий раз различие от посетившей их холеры (вэба). Неудовольствуясь одними рассказами, я просил указать мне corpus delicti, оставшиеся шрамы. Я их находил под мышкою, в паху, на шее и на других частях тела.

Вот в общих чертах описание симптомов, рассказанных мне во всех случаях заболевания чумою: всякий раз вначале являлся сильный озноб, потом большой жар; в местах, где имела явиться опухоль, появлялась чувствительная боль. Жар сопровождался всевозможными мозговыми и гастрическими явлениями, — во многих случаях беспамятством. После периода жара больные приходили в себя, в полное сознание, но уже уподоблялись мертвецам с глубоко впавшими глазами, упадком сил, опухоли или разрешались, или переходили в нагноение. Если в этом периоде являлась кровянистая (черная) рвота, то спешили скорее приготовить гроб, — едва успевали его кончить, как больных уже не ставало. Случалось, что заболевшие, пораженные жаром, умирали через два часа; большинство не переживало 4-го дня. Пережившие 8-й день обыкновенно выздоравливали. Период выздоровления у большинства шел весьма быстро, являлся сильный аппетит, но некоторые (незначительное число) поправлялись гораздо медленнее, в продолжение целых месяцев, в особенности там, где не было ухода за гноящимися бубонами, в которых даже подчас заводились черви. В большинстве случаев раны заживали до 20-го дня. О пятнах я получал разноречивые показания: одни утверждали, что их видели при жизни, другие говорили о пятнах после смерти. Доискаться причины болезни стоило неимоверных трудов, так как народ сам не сознавал никакой причины, кроме наказания Божьего. По общему отзыву указывали, что болезнь, прежде всего, началась в дер. Арбануз. Прибыв в Арбануз, я нашел эту деревню совершенно в развалинах. Оставшиеся там несколько человек в живых сообщили мне, что первый заболевший был пастух в д. Гамюшане, по имени Хедыр.

В д. Гамюшане я нашел одно только семейство, прибывшее откуда-то, и сына Хедыра, взрослого юношу; все другие коренные жители разошлись в разные стороны. Сын Хедыра сообщил мне, что действительно его отец был первым умершим, но не мог мне указать никакой удовлетворительной причины, вызвавшей чуму. В местных условиях Гамюшана, при хорошей ключевой воде, малочисленности населения (6 домов), горном воздухе, суровой зиме, я решительно не мог опереться ни на что, что бы указывало на причины зарождения чумы. Из Гамюшана я прибыл в Акджейван. Это большая деревня на твердой глинисто-известковой почве (Акд жейван — белая земля), несколько превосходных родников, растительности между домами никакой. Фруктовый и виноградный сад помещика находится в стороне от деревни; деревенское кладбище — тоже. Проулки между домами, конечно, запружены всяким сором, но эта принадлежность свойственна всем деревням целого Курдистана; дома не особенно сжаты один к другому. Моей просьбой призвать ко мне самого умного человека, он было чуть не испортил все дело. Мне призвали муллу, который вместе с тем считается мирзою (писарем). Мулла, не выходя из религиозной точки зрения, объявил, что не следует вовсе доискиваться причины чумы, что это есть большой грех, но вместе с тем утверждал, что прежде чума началась в Арбанузе. Не довольствуясь этим, я обратился к молодому помещику и потребовал обмывающего мертвых. Он, не медля, прибыл. Обмывающий мертвых, будучи единственным по своему занятию, находился во все время эпидемии в деревне и даже сам перенес эту болезнь. Он показал: “Чума в Акджейване явилась впервые, начавшись с одного мальчика, который заболел и умер. В продолжение 6 дней умерло еще 3 челонс ка, потом болезнь прекратилась на 10 дней. После смерти этого мальчика пастух Хедыр был жив и даже, во время этих смертных случаев, он заходил в Акджейван; услыхав рассказы о страшной болезни, он бежал ночью в Гамюшан, но в ту же ночь заболел и на другой день умер. После него заболел и умер еще кто-то в Гамюшане, тогда болезнь перешла в Арбануз (занесенная вещами после умершего). Когда в Арбанузе начали умирать многие, эта болезнь явилась снова в Акджейване, и тогда только ее признали чумою, и думали, что она к ним перешла из Арбануза”.

Пастух Хедыр был известен в целой деревне Акджейване. После рассказа обмывающего мертвых, в находящейся толпе народа пошли разные соображения, прения, и под конец согласились все, даже мулла, что болезнь в самом начале была в Акджейване. После этого я отправился в дом первого умершего. Мать умершего, Гусни, показала что «ее 14-летний мальчик Хаммурад, в конце осени 1870 г., когда уже все возвратились из кочевок, отправился в город (в 0,5 версты) с молотком искать древесных кореньев для починки дома». На расспросы: что особенного в том городе и почему заболел мальчик? — она продолжала: “Там производили работу в подземелье для загона баранов в зимнее время и нашли могилу с человеческими костями, в то самое время ее сын был там, дотрагивался ли он до костей, она этого не знает, но, возвратившись домой, он жаловался на сильный жар и боль под мышкою, где образовалась опухоль в грецкий орех, вскоре такая же опухоль явилась в паху, болезнь начала усиливаться, наступило беспамятство, и на другой день мальчик умер”. Вслед за тем заболел, при точно таких же явлениях, другой ее младший сын, шести лет. Образовалась опухоль с нагноением в паху, и он выздоровел (я видел шрам в паху).

В то же время по соседству умерло еще трое, и болезнь прекратилась на некоторое время. Хедыр, ей тоже знакомый, был жив, но не заходил к ней в дом. Тут во дворе Гусни собралось много народу; вышедшая из толпы старуха объявила, что около 40 лет тому назад, она это помнит очень хорошо, будучи тогда взрослою, вся деревня Акджейван была разорена чумою, и в настоящее время вскрыли могилу, где хоронили чумных. Это мнение подтвердили и другие, как факт, о котором им рассказывали старые люди (видимо, речь идет о чуме, вспыхнувшей в период предшествующей активизации «излома» в 1824–1843 гг. — Прим. авт.).

Расспрашивая в подробностях о чумном кладбище, я узнал, что там, 6 лет тому назад, вырыто помещиком подземелье для баранов и что тогда в разное другое время, при починке, выпадали кости. Мастер, производивший в последнее время до появления чумы работы в подземелье, оставив работу, ушел домой и сейчас же умер; он был из Чардалы, достоверно то, что там была сильная холера, чумы не было, но какою болезнью умер мастер, неизвестно. Я отправился в это подземелье; наружных знаков кладбища я не заметил. Подземелье представляет огромный подземный, не штольной работы ход, под высоким бугром, для 1000 и более баранов. Местность эта называется Темыр-Ханэ, там была когда-то деревня; остатки ее торчат кое-где еще доселе. На самом же месте деревни находится огород (огурцы, арбузы, дыни и проч.). Поблизости бугра — обильный источник хорошей для питья воды.

При втором моем посещении Акджейвана и втором визите к Гусни я заметил во всех окружающих молодого помещика и в самой Гусни какой-то страх, но тем не менее все сказанное прежде подтвердилось.

Продолжая мой обратный путь из Акджейвана, я узнал стороною, что после моих изысканий все убедились, что чума произошла из подземелья, в местности Темир-Ханэ. В окрестностях большого подземелья находится еще много других подземелий для загона крестьянских баранов, правда, меньшего размера, и где тоже в разное время оказывались человеческие кости. Некоторые из жителей, услыхав о моем предположении касательно чумы, решились оставить совершенно их подземелья, так как у них в прошлую зиму почти все бараны повыдохли (падеж скота был повсеместный в Курдистане). Помещик тоже находился в раздумье; у него из 2000 баранов осталось несколько десятков. До моих расспросов никто не предполагал, что там кроется чума, но теперь им всем открылись глаза. Что если многие отвергают это, указывая на начало из Арбануза, то это происходит собственно из какого-то страха, чтобы не случилось какой-нибудь беды.

Один из проводников, Али-Мирза, во время второго моего пути из Акджейвана объявил притязание на то, что он был первым заболевшим чумой в Акджейване. Он мне рассказал следующее. За несколько дней до смерти мальчика, первого умершего, посещавшего действительно огород у подземелья, он, Али-Мирза, производил починку в своем подземелье; в одном углу он заметил что-то похожее на кости; он хотел их выбросить оттуда, но они, дескать, рассыпались (обратились в землю); уцелевшими он нашел только зубы. Работу он производил целый день; до этих костей он дотронулся перед вечером. С захождением солнца он вдруг почувствовал сильную боль под мышкою, ему казалось, как будто это место прострелено пулею; при том озноб и боль в паху. Брат его довел домой. Дома он впал в горячечное состояние, но через несколько дней пришел в себя; опухоль под мышкою разрезали (я видел большой шрам); в паху опухоль разрешилась. Болезнь он приписывал укушению скорпиона. Во время его болезни первый умерший, мальчик, его родственник, был здоров и приходил к нему навестить его. Когда же мальчик был при смерти, то Али-Мирза, с гноящеюся еще раною под мышкою, был в состоянии навестить его. Брат Али-Мирзы, сопровождавший его, и мать заболели тоже, имели опухоли, но выздоровели. Такое рельефное описание Али-Мирзы совершенно совпадает с возможностью заболеть, дотронувшись до зачумленных предметов.

Я хотел в третий раз возвратиться в Акджейван, но это уже было бы чересчур неловко и могло бы на жителей навести окончательную панику. И спрашивал других проводников о правдивости факта, рассказанного Али-Мирзою. Они подтвердили, что он находился там в подземелье, но что во время чумы они не были в Акджейване и не знают о случившемся с ним происшествии. Хотя рассказ Али-Мирзы одиночный, без свидетелей, но все-таки этим не опровергается мое предположение о зарождение чумы в одном из подземелий в Темир-Ханэ возле Акджейвана, где, по общему отзыву, когда-то хоронили чумных; и, быть может, самая-то деревня Темир-Ханэ была подобно Арбанузу окончательно разрушена чумою.

Мы имеем неопровержимые доказательства сохранение органических растительных веществ, как, напр., зерен пшеницы в катакомбах; эти зерна прорастают снова после тысячелетий, почему же не предположить, что и чумный яд, присущий только органическим веществам, не был поставлен вместе с этими веществами в условия, сохранившие его. первоначальное свойство после нескольких десятков лет?

В топографическом и географическом положениях страны и климате, о чем я сообщу в более подробном описание, я не мог доискаться никаких причин, вызывающих чуму в Курдистане. Занесенною туда она не могла быть, не существуя нигде на земном шаре.

Распространение чумы от одной деревни к другой совершалось всякий раз вещами, людьми, животными и вообще каким-либо прикосновением.

За исключением Акджейваиа, не было ни одной деревни, где бы можно было сказать, что чума произошла там, не будучи откуда-нибудь (из другой деревни) занесена (я сообщу истории каждого занесения).

Болезнь имела всегда характер весьма коварный. Она не поражала вдруг большие количества людей (не достигнув густого население), но, явившись где-либо один раз, оказывала большую интенсивность; большинство заболевших умирало. Она редко исчезала сама по себе, а только вследствие принятых мер изолирования.

Итак, в Арбанузе, при тесных, скученных помещениях, она, несмотря на суровый холод, глубокий снег, при 5870 ф. над поверхностью Черного моря, продолжалась целую зиму. Умирало то один, то два, то трое в день; то она прекращалась на несколько дней, то потом опять появлялась, пока оставшиеся в живых с наступающею весною не разбежались из деревни.

Повсеместно на мои расспросы, какие были предприняты меры к прекращению чумы, я узнавал, что все помещики, убежавшие сами, прежде всего, строжайше запрещали своим крестьянам уходить куда-либо и впускать кого-либо к себе в деревню. Из зараженных деревень жители, большею частью, спасались на соседние бугры, в раскинутые палатки. Сообщение, одним словом, было прервано, и даже ставились караулы. В крайних случаях дозволялось вести переговоры, но только на большом расстоянии. Так, когда в Арбанузе не хватило полотна для мертвых, то ухаживавший и хоронивший почти всех мне рассказывал следующее: “Я садился на лошадь, взбирался на высокий холм, возле д. Гюльтапэ (в 0,5 фарсахе), вызывал жителей криком; мне приносили полотно, оставляли издали, давая в долг, так что всего полотна взято на 8 туманов 4 крана”. Польза изолирования одного дома от другого была тоже очевидна. Так, в Арменибулаге три еврейских дома среди деревни и в г. Банна, 50 еврейских домов, находящихся в самой низменной части города, где чума была сильнее всего, изолированные, вследствие религиозных понятий, вообще от окружающих их курдов, во время болезни были изолированы еще больше, и ни один из евреев не заболел чумою. Только те деревни пострадали больше всего, которые, под влиянием невежественного фанатизма, не хотели уходить в палатки; но большею частью, под конец, после 2–3 месяцев, не видя конца болезни, они спасались в палатки, рассеиваясь по соседним буграм, после чего чума вскоре прекращалась. Все зачумленные деревни не выходили из пределов рек Джагату и Татагу, за исключением города Банна.

Чума угрожала следующим более населенным пунктам: Миандуабу, через зачумленную деревню Сераб, в 4-х фарсахах (или фарсанг — 6,7 км.); городу Соуч-Булагу, через ту же деревню, в 8-ми фарсахах, гор. Саккизу, через деревню Карова и Каниниас, в 0,5 фарсахах, гор. Синкалэ, через деревни Актанэ в одной версте; через Банна болезнь легко могла перейти в Турцию.

В некоторых местностях, в которых мои предшественники предполагали присутствие чумы, я лично убедился только в существование там холеры.

Громадную услугу человечеству в деле чумы оказал губернатор гор. Банна Абдул-Керим-Хан, личность, заслуживающая во всех отношениях уважения. Чума, будучи занесенною в гор. Банна, очутилась на караванном пути в Турциею и всеми городами Курдистана; она распространялась бы по всему свету, если бы этот энергичный деятель в самом начале не сделал ей преграды. Перейди чума в Тавриз, в город в высшей степени неблагоустроенный в гигиеническом отношении, с населением в 130 тыс. жителей, она, наверно, судя по ее в высшей степени злокачественному характеру, осталась бы опять десятки лет на Востоке. Абдул-Керим-Хан вывел всех жителей из города на соседние горы, построил из древесных ветвей шалаши, разбил их на группы, изолировал каждую и каждый шалаш, где оказывались больные, был тоже изолирован от соседних шалашей.

Неимущим он сам от себя давал провизии и запретил всем, по своим соображениям, во время целой эпидемии употребление мясной пищи.

Этими мерами изолирования можно только объяснить большую цифру выздоровевших в г. Банна, так как пораженные чумою, находясь в горно-лесном превосходном воздухе (кругом Банна дремучие дубовые леса), легче переносили чумный яд и скорее выздоравливали. К сожалению, за подобное великое дело, кажется, доселе Абдул-Керим-Хану еще никто не сказал даже и спасибо! За достоверность цифр о числе выздоровевших и умерших в сколько-нибудь значительных населенных местах нельзя вполне ручаться, так как нигде не ведутся списки умершим и выздоровевшим. Только в Банна мне представлены были письменные источники, коими пользовался господин Шлиммер. Болезнь поражала одинаково всех — детей и взрослых, мужчин и женщин. При этом прилагается таблица о числе умерших и выздоровевших, о числе домов, числе шрамов, расстояние от места заражения, т. е. от деревни Акджейван, и барометрические измерения. Деревня Акджейван находится в одном фарсахе от левого берега реки Джагату и в двух фарсахах от правого берега реки Татагу, в 6-ти фарсахах от города Миандуаба и 10 от Сауч-Булага».

Медицина в Персии

Доктор Ч Д. Уильз, врач при английском телеграфном бюро в Персии, сообщил следующие наблюдения о состоянии местной медицины. Персидская медицина представляет чистейший эмпиризм. Болезни и лекарства разделяются на два класса: горячие и холодные. «Горячая» болезнь лечится назначением «холодного» лекарства и vice versa. О диагнозе не заботятся. Не помогло одно лекарство, персидский врач назначает другое. Когда врач назначил пациенту то или другое лекарство, пациент раскрывает где попало Коран и смотрит на первый (или другой, назначенный им заранее) стих на правой странице; содержание стиха определяет дальнейшее действие пациента. Если предзнаменование благоприятно, он проглатывает назначенное лекарство в предварительно определенный (при помощи астролога) счастливый час. Обыкновенно прежде, чем обратиться к врачу, пациент прочитывает список врачей, сопровождая каждое имя упомянутым гаданием на Коране; пациент выбирает того врача, имя которого совпадает с прочитыванием особенно счастливого стиха. В большом ходу употребление внутрь заклинаний, писанных дервишами, форма приема различна: или употребляется вода, которою смывается написанное заклинание, или писанное заклинание проглатывается in substantia, как пилюля. Почти универсальное начало лечения составляют слабительные средства, большею частью каломель, затем делается кровопускание, минимум в 12–18 унций; оно обыкновенно повторяется несколько раз. После этого врач назначает сироп из фиалок, жженый сахар с водой и т. п. невинные средства. Кроме деления болезней на горячие и холодные, существует еще дальнейшее разделение — на гарарет (жар и воспаление) и рутубот (влажность). Против гарарета употребляются энергичные кровопускания и слабительные; против ругубота — большие дозы хинина и ароматических веществ в вине.

Хирургия находится в худшем состоянии. Джерра — хирурги — вербуются из цирюльников и кузнецов. Персы чувствуют отвращение ко всем операциям, кончающимся обезображиванием, ибо обезображенные субъекты считаются у них опозоренными. Такой взгляд зависит от того, что ампутация плеча, кисти руки и стоп представляют обычное персидское наказание за воровство. Ампутации у них поэтому делаются крайне редко. Если ампутацию делает туземный врач, то он отсекает конечность повторным ударом молотка по косе или короткому тесаку (в случае ампутации пальцев, употребляется бритва) и затем погружает культю в кипящую смолу или масло. Литотомия (удаление камней из мочевого пузыря) совершается часто надлобковым сечением и всегда кончается смертью. Хлороформ неизвестен, и употребление его со стороны иностранных врачей сопровождается опасностью: один врач едва спасся от пистолетного выстрела, сделанного по нему родственником захлороформированного пациента.

Костоправы пользуются лучшей репутацией, чем хирурги. Они накладывают повязку даже в случаях простого ушиба или растяжения; повязка смазывается яичным желтком, а в случаях перелома — нефтью, которой приписываются чудесные свойства. Конечность удерживается в состоянии совершенного покоя до тех пор, пока пациент имеет желание платить врачу за визиты. Результаты лечения — укорочение конечностей, искривления, анкилозы. Шины неизвестны. Сложные переломы кончаются гангреной и смертью.

Во время болезни шансы выздоровления пациента уменьшаются постоянным присутствием в его комнате множества друзей и знакомых, которые сидят около него, курят кальяны, пьют чай и ведут разговоры, денно и нощно, пока пациент не выздоровеет или не умрет. Окружающие постоянно совещаются с пациентом насчет действия врача; больной принимает лекарства с одобрения большинства присутствующих в комнате. По мере ухудшения, увеличивается число друзей, знакомых и прохожих. Нередко в комнате умирающего можно встретить около 70 человек, и в его доме — около 200–300.

Акушерство находится в руках евреек и старых женщин. Роженицу сажают на корточки; она сидит на пятках, стопы приподняты от земли при помощи подложенных двух кирпичей. На полу рассыпано немного золы от древесного угля. Бабка и ее помощница давят на живот и поясницу. Пациентке не позволяют лечь ни в каком случае. Если выпала пуповина или конечность, бабка старается вытащить ребенка за выпавшую часть. Понятно, что при такой практике разрыв матки представляет самое обыкновенное явление. На 6 день родильница отправляется в горячую баню и затем приступает к обычным занятиям, Детей они кормят грудью по три года — для того, чтобы избежать беременности.

Помешательство не часто. Идиоты и безвредные помешанные считаются святыми и ходят на свободе. Страдающие острою манией сажаются в темные погреба и клети, заковываются, морятся голодом, подвергаются побоям, пока ранняя смерть не положит конец их страданиям.

Вакцинация не в почете. Медицинских школ нет. Медицинские «знания» передаются или от отца к сыну, или от хозяина к лакею. Анатомия неизвестна; вскрытия запрещены. Медицинская литература — это сочинения Гиппократа, Авиценны и древних арабских авторов (Wills C.J. / / The Britich Medical Journal. 1879, апрель 26).

Выписка из донесения врача Российской миссии в Тегеране Кузьминского, от 16 мая 1877 г. за № 18

«28 минувшего апреля, будучи командирован в г. Решт для исследования и определения заразительной болезни, обнаружившейся с некоторых пор в городе, вышеупомянутого числа, по получении уполномочия со стороны персидского министра иностранных дел Мушир-уде-даулэ и председателя санитарной комиссии принца Али-Кули-Мирзы об оказании мне должного содействия, я выехал из Тегерана и 1 мая благополучно прибыл в Решт. По дороге не опускал случая собирать сведения о ходе болезни, и на всех станциях до г. Казвина, везде почти получал подтверждающие известия; в последнем мне даже заявили, что существующая болезнь в Реште настолько скоротечна, что некоторые умирали в продолжение нескольких часов (10–12). Между тем, приближаясь к Решту, я встречал противоречивые показания, — что болезнь действительно была прежде в городе, но теперь совершенно прекратилась. На последней станции перед Рештом меня встретили консул г. Норд и секретарь г. Власов, которые мне сказали, что, по описываемым мною признакам и припадкам чумы, такая болезнь в Реште теперь действительно существует и что в день умирают по 2–4 человека, хотя сведения эти далеко неточны и уменьшены.

По прибытии в Решт 2 мая, я пригласил к себе персидского медика Хассан-Хана, командированного специально санитарною комиссией из Тегерана для определения болезни… По предъявлении ему предписания принца Али-Кули-Мирзы, коим предписывалось находиться в моем распоряжении и доставлять всевозможные сведения, он мне объяснил, что от него почему-то скрывают рештские медики и власти болезнь и что ему с большим трудом приходится самому отыскивать больных. Болезнь эта более всего распространена в квартал Джиркуче, теперь начинает уменьшаться, благодаря наступившим дождям и прохладной погоде, вследствие чего у него теперь на руках нет ни одного больного; прежде бывшие некоторые умерли, а некоторые выздоровели. У всех наблюдаемых Хасан-ханом больных замечено было лихорадочное состояние и бубоны в разных областях тела, смерть следовала обыкновенно на 2–6 день после заболевания.

Того же числа я обратился с просьбою к консулу г. Норду собрать компетентных врачей г. Решта и составить заседание из них, надеясь этим путем выяснить как начало появления болезни, так и дальнейший ее ход и характер. Г. Норд, предъявив Каргузару уполномочие, данное мне сепехсаляром, просил его пригласить повестками 7 местных персидских врачей на имеющее быть завтрашнего числа заседание в квартире секретаря консульства г. Власова. Кроме того, консул лично от себя просил прибыть туда мустауфия Решта Мирза-Абдул-Вехаб-хана. 3 мая, по прибытии приглашенных врачей и мустауфия Решта в квартиру г. Власова, открыто было заседание, результат коего подробно описан в протоколе на русском и персидском языках за подписями и приложением печатей присутствующих лиц».

«Из описания припадков, изображенных в 12 пункте протокола, ясно вытекает, что болезнь эта есть чума (pestis), хотя персидские врачи, из боязни или непонимания, не называют ее этим именем. Что же касается исхода болезни, который будто бы при лечении простыми средствами был благоприятный, без лечения — смертельный, то я к этому отношусь с большим сомнением потому что не допускаю, чтобы домашние средства, например, припарки и какое-нибудь слабительное, могли иметь благотворное влияние на такую грозную болезнь и чтобы персидские врачи занимались бесплатно лечением бедного класса народа, среди которого болезнь эта в особенности свирепствует.

Равным образом сильно сомневаюсь в справедливости 16 пункта, в котором говорится об общем числе смертности: она должна быть гораздо значительнее, тем более что в следующие дни, при моем посещении 10-ти больных, я мог убедиться, что большинство из них брошено на произвол судьбы без всякого врачебного пособия; поэтому персидские медики сами не знают, сколько заболело и умерло или умышленно скрывают настоящую численность смертельных случаев. Несмотря на сознание заразительности болезни, врачами по сие время не предпринято никаких предохранительных мер, умершие погребались на городских кладбищах, квартиры и платье их не проветривались, вообще не производилось нигде никакой дезинфекции, а через это упущение дана полная возможность для дальнейшего распространения заразы.

Действительно, в настоящее время болезнь эта, кроме Джиркуче, начала обнаруживаться уже в четырех частях города.

Желая ближе познакомиться с клиническою картиною существующей в Реште болезни, я просил гг. присутствующих врачей показать мне несколько больных, но от всех получал положительный отказ с уверением, что будто бы в настоящее время нет более этой болезни, благодаря наступившим дождям и прохладной погоде. Между тем в конце заседания врач Ага-Мирза-Яхья обещался завтра показать мне выздоравливающую малолетнюю девочку и действительно исполнил свое обещание, показав не только ее, но еще, кроме того, других трех больных.

Вообще из всего хода заседания я вынес то убеждение, что персидские врачи почему-то ко мне относились с недоверием и всеми силами старались отклонить мое внимание от практического знакомства с болезнью, и не будь уполномочия от сепехсаляра, мне не удалось бы их собрать на сог вещание. 4, 5 и 6-е мая мною посвящены были на осмотр больных, которые частью указаны вышеупомянутым Мирза-Яхьей; частью Каргузаром, а некоторые открыты мною лично. Краткие истории болезней, с описанием домашней обстановки больных, при сем прилагаются (см. ниже).

Посещая больных, я лично мог убедиться, кроме описанной в историях болезни грязи, в противогигиеническом содержании самого города Решта. По многим улицам протекают каналы с грязною, вонючей водою и все они направляются в квартал Джиркуче по покатистой местности, распространяя смрад и зловоние. В базарной линии, находящейся близ Джиркуче, существуют целые склады соленой и тухлой рыбы (лещ и кутум), каковые, вместе продаваемым здесь же луком и чесноком, издают невыносимое зловоние. Зловоние это увеличивается больше оттого, что сверху базар крытый, что препятствует свободной вентиляции, внизу же господствует кисельная грязь, поддерживаемая стоками отхожих мест от соседних домов, вследствие чего, от слияния сортирного запаха с запахом тухлой рыбы и гнилого чеснока, образуется баснословная атмосфера. Между тем в этом смраде проводят целые дни несколько сот людей, и были примеры, что многие из них поплатились жизнью от бубонной болезни за свое пребывание здесь. Близ армянской церкви и большего караван-сарая, в котором живут русские подданные, находится гора мусора, свозимого сюда десятками лет, на этой же горе исстари производится резание коров и овец (бойня), от чего разложившиеся кровь и мусор издают такое зловоние, что к ней невозможно приблизиться. Когда я проходил мимо мечети, находящейся в Джиркуче, мне указали могилу чайного торговца Измаила, три дня тому назад умершего от чумы. Могила подрыта под стену мечети и сверху замазана сырою грязью, так что всунутая мною палка свободно прошла до пустоты, в которой лежит труп. Тело Измаила временно положено в могилу и предназначено для перевозки в Кум. Вот еще новый способ для распространения заразы. В квартале Джиркуче был мне показан дом, принадлежащий Хаджи-Гулям-Гусейну, в котором первоначально обнаружилась болезнь. Дом стоит на сухом грунте земли, в узком переулке, на углу которого лежала дохлая кошка, покрытая червями, и он был заколочен по случаю смерти обитателей, так что я не мог попасть во внутренность его. По всему переулку господствовала мертвая тишина, и я не встретил ни одного живого лица.

Принимая во внимание протокол заседания рештских врачей и основываясь на личном наблюдении 10 больных, я заключаю, что существующая в настоящее время в г. Реште болезнь есть людская чума (pestis), не получившая пока злокачественного характера, но при всем том в высшей степени заразительная и опасная. Из прочтения прилагаемых историй болезни видно, что почти каждый больной указывает с положительностью место и приблизительно время своего заражения; и что нет никакой другой болезни, кроме чумы, сходной с описаниями по совокупности вышеописанных припадков во всей врачебной науке, по крайней мере, они мне неизвестны.

Констатировав по своему убеждению чуму, я объяснил консулу г. Норду об опасности пребывания в Реште и советовал гг. членам консульства оставить город на несколько недель, пока не прекратится зараза, в чем мною и выдано свидетельство от 5 мая за № 16, копия с которого при сем прилагается. 7 мая, по просьбе моей, консул г. Норд собрал русских подданных, которым я осторожно заявил, что, так как в Реште существует заразительная болезнь, то советую бездетным выехать на время в Энзели, где нет подобной болезни, кроме детской оспы и кори, другим же — в горы. Многие из русских подданных изъявили желание возвратиться в Россию и высидеть в карантине узаконенный срок; из остающихся в Реште просили дать совет, как предохранить себя от заразы, в чем просьба их мною была тотчас же исполнена.

6 мая, в бытность свою в г. Энзели, я узнал от агента российского консульства в Гиляне г. Углева, что в Энзелийском порте находится около 15 торговых русских судов, вследствие чего поручил г. Углеву передать боцманам, пока зараза еще не дошла до Энзели, убрать суда поскорее в море. Между прочим, едучи в Энзели вышеозначенного числа, я получил сведения от тавризского торговца красным товаром, Самона Шахназарова, что по всему Талышу, где более 12 тысяч жителей, начиная от деревни Канур-чал до Астары, т. е. до русской границы, свирепствует около 3-х месяцев какая-то болезнь, от которой умирают 30—40-летние крепкие люди в продолжение каких-нибудь 2–6 дней; какою болезнью, Шахназаров не знает. Так как талышинский народ очень дикий и скрытный, то от него трудно что-нибудь узнать, но что умирают много, Шахназаров заключает еще из того, что никогда ему, в продолжение 8 лет, не приходилось продавать столько белой погребальной материи, как в эти последние 3 месяца. На мой вопрос, не заметили ли вы опухолей в паху, под мышками или в другом месте у больного, — он отвечал, что у одного мальчика “действительно я сам видел опухоль за ухом; но его отправили для излечения в Решт, где он вскоре и умер, у других же не знаю”. Кроме этой болезни, по Талышу сильно свирепствует оспа на детях, которых также много умирает.

По возвращении в Решт, я заявил об этом слухе генерал-губернатору и просил его командировать в Талыш добросовестного персидского медика для определения существующей там болезни, на что генерал-губерна-тор дал полное согласие. Кроме того, я рассказал недавно прибывшему, вновь Назначенному рештскому генерал-губернатору о жалком положении города, вследствие существующей заразительной болезни и упущении должных предохранительных мер, советуя их принять как можно скорее.

Насколько я мог заметить в свое 7-дневное пребывание в Реште, жители города очень испуганы появлением небывалой болезни и как бы угнетены. Напрасно раздаются на площадях звуки трубы и барабанов, созывающие народ на священные мистерии, устроенные не в очередь по распоряжению персидского правительства для успокоения публики; народ, хотя идет на них, но как-то испуганно озирается и чего-то ждет.

Жизнь кипит еще на базарах, но в улицах, где есть больные, она подавлена. Узнай жители Решта, что существующая у них болезнь есть чума, они моментально разбегутся кто куда может, бросив все свое благосостояние.

С большим любопытством многие спрашивали меня, какую болезнь я нашел у них в Реште и как ее назвать. Само собою следует, что ответ был более или менее успокоительный, что, дескать, болезнь хотя и заразительная, но не так опасна, как вы думаете, и нисколько не похожа на чуму. Это фальшивое объяснение успокаивало многих любопытных, разносящих успокоительную эту весть по всему городу. Здесь я только понял слова генерал-губернатора, что мой приезд и посещение больных успокоили край.

Из мер предосторожностей, предпринимаемых для себя и моего переводчика, я употреблял нижеследующие: 1) намазывание всей поверхности тела толстым слоем растопленного бараньего сала; 2) отдельное платье и белье, предназначенные только для визитации больных, которое снималось на дворе немедленно же по окончании визитации; 3) опрыскивание всего платья раствором хлорной извести и карболовой кислоты, кроме того, последняя на вате положена была во все карманы и за околыш фуражки, и, наконец, 4) по исследованиям больного, руки тщательно вымывались водою и раствором хлорной извести. По окончании всех визитаций, платье это было истреблено, из опасения передать на нем другим заразу. Во время визитации я постоянно курил папиросы и советовал делать то же переводчику, и, благодаря этим мерам никто из нас не заразился чумою.

В приморском городе Энзели три месяца как свирепствует натуральная оспа (variola) и семь месяцев — корь (morbilli); от первой умерло 350 человек, от второй — 80. Оспа по преимуществу поражает детей и молодых субъектов до 20-летнего возраста. Если взять во внимание 2 тыс. народонаселения Энзели, при 700 домах, то процент смертности окажется очень большим, и нет почти дома, в котором бы не было оспенного больного, умершего или выздоровевшего.

Из посещенных мною 6 больных я ни у одного не нашел привитой предохранительной оспы и вдобавок узнал, что по всему Гиляну нет ни одного оспопрививателя и что предохранительная оспа уже давно никому не прививается. У шестилетней девочки, по имени Садра, была даже черная гангренозная оспа, от которой она на 11 день находилась уже в агонии. Помощник ензелийского начальника Мирза Мехди и другие уважаемые жители города дали мне письменное удостоверение на персидском языке, что, кроме оспы и кори, в Энзели нет другой заразительной болезни».

Краткие истории болезни, приложенные к донесению Кузьминского

«1) В доме Кербалай-Искендера заболела 8 дней тому назад, считая от 4 мая, пятилетняя девочка Марзиа. Марзиа крепкого телосложения, с бледными наружными покровами лица и с каким-то истомленным выражением его, напоминающим немного трупное, ходила на ногах, шею имела короткую, сутуловатую, голову держала косо, немного наклоняя в левую сторону. На левой стороне шеи, в trigonum supraclaviculare sinistrum находилась опухоль, величиною в небольшое яблочко, круглой формы, сине-багрового цвета. Опухоль эта резко выдавалась над уровнем кожи, наподобие круглой шишки, в центре была проткнута проволокою, накануне моего посещения; из отверстия сочилась в небольшом количестве сероватого цвета материя, без всякого запаха.

Выше этого центрального отверстия находились 6–8 других, образовавшиеся сами собою, решетообразной формы, заткнутые изнутри омертвелою белою клетчаткою, вследствие чего опухоль в общем характере имела вид карбункула или антракса (anthrax). Других изменений на поверхности кожи нигде не замечено. Из расспросов оказалось, что вышеупомянутая опухоль появилась 8 дней тому назад при сильной лихорадке, которая повторялась несколько раз и за день до моего прихода только что прекратилась. До болезни своей, 10 дней тому назад, Марзиа часто ходила в соседний дом к своей больной двоюродной сестре, одержимою такою же болезнью и, по всей вероятности, там ею заразилась. В этом доме, кроме Марзии, находятся еще трое малолетних детей и все они пока здоровы, равно отец и мать. Дом построен на сыром черноземном грунте земли, близ дороги, окруженной канавами с грязной вонючею водою, смешанною с нечистотами отхожих мест, в 10 шагах к нему прилегает кладбище. Атмосфера внутри двора в самых комнатах удушливо-вонючая. Внешний вид и обстановка соседнего дома одинаковы с первыми. Марзиу считают выздоравливающею и вне опасности.

От дома Кербалай-Искендера по направлению к югу, перейдя дорогу на кладбище, шагах в 150, на возвышенной площадке, обросшей крапивою и другими сорными растениями, стоит дом Машади-Мамед-Таги, окруженный стоками грязной воды, перемешанной с сортирными нечистотами. Атмосфера около дома вонюче-смрадная, так что при карболовой кислоте и хлорной извести, которыми я был окружен и пропитан, дышалось с большим трудом, и они не в состоянии были хотя бы слегка замаскировать этот запах. Внутри двора из отхожего места протекали стоки вонючей жидкости, в виде небольших ручейков, увлажняющих рыхлую почву и тут же посаженный лук и чеснок. Под балконом или навесом самого дома устроен склад шелковичных червей, издающих, в свою очередь, самый смрадный запах. На этом балконе лежал служитель бывшего рештского генерал-губернатора, по имени Гуссейн, 20 лет от роду, посредственного телосложения с выдающимися скулами и как бы натянутыми по лицу наружными покровами, причем рот немного искривлен в левую сторону. У Гуссейна в правой паховой области находилась опухоль желез, плоской формы, на протяжении ладони, едва выдающаяся над уровнем кожи, цветом ничем не отличающаяся от здоровых частей кожи. При малейшем дотрагивании опухоль эта в высшей степени болезненна, уже при легком давлении пальцем больной стонет и кричит, причем рефлекторно вздрагивает. Боль эта моментально утихает по прекращении давления.

По рассказам окружающих самого Гуссейна, он заболел 8 дней тому назад внезапно (считая также от 4 мая), будучи на похоронах своего товарища, умершего от такой же болезни. Болезнь началась лихорадкой, за которой последовал сильный жар и бред, потеря аппетита и сна, со вчерашнего дня припадки эти немного ослабели, но сильно мучит еще жажда. Вчера до полудня чувствовал себя очень дурно, наступало несколько раз обморочное бесчувственное состояние, в котором окружающие думали, что он умер; после поставленных пиявок к месту бубона ему стало немного лучше. Действительно, по снятии мною грязной припарки, я заметил 2–3 пиявочных укуса, из которых капала жидкая кровь темно-коричневого цвета. Несмотря на мое получасовое пребывание у постели больного, я не мог дождаться образования фибринозного сгустка, кровь во все время оставалась жидкою, как бы лишенною фибринозных начал. Сегодня больной, разговаривая со мною, в состоянии был, даже хотя немного, приподнять голову с подушки; общее изнеможение и слабость ясно выражены на лице. Выздоровление сомнительно, хотя больной не имеет петехиальной сыпи.

На пути из этой части города в Джиркуче, персидский доктор Ага-Мирза-Яхья рассказал мне, что 6 дней тому назад заболел Ахмед, сын Хаджи Мумина, молодой человек крепкого телосложения с бубоном в паху, на 3 день после своего заболевания умер, не имея по телу никакой сыпи. Случай этот замечателен тем, что противоречит показаниям персидских врачей, уверяющих, что смерть происходит только при бубонах, осложен-ных гаспою, т. е. петехиальною сыпью, но не без присутствия последней.

В квартале Джиркуче, в котором первоначально обнаружилась болезнь, за каменным забором, среди деревьев и сырой местности, стоят две бедные лачуги, в одной из них лежат двое больных — муж и жена без всякого ухода и врачебной помощи. Мужчина по имени Гуссейн, по ремеслу чернорабочий, весьма крепкого телосложении, 25–27 лет от роду, слег в постель 4 дня тому назад и в силах еще поднять голову с подушки, хотя слаб и находится как бы в опьянении. Гуссейн под левой мышкой имеет опухоль желез, не выдающуюся над уровнем кожи, но прощупываемую пальцами и весьма болезненную при легком дотрагивании. Кожа над уровнем опухоли ничем не отличается от здоровых областей ее.

Болезнь началась сильною лихорадкою, за которою последовали жгучий жар, бред и невыносимое чувство жажды и через два дня образование опухоли под левой мышкой. С каждым днем лихорадочный жар увеличивается, вместе с этим и бред; по телу нигде не замечено никакой сыпи.

В трех шагах от Гуссейна лежала 30-летняя женщина, его жена, в бессознательном состоянии и в бреду, имея опухоль под правой мышкой. Форма и величина опухоли напоминают собою грудь 13-летней девицы; наружные покровы не изменены. Несмотря на бред, при дотрагивании опухоли больная кричит и стонет, глаза имеет блестящие, зрачки суженные; общее состояние угнетенное, так что она не в состоянии приподнимать головы с подушки. На обеих руках, в особенности на правой, но направлению подкожных вен, замечены линии сине-багрового цвета, наподобие мраморных рисунков. Больная в безнадежном положении. По словам мужа, который еще в состоянии отвечать, оба они заболели сразу после смерти 4-летней своей дочери, недавно умершей от подобной же болезни.

Рядом в соседней хижине лежало трое, но мне их не позволили осмотреть, уверяя, что они отдыхают, но не больны, хотя сомнительно, чтобы в такое время персияне предавались отдыху.

В квартале Сума-Беджар, в доме Хуммеран Зейдан, больной по имени Малик-Мамед, 16–18 лет от роду, весьма крепкого телосложения, по занятиям гульдузи, т. е. вышиватель шелками и золотом по коже и материям, слег в постель 3 дня тому назад. По случаю бреда и непонимания предлагаемых вопросов, никакого объяснения о ходе своей болезни дать не может. По рассказам матери, женщины, как надо полагать толковой и наблюдательной, Малик-Мамед за 3 дня до постели, видимо, перемогался и чувствовал изнеможение, постоянно ложился и вставал, потерял аппетит и вообще был в каком-то беспокойном положении. После пароксизма лихорадки, 2 мая, больной слег в постель, вскоре у него открылся сильный жар и бред, причем по временам больной жаловался на несносную головную боль. Со вчерашнего дня, больной потерял сон, постоянно соскакивает с постели и ходит в бреду, жар усилился, жажда — тоже. Сегодня утром (5-го мая) почувствовал себя немного лучше, стал жаловаться на боль в левом паху. При исследовании мною левой паховой области, в ней оказалась опухоль, миндалеобразной формы и такой же величины, сидящая под кожею, цвет последней несколько неизменен. Опухоль эта, при легком и сильном дотрагивании, крайне болезненна, несмотря на бред больной начинает стонать и кричать, судорожно корчится. На ощупь опухоль немного тверда и неподвижна; кожа во всем левом паху жгучая, тогда как в других частях тела она только горяча и суха. Пульс 120 ударов в минуту, полный, язык сухой, обложенный белым налетом, глаза блестящие, зрачки слегка сужены. Два дня как по всему телу выступила сыпь, в виде булавочных уколов, сине-багрового, почти аспидного цвета, не исчезающая под давлением пальца. Персияне эту сыпь называют хаспою, по виду она весьма похожа на петехии. Моча выделяется около 6-ти раз в сутки, каждый раз в небольшом количестве и притом желтого цвета, на низ позывов нет, испражнения только при помощи клистиров. Аппетит потерян, в продолжение последних 5 дней больной ничего не ел.

Из субъективных ощущений Малик-Мамед жалуется на боль головы, стеснение дыхания и, по выражению его, на какое-то сердечное беспокойство. Вставать с постели и приподнимать головы с подушки не может, хотя в бреду, пошатываясь повременно, ходит по комнате. По рассказам матери, в доме у них никогда подобных больных не было, и никто из таковых к ним не приходил, но рядом с ним у соседа, 8 дней тому назад, умерла от такой же болезни, в короткое время, молодая крепкая 17-летняя девица. Будучи трусливого характера, Малик-Мамед, узнав о смерти девицы, был сильно взволнован и 3 дня перемогался, наконец, лег в постель и сам заболел вышеупомянутыми припадками. Состояние безнадежное, навряд ли может последовать выздоровление. Дом расположен на площади, поросшей крапивою и другими сочными растениями, на сыром фунте земли. Внутри двора посажен сад и выкопан колодезь, из которого берут воду для питья. Вблизи этого колодца, шагах в 6–8, устроено отхожее место и до такой степени переполнено нечистотами, что из сортирной ямы изливается жидкость в виде вонючей лужи, идущей до самого колодца, благодаря покатистой местности, пропитывая почву и проникая в самый колодец.

Не далеко от дворца, в местечке Сабзо-Мейдан, по широкой улице, окопанной канавами, наполненными грязно-вонючею водою, в доме муллы Тэир-Руза-хан лежит больная женщина, по имени Хадиджа, имеющая от роду 25 лет й слегшая в постель 8 дней тому назад. У больной, прежде всего, появился бубон в правом паху, затем открылась лихорадка и сильный жар. Выражение лица Хадиджа имеет истомленное, напоминающее трупное, наружные покровы бледные, глаза мутные, из субъективных ощущений жалуется на всеобщую слабость, головную боль, бессонницу и сильную жажду, по ночам является бред. До болезни своей Хадиджа ходила посещать подобного рода больных, и из зараженных домов приходили к ним другие. Кроме того, 3 дня тому назад, умерла у них в доме одна молодая женщина от такой же болезни.

В квартале Джиркуче, в собственном доме 2 дня назад заболел хозяин, Кербелай-Мирза-Ахмед, 28–30 лет от роду, весьма крепкого телосложении, по ремеслу хлебопек. Среди двора выкопан колодец, покрытый внутри водорослями и плесенью, в 8 шагах от него устроен грязный сортир. Сначала он почувствовал лихорадку, потом открылся у него сильный жар и невыносимое чувство жажды, сегодня выступила по телу пете-хиальная сыпь (хаспа по-персидски), в виде булавочных уколов, аспидного цвета, неисчезающая под давлением пальца. Больной находится в сильном бреду, постоянно мечется из стороны в сторону, ни одной минуты не может быть покойным, смотрит бессознательно, глаза имеет блестящие, зрачки сужены, язык белый, влажный, высунутый из рта долго держит, пока не скажешь, чтобы он его убрал обратно в рот; лицо красное, в особенности скуловые области; кожа на ощупь жгучая и сухая, пульс 100, нитеобразный, моча выделяется в малом количестве, поту нет. В левом паху находится опухоль железы, плоской формы, величиною в грецкий орех в высшей степени болезненна при дотрагивании, несмотря на бессознательное положение, больной начинает стонать и кричать от легкого давления, по его прекращении моментально успокаивается, предаваясь снова своим обычным метаниям с боку на бок. Так как больной не в состоянии давать никаких ответов на предлагаемые вопросы, то старушка его мать объяснила, что у соседей были подобные больные и многие уже перемерли, к ним Мирза-Ахмед ходил, равно и от заболевших приходили часто в квартиру Ахмеда. Больной в высшей степени опасен и безнадежен.

Дом Кербалай-Мусын-Атшар стоит на хорошей и сухой улице, имеет 2 двора, из коих передний — чистый с колодцем и садом, задний — грязный с двумя сортирами, из коих один до такой степени переполнен нечистотами, что они выстоят над уровнем сортирной ямы и изливаются наружу, распространяя зловоние. Больной 4-летний мальчик Мамед-Джафар, 2 дня как заболел неизвестною родителям болезнью. Сначала у ребенка появилась лихорадка, потом сильный жар и бред, жажда при этом сильно увеличилась. Кожа на ощупь жгучая, пульс 100, слабый, почти нитеобразный, глаза налиты кровью, зрачки слегка сужены. При исследовании паховых, подмышковых и околоушных областей, нигде никаких припухлостей желез не найдено, равно и сыпи по поверхности тела. За отсутствием бубонов, случай этот я отношу к сомнительным.

6 мая, возвращаясь из Энзели в Пир-Базар, меня попросили осмотреть одного больного, заболевшего два дня тому назад лихорадкою. Больной молодой человек 18–20 лет от роду, крепкого телосложения, занимался продажею чая. Два дня тому назад у него появился лихорадочный пароксизм, после которого открылся сильный жар и мучительное чувство жажды, стоять на ногах не может, а шатается как пьяный. Кожа на ощупь суха и жгучая, пульс 120, по телу выступила петехиальная сыпь, в левом паху бубон весьма болезненный при дотрагивании.

До сего времени в Пир-Базаре еще не было ни одного случая заболевания подобною болезнью; но так как больной из Решта, имеющий жительство в Джиркуче, куда он хотя и изредка, но все-таки ходил, и по всей вероятности, там получил заразу. Состояние безнадежное.

В одной комнате с вышеупомянутой больной лежит другая, по имени Ругия, 25 лет от роду, имеющая под левой мышкой болезненную опухоль, появившуюся 7 дней тому назад. Болезнь началась образованием этой опухоли, после которой сразу же появилась лихорадка и жар, последнее существует и теперь. Боль под левой мышкой, вначале была весьма сильная, но теперь уменьшилась, при всем том больная лежать на левом боку не может. Бред в начале. болезни был также очень большой, но в настоящее время ослабел. Невзирая на 7-дневное прикладывания припарок к опухоли, она по сие время нисколько не созрела и находится в прежнем положении. Больная заразилась при тех же условиях, при каких ее подруга Хадиджа. Между этими двумя больными находился пятилетний мальчик, весьма бледный, который постоянно ложился и вставал, на мой вопрос: не болен ли он? отвечали: что нет, он просто устал. Мальчика этого не позволили исследовать, и я думаю, что он также заболел чумою».

Выписка из донесений д-ра Касторского из г. Решта за август 1877 г.

а) От 3 августа. Для ознакомления с устройством персидских карантинов д-р К. отправился 30 июля в деревню Менджиль на границу Гиляна с Казвинскою провинцией, лежащую к югу от Решта, приблизительно в 100 верстах расстояния, по большой дороге, ведущей через Казвин в города Тегеран и Тавриз. Как он и ожидал, никакого карантина, собственно, не нашел: все устройство ограничивается пребыванием в этом месте одного персидского медика и 12 человек подведомственной ему карантинной прислуги. Никакого помещения, в случае прибытия больных либо заболевания, не имеется, равно, конечно, нет никакого приспособления для подания медицинской помощи. На открытом месте около места через реку Сефид-руд, на границе ущелья коей и находится Менджиль, поставлена палатка, самая маленькая и около нее, без какого-либо помещения, 8 человек прислуги; в арке моста помещается персидский медик.

Менджильский карантин существует 2 месяца. Больных было двое, один, по словам медика, выздоровел и ушел в г. Казвин; другого я застал, по осмотру, и по расспросу оказалось, что у него бубон в правом паху после бывшего заражения сифилисом в г. Реште. В пользу карантинного учреждения в д. Менджиль можно лишь сказать, что дующий постоянно 12 часов в сутки сильный ветер действует, во всяком случае, благоприятно в санитарном отношении, проветривая все следующее через эту деревню.

Три остальные карантина, а именно в Кергенеруде по дороге к Астаре, Ранаку по дороге в Мазандеран и Массулэ по горной дороге в Тевриз, носят подобный же характер, исключая разве Кергенеруда, где кергене-рудский хан, из боязни заразиться, в Гилян вовсе никого не пропускает.

Обыкновенный ход дел в Персии и возможность беспрепятственно проходить по различным путям, благодаря способам путешествия верхом, на катерах и лошадях, делают, на мой взгляд, сухопутные карантины вполне неудобоисполнимыми в Персии. Относительно хода эпидемии в Реште известно, что она значительно ослабела, так что с 27 по 1 августа умирало не более 6 человек в день; с 1 августа число смертных случаев не превышало трех в день. Зависит ли это ослабление от жары или же от принятых санитарных мер и некоторой очистки города, теперь трудно решить; имеющие в скором времени быть дожди покажут, насколько можно положиться на действительное ослабление эпидемии, как в отношении интенсивности, так равно ее дальнейшего распространения.

В период от 21–27 июля я видел около 40 больных. Они представляли собой как бы 3 категории: первую категорию составляли люди, тело которых было покрыто обильными петехиями темно-лилового цвета, похожие на те, которые встречаются в злокачественных случаях возвратной горячки; у этих больных собственно бубонов нет, лишь прощупываются опухшие обыкновенно бедренные лимфатические железы. Обыкновенно pneumonia hypostatica\ температура 40 °C, течение болезни быстрое. Смерть обыкновенно ранее 5-го дня; вторую категорию составляли больные, пролихорадившие 1–2 дня и получившие бубон обыкновенно на правой нижней конечности около canalis cruralis или в другом месте, и кожа коих была покрыта петехиями, подобно существующим при сыпном тифе, температура у них скоро спадает и лишь по временам возвышается; они лежат дома, слабы, но особых страданий не чувствуют; третью категорию составляли больные, у которых после пароксизма лихорадки появлялись бубоны, опять же чаще на вышеозначенном месте, но у которых петехии не появлялись. Эти больные свободно расхаживают по городу, и только по временам у них появляется незначительный пароксизм лихорадки. Случаев нагноения бубонов я видел два. Карбункулов не видал.

Больных I категории я видел пять; число больных II категории самое большое; число же III категории составляет 9 на 40. Число заболеваний 6–7 ежедневно. Смертность, средним числом, 6. Многие выздоравливают.

В случаях, которые можно бы было назвать cas foudroyants, я не слыхал.

У всех больных всех трех категорий три общих признака: опухание лимфатических желез, запор в начале болезни и увеличение селезенки. Незначительное увеличение печени непостоянно. Сравнение больных последней категории с больными г. Астрахани заставило меня послать телеграмму в департамент. Для меня нет сомнения, что четырех больных, пользуемые в городской астраханской больнице, совершенно аналогичны больным г. Решта III категории. Вообще, сопоставляя прежде добытые данные и настоящее общее положение дел, можно заключить, что ныне эпидемия уменьшается. Тем не менее надо принять во внимание, что малое число заболеваний отчасти зависит оттого, что более половины числа жителей выехало из города. Едва ли народонаселение г. Решта, несмотря на некоторое число ежедневно возвращающихся жителей, превышает 10 тыс. человек, тогда как в обыкновенное время г. Решт насчитывает около 30 тыс. человек народонаселения.

б) От 10 августа 1877 г. из г. Решта. Относительно хода эпидемии официальные данные показывают, что отдельные случаи заболевания продолжаются почти во всех кварталах города (табл. 19.2).

_{Число/Кварталы | Зайдан | Базар | Устад-Сара | Сигилан | Киаб | Итого}

27—28 июля | 7 | 2 | 1 | — | — | 10

29 | 1 | 2 | — | — | — | 3

30. | 0 | 1 | 1 | — | — | 2

31 | 1 | 1 | 1 | — | — | 3

1—2 августа | 1 | — | — | 1 | — | 2

3—4 августа | 1 | — | 1 | — | 1 | 3

5 | 1 | — | — | 1 | 2

6 | 2 | — | 1 | — | — | 3

7 | — | — | — | — | — | -

8 | 2 | 1 | — | — | 1 | 4

Итого | 16 | 7 | 5 | 1 | 3 | 32.

Так как народонаселение города скрывает своих больных не только от консульства, но и от своего правительства, то данные эти лишь приблизительно верны. Тем не менее верно, что эпидемия действительно уменьшается, несмотря на то, что 2/3 народонаселения возвратилось из деревень в город. Какое влияние на ход эпидемии будут иметь возобновление погребения в городе и наступившие несколько дней тому назад дожди, покажет время. Чтобы получить цифры более подходящие к истине, я думаю, надо увеличить сумму смертности на одну треть.

27 июля по 8 августа 32 смертных случаев в 5 кварталах города. Эпидемия оставила нетронутыми два квартала: Чумасара и Хуймеран-Киаб. 9 августа умерших от эпидемии не было. В части квартала Базар, называемой Джиркуче, больных не имеется. Из виденных мною больных привожу несколько случаев, представляющих некоторый интерес.

В квартале Базар. Феррам-Ибрагим, 40 лет от роду. Болен 3 дня, температура 39 °C; заболел внезапно приступом лихорадки, на 2-й день бубон без изменения покровов на левой нижней конечности in regione canalis cruralis. Четыре дня запор. Язык покрыт белым налетом. Селезенка увеличена и немного чувствительна. Печень на один поперечный палец выдается из под края ребер. На головную боль не жалуется. Незначительный icterus, bronchitis. Петехии на боковых стенках живота. Ход лихорадки послабляющий. Парез языка. Глаза нормальны. Несколько дней тому назад умерли от той же болезни его жена и старшая дочь. Грязь в доме. Бедность. Маленькая дочь умерла с голоду. Другая дочь больна. Дано Chinini muriat и Olei Ricini. Улучшение на следующий день. Падение температуры. На третий день новый пароксизм лихорадки. Таковая же доза хинина. Выздоровление. На 6 день больной вышел на базар заниматься своими делами.

В квартале Зайдан. Некто из бедных, Науруз-Али, 50 лет. Болен 8 дней: 4 пароксизма лихорадки через день. На 4 день болезни бубон sub-maxilla dextra. Петехий нет. Herpes labialis. Селезенка увеличена. Зрачок сужен. Кишечник в исправности. Дом грязный. Выздоровел на 12 день.

Сын его, Хаджи-Али, 8 лет. 26 дней тому назад лихорадил. Ныне 8 дней страдает вновь лихорадкой через день. Петехии на животе. Головной боли нет. Запор, температура нормальна. Опухание лимфатических желез в обоих пахах, sub maxilla dextra и сзади углов нижней челюсти. Селезенка увеличена. Зрачок сужен. Выздоровление, кроме ascites, на 14 день. Сестра его, заболевшая одновременно с ним и отцом, умерла в тот же день в коматозном состоянии.

Гулям-Али, в квартале Зайдан. Болен 8 дней. Лихорадка послабляющая. Чтобы выздороветь, пошел молиться по святым мечетям, и после возвращения домой на 4 день болезни появились 2 бубона в правом паху. Сильный пот. Петехий нет; по его рассказам, была roseola три дня. Запор. Селезенка увеличена. Нагноение бубонов на 10 день. Status praesens: phleg-топе et pustulae правой конечности до колена. Слабость пульса. Пиемия.

Племянник последнего, в том же доме, Мамед-Али, 7 лет, заболел днем раньше своего дяди. Характер лихорадки как у последнего. Опухание лимфатических желез по очереди с каждым пароксизмом лихорадки и уменьшение опухоли после конца оного; сначала в левом паху, потом sub maxilla sinistra и, наконец, теперь бубон у левого угла нижней челюсти. Селезенка увеличена, печень нормальна. Выздоровление на 12 день.

Сын служителя консульства Гамид. Болен 4 дня; 2,5 дня лихорадка. Петехии с первого дня заболевания по всему телу. Головная боль. Селезенка чувствительна. Прощупываются опухания железы в левом паху. Глаза нормальны. Язык с белым налетом. Печень немного увеличена. Понос. Слабость и малый пульс, температура 40 °C. Выздоровел на 10 день.

Мамед-Риза, сын Тагия, 25 лет. Болен 3 дня. Заболел тотчас после прихода из бани. Лихорадка постоянная; температура 40 °C, pneumonia hypostatica. Пульс нитевидный. Селезенка немного увеличена. Сначала был запор. После 01. Ricini — понос. Печень выдается на 1,5 поперечных пальца. Глаза закатываются кверху. Коматозное состояние. Conjunctiva белая. Многочисленные петехии на животе и руках лилового цвета. Опухание лимфатических желез левой нижней конечности in regione canalis cruralis; агония. Смерть через 60 часов после начала болезни.

Эпидемия уменьшается, но случаи скорого течения болезни появляются чаще. Многие умирают от осложнений: phlegmone, erisypelas gangraenosum, гнойного заражения и т. п. В заключение сообщаю о намерении персидского правительства сделать настоящий карантин в Пихбазаре, между Энзели и Рештом. Что же касается очистки сточных канав, то императорская миссия деятельно ведет переговоры с персидским правительством по этому вопросу. По расчету, сточные канавы, со всеми изгибами по кварталам города, имеют длину около 1,5 фарсаха (11 верст); каждый персидский аршин очистки и постановки кирпичного свода стоит 7,5 кранов = 2 руб. 25 к., что составляет около 8500 туманов = 25 500 руб. серебром».

Выписка из отчета д-ра Красовского, командированного в г. Решт в 1877 г.

«Прежде чем приступить к описанию виденных мною случаев господствующей в Реште болезни, скажу несколько слов о положении и условиях, в которых находится город, и сообщу сведения, не лишенные интереса. Решт, главный город Гилянской провинции, с 20, а по некоторым сведениям 25 тысячами жителей, расположен на реке Пир-Базар, впадающей в Каспийское море, с высокими берегами, очень слабым течением и довольно мутною водою; ширина ее очень небольшая, так что в широких местах два Кирджима (большие лодки) могут разминуться с трудом; в Реште же впадает в Пир-Базар маленькая речонка, плывущая в глубоком овраге, очень мелкая, но вода в ней гораздо чище. Город окружен богатою растительностью, садами и бахчами, и, что хуже всего, чалтычными полями (рисовыми), которые в течение всего лета покрыты водою, спускаемою лишь ко времени созревания риса, отчего образуются болота, составляющие причину лихорадок, развивающихся обыкновенно после уборки риса; почва как в Реште, так и в окрестностях его рыхлая, черноземная. Дома, большею частью каменные, обнесенные довольно высокими каменными стенами, так что улицы большею частью заключены между двумя сплошными стенами, в которых видны только калитка или иногда неширокие ворота.

На самой широкой улице Джиркученской, имеющей посередине грязную канаву, обкладываемую в настоящее время кирпичом, с трудом могли бы разъехаться два экипажа, которых, впрочем, в этом городе нет; остальные улицы гораздо уже Джиркученской, так что по некоторым с трудом можно проехать верхом. Направление улиц неправильное, часто зигзагами; каждый дом, да пожалуй, и улица, составляют почти замкнутое пространство, не могущее вполне проветриваться, так что испарения могут свободно накопляться и надолго приносить вред жителям, при поразительной общей нечистоте города, о которой не стану говорить здесь, потому что об этом уже довольно сказано в донесениях Ильина и Кузьминского, и практикующемся способе погребения умерших. Эти последние погребаются в городе, около мечетей, которых, если не ошибаюсь, 16, часто даже на улицах около мечетей же, а иногда на дворах домов. Для погребения вырывается яма не более аршина и не засыпается землею, а кладется несколько полен поперек могилы, на них кладется хворост, солома, тростник или кошма и затем насыпается бугорок земли, в самом высоком месте не выше четверти аршина, который при первом дожде проваливается. Газы от разложения трупов свободно выходят и распространяют такую невыносимую вонь, что даже персияне, при своей привычке к неподвижности, к нечистоте и всякого рода вони, вынуждены спасаться бегством в сад или другое место, даже тогда, когда это случится у соседа. В городе много стоячих гниющих вод, вроде болот, с черепахами и лягушками. Жители города почти все тощие, смуглые, истомленные, питаются луком, чесноком, дынями, арбузами, огурцами, скверным кислым молоком, кутумом (вяленая или копченая рыба, похожая на сазана, имеющая отвратительный вид, часто протухлая), чуреком (лепешка из пшеничной муки, тоже не отличающая приманчивым видом) и рисом, изобилие и достоинство которого спасают рештцев от голодной смерти. По дороге в Решт и в самом городе я слышал, что около 3 тыс. жителей ушли в горы и немного в окрестные деревни, спасаясь от болезни.

Теперь перейду к краткому описанию состояния больных, которых я лично видел вместе со своими товарищами, которые уже осмотрели пять частей города, а именно: Чаля-Хана, Сагри-Саган, Афугура, Устасара и Джиркуче, и видели более сорока больных.

Абас, мальчик трех лет, живет в семье, состоящей из 12 человек, посредственного телосложении, болеет пятый день; сначала был озноб, потом жар, на второй день показался в левом паху бубон величиною в миндалину, болящий и твердый как камень, запор на низ, язык белый, обложен толстым слоем слизи, как бы натертый мелом; больной беспокоен, кричит, пьет много; говорят окружающие, что сегодня ему лучше, показался аппетит. Пульс нитеобразный, 160. Температура 39,8 °C. Больной очень слаб. Дано Natri salicylic gr. V.

Гуссейн, 30 лет, отец вышепоименованного мальчика, заболел вчера утром; сначала был озноб, потом жар, а затем тошнота, несильная рвота и кровотечение из носа, потом жар усилился и появилась тоска, наконец, больной пропотел, что его значительно облегчило. Бубонов нет. Язык белый, обложен. Пульс 90 Температура 37,6 °C. Ясный пароксизм перемежающейся лихорадки. За месяц до этого у больного была какая-то сыпь. Дано 8 гран хинина.

Котер, девушка 14 лет, живет вместе с предыдущим больным, вчера за обедом ела только огурцы, потом купалась, после чего у нее появился жар с головною болью и раз вырвало с желчью. Теперь жар и головная боль продолжаются; язык белый, на низ было, пульс 130, температура 40 °C. Дано 6 гран хинина.

Мехмед Али, 12 лет, живет в другом доме той же части города (в семье, состоящей из 10 душ), в которой больных не было; у Али каждый день пароксизм перемежающейся лихорадки; в настоящее время язык желтоват и влажен; пульс 90. Температура 36,6 °C. Дано 5 гран хинина.\

Ругия, девушка 14 лет, живет в том же дом, в котором предшествующий больной, больна также перемежающеюся лихорадкою. Температура 38 °C. Пульс 100. Дан хинин.

Джафар, живет в 3-м доме той же части города, в семье, состоящей из 6 душ, ему 30 лет, болен уже 4 дня; дня три был очень слаб, так что раз упал; его каждый день раз по пять слабило после клистира, сначала же был запор; в настоящее же время язык бело-желтоватый, сильно обложенный и сухой; сильная жажда, выражение страха на лице, заметны петехии на груди в вид roseola: пульс 120, температура 38,6 °C. Дано 10 гран хинина.

Фараджула, 40 лет, живет в четвертом доме той же части города, в семье, состоящей из 15 человек; до него больных в доме не было; шесть дней тому назад началась у него болезнь жаром и в первый же день, по словам его, показались бубоны под мышками, но при осмотре не найдено ни малейшей опухоли, несмотря на боль при ощупывания. До болезни он был в каком-то доме, где были больные. У больного был сильный жар, все болело, одну ночь он сильно бредил. В настоящее время больной жалуется на боль в спине, жар, жажду и просит льду; язык обложен мелообразною слизью, влажен; выражение страха на осунувшемся лице, легкая roseola на груди. Пульс слабый, неровный, 128, температура 40,6 °C. Дано natri salicylici gr. X, три раза в день. Больной умер на следующий день.

Махмед Таги, мальчик 7 лет, живет в пятом доме той же части города, в семье 16 душ. В доме этом за 2 месяца до этого был больной бубонами и сыпью, который, проболев, в 7 дней выздоровел; потом хворала 3-лет-няя сестра больного, у которой была только сыпь; потом заболел 18-летний мальчик сыпью (хаспа) и умер; затем хворал родственник, у которого не было ни сыпи, ни бубонов. Наконец, хворала девочка и выздоровела, но какою болезнью, нельзя добиться от окружающих. Настоящий больной, Таги, вчера ел огурцы с молоком, а вечером захворал; сначала появился жар, ночью он очень беспокоился, а утром окружающие заметили бубон в левом паху, который в настоящее время величиною в миндалину, твердый, очень болит при дотрагивании, лицо бледное, испуганное; упадок сил, пульс 130, слабый; температура 39,6 °C.

Мирза Халил, 14 лет, живет в части города Сурабанды, в семье, состоящей почти из 50 человек (живущих в двухэтажном доме), но вид. ю тут налицо едва ли более одной трети вышесказанного числа, а три месяца до этого заболела бубонами и сыпью служанка и умерла на пятый день. Потом от тех же припадков болезни умер мужчина 26 лет; за два месяца до этого хворал тою же болезнью мальчик 15 лет и, проболев с месяц, выздоровел; потом захворал бубонами и сыпью сам хозяин дома и через месяц выздоровел; потом заболел бубонами и сыпью мужчина 25 лет и умер на шестой день; потом дочь предыдущего умерла тою же болезнью, прохворав четыре дня; затем умер от той же болезни 8-месячный ребенок хозяина дома и, наконец, умерла 60-летняя старуха, служанка в доме, от бубона и сыпи. Настоящий больной лежит уже семь дней. В течение первых четырех дней у него был сильный жар, в течение последних трех дней сильно потел, что и теперь еще видно. В настоящее время чувствует себя лучше; в левом паху есть не очень твердый бубон; легкая жажда; язык чистый и влажный; показался аппетит; была сыпь; пульс 80; температура 36 °C. Выздоравливает.

Саид Масума, жена хозяина того же дома, 30 лет, больна уже 5 дней; говорят, что есть бубоны в правом паху и маленькая roseola на груди, но посмотреть — и думать нечего — это против Корана; два дня был жар со рвотою, а теперь стало лучше; есть легкая головная боль и незначительная жажда, язык как бы натерт мелом, влажен; пульс 120, температура 39 °C.

Гади, мальчик 12 лет, живет в нижнем этаже того же дома; болен пять дней; в настоящее время видна легкая петехиальная сыпь на груди и руках и довольно большой бубон в левом паху, не очень твердый. Тут же, только в верхнем этаже, есть еще больной мальчик пяти лет, по имени Бибиджа, по-видимому, перемежающеюся лихорадкою; но нам не дали его осмотреть и унесли.

Итак, в доме, в котором живут Халил, Масума и Гади, всех больных было, одною и тою же болезнью, 11 человек, из которых выздоровело двое, умерло шесть, а трое еще больны, не считая Бибиджа, который болен другою болезнью, по-видимому, впрочем.

Секина, 28-летняя хозяйка дома живущая в той же части города, но в другом доме, в семье, состоящей из 15 душ; больна уже 15 дней. У нее была сыпь; теперь же есть бубоны в правом паху еще твердые и болящие, величиною в куриное яйцо; в течение первых пяти дней был сильный жар с бредом, бессознательностью и большим упадком сил, потом больная стала поправляться, начала есть и хорошо спать; теперь заметна порядочная испарина; язык беловатый и влажный; пульс 100, температура 38 °C. Лечит местный практикант Мирза Стефано Арутинъянц. Во время болезни Секины заболел муж ее; на третий день после нее, бубонами и сыпью, и стал, по-видимому, поправляться, но на 12-й день после кровавой рвоты — умер.

Мешедидза, 60 лет, живет в 3-м доме той же части, в семье, со стоящей из 4-х душ, заболел 8 дней тому назад бубонами в левом паху, причем в течение первых трех дней был сильный жар. В настоящее время больной поправляется; язык довольно чистый; пульс 90, температура 36 °C; других больных пока нет и не было.

Зенеб, 70 лет, хозяйка дома четвертого той же части города; семья состоит из 6-ти душ. Первою заболела дочь Зенебы, 6 лет, бубонами и сыпью, и умерла на шестой день; потом от той же болезни умер 12-летний сын ее на 12-й день болезни. Зенеб больна уже 13 дней. Была сыпь и бубон в паху, которого остаток и теперь еще прощупывается, но он уже не болит. В настоящее время больная чувствует себя довольно хорошо. Поправляться стала она после 6-ти дней болезни после сильной испарины.

Алекпер, мальчик 16 лет, живет в пятом доме той же части города, в семье, состоящей из четырех человек, заболел первым недели две тому назад. В течение первых пяти дней был сильный жар с бредом, беспамятством и большим упадком сил; в настоящее время глаза блестят, как у тифозного, видны петехии на теле; слабит только с помощью клистира, селезенка значительно увеличена, бубон в левом паху; моча красная и немного; лице осунувшиеся, пульс малый, слабый 120; температура 40,2 °C. Назначено natri salicylici gr. X pro dosi. Ночью умер.

Абдул Гуссейн, взрослый мужчина, живет в шестом доме той же части города, в числе восьми душ, заболел 7 дней тому назад первым, до него больных не было. В настоящее время лицо его осунулось, имеет почти трупный вид, выражает страх и отчаяние; в левом паху большой бубон; петехии на теле; stupiditas; больной не может говорить, глотает с трудом; язык сухой, бурый; живот вздутый; слабит только с помощью клистира; пульс 160, очень слабый; температура 40,6 °C. Ночью умер.

Уста Рза, 30 лет, живет в 7-м доме той же части, в числе семи человек, болен уже восьмой день. В настоящее время у больного большой и твердый как камень бубон в правом паху, петехии на теле черного или лучше — свинцового цвета; язык обложенный, сухой, как бы потрескавшийся, жажда, запор; пульс 100; температура 40,4 °C. Назначено Natri salicylici по 10 гр. два приема.

В одно время с ним заболел сын его Мехмед Измаил, двух лет, бубоном в правом паху, но уже поправляется. За 15 дней до этого заболел мужчина 30 лет бубоном и сыпью и умер. Через шесть дней затем заболела 15-летняя девушка Масуме, у которой после десяти дней бубон вскрылся, и она выздоровела.

Гуссейн, 14 лет, живет в числе 10 душ, в доме части города Хоме-ран; заболел пять дней тому назад; на второй день появился бубон в правом паху, потом понос; температура была 40,4 °C, потом заметили петехии; теперь бубон над пупартовою связкою уменьшается, а под нею еще очень большой и твердый; язык белый, суховатый; говорят, что сегодня выражение лица больного натуральнее; пульс 100; температура 39,8 °C.

Гассан, 16 лет, живет вместе с предыдущим больным; болен 3 дня; сначала был слабый жар, который после клистира уменьшился; в настоящее время бубоны в обоих пахах, под обеими мышками и на шее с правой стороны; язык белый влажноватый; жалуется на головную боль; лицо бледное, тоскливое; петехии на теле; пульс 100, температура 39,2 °C.

Кейфа, 65 лет, живет в другом доме в числе пяти душ; за 7 дней до этого умерли у нее два внука, которые жили в другом доме и в другой части города от бубонов и сыпи и которых она навещала во время болезни и, конечно, была на их похоронах. Кейфа заболела вчера и тут же заметила бубон в правом паху, затем почувствовала головную боль с лихорадочным состоянием; ночью прослабило ее три раза, но спала хорошо; язык бел и суховат; взгляд отупелый, видны петехии по телу; больная очень боится, что и выражается на лице; пульс 84, температура 38,6 °C.

Джафар Кули, 45 лет, живет в 3-м доме, в той же части города, с женою только, заболел пять дней тому назад; сначала сильно болела голова, потом появился озноб и затем жар при запоре на низ; на третий день обнаружился бубон в левом паху. В настоящее время язык покрыт мелоподобным налетом, влажен ежедневно сильный пот; моча теперь светлая; аппетита нет; бреду нет; сегодня после клистира прослабило, а то пять дней был запор; сон хорош; жажда; лицо испуганное. Пульс 100, температура 39,6 °C. Лекарств не хочет.

Амин, 35 лет, живет в числе 6-ти душ в доме части города Зейдан; месяц тому назад в этом доме была больна женщина бубонами и сыпью, которая, проболев 15 дней, выздоровела; затем заболел тою же болезнью 18-летний сын ее и умер на 8-й день; за сим был болен тою же болезнью

22-летний мальчик в течение 17-ти дней, который в настоящее время поправляется; потом заболела сыпью и бубоном в правом паху 11-летняя дочь, две недели тому назад; бубон у нее уже вскрылся и она поправляется; наконец, уже заболел Амин и болел третий день; теперь он жалуется на озноб, головную боль, шум в ушах, боль под левой мышкой и в левом паху, в каковых местах замечаются небольшие твердые бубоны; видны петехии на теле; понос; моча светлая; язык белый и влажный; отупение; трудно отвечает; упадок сил, выражение страха на лице; пульс 96, температура 38 °C.

Мулла Аскер, хозяин другого дома той же части, 45 лет, живет в числе 10 человек; болен он уже 26 дней; у него была сыпь и бубон в правом паху, который теперь разрешается. Больной, видимо, выздоравливает.

Гассан, 27 лет, живет в третьем доме той же части города в числе 14 человек; болен он уже 12 дней, но на ногах и, видимо, поправляется, хотя язык сильно еще обложен и белый; пульс 80, температура 36,4 °C. Он имеет два разрешающиеся бубона в правом паху. Замечателен тем, что мы видели у него самую сильную roseola из всех виденных как мною, так и товарищами моими, случаев этой сыпи; его лечит персидский врач, который пустил ему кровь, после чего он стал сильно потеть и поправился.

До него в этом доме был болен взрослый мужчина бубоном и сыпью, который умер на 8-й день болезни, потом от той же болезни умер 9-летний мальчик на 7-й день болезни. Тут же показывали нам бегающих двух мальчиков, 3 и 5 лет, которые, по словам окружающих, перенесли ту же болезнь.

Нижеследующие больные были наблюдаемы товарищами моими и потому только приводятся мною, что умерли под наблюдением до конца:

1) Мулла Аскер, 36 лет, заболел 29 июня, бубон в левом паху и roseola. Умер 5 июля при диком отупении, красных глазах и полном одурении.

2) Тута, мальчик 8 лет, болел 5 дней; с самого начала бубон на левом бедре вверху и петехии на груди. Умер ночью на 6-й день.

3) Медеши Багир заболел на второй день после Туты; бубон в левом паху; умер на 7-й день болезни.

4) Алекпер-Гулам-Медхи-Оглы, 40 лет; бубон в левом паху; умер к вечеру на третий день, а утром приходил сам за лекарством; хотя, правда, помню как теперь, что он смотрелся уже трупом.

5) Бек-Зада, спячка, бред, твердый бубон в левом паху; пульс неровный, малый, 120; температура 40 °C. Умерла на 7-й день болезни.

4 июля мы осматривали остальные части города Решта, но не нашли в них больных или, лучше сказать, их нам не показывали, говоря, что больного увезли или что все здоровы. Местные хакимы (врачи) и муллы уже успели поселить в жителях недоверие к нам. Старшины их в рапортичках консулу стали прибавлять в случае смерти: «лечили его европейские врачи».

Между тем имена больных и части города, в которых они жили, были такие, в которых никто из нас не был. В этот день приехал наш консул, человек энергичный и очень заинтересованный настоящею болезнью. Проехав около 70 верст верхом, он в тот же день отправился верхом к генерал-губернатору Гилянской провинции, живущему в 70-ти верстах от Решта,

Душамба. В этот же день получено от генерал-губернатора на имя вице-губернатора предписание с приложением телеграммы из Тегерана на имя первого, в которой спрашивается, почему он не исполнил данных ему предписаний, и приказывается немедленно исполнить все, что было требовано для оздоровления города, с прибавлением, что если он не исполнит этою, то будет строго отвечать перед Шахом. Предписывается же ему: вычистить канавы, колодцы, отхожие места, запретить хоронить умерших в городе и отвести места для кладбищ за городом. Вице-губернатору приказано прочитать во всех мечетях народу как предписание генерал-губернатора, так и телеграмму Шаха, в которой, между прочим, сказано: того, кто не послушается и будет все-таки хоронить в городе, наказывать строго.

В этот же день навестил нас местный врач Мирза Сале, 80-летний старик, здешний уроженец и практикующий здесь около 30-ти лет; он объяснил, что «хиарек» по-ихнему значит «огурчик» и название это дается всякой опухоли наружных желез (лимфатических), что здесь часто бывают перемежающаяся лихорадка и тиф, но эндемического поражения лимфатических желез он не видел, а наблюдал иногда действительно опухоль этих желез и с лихорадочным состоянием. Настоящая болезнь в Реште, по словам его, совершенно похожа на ту, которая была более 30-ти лет тому назад (1838) с тою лишь разницею, что тогда она была гораздо сильнее и умирало от нее гораздо более. Тогда она была занесена, а теперь зародилась на месте. Как он, так и другой местный практик, Мирза Стефане Арутиниянц, армянин, персидский подданный, сопровождавший нас с большою предупредительностью в наших экскурсиях по больным, с большою пользою для нас, так как он хорошо знает тамошние обычаи и язык; оба они говорили, что умерло в Реште уже более 3 тыс. душ, а около 3-х тысяч выехало в горы и окрестные деревни; всех жителей в городе считают они тысяч 20. Настоящая болезнь, по словам Мирзы Сале, показалась в январе настоящего года, некоторые относят начало ее к декабрю прошлого года. Персы называют ее по-татарски яталах (общее название тифозных болезней). Она дошла до таких размеров и началась вследствие того, что персы, по их религиозным обычаям, хоронят, как выше уже было сказано. Прежде рештцы были зажиточны и отвозили умерших в Кербалай и Мешед (священные их места), но с упадком шелководства, равно как и вследствие практикуемого образа управления краем, они обеднели и мало-помалу перестали совсем вывозить трупы. Болезнь, господствующая ныне в Реште, усиливалась каждый раз после дождя, так, после дождей 17, 18, 19, 20 и 21 мая она усилилась до того, что в течение месяца умирало от 35 до 40 больных ежедневно — при нас еще умирало более 20 в день; в последние же дни нашего пребывания в Персии умирало не более 7, а некоторые говорили, что даже не более 3, 4 и новых заболеваний не было. Между причинами господствующей болезни, из коих главная заключается в общей нечистоте и преимущественно неправильном погребении умерших, не последнюю роль играет и то, что нынешний год зимы вовсе не было в Реште, а были часто дожди и очень долго дул горячий южный ветер самум (по-персидски гермидж, или бадыгерм), что продолжалось почти два с половиною месяца, иногда по 10 дней сряду, в феврале 26 дней и в это время не было ни одного дождя. Аспа или хаспа значит в переводе сыпь и в данном случае персиане называют аспою как петехии, так и roseola, прибавляя к первой черная, а в последнем случае красная; первой они очень боятся, — она во всех виденных нами случаях походила на Верльгофову болезнь и была то свинцового, то темно-синего цвета; величина отдельных пятнышек была от булавочной головки до величины разреза горошины, неправильной угловатой формы, с краями как бы обрезанными. Иногда у больных замечалось задержание мочи. Больные и окружающие их очень любили опрыскивание раствором карболовой кислоты. Пролежней, заушницы, карбункулов и поражения слизистых оболочек дыхательных путей не было замечено ни разу. Все больные, которых мы видели, худощавы, истощены, да и здоровые персы не отличаются хорошим питанием: питаются они как уже было сказано, очень плохо вообще.

Всем сведениям, исходящим из персидских источников, нельзя вполне доверять, тем более что они часто бывают сомнительного достоинства даже тогда, когда исходят из источников официальных, и как правительство, так и жители, видимо, стараются умалить значение болезни, господствующей в Реште, несмотря на то, что первое, видимо, считает ее весьма опасною и в предупреждение распространения ее устроило карантины: 1) по дороге от Решта в Тегеран и Казвин, 2) по дороге в Тавриз и Ардебиль и по дороге от Решта в Мешедесер. Кроме этих, есть еще карантин на границе Гилянской провинции с Талышинским ханством, в Кергенеруде, учрежденный ханом на свой счет, будто потому, что там были два случая смерти приезжих из Решта. Зная восточную беспечность, трудно верить, чтобы это было сделано только из-за двух случаев. Было также несколько случаев смерти от господствующей в Реште болезни и в окрестностях Решта, что подтверждено официально, хотя и сказано, что умерли приехавшие из Решта жители этого города.

Из вышеизложенных описаний отдельных случаев болезни, господствующей в Реште, равно как и из тех наблюдений, которые были прочитаны мною в заметках моих товарищей, ясно, что болезнь, господствующая в Реште, представляет картину скоротечного лихорадочного страдания с резко выраженным тифозным состоянием, в течение которого развиваются бубоны. Сравнивая ее со всеми, так называемыми тифозными болезнями, нельзя не прийти к заключению, что это есть эпидемическая людская бубонная чума, развивающаяся вследствие местных условий. Можно бы смешать с так называемым заражением трупным ядом, припадки которого весьма похожи на припадки чумы, но и от этого она отличается резко, тем преимущественно, что первое не передается от больного им живого человека, другому здоровому и до сих пор еще не господствовала эпидемически. Для окончательного убеждения в верности определения болезни недостает патологоанатомических исследований, но об этом и думать нельзя в Реште.

Как скоро болезнь, свирепствующая в Реште, признана была комиссией врачей за чуму, то сейчас же потребовано было от персидского правительства через наше консульство: 1) немедленного отведения места для кладбища, по возможности дальше от города, на сухом и возвышенном месте, а если можно — для двух кладбищ, и строгого запрещения хоронить трупы в других местах, тем более в городе; 2) немедленного залития известью всех могил и склепов, похороненных в городе и на обыкновенных кладбищах умерших с начала марта до сего времени; заливание известью повторить еще хоть раз в продолжение лета; 3) обязательной дезинфекции отхожих мест во всех домах Решта железным купоросом с карболовой кислотою и повторении таковой до наступления холодов, по крайней мере, один раз в месяц; 4) очищения и обделки кирпичным сводом главной канавы в части города Джиркуче, направив сток из нее в реку вне города; очищения всех водопроводных канав, засыпки землею с известью болот стоячей воды, нахолящихся в части города Сабзе-Майдан; 5) обязательной очистки всех колодцев. На все это генерал-губернатор согласился и, составив смету в 10 тысяч туманов, предоставил ее Шаху, который, как мы слышали, будучи уже в Энзели, разрешил эту сумму и будто велел передать ее в руки нашего консула; если это правда, то можно надеяться, что все будет исполнено и мы избавимся от нового источника этой страшной болезни, более других нежелательного для нас, по причине близкого к нам его соседства.

В заключение честь имею донести департаменту, что у нас, в ограждение перехода к нам болезни, устроены по распоряжению Кавказского Наместничества: 1) морская и сухопутная застава I класса в Астаре, 2) карантиннотаможенная застава по сухопутной персидской границе в Белясуаре, 3) карантин в Баку на Апшеронском полуострове. Первые две действуют 3-дневною обсервацией, а последний — десятидневным карантинным очищением; да еще в Астрахани карантинная застава I класса. Во всех этих учреждениях врачи, чиновники и другие служащие уже давно на месте, но в Апшеронском карантине во время моего там пребывания были только парусинные палатки (тридцать солдатских и шесть побольше, в которых свободно можно поместить по крайней мере четыре кровати). Помещения же для склада и очищения товаров нет, постройка его начата только в половине июля и еще не была кончена во время моего выезда из Баку (3 августа). Это-то, мне кажется, и составляет главную причину пререканий кавказского начальства с астраханским губернатором, который строго исполняет карантинные правила на основании предписания министра, а бакинское карантинное начальство не может этого сделать, так как у него нет средств, т. е. нет места для склада и очистки товаров по карантинным правилам, нет даже помещения для служащих и больных, кроме упомянутых палаток, которые пригодны только пока тепло. Вообще Бакинский карантин не можешь похвастаться порядком, а между тем от этого не только страдают, но может быть, и разоряются преимущественно владельцы небольших парусных судов.

Наконец, долгом считаю упомянуть, что в Астрахани я видел в больнице Приказа двух больных, имеющих бубоны, но болезнь эта развилась у них при ясных припадках перемежающейся лихорадки и не имеет ничего общего с тою болезнью, которую я видел в Реште. В этой же больнице были еще четыре больных с бубонами, но были уже выписаны здоровыми, и я не мог их видеть, и не могу ничего сказать. Врач, заведующий Мариинской городской больницей, акушер Яницкий, а также и некоторые другие врачи говорили мне, что с некоторых пор стали часто попадаться больные с опухолью лимфатических желез, преимущественно на бедрах, то при лихорадочном состоянии, то без него; и так часто, что невольно пришлось обратить на это внимание, и врач Яницкий стал даже вести отдельный список этим больным, по которому с начала июля месяца у него считается их 65 человек.

Кроме того, рассказывали мне как врачи, так и частные люди (председатель биржевого комитета Вейнерт), что подобных больных было много на ватагах; как одни, так и другие положительно и единодушно заявили, что не было между этими больными ни одного смертного случая. Не могу ручаться, видевши лишь двух больных, но думаю, что это есть произведение болотной заразы».

Продолжение выписки из донесений д-ра Касторского с сентября 1877 г. по январь 1878 г.

в) От 17 сентября 1877 г., за № 49, Тегеран. По вопросу о том, какие санитарные меры необходимо было принять в г. Реште для предупреждения увеличения эпидемии и возобновления ее весною будущего 1878 г. Не выходя из пределов практически возможного по местным условиям, считаю вообще необходимым как теперь, так и в ближайшем будущем:

Обратить особое внимание на точное исполнение уже данного распоряжения Е.В. Шаха заливать известью и обкладывать кирпичами как старые, так и новые могилы, как в городе, так и за городом.

Так как одна из главных предполагаемых причин эпидемии есть застой всяких нечистот в городе, вследствие засорения канав, то необходимо углубить и вычистить оные для свободного стока нечистот, употребив для более прочного устройства их, как то: дна и стенок материалом, которые инженеры персидского правительства найдут всего более по местным условиям удобными и прочными; самое лучшее было бы обложить их каменьями, за неимением оных — кирпичами.

Сжигать мусор и накопившиеся по всему городу кучи всякого рода нечистот, остатков пищи, равно и валяющиеся скелеты павших животных.

Засыпать землею образовавшиеся в городе, вследствие засорения канав, большие лужи.

Избрать из жителей города более влиятельных, которые внушили бы жителям необходимость дезинфекции отхожих мест и следили бы за исполнением оной.

Так как по заявлению губернатора Гиляна можно купить или достать железный купорос, употреблять оный для дезинфекции, примерно 2–3 раза в неделю. За неимением такового, в крайности употреблять смесь извести, глины, угля, с прибавлением значительного количества железного купороса (если он есть), примерно в количестве полпуда на отхожее место.

Подтвердить приказание Е.В. Шаха не хоронить во время эпидемии в городе, наняв на счет правительства хомалов для выноса трупов беднейшего населения города.

Напомнить персидскому правительству о неоднократных его распоряжениях и повелениях не разрывать могилы ранее 2-х лет после погребения для переноски трупов в священные места и выхлопотать повеление о не дозволении на долгое время выкапывать трупы в г. Реште для переноски их в гг. Кум, Кербела и другие священные места.

Представить персидскому правительству, чтобы оно внушило жителям г. Решта о необходимости и пользе предлагаемых мер и изъяснило бы, что таковые предлагаются для предупреждения увеличения, и главное, возобновлении эпидемии будущею весною 1878 г.

г) От 10 октября 1877года. По последним данным, с 19 по 28 сентября умерло в г. Реште от чумы 6 человек; с 28 сентября по 8 октября, средним числом умирало от эпидемии по 2 человека в день.

д) От 3 ноября 1877года из Решта. С 26 октября по 2 ноября умерло 9 человек. Хотя цифра смертности остается приблизительно одна и та же, но, судя по виденным больным, эпидемия теряет свой злокачественный характер, между тем число заболеваний тифом, называемом гермхушк и мухрега-мутбега — увеличивается. Вот заметки сделаные мной при осмотре больных:

Квартал Зигалан. Сын муллы Ибрагима, пять лет. Сильно исхудалый. Два дня имел лихорадку. Сходил в баню, после чего у него появился в левом паху бубон. После одного безлихорадочного дня, лихорадка возвратилась с послабляющим характером, с повышением к вечеру, 6-й день болезни.

Пульс покойный, правильный, около 80, температура нормальная: незначительные петехии на животе. Опухание паховых желез левой стороны. С самого начала болезни запор. На низ с помощью клистира. Бубон болезнен, покровы на нем не изменены. Язык чистый и влажный. Боль головы около висков. Глаза нормальны. Жажда по вечерам. Незначительный бронхит. Печень нормальна. Селезенка увеличена и болезненна. Подает надежду на выздоровление. Дом очень грязный. Больных в доме и у родственников не было.

Жена Ибрагима Табаба, 40 лет. Больна 20 дней. Сильная исхудалость. В начале болезни лихорадка и запор. Появление бубона на 5-й день в правом паху. После чего послабляющая лихорадка. Пять дней без сознания. Петехий нет. Муж умер 9 дней тому назад. Дом грязный, 5–6 окружающих женщин представляют разные степени малярийной кахексии.

Квартал Майдань. Племянник Магомед Садыка, 15 лет. Здорового телосложения. Только 2-й день болезни. Вчера лихорадка. Сегодня боль и незначительная опухоль под axilla dextr., температура нормальная. Запор. Селезенка увеличена. Покровы нормальны. Головной боли нет. В этом доме умерло 3 ребенка. Последний около одной недели тому назад.

Там же, сын Хаджи-Мамед-Гуссейна Тевава, 30 лет. 4 дня тому назад ходил в баню и почувствовал боль в правом паху и лихорадку. На другой день бубон в правом паху и петехии на конечностях. Три дня лихорадка, усиливающаяся к вечеру. Покровы на бубоне красноваты. После приставления пиявок к бубону, боль и величина бубона уменьшилась. Лихорадка исчезла. Пульс правильный, хотя слабый. Больной исхудал. Селезенка увеличена, но не болезненна. Печень нормальна. Легкие тоже. Петехий очень мало. Все время запор. Дом относительно чистый. Два месяца тому назад в этом дом умер племянник больного.

е) От 7 января 1878 года. Я посетил, совместно с мирзою Императорского консульства Абдулла-Беком, дом, находящийся позади британского консульства в квартале Киаб. Оказалось: дом старый при 2–3 комнатах, очень грязный. Во время эпидемии прошлого года, кроме домохозяев, в одной из комнат жила старуха с своим семейством. Старуха эта лишилась всего своего семейства, которое вымерло от эпидемии. Ныне домохозяева прогнали означенную жиличку и начали пользоваться как комнатою, которую она занимала, так и оставшеюся утварью. Семейство домохозяев состояло из 4–5 человек. Из них двое принимали участие в обычном посещении мечетей и хождении по городу в ночь на 10-е мухарема, т. е. на 2 января сего года, впрочем, не отходя далеко от дому.

Оба они заболели вечером 3 января, один из них умер вчера, 6 января, а осмотр другого я имел возможность произвести сегодня, причем оказалось: больной, по имени Риза, телосложения крепкого, 18 лет, в сознании, жалуется на поясничную боль, боль в правом бедре и жажду. Головная боль незначительна, In regione canalis crural, dextr. замечается бубон величиною с лесной орех, покровы на нем гиперемированы. Вокруг незначительное флегмонозное воспаление клетчатки, дотрагивание болезненно».