Очерки истории христианского синдикализма

Глава VIII НА ПУТЯХ ЭВОЛЮЦИИ

Уроки истории не прошли бесследно^{321}. Когда советские профсоюзы выступили с инициативой создания международного профсоюзного центра, объединяющего профсоюзы мира независимо от политических и религиозных убеждений, расы и цвета кожи, это предложение нашло поддержку всех национальных организаций, за исключением Американской федерации труда и консервативных вождей МКХП.

Стремление к единству со стороны трудящихся католиков было столь велико, что даже папа принужден был из тактических соображений одобрить «до поры до времени» единые профсоюзы в ФРГ, Италии, Австрии. Но христианские профсоюзные центры других стран отказались вступить во Всемирную федерацию профсоюзов (ВФП), потому что в ней якобы «господствуют русские». Спустя неделю после основания ВФП, на конгрессе 8–10 октября 1945 г. в Брюсселе, была восстановлена МКХП. Она провозгласила свое намерение нести всюду «свет социальных идей церкви». Это была попытка оторвать часть организованных верующих трудящихся от общедемократического движения.

Имея за собой лишь полумиллионную армию, вожди конфедерации рассчитывали на содействие клерикализма, обладающего крупными политическими партиями и массовыми организациями, щедро финансируемыми монополиями, на поддержку духовенства, на дополнение своей социальной демагогии элементами новейшей буржуазной философии и социологии, на распространение своего влияния в развивающихся странах.

Все, кто выступает от имени церкви либо связан с нею, издавна слывут мастерами приспособленчества. После войны вожди МКХП стали подчеркивать свою независимость от церкви, свое нежелание, чтобы «иерархия занимала руководящую роль в движении». Но без поддержки духовенства различных ступеней христианские союзы не могли бы развиваться. Характерно, что даже в Ирландии, где этих союзов не было, епископат призывал все местные профсоюзы вступить в МКХП. Ватикан сделался по существу союзником империализма США, выступив в поход против коммунизма. В 1949 г. Пий XII отлучил коммунистов от церкви и запретил общаться с ними. Его целью было, по словам Ж. Коньо, «ударить революции в лоб»^{322}.

В условиях развернувшегося глобального противоборства между силами прогресса и реакции, когда позиции мирового капитализма оказались подорванными, а соотношение сил стало коренным образом меняться в пользу социализма, христианский синдикализм занял место «по ту сторону баррикад». Еще не было фултонской речи Черчилля, а лидеры МКХП уже состязались в грубых измышлениях против СССР и коммунистов, говорили о железном занавесе.

Конгрессы МКХП проходили под флагом антисоветизма. Здесь были одобрены «план Маршалла», агрессивный пакт НАТО. Зато отвергнуто Стокгольмское воззвание защитников мира. В 1951 г. МКХП основала Конфедерацию трудящихся христиан, эмигрантов и изгнанных — контрреволюционное сборище отщепенцев из стран социализма. В империалистический блок их привел антикоммунизм. Интересам крупного капитала отвечали и происки МКХП по расколу единых профсоюзных центров Италии в 1948 г. и ФРГ в 1955 г. и провокационные шаги с целью ускорить развал ВФП. МКХП отвергла приглашение вступить в раскольническую Международную конфедерацию свободных профсоюзов (МКСП), подчеркивая решимость остаться «третьей силой» между ВФП и МКСП. Как же отразилась эта платформа на программе и тактике послевоенной МКХП?

Речь шла лишь о том, чтобы «приспособить Ипсбрук-скую программу к современному миру»^{323}. Составители новой программы опять обратились к истокам — «Рерум Новарум» со всеми его основополагающими идеями социального католицизма: достоинством человеческой личности, отвлеченным гуманизмом, признанием частной собственности и мифом о депролетаризации масс. Допускалась частичная национализация, но так, чтобы она не привела к полному исчезновению частной собственности. В духе современности — упования на регулирующую роль буржуазного государства. Все те же атаки на материалистическую философию, научную теорию классов и классовой борьбы, на теорию прибавочной стоимости. «Это ложь, что только условия материальной жизни общества определяют идеи и учреждения. Это ложь, что история человечества сводится только к классовой борьбе»^{324}. Рядом с этими атавистическими идеями были, конечно, новые мотивы: «человеческие отношения», «соучастие в управлении производством и прибылях», преподносимые как надежное средство «изменить систему». Программа имела в виду такую реформу общества, при которой предприниматель и трудящийся стали бы «нс врагами, а сотрудниками», а сама реформа осуществлялась «в согласии с капиталистами».

Все документы конфедерации этого времени пропитаны грубым антикоммунизмом; она ставила себе в заслугу, что только ее движение дает трудящимся веру, необходимую для «победы» над коммунизмом. Под этим углом зрения она рассматривала и международные отношения. На словах претендуя быть «инструментом мира», она своими клеветническими измышлениями об СССР давала пропагандистский материал поджигателям войны.

Послевоенная программа христианских союзов исходила из того, что государственно-монополистический капитализм приблизил социальный строй к христианскому общественному идеалу. Ее составители узрели не только улучшение судьбы трудящихся, «извлекших пользу из многочисленных социальных законов», по и значительные структурные сдвиги в самом рабочем классе в эпоху, когда государство выступает партнером рабочих организаций. «Есть ли еще рабочий класс?» — вопрошала газета «О травай».

Антикапитализм остался, но острие его было обращено в прошлое. Восхвалялось современное «общество благоденствия», давшее трудящимся больше, «нежели дали антикапиталистические режимы». В практической деятельности союзы МКХП увлекались приобретением мелких акций, новыми формами оплаты трудящихся вроде «зарплат-инвестиций» — этими призраками овладения собственностью, всевозможными формами соучастия, разработанными до мельчайших деталей на конгрессе 1952 г., участием в планирующих органах и паритетных комиссиях, оцениваемых как «революционная мера».

Разнообразная работа союзов свелась к лозунгу поссибилистов: «каждый день добиться чего-нибудь».

Поддержка Европейского экономического сообщества была объявлена «генеральной линией христианского синдикализма». Получив доступ в социальный комитет сообщества, эмиссары МКХП обещали основать «Европу трудящихся, а не капиталистов»^{325}, поднять социальный уровень всех стран ЕЭС. Главное в ЕЭС, говорили они, это «человеческий аспект», а потому оно «наше дело». Своим «делом» они объявили и план политического объединения Европы, откровенно направленный против стран социализма.

Теория множественности профсоюзов в программе не просто сохранилась как условие для выражения свободы личности: в ее обосновании появились новые мотивы. Генеральный секретарь конфедерации Ванистендель «открыл» социологический закон, согласно которому профсоюзы, которых он именует «группами давления», не должны превышать определенного размера; в противном случае они своей монополией ставят под угрозу демократию. Если бы, рассуждает он, профсоюзный центр ФРГ объединял 12–14 млн. членов, правительство ФРГ было бы парализовано. То же самое случилось бы, если бы АФТ-КПП достигла численности 40–45 млн. человек.

Вновь МКХП подняла флаг партийно-политического нейтралитета. Конгресс 1945 г. запретил профсоюзным функционерам участвовать в парламенте и администрации [28]. На практике все выглядело иначе. Профсоюзные работники, например ФКХТ, заседали в парламенте на скамьях католической партии (МРП), нередко призывали голосовать за тот или иной список.

Само собой разумеется, в Бельгии свое доверие они выражали только христианско-социальной партии, во Франции — МРП.

Теория стачек восстановлена в прежнем виде — их принимали как неизбежное зло, мечтали о том, чтобы «жестокое право силы уступило место светлой силе права». Тесье предпочитал забастовке «всякое согласованное решение, всякий арбитраж»^{326}. Всеобщие стачки крайне нежелательны, «дикие» отклонялись, а политические приравнивались к мятежу.

А главное — изменилась и точка зрения на профсоюзное единство. Опыт единства в Сопротивлении считался исключением, в мирное же время оно невозможно ввиду идеологической несовместимости. «Свобода, — восклицали деятели МКХП, — важнее единства». Соглашались только на единство отдельных акций по чисто профессиональным вопросам. Была даже установлена четкая граница: «Ясное «да» сотрудничеству, ясное «нет» объединению»^{327}.

Стратегическая линия МКХП отражала сектантство и религиозную нетерпимость ее идеологов, опасавшихся контактов верующих трудящихся с инакомыслящими, особенно с теми, кто пропитан идеями «коммунистического материализма». Вот почему с первого послевоенного дня деятельность христианских профсоюзов развивалась зигзагообразно: забастовки — штрейкбрехерство, раскол единых профцентров — участие в общеклассовых движениях. Единые действия на предприятиях в масштабе департаментских объединений и отрасли множились, но, по выражению Бенуа Фрашона, останавливались «у дверей профсоюзных центров», ибо там решались вопросы национальные, близко соприкасающиеся с общеполитическим курсом правительства.

Актов предательства лидеров христианских синдикатов в послевоенной истории классовых сражений зафиксировано много. Наглядным примером являлось отношение вождей христианских профсоюзов к всеобщей стачке в Бельгии в конце 1960 — начале 1961 г. против антисоциальной политики правительства Эйскепса, против «закона нищеты». Не только кардинал Ван Рой осудил «безрассудную стачку» — правление КХП тоже отказалось примкнуть к всенародному движению под предлогом, что оно имеет политическую окраску, дезорганизует экономику. Оно обрушилось на «кучку агитаторов, терроризующих население» и угрожающих превратить страну в «экономическое и социальное кладбище». Но тысячи рядовых членов конфедерации бились рука об руку со своими товарищами по Всеобщей федерации труда.

Менее значительные по объему, но принципиально однозначные по характеру действия отмечались в ФРГ и Канаде, Швейцарии и Люксембурге. Люксембургский профсоюзный центр издал в 1954–1960 гг. серию брошюр, комментировавших папские энциклики, их пригодность для нашего времени. В них — вся первозданная мудрость «Рерум Новарум», словно в мире за шесть десятилетий ничего не совершилось. Вывод таков: «Сотрудничество, по только не с коммунистами, единый фронт пролетариев с буржуазией, по только не с коммунистами»^{328}.

Всего отчетливей раздвоенность тактики христианских синдикатов проявилась во Франции, где социальные конфликты в послевоенные годы обострялись. ФКХТ дорожила своей репутацией второго по величине профсоюзного центра и была заинтересована в росте своих рядов. Поэтому прямо уклоняться от активных движений ей было немыслимо. В хронике классовых битв ее союзы стояли вслед за прогрессивными. Ей пришлось держаться в пределах, допустимых программой, — отступать там, где проглядывала хотя бы тень политики. Так было во время забастовки горняков 1948 г., одобренной голосами 89 % шахтеров. Конфедерация отказалась в ней участвовать (усматривается «политический аспект», забастовка вызвана «по указке компартии»). В 1953 г. ФКХТ сначала примкнула к всеобщей стачке, однако, напуганная размахом борьбы, ее политическим характером и единством в низах, ретировалась, когда победа была близка. Даже в тех случаях, когда точки зрения христианских профсоюзов и прогрессивных сил совпадали (например, во время событий, связанных с приходом к власти де Голля), включить их в борьбу на общей платформе не удавалось. «Все могло быть иначе, не будь раскола», — писал Мове^{329}.

Сектантски себя повела МКХП по отношению к ВФП. Положение вещей было в 1955 г. верно охарактеризовано Генеральным секретарем Вапистенделем: взаимоотношения обеих организаций ограничиваются приглашением со стороны ВФП, отказом со стороны МКХП. Конгресс 1961 г. заявил, что христианские профсоюзы отказываются от всякого единства действий с ВФП.

Такое направление было задано христианско-профсоюзному движению капиталистических стран. В эти же годы открылась новая страница в жизни МКХП — экспансия ее идей в Азию, Африку и Латинскую Америку.

До войны о выходе за океан христианский синдикализм не помышлял. После войны соперничество с ВФП и МКСП требовало иметь мощную армию приверженцев. Англосаксонские страны были традиционно для него закрыты, а восточноевропейские стали социалистическими. Но главный стимул был в другом. Церковь и ее массовые учреждения поняли, что национально-освободительное движение становится вторым по значению явлением после образования мировой системы социализма, что им надлежит прикрыть отступление колонизаторов, предупредить выбор освободившимися народами некапиталистического пути развития.

Когда епископат ударял в набат («коммунизм… играет в Африке сатанинскую роль»^{330}), руководящие круги МКХП выступали миссионерами и «наставляли людей всех цветов и языков», так как христианский синдикализм, как и христианство, по их мнению, должен получить всемирное развитие.

Препятствие для проникновения в Азию и Африку (ничтожный процент христиан) было с иезуитской ловкостью снято. Было объявлено, что «Христос живет в буддизме, в исламе, даже в анимизме».

Лидеры европейской конфедерации, например бельгиец Поуэльс, поддерживали колониализм. Этот основатель «конголезской секции» воспевал благодеяния Бельгии, слегка журив ее лишь за «элементы сегрегации». Что касается перспектив, то он уверен, что цивилизация Конго — «дело не поколений, а веков», стало быть, белые еще долго будут нужны этому народу как специалисты. Их следует высоко оплачивать: в противном случае они могут покинуть страну и тогда она тотчас же «погрузится в варварство».

Однако в Африке подобные писания не распространялись. Там МКХП выступила как международная организация, «озабоченная» лишь тем, чтобы победить нищету, создать лучшие условия труда и стабильную занятость. На деле ФКХТ и КХП, насадившие там дочерние организации, вели себя как попечители и сначала не допускали «туземцев» к руководству. Они продолжали политику раскола, ибо движение за создание профсоюзов, начатое самими трудящимися, было поддержано союзами ВФП. Возникновение христианских союзов нанесло вред зарождающемуся рабочему движению континента.

Правда, их программа не была лишена и позитивного начала. К нему относятся требования улучшения условий и оплаты труда, отмены принудительного труда, развития производственных культур, разработки недр, индустриализации. Но соглашательская идеология МКХП, формирование профсоюзных кадров в религиозном духе ослабляли и тормозили борьбу масс. Лидер этих союзов Понго говорил: «Мы основали профсоюзы христианских трудящихся, чтобы попытаться создать благоприятный социальный климат на предприятиях»^{331}. В сети профсоюзного обучения молодых рабочих воспитывали в духе аполитизма, проповедовали покорность, необходимость «ассоциации» с бывшими метрополиями. Христианский реформизм стал знаменем Всеафриканского объединения верующих трудящихся (ВОВТ), основанного в 1959 г.

В Латинской Америке союзы МКХП имели большое распространение (население исповедует католицизм). Их создавали патеры и жокисты — члены организации Католическая рабочая молодежь (ЖОК). Понятно, самое появление этих объединений было связано с расколом существующих синдикатов при помощи «проникновения» в них. Один из основателей этих союзов, Гользак, писал: «…нам удалось оторвать сотни лидеров и нанести удар по нейтральным профсоюзам»^{332}. В 1951 г. в МКХП были приняты союзы Эквадора, Аргентины, Уругвая, Чили и Суринами. Спустя три года, когда сформировались новые профсоюзные центры, была основана Латиноамериканская конфедерация христианских профсоюзов (ЛАКХП). Ее программа имела религиозную окраску, обещала трудящимся «христианское и демократическое решение» жизненных вопросов, хотя ее тактика не шла дальше защитных функций в социально-экономической области. Следуя программе МКХП, ЛАКХП в крикливом тоне возвестила намерение воздвигнуть здание «истинно латиноамериканского профсоюзного движения, одинаково враждебного капитализму и коммунизму»^{333}.

Поход МКХП в Азию был затруднен и отдаленностью континента и тем, что 95 % населения исповедуют нехристианские религии. Первый успех был одержан ФКХТ: она основала синдикат во Вьетнаме, ставший «бастионом» христианского синдикализма. В 1954 г., когда страна была разделена на две части, Конфедерация трудящихся Вьетнама (КТВ) обосновалась только на юге; вскоре она сделалась оплотом борьбы против коммунизма. Ее лидер Тран Куо Бу является автором следующей «теории»: в Азии есть одна сила, способная «противостоять коммунистическому валу», — это крестьяне; их-то, забитых и нищих, и следует вовлекать в профсоюзы.

В 1954 г. смешанная группа рабочих и крестьян «Панча шила» — религиозное объединение для защиты социально-экономических интересов — была создана в Индонезии. Американский иезуит основал клерикальную федерацию свободных трудящихся на Филиппинах. МКХП вступила в «контакты» с группами трудящихся в Таиланде, Шри Ланке, Камбодже и др. В 1963 г. было образовано Братство синдикалистов Азии (БАТЮ) с резиденцией в Маниле. Его генеральный секретарь Дж. Тан сказал: «Наша конфедерация… делает акцент на духовное и на человеческое достоинство… она предлагает наилучшую альтернативу в неизбежных столкновениях между силами крайне правых в лице либерального капитализма и крайне левых, которых представляет коммунизм»^{334}.

МКХП всюду рекламировала себя как борца за независимость и процветание пародов. Но в 1960 г. Конголезский профсоюз верующих в самый разгар борьбы своего парода против бельгийских агрессоров выступает с манифестом, полным нападок на патриотическое и национальное правительство Патриса Лумумбы. А в 1961 г. Христианский профсоюз кубинцев в изгнании извещает, что он составляет часть того фронта, который извне ведет борьбу за свержение правительства Фиделя Кастро. Союз верующих Конго (Браззавиль) делается врагом народного правительства.

Таким образом, сразу же после войны — в 40– 50-е годы — МКХП выступила ревностным проводником идей и тактики христианского реформизма. В идеологии и профсоюзной практике ее национальных объединений преобладали наиболее реакционные черты, усиленные «холодной войной», которую империализм объявил содружеству социалистических государств. Выполняя определенные защитные функции узкопрофессионалистского характера, эти союзы всего рельефнее обнаружили свою идейную и духовную связь с идеями и политическим курсом государственно-монополистического капитализма.

Однако новый этап общего кризиса капитализма, обострение органически присущих ему антагонистических противоречий не могли, естественно, не сказаться и на этой консервативной профсоюзной организации. В ней постепенно все отчетливее вызревали новые, эволюционные тенденции.

Понадобились годы, прежде чем в Ватикане стали более трезво оценивать глубину общественных трансформаций, совершающихся в мире в эпоху обострения общего кризиса капитализма, размах и мощь социальных и освободительных бурь (и заметный отход трудящихся от церкви, падение религиозности).

Наш век бурного прогресса науки, неудержимого распространения идей коммунизма и антиколониальной борьбы отрицательно сказался на авторитете духовенства, породил кризис церкви. Ватикан, не только религиозный центр, по и организация, имеющая многовековый политический опыт, пришел к пониманию того, что церковь может и не выжить, если она не сумеет приспособиться к проблемам современного динамичного мира. Церковь поняла, что защищать религию от безбожия и материализма нужно по-новому, идя навстречу новым обстоятельствам. Ведь то, что иерархия погрязла в болоте антикоммунизма вместе с оруженосцами империализма и «холодной войны», грозило ей полной компрометацией.

Новые тенденции привели к созыву в 1962 г. II Ватиканского собора. Целью его было выработать более реалистическое отношение ко всем явлениям и учреждениям самой церкви, включая демократизацию ее структуры и упрощение обрядности, а также обновить социальную философию применительно к общественным преобразованиям, происшедшим к середине нашего столетия. Не касаясь богословских и канонических споров, укажем, что иерархию волновали земные вопросы. Уже папа Иоанн XXIII в 1963 г. в энциклике «Пацем ин террис» выступил за мир и мирное сосуществование противоположных социальных систем, против применения ядерного оружия, за допустимость диалога между людьми различных религиозных и философских взглядов. Главным вопросом на соборе, хотя формально и не значившимся, был вопрос о взаимоотношениях с верующими трудящимися и их массовыми организациями. Желание подчеркнуть свое «рабочелюбие» у иных духовных простиралось столь далеко, что, например, ирландский епископ Филбин провозгласил: церковь стремится утвердить рай на земле, а не на небесах.

Среди множества «декретов», принятых в храме святого Петра в Риме, нет отдельного по рабочему вопросу, но он постоянно составлял предмет главных забот церковной иерархии. II Ватиканский собор объявил себя сторонником всех реальных завоеваний, добытых пролетариатом в классовых боях, в том числе права создавать объединения, законности забастовок и т. п. Были даже предложения принять декларацию о «высших достоинствах бедных» и создать специальную конгрегацию по социальным вопросам.

Так подтвердились слова Мориса Тореза, сказанные им еще до войны: поскольку церковь влияет на большие массы парода, она всегда потрясалась крупными социальными событиями. В самом деле, не дальновидность и дар прозрения епископов стимулировали маневры Ватикана, его повороты были ответом на движение масс вне храмов. В известной мере это относится и к процессам, совершавшимся в христианском синдикализме. Церковное обновленчество — явление вторичное и вынужденное.

Восстановив МКХП в ее первом, слегка подправленном виде, Тесье, Поуэльс, Серрарен и другие крупные вожди христианского синдикализма доказали, что понимание новых исторических перемен им недоступно. Был поднят довоенный флаг, поставлены те же руководители, по моральный и социальный облик армии рядовых членов изменился. Раньше всего и заметнее это ощутилось во Франции, куда после войны переместился центр христианского синдикализма. В ФКХТ активизировались те потенциальные прогрессивные силы, которые позволили включить конфедерацию в русло антиимпериалистической борьбы. Так началась эволюция МКХП.

Война с нацизмом, участие в Сопротивлении привели к полевению различных направлений общественного движения Франции. Французская компартия сделалась важнейшим фактором национальной жизни. Всеобщая конфедерация труда (ВКТ) стала многомиллионной организацией. Поднялась и ФКХТ, насчитывавшая в 1945 г. около 750 тыс. человек. Однако и целевое направление, и антиунитаризм были ей заданы маститыми консервативными лидерами из группы Тесье.

И это делалось без учета внутренних брожений в организации и новой ситуации в стране. Крупный капитал, скомпрометированный коллаборационизмом, временно ослаб, силы демократии во главе с рабочим классом возросли. Возросла и численность рабочих, в ряды пролетариата влились разоренные ремесленники, крестьяне, лавочники, много женщин и молодежи. Из этой массы, не порвавшей с религией и восприимчивой к реформизму, отчасти и вербовались новые члены христианских союзов.

Начиная с 1936 г., особенно в годы войны, произошла «рабочезация» ФКХТ. В нее уже входили металлисты, химики, строители, электрики, союзы новых отраслей промышленности. Они с собой принесли новые требования и проблемы. Сопротивление приучило их к единству, контакты с коммунистами оставили в их сознании глубокий след, появились новые активисты, молодые вожаки индустриальных союзов — Савуйан, Метраль, Детраз, Эннебек и другие, сформировавшиеся в отрядах «маки», в патриотической и социальной борьбе военных лет. Они не ведали пиетета к клиру и отрицательно относились к покровительству. Ими и было создано оппозиционное движение молодых («меньшинство»). В нем в своеобразной форме проявилась заметная радикализация масс. Вспыхнувший внутри конфедерации конфликт был столкновением двух тенденций, изначально присущих христианскому синдикализму.

Выступление «молодых» не следует преувеличивать, с самого начала оно субъективно ориентировалось только на приспособление конфедерации к обстановке. Они сами говорили, что остаются внутри одной и той же социальной, политической и религиозной доктрины и ищут лишь лучших методов развития организации. По многим кардинальным вопросам оппозиция не расходилась во взглядах с консерваторами (в частности, по вопросам антикоммунизма и антисоветизма, сохранения французского союза, т. е. колониальной империи). Она имела цель модернизировать профсоюзный центр, сделать его массовым, способным соперничать с ВКТ. Она полагала, что, следуя традиционной линии, не возможно ни удержать старых, ни рекрутировать новых членов. Бразды правления в конфедерации держал Тесье, связанный с МРП, личный друг Ж. Видо.

«Меньшинство» прислушивалось к прогрессивной критике: что общего между верой и профсоюзами? Можно представить союз металлистов, почтальонов, лавочников, пономарей, но синдикат христиан, мыслимо ли это? Вопрос был поставлен жизнью. «Хотим мы этого или нет, — воскликнул М. Пуамбёф, — нам надлежит превратиться в массовое движение, в противном случае через несколько лет… придется закрыть лавочку»^{335}. Оппозиция не желала видеть ФКХТ «идеологической часовней», требовала перейти к производственному принципу организации, что лишило бы служащих и кадров руководящего положения, а также политической самостоятельности — имелось в виду освободиться от опеки католической партии МРП.

Организованная в группу «Реконстрюксьон», оппозиция первого успеха добилась в 1947 г.: из устава конфедерации была изъята ссылка на энциклику «Рерум Новарум» — к ней восходил корпоративизм, который пытался насадить предатель Петен. Ее заменили слова «христианская социальная мораль». Еще важнее было дополнение, гласившее, что ФКХТ не зависима от какой-либо политической или религиозной группы. Вместо «социального мира» идеалом был провозглашен «мир в духе братства». В том же году съезд союза металлистов официально признал неизбежность классовой борьбы. Движение «молодых» отражало вовлечение верующих трудящихся в социальные конфликты. Исход этих сражений зависел раньше всего от единства с ВКТ. Но христианская мораль сковывала. Но удивительно, что местный союз Сен-Шомона (деп. Луара) предлагал убрать из названия ФКХТ этикетку «христианская», так как она мешает приему новых членов.

Конфликт не ослабевал, и в 1952 г. разразился кризис. Когда «молодые» публично заявили, что считают классовую борьбу реальностью, Тесье предложил обратиться к церковной верхушке за разъяснением: каким принципом следует руководствоваться при приеме в организацию и как готовить активистов? В случае принятия этого предложения профсоюзному центру грозило установление контроля со стороны иерархии. В знак протеста члены бюро от меньшинства подали в отставку и создали временное бюро для ведения своих дел. До раскола не дошло, вмешались центристы во главе с генеральным секретарем Буладу, понимавшим, в какую сторону дует ветер. Кончилось тем, что Тесье отказался от руководства.

Крупная стачка 1953 г., когда ФКХТ совершила акт штрейкбрехерства, обострила борьбу течений и явилась ступенью к будущей эволюции профсоюзного центра. Оппозиция, хотя и в умеренных тонах, осудила тактику руководства, считая, что она не соответствует цели превращения профсоюзного центра в массовую организацию, требовала конкретизировать отношение к социальной системе — капитализму. Главная пружина, неизменно двигавшая поступками молодежи в христианском профсоюзном движении, — рост массового рабочего движения, часть которого составляли верующие трудящиеся. «Меньшинство» говорило от имени масс и тех низовых профсоюзных работников, которые боролись против социальной несправедливости, за демократию и мир. Компартия именовала его «левым меньшинством»^{336}. Его критика официального курса, хотя и на антикоммунистической основе, объективно толкала организации к единству с ВКТ, притом в вопросах отнюдь не чисто профессиональных (например, посылка в 1955 г. единой французской профсоюзной делегации в ФРГ в знак солидарности с бастующими металлистами и горняками Оберхаузена, участие в Европейской конференции против ремилитаризации Западной Германии, протест против раскольнической политики МКХП в ФРГ и т. п.).

Более реалистическую точку зрения высказывали миноритарии и в алжирском вопросе, поднимаясь до понимания, что продолжение войны связано для крупного капитала с погоней за нефтью и другими природными богатствами Алжира. Иные заявляли о солидарности с пародом, борющимся за свободу и эксплуатируемым расистами и колонизаторами. Они протестовали против варварских пыток, применяемых французской армией.

У «молодых» и «старых» была одна точка отправления — гипертрофированное представление о всесилии христианской социальной морали и антикоммунизм. «Реконстрюксьон» тоже придерживалась примитивной схемы: «ВКТ — профсоюзная организация компартии, единство с ВКТ — да, с компартией — нет, никакого возврата к народному фронту с участием коммунистов»^{337}. Но было бы догматизмом не замечать движений, совершавшихся среди молодых. Стратегическая линия ФКХТ не давала выхода социальному протесту. Молодые активисты, выдвинутые на передовые рубежи пролетарскими слоями, обязаны были дать новые установки. И выход был найден. Съезд христианского союза металлистов провозгласил ориентацию в направлении к демократическому социализму. Естественно, альтернативой капитализму может быть только социализм — это доказало укрепление мировой социалистической системы.

Со стороны оппозиции это не было и «поповским обманом», ведь ее социализм был заимствован у лейбористов. Разрабатывая эту тему, она отталкивалась от франкфуртской декларации Социалистического Интернационала 1951 г., этого важнейшего программного документа. Предлагая трудящимся «лучшее будущее», «меньшинство» намеревалось дать нм «некоммунистическую профсоюзную альтернативу». Вот ее контуры. Цель — но завоевание власти рабочим классом, а обращение всей нации к «социалистической этике». Социализм — это эволюция коллективного социального сознания, основание общества, в котором люди смогут пользоваться одинаковыми правами. При этом экономические основы общества не разрушаются. Переход экономической власти от индивидуумов к коллективу произойдет путем демократического планирования и контроля. Главное, что интересовало «меньшинство», — «социалистическое планирование не требует обобществления всех средств производства, оно совместимо с существованием частной собственности в некоторых важных секторах, например в сельском хозяйстве, ремесле, розничной торговле, на мелких и средних предприятиях»^{338}.

Таким образом, социализм рисовался теоретикам «меньшинства» в идеалистически перевернутом виде: общественная жизнь определяется не экономическими факторами, а абстрактными демократией и свободой — социал-реформизм соединяется с христианским гуманизмом. Спору нет, отказ от корпоративизма свидетельствовал о восприятии верующими трудящимися идей века и жажде «молодых» приспособиться к ним.

На конгрессе ФКХТ 1955 г. резолюция «меньшинства» о социалистической ориентации собрала 40,8 % мандатов — знак того, что классовая борьба притягательна и для верующих трудящихся. Об этом же говорили проявление «ностальгии единства» у рабочих и новые черты единства действий — совместные требования федераций, единые делегации в отраслевых комиссиях МОТ, общие требования о коллективной безопасности и запрете оружия массового истребления, критика отчетного доклада на XXX съезде ФКХТ за отсутствие в нем раздела о профсоюзном единстве. Верхушка конфедерации, наконец, согласилась вступить в контакты с ВКТ. Эта почва питала «молодых», а их движение в свою очередь побуждало к активизации прогрессивных сдвигов.

Уже съезд союза химиков 1960 г. одобрил требование о деконфессионализации ФКХТ, а протест архиепископа Геррн был оставлен без внимания. Конфедерация неуклонно двигалась к деконфессионализации. И тогда «большинство» уступило, стороны примирились, а в 1961 г. генеральным секретарем ФКХТ был избран энергичный лидер «молодых» Декан. Компромисс был облегчен общностью их антикоммунистических взглядов. В эти дни Декан заявлял, что предпочитает де Голля народному фронту. Все же победа «меньшинства» была вехой на пути начавшейся эволюции христианского синдикализма.

Незадолго до этого, в 1960 г., католический профсоюзный центр Канады изменил свое название, он стал именоваться Конфедерацией национальных синдикатов (KHС). Это не явилось следствием особой остроты социальных противоречий в стране. Решающую роль здесь сыграли соображения соперничества с главным профсоюзным центром — ответвлением АФТ — КПП, стремление проникнуть в англоязычные районы. А это тормозилось привязанностью к католической церкви. Как бы то ни было, прецедент был; на пего оглядывались те, кто в ФКХТ принадлежал к наиболее рьяным сторонникам эволюции.

Определяющим же в их тактике была необходимость реагировать на новые исторические факты. На их опыте не могла не отразиться стачка шахтеров Деказвиля в 1962 г., когда 20 истощенных от голода и болезней рабочих призывали из своего подземелья товарищей объединиться, оставить в стороне те тенденции, «которые пас разделяют». А мощная демонстрация протеста против убийства полицией 8 февраля 1962 г. девяти рабочих в Париже? 35-дневная забастовка горняков в 1963 г. тоже ведь была «великим унитарным сражением». Теория классового соглашения не выдерживала испытаний, слишком разительны стали противоречия между окружающей действительностью и христианской моралью, диктующей послушание, унижающей рабочее достоинство.

XXXII конгресс ФКХТ в 1963 г. явился повой вехой в истории ФКХТ: на нем «были подтверждены классовые позиции… новые позиции ФКХТ»^{339}. Недвусмысленно осуждены реакционная политика монополий, создание атомных ударных сил, политика европейской интеграции, а главное — классовое соглашательство. Делегаты настойчиво добивались профсоюзного единства. Все это отмечало «важные изменения», которые, по словам секретаря ВКТ Кразукки, «следует принимать всерьез»^{340}. Конгресс одобрил принципы дехристианизации ФКХТ. Чрезвычайный конгресс 6–7 ноября 1964 г. абсолютным большинством голосов подтвердил эту трансформацию и переименовал конфедерацию, назвав ее «Французская демократическая конфедерация труда» (ФДКТ). И этому не могли помешать ни недовольство и нападки клира, ни протесты меньшинства конгресса, возглавляемого лидером союза служащих Жозефом Тесье, сыном основателя конфедерации. Последний вывел свою организацию из конфедерации и вместе с частью горняков объявил себя продолжателем старой ФКХТ.

Ощутимым результатом дехристианизации были облегчение контактов с ВКТ, проведение с ней многих совместных выступлений не только на местах и в федерациях, но и в общенациональном масштабе. 10 января 1966 г. было заключено соглашение о единстве действий двух крупнейших профсоюзных центров на основе широкой программы классовых требований. Рабочее движение Франции приобрело новые возможности борьбы, что было доказано последующими всеобщими забастовками 1966–1968 гг. ФДКТ вступила в контакт с ВЦСПС, начался их регулярный обмен делегациями.

Дехристианизация французского профсоюзного центра имела международный резонанс, она стимулировала убыстрение темпов вызревания элементов нового и в других профсоюзных центрах.

КХП Бельгии успешно соперничала с ВФТ, и в 1964 г. насчитывала более 800 тыс. членов, что объясняется развитой сетью учреждений католического действия и определенной настойчивостью в выполнении защитных функций. Тесно связанные с иерархией и Католическим рабочим движением (МОК), лидеры КХП отвергали какие-либо идейные трансформации, часто напоминали, что ведут свое происхождение от Антисоциалистической лиги Гента 1886 г. Несмотря на это, уроки стачки 1960–1961 гг. теперь уже учитывались, так как бремя новых кризисных явлений перекладывалось монополиями на плечи трудящихся. Отстаивать насущные нужды масс порознь сделалось невозможным; поэтому и в Бельгии 60-е годы характерны закладыванием фундамента единого рабочего фронта.

Совместные выступления обоих профсоюзных центров в 1964–1965 гг. и в последующие годы развернулись с целью добиться изменения экономической политики правительства в области индустриального развития отсталых районов, прекращения закрытия предприятий, обеспечения полной занятости, введения рабочего контроля, демократизации просвещения и т. п. Митинги, манифестации с участием десятков тысяч человек в промышленных центрах, плакаты с лозунгами «Да здравствует единый фронт КХП-ВФТ!» характерны для Бельгии 1966–1969 гг. Компартия констатировала: «Рождается единство, особенно между ВФТ и КХП»^{341}. Не обходилось без со-противления со стороны лидеров христианских союзов, предпочитавших промежуточную позицию между «движением» (что ассоциировалось у них с ФКХТ) и «организацией» (так они именовали оба голландских христианских профсоюзных центра; по и те спустя 20 лет после разрыва соглашения с социалистическими профсоюзами возобновили с ними контакты).

Сдвинулась с места и позиция канадской КНС, отличавшейся конфессионализмом и верностью идеалам социального католицизма. В середине 60-х годов там к руководству пришел энергичный Марсель Пенен, сам не раз возглавлявший забастовки и подвергавшийся полицейским репрессиям. Уже в 1967 г. было заключено соглашение о единстве действий христианских союзов с Федерацией трудящихся Квебека. Впоследствии к ним примкнула Федерация просвещения. Даже в западногерманском филиале МКХП не все с точки зрения клира обстояло благополучно. Члены этого союза участвовали вместе со своими товарищами в стачке металлистов 1963 г. В 1966 г. Союз металлистов Саара вознамерился вернуться в Объединение немецких профсоюзов (ОПП). Ценой больших усилий руководству удалось не допустить раскола. Христианский профсоюзный центр подвергся критике со стороны партии НДП. Та предупредила его лидеров, что если они не откажутся быть «истинно альтернативой против разрушения национальной экономики, то можно обойтись одним ОНП»^{342}.

Опыт истории учит, что все крупные общественные коллизии в конечном счете оказывают свое воздействие на организации верующих трудящихся. Они, как и все пролетарии, подвергались безжалостному гнету вездесущих и всевластных монополий, сросшихся с государственным аппаратом. У конвейеров стоят рядом и те рабочие, что посещают воскресные мессы, и те, кто в это время идет в рабочий клуб. Существуют интересы, общие для всех людей труда. Должны ли верующие рабочие самоустраниться от классовых движений потому лишь, что последние не согласуются с «христианской моралью»? И тут-то начинают шататься, казалось, незыблемые основы. И тут-то таятся причины того, что клерикальные авторы окрестили «кризисом мышления» церкви и ее массовых учреждений, В МКХП это усугублялось новыми веяниями, которые принесли с собой союзы развивающегося мира.

Трудящимся Азии, Африки и Латинской Америки стало ясно, что разрешить свои вопросы на чисто религиозно-этической основе невозможно. Возьмем, например, Латиноамериканский континент. В течение десятилетни он кипит, протестуя против неравенства и бедствий. Всякому, кто прошел бы мимо этих проблем, там грозит полная утрата доверия. И ЛАКХП пошла навстречу требованиям радикальных преобразований. В 1967 г. она опубликовала манифест, в котором отрицалось право Организации американских государств решать судьбы континента. Было провозглашено, что добиться свободы и социальной справедливости можно только с помощью революционного процесса, осуществленного «руками народа и для народа». Высказано требование наделения крестьян землей за счет латифундистов.

Манифест иронизирует над «пуэрториканизацией», т. е. индустриализацией на средства и под руководством американских толстосумов, ибо она создает «худшую эксплуатацию масс и новый тип колониализма»^{343}, изобличает вмешательство США в дела пародов, их неокапиталистические методы. Отвергнув таким образом панамериканизм, ЛАКХП объявила себя сторонницей некапиталистического пути развития и передачи власти пароду. Антикоммунизм, хотя и не был выброшен полностью, отошел явно на задний план.

В Эквадоре, Боливии, Уругвае, Гаити и других латиноамериканских странах активисты союзов ЛАКХП часто подвергались гонениям. Но конфедерация энергично боролась за профсоюзные свободы. Колумбийский епископ Сальзар упрекал синдикаты этих стран в том, что они «раздувают классовую ненависть» и «проповедуют социальную революцию».

В Азии долго задавал топ старейший профсоюзный центр КТВ с его крикливым антикоммунизмом. Но вот прорвались тревожные голоса профсоюзных активистов о проблемах, волнующих их пароды. На профсоюзном семинаре в Гонконге в 1967 г. ораторы говорили, что положение в этом районе хуже, чем в колониальный период, называли и виновника социально-экономических бедствий — империализм с его «помощью». Они требовали, чтобы Азия развивалась «без вмешательства Запада». Устроители семинара постарались утопить вопрос в тривиальных рассуждениях об «экспансии мирового коммунизма», умолчав о том, какие радикальные перемены произошли в жизни народов социалистических стран. Но проблемы поставлены, и лечить социальные болезни по рецептам МКХП было невозможно.

Те же объединительные тенденции, подрывающие или ослабляющие влияние МКХП, имели место в Африке. Часть союзов верующих была поглощена унификацией профсоюзного движения. В оставшихся союзах усилилась тяга к единству, и Африканская профсоюзная конфедерация, объединяющая филиалы МКХП и МКСП, приступила к переговорам с прогрессивной Всеафриканской федерацией профсоюзов о создании единого профсоюзного центра на единой антиимпериалистической и антиколониалистской основе.

Итак, годами МКХП внутренне раздиралась противоречиями между желанием идти в фарватере обновляющейся социальной доктрины церкви и стремлением считаться боевой профессиональной организацией, между сектантски-консервативной идеологией и претензиями на «мировое господство» в профсоюзном движении. Необходимость перемен обусловливалась и сложившимся соотношением сил внутри конфедерации. К концу 60-х годов европейские союзы насчитывали 3,7 млн. человек, тогда как в Азии, Африке и Латинской Америке их уже было почти 9 млн.

Профсоюзные центры Западной Европы, за исключением французского, принадлежали к тем, кого принято именовать традиционалистскими. Даже теперь лидеры этих союзов цепко держались за устаревшую программу МКХП, уверяя, что они не представляют, как можно защищать профессиональные интересы, не опираясь на христианско-социальную доктрину. На других континентах острее высказывались требования структурных преобразований.

К этому времени стало очевидным и несоответствие между христианским наименованием конфедерации и тем, что значительная часть входящих в нее членов принадлежит к другим вероисповеданиям. Индийский центр предупредил, что он вступит в МКХП лишь тогда, когда ссылка на «христианство» будет изъята. С какой бы стороны ни рассматривать создавшееся положение, сомнений не вызывало одно: термин «христианский» сделался тормозом для дальнейшей экспансии данного вида синдикализма.

В 1968 г. был созван XVI конгресс МКХП, осуществивший дехристианизацию конфедерации. Она стала именоваться Всемирная конфедерация труда. Но профсоюзным центрам было разрешено сохранить свое традиционное наименование, чем воспользовалось большинство европейских центров. Новая декларация принципов вобрала в себя обе тенденции: и обещание стать революционной силой, и тактику, соответствующую духу социального католицизма, т. е. христианского реформизма вкупе с пресловутой «третьей силой». Комментарии самих идеологов конфедерации подчеркивали неразрывную связь с христианской идеологией, которая не элиминируется, но напоминали о необходимости соединить ее с идейными ценностями других религиозных и философских течений.

Политический замысел дехристианизации состоял в том, чтобы сделать более сильным крен конфедерации в сторону «третьего мира», стать там господствующим профсоюзным движением, выпячивая свою непричастность к профцентрам, отражающим якобы интересы военных блоков: МКСП — НАТО, а ВФП — Варшавского договора.

Для тех, кто в МКХП представлял левое, побуждающее к действию крыло, для ФДКТ и для регионов развивающихся континентов дехристианизация мыслилась не как завершение эволюции, а лишь как ее очередная ступень. Дальнейшее, по их убеждению, зависело от перестройки организационной структуры и повой программы, адекватной проведенной трансформации.

В 1969 г. чрезвычайный конгресс ВКТ обсуждал принципы и структуру деятельности своих центральных исполнительных органов, стараясь приспособить их к эффективному руководству региональными организациями на всех уровнях.

Вновь разгорелась жаркая дискуссия. Примечательным было выступление делегата из Парагвая Р. Паррагоана, сказавшего: «Мы говорим «нет» решениям, продиктованным представителями только богатых стран… Если некоторые отдают борьбе свои сбережения, то мы отдаем свою жизнь. Мы не просим, а требуем должного»^{344}.

Согласно новому уставу, была введена должность заместителя генерального секретаря, им был избран аргентинец Карлос Кустеро, а в состав конфедерального комитета введены руководители регионов: азиатского — Дж. Тан, африканского — Ж. Понго, латиноамериканского — Э. Масперо. Тем не менее большинство мест осталось за европейцами. Созданный ими фонд солидарности финансирует движение в экономически отсталых районах.

Конгресс рассмотрел и принципы новой стратегии христианского синдикализма. Докладчик по этому вопросу Э. Масперо был не в состоянии, не выходя за рамки «третьей силы» между капитализмом и коммунизмом, сформулировать программные установки «подлинно революционного синдикализма», каким себя рекламировала конфедерация. Вместе с тем обновленчески звучали некоторые тезисы: динамизм движения, учитывающего жизненный опыт, политизация трудящихся, отказ от интеграции в капиталистическую систему, необходимость «революционных преобразований» ради создания трудящимся человеческих условий существования. Обобщая практику ФДКТ, Масперо поставил перед конфедерацией задачу профсоюзного единства в масштабе мира, не исключая профсоюзы социалистических стран.

Как и можно было ожидать, консервативные европейские профсоюзные лидеры дали бой новым тенденциям, которыми был проникнут доклад, пытаясь не позволить профсоюзам покинуть привычное поле действий — защитные функции в профессиональной области. Атакуя «новые веяния», один из ораторов воскликнул: «Коммунизм есть абсолютный враг, тогда как капитализм — враг, поддающийся исправлению и уже сам исправляющийся»^{345}. Ввиду разногласий вопрос был передан для обсуждения в комиссию. Дискуссия показала, как сложен путь модернизации христианского синдикализма. Впереди еще — остановки и отступления, по, взятый в целом, этот процесс необратим.

Знаменательным был 1970 год. XXXV конгресс ФДКТ провозгласил стратегию классовой борьбы, профсоюзного единства и демократического социализма. Чтобы измерить пройденную дистанцию, напомним, что над христианским профсоюзным движением более 80 лет развевался флаг антисоциализма, раскола и корпоративизма. А в 1970 г. по окончании съезда делегаты стоя пели «Интернационал» и скандировали: «Это лишь начало!»

Что же произошло?

Движущая сила преобразований — и это признают теоретики ФДКТ — находится в борьбе рабочих», она и питает динамизм организации. После майско-июньских событий 1968 г., в которых христианские синдикалисты проявили даже анархистские замашки, склонность к «прямым действиям», конфедерация не могла не изменить свои программные вехи — настало время самим дать трудящимся иную целенаправленную линию. В поисках такой линии их идеологи стали восприимчивы к более объективному анализу вещей. В их рассуждениях стали встречаться определения, принятые в марксистской науке, — двигателем капитализма является «погоня за максимальной прибылью», он не в состоянии обеспечить полную занятость, система должна быть изменена с помощью классовой борьбы. Понятно, этот «социализм» ненаучен. ФДКТ считает, что концепция научного социализма (требование отмены частной собственности, классовая борьба с целью ликвидации буржуазного строя) якобы механистична. Практически она выдвигает один путь перехода к социализму — развернутое самоуправление снизу доверху на манер анархо-синдикалистских прожектов конца XIX в.

Но это не мешает вовлечению союзов ФДКТ в организованное демократическое движение против экономической, политической и духовной тирании монополий. Прогрессивные организации дискутируют с ними по программным и тактическим вопросам. В 1971 г. состоялась встреча делегации компартии во главе с Ж. Марше с делегацией ФДКТ во главе с Э. Мэром по вопросу о положении в стране, о функциях политических партий и профсоюзов в борьбе против капитализма за установление социализма. Пространная дискуссия по программным вопросам также имела место между ВКТ и ФДКТ.

Процесс эволюции происходит и в латиноамериканском регионе. Идя навстречу объединительным тенденциям, его руководство вступило в контакт с прогрессивным Постоянным конгрессом профсоюзного единства, провело совместные континентальные конференции по насущным вопросам, мнения по которым совпали. В 1971 г. организация стала называться Латиноамериканский профцентр трудящихся (ЛАПТ). Конгресс провозгласил свою солидарность с трудящимися Кубы.

Эволюция происходит на общем фоне «полевения» католических масс. Независимо от позиции различных профсоюзных центров тенденция к прогрессивным преобразованиям характерна для всех них.

Конгресс ЛАПТ еще в 1969 г. принципиально одобрил сотрудничество с прогрессивными профсоюзными центрами Италии и Франции.

Профсоюзную жизнь следует воспринимать сквозь призму новых общественных явлений. Конец 60-х — начало 70-х годов отмечены возросшей интернационализацией профсоюзных действий в связи с ростом наднациональных монополий, этих гигантских монополистических спрутов, эксплуатирующих трудящихся группы стран, что делает необходимой унификацию требований и действий профсоюзов различных тенденций. Христианские профсоюзы участвовали в движениях против монополий «Сольве», «Мишле», «Акзо» и других, что в свою очередь потребовало установления контактов с ВФП. В 1971 г. впервые встретились генеральные секретари ВФП П. Жансус и ВКТ Ж. Брюк. Они констатировали наличие идентичных взглядов по многим проблемам.

На этой встрече были согласованы совместные усилия в борьбе против угрозы фашизма, за мир и всеобщее разоружение. Своей непримиримой борьбой с расизмом, неприятием апартхейда в Южно-Африканской Республике и Намибии Христианская конфедерация вносит вклад в общее дело антиколониализма. Она опубликовала веский фактический и статистический материал об угнетении африканских народов, протестовала против кровавых репрессий в Ольстере и снабжения ЮАР оружием. Она приветствовала образование нового государства — Гвинеи-Биссау.

Интересам прогресса отвечает систематически проводимая конфедерацией кампания против фашистских режимов. Призывно звучит ее лозунг о «свержении существующих режимов», недопущения их в «Общий рынок», солидарности с трудящимися, непризнания «вертикальных профсоюзов» в Испании как творения Франко. Положительна ее непрерывная борьба против милитаристских диктатур в Латинской Америке.

Существует общность взглядов ВКТ и ВФП по некоторым современным проблемам: об отношении к европейской безопасности, всеобщему контролю над разоружением и передаче части сэкономленных средств на нужды развивающихся государств, о мирном использовании атомной энергии. Конфедерация и ее филиалы добивались окончания войны во Вьетнаме, с первого до последнего дня поддерживали Народный фронт в Чили, решительно осудили фашистский переворот и преступления военной хунты. После длительных колебаний она присоединилась к прогрессивным организациям в требовании мира и освобождения оккупированных арабских земель израильскими агрессорами. В целом международно-политическая программа ВКТ делается более реалистической и постепенно освобождается от наслоений эпохи «холодной войны».

Все это совершается при установившихся регулярных встречах на всех уровнях с профсоюзами социалистических стран и ВФП. Делегации христианских профсоюзов приехали на XV съезд советских профсоюзов и на Конгресс миролюбивых сил в Москве. В 1973 г. были проведены совместная профсоюзная конференция с МОТ по вопросам апартхейда и ассамблея в Сант-Яго об организации отпора наднациональным монополиям.

Позитивные сдвиги не заслоняют и того, что идеология этих организаций не освободилась от антикоммунистических традиций, не избавилась от укоренившихся привычек оценивать явления абстрактно, не вникая в их классовое содержание. Это не только дань прошлому: концепции, производные от христианской социальной доктрины, преодолеваются с трудом.

На XVIII конгрессе ВКТ, проходившем 25–28 сентября 1973 г. в Эвиане (Франция), дискутировался проект новой программы. Во вступительной речи Э. Мэр из ФДКТ не скрыл, что в его организации дебатируется вопрос о выходе из ВКТ и необходимости концентрировать усилия на «более эффективную борьбу». Решение этого вопроса, сказал он, зависит от позиции, какую займет нынешний конгресс. Воздав должное ВКТ, «пытающейся стать классовой организацией», он тут же заметил, что ей недостает отчетливой «классовой стратегии». Он подверг критике ориентационный документ, составленный Масперо, за то, что в нем много «лирических иллюзий». В частности, он указал на довлеющие над конфедерацией традиции, имеющие историческую ценность, по «не способные стать лицом к лицу с вызовом, который нам бросают капитализм и империализм». Мэр предупредил о недопустимости возврата к клерикализму, из которого христианское профдвижение выросло. Перед нами, продолжал оп, альтернатива: либо бороться с капитализмом вместе со всеми трудящимися и строить социализм, либо приспособиться к капитализму, сохранив «революционную фразеологию». Реформизм ведет к тупику и поражению рабочего класса. Международная организация должна быть «организацией классовой борьбы», способной руководить совместной борьбой трудящихся. Согласившись с тезисом Масперо, что в Европе и Северной Америке у ВКТ перспектив нет, что центр тяжести ее деятельности должен быть перенесен в «третий мир», Мэр настаивал, чтобы ее борьба была увязана с движением трудящихся индустриальных стран против международного капитализма. Если, как говорят африканцы и латиноамериканцы, капиталистическая система тормозит их развитие, то «антикапиталистическая борьба должна быть глобальной и солидной»^{346}. С чувством стыда, добавил он, читали мы о том, что члены христианских профсоюзов Чили нападали на единый Народный фронт.

Хотя на ориентационном документе лежит отпечаток компромисса, время, несомненно, оставило на нем свои следы. Высший орган профсоюзного движения, самое происхождение которого было объявлением войны марксистским тезисам классовой борьбы и обобществления средств производства, возвестил: ВКТ остановилась на выборе социализма и предполагает развертывать массовые и классовые действия с целью построения нового общества. Газета швейцарского профсоюзного центра заметила, что подобный «вывод способен вызвать шок».

Новая программа составлена в общих, обтекаемых выражениях, иначе было бы невозможно сбалансировать противоречивые интересы. Делегация ФДКТ голосовала против документа. Голландский делегат от имени Австрии, Швейцарии и Голландии сказал, что они не могут принять новую стратегию, по во имя единства и солидарности с «революционным третьим миром» воздерживаются от того, чтобы сказать «пет» документу. Свои критические замечания они сделают подробнее, когда о документе выскажутся местные организации.

Множество резолюций эвианского конгресса свидетельствует о том, что реальность победила иллюзии. Вот некоторые из них: «Об организации борьбы с национальными монополиями», «О защите мира», «О нарушениях профсоюзных свобод», «О разоружении», «О солидарности с рабочими фирмами «Лип» в Безансоне», «О солидарности с пародом Чили», «О диктаторских режимах в Бразилии, Гватемале, Уругвае, Гаити»; «О положении во Вьетнаме и на Ближнем Востоке», «О борьбе с колониализмом».

И хотя по-прежнему сработала инерция антикоммунизма (отдав предпочтение унитарным действиям с ВФП перед МКСП, конгресс в то же время сделал большой реверанс в сторону тех, кто цепляется за рецидивы антикоммунизма), главным на конгрессе было желание ВКТ двигаться по пути эволюции в направлении, созвучном эпохе, в сторону профсоюзного единства.

Это было вновь доказано участием ВКТ во встрече руководителей европейских профсоюзных центров в январе 1974 г. в Женеве. Симптоматично и избрание президентом конфедерации руководителя канадского профцентра М. Пенена, подвергавшегося арестам за руководство забастовками.

Прогрессивные рабочие деятели вели и ведут идейную полемику с идеологами и руководителями христианских профсоюзов, откровенно и прямо разоблачают акты штрейкбрехерства, их совместные действия с «желтыми». Но эти союзы охватывают рабочую массу, страдающую от гнета монополий. Поэтому регистрируется каждый их позитивный шаг, делается все для достижения единства с ними. XIII съезд компартии Италии в 1972 г. специально подчеркнул важность «сотрудничества между главными народными течениями — коммунистическим, социалистическим, католическим»^{347}.

Компартии и прогрессивные профсоюзы учитывают, что в христианском синдикализме разгорается борьба противоречивых тенденций, что временами в нем верх одерживают консервативные элементы. Одпако, диалектически рассматривая все стороны этого явления, можно отчетливо увидеть, как в нем пробивает себе дорогу тенденция классовой борьбы и профсоюзного единства, что наглядно подтверждает тезис Заявления Международного совещания коммунистических и рабочих партий 1969 г.: «…во многих капиталистических странах открылись возможности для союза на антимонополистической и антиимпериалистической основе революционного движения с широкими массами ворующих»^{348}.