В составе сил, с помощью которых империализм рассчитывал преодолеть революционную ситуацию 1917–1923 гг., важное место занимали реформистские массовые рабочие организации. Тогда, отмечал В. И. Ленин, «разгорелась во всем мире борьба за влияние на профессиональные союзы»{151}, которые объединяли миллионы рабочих. Гибко маневрируя при содействии реформистских социал-демократических и профсоюзных лидеров, буржуазия добилась спада революционной волны. Закоренелый оппортунизм свободных и антибольшевизм христианских профсоюзных лидеров роковым образом повлияли на исход борьбы на Западе. Именно это время усилившегося тяготения рабочего класса к организации было использовано реформистскими профсоюзными вождями для сплочения своих организаций в международном масштабе. Это, рассчитывали они, должно было стать важным средством противодействия назревавшим социальным катаклизмам.
Происходит и международная консолидация христианского синдикализма. Среди причин, побудивших его руководящие круги воскресить под новым названием Международную профсоюзную комиссию 1908 г., известное значение имела и координация деятельности в области трудового законодательства и социального страхования. Но намного важнее было стремление обеспечить превосходство сил в борьбе с «красными» (к ним были отнесены не только революционные профсоюзы, по и реформистский Амстердамский интернационал профсоюзов), ликвидировать их «монополию» в рабочем движении.
Начало создания Международной конфедерации христианских профсоюзов (МКХП) было положено на встрече французских и бельгийских профсоюзных лидеров 7–9 июня 1918 г. в Гавре, где обсуждался вопрос об установлении связей между христианскими профсоюзами стран Антанты. По окончании войны острой проблемой, вставшей перед вождями этих союзов во всех странах, стала проблема совместных действий «на почве христианской солидарности» ввиду того, что человечество было разделено на «победителей», «побежденных» и «нейтралов»{152}. Однако для основания конфедерации следовало устранить преграды, препятствовавшие примирению «братьев во Христе». Надо было как-то учесть настроения трудящихся тех стран, которые в годы войны пострадали от разбойничьих действий немецких войск, одобрявшихся, кстати, пропагандой ВОХП. Поэтому дело интернациональной консолидации продвигалось медленно.
В Париже 16–19 марта 1919 г. проходила конференция христианских синдикатов Бельгии, Франции, Швейцарии, Польши, Литвы, Латвии, Италии и Испании. Конференция высказалась за основание международной организации с центром в Брюсселе. Была принята декларация принципов, в которой наряду с идеей классового сотрудничества формулировались конкретные социальные требования в области защиты труда.
Параллельно 18–19 марта 1919 г. в Люцерне (Швейцария) состоялась конференция христианских профсоюзных центров другой группы стран — Германии, Австрии и Нидерландов. Участники конференции высказались за восстановление Международного генерального секретариата христианских профсоюзов в Кёльне и тем самым отразили притязания ВОХП на восстановление немецкой гегемонии в этом движении. Было проявлено определенное пренебрежение к парижской конференции (она была названа непредставительной), что, впрочем, не помешало делегатам обеих конференций обмениваться дружескими телеграммами.
«Перекинуть мосты» между враждующими группировками взялись оба голландских профсоюзных центра. По их инициативе 20 февраля 1920 г. была созвана конференция делегатов от Бельгии, Германии, Франции и Голландии. После того как делегация ВОХП официально осудила депортации, проводившиеся кайзеровской Германией в период войны, было решено в знак примирения созвать в середине 1920 г. единый конгресс христианского профсоюзного движения. К этому моменту численность отдельных национальных синдикатов сильно возросла: по официальным данным, бельгийская КХП насчитывала в 1920 г. свыше 156 тыс. членов, французская ФКХТ — от 140 до 150 тыс., католический профсоюзный центр Голландии— 141 тыс., протестантский — 67 тыс., ВОХП — свыше 1,1 млн., итальянская конфедерация рабочих — около 1 млн., швейцарский профсоюзный центр — 16 тыс., австрийский — свыше 64 тыс., чехословацкий — 7,5 тыс., испанский — 60 тыс. и венгерский — 190 тыс. Даже если иметь в виду явно преувеличенный характер всех этих цифр, очевидно, что христианское профсоюзное движение располагало довольно значительной массовой базой. Что касается социального состава христианских союзов, то, как и два десятилетия назад, рабочие решающих промышленных отраслей оставались, как правило, за их пределами. Генеральный секретарь австрийского профсоюзного центра Штауд и в 1929 г. сетовал: «Наше движение именно в ключевых индустриальных профессиях маловлиятельно… необходимо преодолеть это слабое место»{153}. В Германии металлисты и горняки составляли лишь треть общего числа членов ВОХП.
Отличительными признаками христианского синдикализма в ту пору были численный перевес католиков (наиболее религиозно настроенных), преимущественный охват аграрных районов, где преобладали отсталые рабочие таких предприятий, как табачные фабрики, соляные копи, служащие и работники сферы обслуживания, а также многие неквалифицированные рабочие.
Учредительный конгресс, на котором была основана Международная конфедерация христианских профсоюзов (МКХП), состоялся в Гааге 15–19 июня 1920 г. На нем присутствовало 98 делегатов от десяти стран: Австрии, Бельгии, Венгрии, Германии, Голландии, Испании, Италии, Чехословакии, Швейцарии и Франции, представлявших 3,6 млн. человек. Согласно уставу, в МХКП должна была входить, как правило, одна национальная организация, конгрессы созываться раз в три года, каждый профсоюзный центр имел право посылать делегатов, обладавших правом решающего голоса, пропорционально численному составу организации. Бюро конфедерации должно было состоять из девяти человек и избираться сроком на шесть лет. Его местопребыванием избрали Утрехт (Голландия). Издавали бюллетень на немецком, французском и голландском языках.
Документы гаагского конгресса и воспоминания его участников свидетельствуют об острых столкновениях, происходивших между делегациями по всем вопросам. Из рассказа председателя конгресса Серрарена видно, что перед началом работы делегация ВОХП отказалась от обещания осудить депортацию. Сложилось «деликатное» положение: французы имели указание добиться принятия декларации, гласившей: «Христианская мораль, основа социального здания, требует от всех наций и индивидуумов уважения человеческой свободы и благоприобретенной собственности, верности данному слову и предполагает справедливое возмещение за умышленно причиненный ущерб»{154}. Германия уже несла бремя репараций, а ВОХП, поддерживая линию наиболее реакционных кругов германского империализма, приступила к осторожной, правда, пропаганде реванша. Принятие такого документа грозило сорвать намечавшееся единство. Между лидерами ВОХП и ФКХТ происходили ожесточенные споры, косвенным образом отражавшие тогдашние межимпериалистические противоречия. Подобного рода националистические распри были и в Социалистическом и в Амстердамском интернационалах. Внутри христианского синдикализма, однако, они проявились более открыто. Хотя решение о создании МКХП и было принято единодушно, это не устранило внутренней борьбы в конфедерации.
Трениями сопровождалось и обсуждение вопроса о межконфессионализме. Лидеры ФКХТ полагали, что каждой организации должно быть дано право самой решать этот вопрос. Они настаивали на федеративном устройстве конфедерации при уважении автономного характера национальных профсоюзных центров. Выполнение резолюций, принятых не единогласно, было не обязательным. Сталкивались мнения и по вопросу о местопребывании руководящих органов МКХП. Разрешился этот спор компромиссом — конфедеральное бюро разместилось в Утрехте, президентом МКХП стал швейцарец Шерер, генеральным секретарем — голландец Серрареп, казначеем — тоже голландец Амелинк.
Идейная основа конфедерации была приемлемой для всех. Она формулировалась в пяти осповпых пунктах: христианские социальные принципы, отказ от революционных мер борьбы, партийно-политический нейтралитет, применение легальных средств для достижения целей, подтипа классового соглашательства{155}. МКХП с первых же дней существования проявила открытую враждебность к революционному движению, противопоставив себя не только Профинтерну, но даже Амстердамскому интернационалу (конгресс выразил протест против бойкота, объявленного Амстердамским интернационалом правительству Венгрии за кровавую расправу над участниками венгерской революции). Вожди ВОХП позволили на время отстранить себя от руководства, по в дальнейшем с полной уверенностью надеялись запять в МКХП господствующее положение.
Гаагский конгресс обсуждал вопрос о сотрудничестве с Международной организацией труда (МОТ), принципы которой были сходны с давно провозглашенными католической церковью: труд не товар, право трудящегося на «приличную» зарплату, упразднение детского труда, охрана труда молодых рабочих, «социальный мир». Руководитель МОТ социалист Тома придерживался аналогичных взглядов.
Международный трибунал в Гааге решением от 31 июля 1922 г. признал МКХП неправительственным органом с правом представительства в МОТе и его бюро.
После завершения работы Учредительного конгресса начали возрождаться и укрепляться старые производственные объединения; некоторые создавались заново. В течение первых двух лет функционировали следующие международные производственные секретариаты: железнодорожников (296 180 человек); служащих (576 782 человека), фабричных рабочих и транспорта (142 630 человек), пищевиков (23 000 человек), полиграфистов (18 515 человек), строителей (97 600 человек), деревообделочников (61100 человек), табачников (58 070 человек), кожевников (23 069 человек), металлистов (287 775 человек), текстильщиков (213 737 человек), сельскохозяйственных рабочих (1091 153 человека).
Папа Бенедикт XV одобрил появление МКХП — с основанием этой конфедерации углубился раскол в профессиональном движении. Задачей конфедерации христианских профсоюзов являлась «выработка единой программы и сближение между рабочими на почве антиклассовой политики»{156}.
Программу мирового христианского движения выработали на Инсбрукском конгрессе (21–23 июня 1922 г.).
Атмосфера на конгрессе была до крайности накалена. Его работа едва не сорвалась, особенно когда обсуждались доклады о социальном и экономическом положении рабочих в связи с международной обстановкой. Бурные дебаты вызвал и вопрос о примирении враждовавших во время первой мировой войны наций. Голландец Сменк припомнил события недавней войны, хотя причины ее он предпочел обойти, опасаясь «забросать камнями одну определенную партию». Зато в его речи прозвучал недвусмысленный призыв к «христианской солидарности в действиях правительств и народов»: надлежит создать «сферу мира и примирения», урегулировать проблемы возмещения военных убытков. Он высказывался за уменьшение репараций, уплачиваемых Франции и Бельгии, «в соответствии с платежеспособностью Германии», и за снижение военных долгов. Иначе, сказал оратор, «невозможно предотвратить подстрекательство революционных элементов». «Заступничество» за Германию вызвало на следующий день формальный протест президента ФКХТ Зирнеля, который, однако, им самим был сведен к «недоразумению» и объяснен неполадками в переводе.
Речь Сменка содержала также обычные для представителя «третьей силы» нападки на реакцию справа и на «социалистическую пропаганду классовой борьбы», которые «в равной мере представляют опасность для восстановления экономики». Была, однако, одна проблема, которая, как признал сам Сменк, «маячила все время перед его глазами». Это проблема Советской России.
Конгресс не призывал к интервенции против России, он высказался за экономическое удушение большевизма. Повторялись и клеветнические выпады буржуазной пропаганды о «коммунистических экспериментах» в России, отсутствии в этой стране «законности» и т. п.
Принятая конгрессом резолюция содержала особый пункт, который обусловливал «возвращение России в семью народов» при условии, если она признает долги, восстановит собственность иностранцев и гарантирует их личную свободу{157}.
Вырабатывая стратегию, призванную обеспечить стабильность буржуазному строю, теоретики МКХП учитывали свежий, еще недавно пережитый опыт. Великий социальный переворот в России и его воздействие на все страны мира вызывали у вождей конгресса страх. Особо заинтересованными в возведении идейной плотины против революции были руководители ВОХП, которые день начала революции — 9 ноября 1918 г. — называли «днем позора и самоунижения»{158}. Вожди христианских профсоюзов с пеной у рта доказывали, что социальные реформы, принятые в период 1918–1920 гг., свидетельствуют о превосходстве реформизма над революционным движением. Заслуги в проведении этих реформ они приписывали себе, своему участию в органах власти. При этом немецкие профсоюзные лидеры ссылались на министра Гисберта и президента баварского ландтага Кенигбауэра. Они не переставали восторгаться «чудесными преобразованиями» в жизни трудящихся. Воздавались хвалы МОТу и Лиге наций, а также и «главному социальному деянию эпохи»{159} — установлению 8-часового рабочего дня, оплаченным отпускам и другим социальным завоеваниям. При этом, однако, вовсе не указывались причины, заставившие буржуазию пойти на эту и другие уступки.
В действительности теория социального обновления общества на принципах христианства не подтверждалась. Гисберт вынужден был признать, что «социальная нужда и неурядицы налицо и в свободной демократической республике — Германии»{160}.
Программа формулировала цель движения — добиться установления «с помощью христианских принципов мирового социального и экономического порядка». При этом все упования авторов возлагались прежде всего на «интеллектуальный и физический труд отдельной личности» при сохранении существующего строя. Подчеркивалось, что избавление рабочего «лежит в нем самом», в «истинно христианском хозяйственно-этическом образе мыслей, который он должен в себе сотворить, и духе общности…»{161}Подобная концепция (а она вошла в идейный фундамент программы), переносящая усилия рабочего в область нравственных категорий, проистекала от основного принципа социальной католической доктрины, согласно которой «социальный вопрос — это прежде всего моральный и религиозный вопрос, и по этой причине следует решать его, руководствуясь главным образом нормами морали и наставлениями религии»{162}.
Поэтому провозглашалось, что христианские принципы, особенно справедливость и любовь, должны воцариться во взаимоотношениях между индивидами, социальными группами и пародами, в связи с чем глубокая трансформация общества и разрушение старого социального здания будут не нужны. Программа уводила, таким образом, христианское рабочее движение в сторону от борьбы за освобождение. Сосредоточивая внимание масс на нравственном совершенствовании, она внушала им, что необходимо отказаться от реальных действий, поскольку «счастье не в удовлетворении практических нужд», земной рай вообще «утопия, которой тешит себя марксизм», «нравственная жизнь выше всякой экономики»{163}.
Приоритет нравственного начала объявлялся главным принципом христианского профсоюзного движения. В противопоставлении духовного и материального составители программы усматривали один из способов развенчания марксизма, обоснования своего превосходства над материалистическим мировоззрением, которое-де видит единственную цель человеческой жизни и главную цель общества во владении и пользовании материальными благами. Ясно, что такая программа устраивала эксплуататорские классы: она сосредоточивала внимание индивида в основном на его внутреннем мире независимо от того, кем являлся сам индивид — капиталистом или рабочим.
Авторы программы декларировали, что их христианско-профсоюзная доктрина принадлежит к числу философских концепций, которые не меняются со сменой эпох, ее корни восходят к «несравненной системе… Фомы Аквинского»{164}. С этих позиций они сформулировали также свои представления относительно сути капитализма и способов «борьбы» с ним для достижения социального мира на основе любви и справедливости.
Инсбрукская программа объявила войну коммунизму; в ней утверждалось, что это учение ведет к «превращению личности в ничто». Голословное отрицание принципов материалистического мировоззрения, грубые выпады пропагандистского характера не прибавляли доказательной силы антикоммунистической концепции МКХП. Голословно декларировалось, будто бы учение о классовой борьбе «ведет к поглощению всего общества одной его частью, а это противоречит принципам справедливости и любви»{165}.
Программа уходила от определения капитализма как эксплуататорского строя. Ее составители довольствовались ссылкой на то, что он был осужден папой Львом XIII; по известно, что «Рерум Новарум» — это основной документ Ватикана в области социальной политики, в котором была сформулирована апологетическая позиция церкви в отношении капитализма. Конечно, энциклика содержала и осуждения «алчных хищников», нарушающих христианскую мораль, осуждала чрезмерную эксплуатацию рабочих, но самое существование богатых и бедных, рабочих и хозяев считала естественным и вечным. В ней доказывалось, что рабочие без капиталистов жить не могут. Порицание «крайностей» в угнетении в сочетании с социальной демагогией — вот к чему свелась энциклика «рабочего папы».
Инсбрукская программа от этой концепции не отошла, она страдала теми же неразрешимыми противоречиями, в происхождении которых повинна ее идеалистическая основа. Отстаивая свою теорию «третьей силы» между капитализмом и социализмом, она торжественно провозгласила, что «отвергает безграничный индивидуализм либеральной экономической школы, которая учением о полнейшей свободе ведет к господству маленькой группы экономически сильных и к обнищанию массы»{166}. В этой тираде — откровенная демагогия и политиканство да желание подладиться под настроения верующих трудящихся, в которых религия не ослабила классового чутья.
Докладывая конгрессу о программе, Серрарен констатировал, что «основы современного общества фальшивы»{167}, но он имел в виду его идейные основы. Экономический же базис буржуазного общества, порождающий социальное зло, — частная собственность на орудия и средства производства — объявлялся правомерным, конечно, при выполнении собственниками своих «моральных» обязательств.
Самое признание допустимости, более того, обожествления института частной собственности со всей очевидностью показывает, что Инсбрукская программа не является антикапиталистическим документом.
И программа, и ее многочисленные толкования наполнены сентенциями о производстве на пользу общества, о высоком предназначении и достоинстве труда, который «не есть товар». Христианское мировоззрение, по словам «инсбрукских теоретиков», «открывает каждому человеку двери к счастью», но они мгновенно захлопываются перед ним, как только он провозглашает, что «каждый вправе приобретать и владеть собственностью»{168} (источником эксплуатации и неравенства).
Тактической основой Инсбрукской программы служат принципы немецкого «делового сотрудничества», которое считалось «профсоюзным идеалом». Требование подчинить хозяйство «всеобщему экономическому и нравственному благу всех социальных групп» фигурировало в числе важнейших устоев христианского синдикализма. Поэтому в программе и не предполагалась ликвидация капитализма. Напротив, отмечалось, что капитализм — «самая дивная машина, созданная миром»{169}. Речь шла лишь о справедливом распределении дохода от капитала путем сотрудничества в духе общности всех сил индивидов, классов и народов с целью добиться, чтобы духовно-нравственные интересы не пострадали и каждому человеку досталась справедливая доля из произведенных богатств{170}. В этой классической по ханжеству формулировке сосредоточены основные «гражданские заповеди» Инсбрукской программы, она определяла стратегию и тактику христианского профсоюзного движения.
Социальный католицизм и его профсоюзные приспешники сознательно запутали проблему классов в буржуазном обществе; самое это понятие они истолковывают как нечто «внешнее», лишенное его основных качеств. Они отвергают научную теорию классов, стремясь вытравить из сознания рабочих дух классовой общности, растворить понятие «пролетариат» в таком широком понятии, как «христиане».
Понятно, идеологи христианских союзов не могут не признать, что общественные классы существуют, что между ними имеют место противоречия. Вопрос, по их убеждению, ставится в иной плоскости: «Возможно ли, чтобы противоречия стерлись, ослабели, сгладились и возникло бы взаимопонимание между классами… или же классовая борьба не на жизнь, а на смерть закончится уничтожением одного класса — капиталистов?» Марксизм — за последнее, социальный католицизм — за «стирание классовых противоположностей»{171}.
В своих взглядах на взаимоотношения классов лидеры МКХП опирались на христианскую концепцию «любви к ближнему». Христианство, писал Вибер, начинается с любви к человеку, «даже к врагу», поэтому «мы не являемся противниками буржуазии и предпринимателей как таковых».
Авторы «плана» ФКХТ, излагавшего основы социального католического правопорядка, ссылаясь на высказывания Пия XI, уповали прежде всего на реформу нравов, призывали к «завоеванию душ». Устав канадского профсоюзного центра предписывал, чтобы хозяева и рабочие жили «во взаимном согласии, взаимной помощи и взаимной любви»{172}. Речь шла о систематическом сотрудничестве классов: «христианские профсоюзы желают не случайного, а регулярного, здорового, постоянного, практического сотрудничества в духе лояльности и взаимного доверия с целью избежать столкновений и конфликтов»{173}.
Так социальные принципы христианства приспосабливали к потребности капитала.
В Инсбрукской программе содержались и предложения по новой «организации производства и распределения». В ней повторялось все, что было ранее сказано христианскими теоретиками о месте труда и капитала, и подчеркивалась важность труда руководителей предприятий, т. е. капиталистов. Согласно программе, в будущем предполагалось установить такой экономический порядок, при котором «труд и капитал соответственно их моральному и экономическому значению будут обязаны участвовать в управлении производством и в доходах от продукции на основе корпоративного, соответствующего внесенному капиталу участия в прибылях и иных подобных форм соучастия».
Во всех отраслях экономики — земледелии, ремесле, индустрии, торговле и связи — предполагалось при помощи объединений предпринимателей и профсоюзов создать профессиональные сообщества, которым надлежит регулировать условия труда, устранять конфликты, защищать интересы потребителей и устанавливать общую экономическую политику. В перспективе подобные профессиональные содружества отдельных стран должны были сотрудничать в интернациональном масштабе, чтобы распределение сырья и готовой продукции привело к созданию «международного планового хозяйства», т. е. международного объединения капиталистических организаций. К реализации своих планов авторы Инсбрукской программы были намерены привлечь и буржуазное государство, которому отводилась роль стимулятора и проводника законодательных мер в социальной области.
Требования к государству были сформулированы в особом разделе программы. Они были следующими: признание профессиональных организаций хозяев и рабочих и привлечение их для разработки и осуществления социального законодательства, ограничение труда 8 часами, ограничение воскресного и ночного труда, запрет труда детей до 14 лет, отмена труда замужних женщин, страхование от болезни, инвалидности, старости, несчастных случаев и безработицы, охрана здоровья, труда и нравственности, принятие мер по обеспечению рабочих жильем, введение промышленной инспекции, действующей в контакте с профессиональными организациями.
При определении размера зарплаты в тарифных и коллективных договорах должно предусматриваться, что рабочий «имеет право на минимум вознаграждения, достаточный для обеспечения ему и его семье содержания, достойного человека». Надлежало также иметь в виду надбавки за многодетность. Программа положительно оценила соглашения и рекомендации по труду, принятые на Вашингтонской, Генуэзской и Гаагской конференциях. Это «скромное начало действительной защиты труда, которую рабочий класс ожидает…»{174}. Анализ основ экономической программы МКХП показывает, что эта перспектива не могла в условиях капитализма стать действительностью.
Таким образом, в идеальное общество «будущего», обрисованное в программе, вполне вписывался старательно прикрытый покровом «христианской морали» существующий строй. Объявляя рабочий класс хозяином своей судьбы, христианский синдикализм на самом деле лишал его средств и возможностей влиять на окружающую социальную среду, превращая лишь в пассивного созерцателя событий. Ему предлагали одну лишь тщетную надежду на изменение взглядов и нравственности людей, что, как известно, не приводит к изменению материальных условий общественного бытия.
Эклектичная в теоретическом отношении, антинаучная по существу и буржуазная по характеру Инсбрукская программа предлагала трудящимся искаженную картину развития общественной жизни, тормозила рост их классового сознания. Такова была идейная основа, на которой оформился мировой христианский профсоюзный центр. Раскольнический по своему происхождению, христианский синдикализм не сплачивал единый рабочий фронт; из общей массы пролетариев, борющихся против монополистической буржуазии, были выведены верующие трудящиеся. Этими целями определялись и его тактические принципы и действия.
Программа не устраняла, а усиливала внутренние противоречия в практической деятельности христианских профсоюзов.
В 1922 г. правление ВОХП указывало, что «в изменившейся обстановке христианское профсоюзное движение должно быть чем-то большим, нежели органом для воздействия на улучшение оплаты и условий труда»{175}. Центр тяжести деятельности христианских профсоюзов лежал в мероприятиях хозяйственного порядка — в основании из средств профсоюзных касс народных банков, кооперативов, сберегательных касс производственных товариществ. Так, швейцарский профсоюзный центр открыл собственные кооперативы, оборот которых в 1921 г. достиг 13 млн. франков; учредил банк, активы которого составляли 1,5 млрд, франков. Все эти меры диктовались стремлением привить трудящимся чувство владельцев собственности, поскольку, как уверял патер Арендт, «рабочий-собственник менее восприимчив к демагогическому подстрекательству, нежели пролетарий»{176}. В этих попытках «депролетаризации» трудящихся значительное место занимало размещение среди рабочих мелких акций.
В Бельгии и Франции христианские профсоюзы были инициаторами так называемого профсоюзного акционариата, который, как сказано в льежском проспекте, имел в виду «социальное примирение», но изображался клерикальными писателями чуть ли не как «переворот» в общественных отношениях.
Собственно профессиональная деятельность христианских профсоюзов сводилась в основном к заключению тарифных договоров. Для урегулирования трудовых споров профсоюзные лидеры прибегали к содействию арбитражных паритетных комиссий под председательством «беспристрастного лица» — представителя власти. На деле этот арбитраж оказывался лишь средством ликвидации забастовок.
Наиболее активная деятельность христианских синдикатов проходила в рамках организации взаимопомощи. Например, в департаменте Нор (Франция) каждый из семи христианских синдикатов имел кассы вспомоществования на случай стачек, взаимопомощи по болезни, выплат по случаю вступления в брак, а также смерти кормильца. В синдикатах имелись также три кооператива, три ресторана и пять ночлежек. ФКХТ подыскивала работу для безработных, оказывала им помощь, принимала меры по налаживанию социального страхования, давала юридические советы. В Бельгии выдавались семейные пособия и премии для новорожденных. В Голландии предоставлялась помощь безработным, больным и семьям умерших. Издания конфедерации и национальных центров были заполнены материалами о социальном страховании и данными о состоянии рынка рабочей силы и охраны труда, о соотношении реальной и поминальной зарплаты, о женском труде, о пенсионном обеспечении, профтехническом образовании и т. п. На конгрессах ФКХТ 1926–1928 гг. обсуждались вопросы социального страхования, зарплаты, возмещения при несчастных случаях. Югославский профсоюзный центр занимался помимо этих вопросов проблемами здоровья рабочих и улучшения социального обеспечения, люксембургский — проблемой оплаченных отпусков, голландский — кассами для безработных, венгерский — улучшением экономического положения рабочих, устройством касс, кредитных и культурных секций. Повсеместно осуществлялось наблюдение за выполнением социального законодательства. Делегаты от христианских союзов были представлены в правительственных инстанциях по трудовым и социальным отношениям, в арбитражных советах и всякого рода профессиональных комиссиях.
Коренные классовые противоречия не могли разрешаться в правительственных инстанциях. Необходимо было вступать в прямой конфликт с патронатом. Такая практика в союзах МКХП относилась к рубрике «движения». Но этим термином определялись не только действия масс, а преимущественно переговоры профсоюзных лидеров с администрацией. Венгерский делегат на VI конгрессе МКХП сообщал о движениях за «минимальную зарплату», «воскресный отдых», «свободу коалиций», «коллективные договоры», «оказание помощи безработным», «40-часовую рабочую неделю». Главным было требование повышения зарплаты. Отчеты профсоюзных центров МКХП упоминают о «тяжелой борьбе» в Австрии, «многочисленных конфликтах» в Бельгии, во Франции, в Голландии.
Активные выступления, каким бы ни был их характер, шли вразрез с тактическими установками руководства МКХП. Но оно было бессильно им воспрепятствовать; иногда ему приходилось даже их возглавлять. Многое в такого рода движениях диктовалось следующими мотивами: конкуренцией с другими профсоюзами, стремлением значительно укрепить свой авторитет и престиж. Враждебная всякому серьезному движению и сугубо прагматическая позиция предпринимателей также вынуждала христианские синдикаты становиться на классовую точку зрения рабочих (впрочем, это случалось не часто).
Было бы вульгарным упрощенчеством считать эти организации штрейкбрехерскими (желтыми). Против этого в свое время выступал Профинтерн{177}. Вместе с тем летопись классовых битв до предела заполнена актами штрейкбрехерства. Так, в Домбровском бассейне (Польша) стачка горняков в 1924 г. была сорвана из-за предательства членов христианских союзов; вследствие их измены проиграли битву за 8-часовой рабочий день пролетарии Рура и Рейна. Тесье публично признал, что ФКХТ срывала стачки в 1925 г. В 1927 г. христианские синдикаты своим предательством вызвали поражение забастовки щеточников провинции Руле-Тийе (Бельгия). В Австрии они не допустили стачки на строительстве церкви. В Голландии с 1924 по 1928 г. христианские синдикаты не провели ни одной крупной стачки. Рабочая печать напоминала слова Гисберта, сказанные им в 1912 г.: «Мы предотвратим стачку, даже если это будет стоить нам головы»{178}.
Однако внутренне противоречивый христианский синдикализм дает немало примеров обратного порядка. ФКХТ и бельгийский профсоюзный центр участвовали в ряде забастовок в период 1921–1935 гг. В 1921 г. союзы ВОХП провели 223 стачки, в 1931 г. — 331. Нередко забастовки объявляли совместно прогрессивные, реформистские и христианские профсоюзы: так было в 1925 г. во время выступления немецких железнодорожников. Часто члены христианских союзов выступали вопреки воле своих лидеров в одном строю с остальными пролетариями.
Многие профсоюзные центры основали центральные стачечные кассы. Не было чуждо чувство солидарности со стачечным движением и католическим организациям. Так, например, международный конгресс деревообделочников в 1929 г. высказался за создание фонда международных стачечных пособий. В 1926 г. правление МКХП выразило сочувствие справедливой борьбе английских горняков, не преминув, однако, выказать опасение перед коммунизмом. Каково же было подлинное отношение христианского синдикализма к стачечной борьбе в рассматриваемый период?
Принципиальные установки относительно стачек остались те же, что и в конце XIX в.: их по-прежнему считали «опасным оружием». Христианские лидеры оставались противниками стачек и обвиняли коммунистов в том, что они якобы являются сторонниками «вечной стачки». Руководство христианских синдикатов звало верующих не выполнять директив стачечного комитета, если он находится под влиянием коммунистов. Вообще христианские профсоюзы сами не начинали стачек, а лишь «примыкали» к ним. По данным ВОХП за 1928 г., его союзы провели 27 самостоятельных забастовок, а вместе с другими союзами — 168. Связисты Австрии в 1929 г. участвовали в пяти «движениях», из них четыре проведены сообща с другими союзами. Доля забастовок в «движениях» всегда была минимальной. В Австрии из выступлений союза транспортных и фабричных рабочих с 1925 по 1927 г. только одно приняло форму забастовки, в Германии из 660 — только 25. Политические и всеобщие стачки «отвергались принципиально».
Стачки как форма классовой борьбы не подходили тем, для кого идеалом являлось сотрудничество всех классов общества. Автор учебника по христианскому профсоюзному движению патер Арендт утверждал, что стачки «причиняют зло» не только потому, что ведут к потере зарплаты и доходов. Неизмерим ущерб, нанесенный ими обществу «ненавистью, злопамятством, недоверием», которые аккумулируются в сердцах рабочих и хозяев. Исходя из этого, христианский синдикализм выдвигал перед стачечниками ряд предварительных условий, соблюдение которых в известной мере оправдывало стачку: не объявлять стачки, прежде чем не будут исчерпаны все попытки полюбовных соглашений; объявлять стачку только с разрешения бюро синдиката; не допускать забастовок, угрожающих безопасности государства, жизни и здоровью граждан, экономическому будущему нации; избегать всяких несправедливых обвинений, насилия, проклятий, угроз, возбуждений, ненависти, зависти, гнева; быть спокойными, осторожными, вежливыми. Примирение и арбитраж, если они предшествовали началу стачки, должны быть пущены в ход, как только можно предвидеть их успех. Среди наставлений встречаются и указания на необходимость уважать органы власти и их агентов{179}.
Теория стачек связана со всей идеологической концепцией МКХП и соответствует господствующим в ней представлениям о сущности, целях и функциях профсоюзов. Профсоюз, согласно формулировке Амелинка (Голландия), — это организация одинаково мыслящих рабочих для защиты культурных, нравственных и социально-экономических интересов, короче, организация самопомощи. Закономерно, что здесь не нашлось места слову «борьба»: она никогда не была целью христианского синдикализма.
В период общего кризиса капитализма появились новые важные нюансы в понимании христианскими лидерами роли профсоюзов. Один из руководителей ВОХП, Отте, писал: «Раньше мы неоднократно находились в оппозиции… ныне необходимо вести позитивную работу на почве изменившегося правового положения». Христианский профсоюз должен был выступать в качестве конструктивной силы как «инструмент примирения, элемент порядка и, следовательно, важный фактор национального процветания»{180}. По самой своей природе он никоим образом не является «нарушителем социального мира»[9]. Это институт, «весьма полезный не только рабочим, но также и предпринимателям и всей нации»{181}. Профсоюзным активистам рекомендовалось не изображать хозяев «ворами, присваивающими плоды труда рабочего, эгоистами, ставящими личные интересы выше общественных». Надо остерегаться подрывать престиж предпринимателей; обращаться с патронами надлежит «со справедливостью и милосердием». Трудящимся напоминали, что «ядром христианского мировоззрения является идея долга»; стало быть, и функции профсоюза должны заключаться в увеличении производства, совершенствовании методов труда и воспитании рабочей гордости.
Таким образом, на первом плане стояла забота о социальном престиже буржуа, а не пролетария, «народной общности», а не эксплуатируемых, интересах капитала, а не труда. Не случайно в союзах МКХП получали поддержку социально-экономические, хозяйственно-технические и внешнеполитические акции империалистических правительств и монополистической буржуазии. Деятели христианского синдикализма и организаций Амстердамского интернационала превозносили «хозяйственную демократию» и капиталистическую рационализацию, в Германии они голосовали за возмещение ущерба, нанесенного князьям конфискацией их имущества, за повышение хлебных пошлин в угоду юнкерам.
Церковная аристократия полностью одобряла такую политическую линию и тактику лидеров МКХП. Между ними было согласие и взаимопонимание, ибо, по словам немецкого пастора Погунтке, «деятельность христианских профсоюзов не только не мешает церкви, а, напротив, своими принципиальными христианскими установками применительно к современным проблемам поддерживает ее»{182}. С первых лет революционного кризиса духовенство усиленно помогало христианским союзам и вербовало в их ряды верующих.
Христианские союзы находились также в теснейших контактах с объединениями промышленников, от которых получали иногда и денежные субсидии[10]; поэтому прогрессивная рабочая общественность иногда именовала их «капиталистическими организациями»{183}. Это была односторонняя и до некоторой степени сектантская оценка. Она не дифференцировала различные элементы христианского синдикализма, не считалась с наличием в рядах МКХП армии верующих трудящихся, чьи помыслы далеко не всегда совпадали с действиями большей части их вождей и церковников. Согласиться с такой характеристикой значило бы игнорировать важнейшую черту христианских профсоюзов — их участие в массовых пролетарских движениях, вызываемое напором снизу: ведь в некоторых странах они стали массовыми организациями. Другое дело, что нередко эти массы выступали бессознательными помощниками реакции.
Передовая часть членов христианских профсоюзов порой становилась в оппозицию к своему официальному руководству, активно участвуя в классовых движениях, выказывая непослушание своим духовным наставникам. Данные, которые фиксируют официальные публикации, достаточны для вывода о существовавшем в союзах МКХП недовольстве, о прорывавшейся местами острой критике в адрес лидеров.
Резче всего это обнаружилось в Германии с ее сложным переплетом внутренних и внешнеполитических противоречий. На юбилейном съезде ВОХП в 1924 г. в Кёльне произошли стычки между Штегервальдом, признанным авторитетом и официальным идеологом организации, тесно связанным с правящими кругами, и горняком Имбушем, преемником Бруста на посту лидера христианского союза шахтеров. Здесь обнаружились «принципиальные и тактические раздоры». Имбуш обвинял вождя ВОХП в том, что тот хочет вовлечь всю организацию «в орбиту правых партий»{184}. Прогрессивная печать правильно объясняла речь Имбуша его желанием обмануть и успокоить «рядовых членов». Но из этого следовало, что существовало недовольство профсоюзной массы политикой руководства. На юбилейном съезде христианского союза строителей руководитель союза Видеберг раскритиковал тактическую основу деятельности ВОХП. Он оценил «деловое сотрудничество» как «средство против социальной революции», напомнил, что союз должен оставаться «движением рабочих». Апеллируя к классовым интересам членов союза, он доказал, что «всю тяжесть проигранной войны взваливают на плечи рабочих». Отчет был пронизан антибуржуазным духом. Знаменателен тезис, выдвинутый докладчиком. «Коль скоро в лагере предпринимателей нас не любят, значит мы сильны и нас должны уважать». А дальше… Видеберг призвал к социальному миру.
В критическом тоне и так же непоследовательно выступали и другие ораторы. Практику «делового сотрудничества» осудил делегат Цумброк, который решительно возражал против того, что «христиан натравливают на классовых товарищей», придерживающихся других мнений. Некоторые ораторы выражали недовольство официальным лозунгом «против марксизма», в то время как, по их мнению, нужен «сплоченный фронт всех товарищей по классу». Аплодисментами было встречено заявление, что ежедневная газета «Дер дойче» не защищает общее движение. Это было равносильно осуждению всего курса ВОХП. Отте, представлявший правление профсоюзного центра на съезде, дважды брал слово в защиту газеты и для ответов «на критику». Ему пришлось подтвердить, что «деловое сотрудничество» недостаточно выражает интересы рабочих.
Когда Холтерманн выражал возмущение тем, что «социализм нашел прибежище в христианских профсоюзах»{185}, он имел в виду главным образом союз горняков. Безмерная эксплуатация шахтеров монополиями Рурского бассейна не скрывалась и буржуазной прессой{186}; рост цен на продукты и предметы первой необходимости, низкий уровень реальной зарплаты (ниже довоенной), частые катастрофы — все это давало пищу возмущению рабочих, включая и членов христианских профсоюзов. Союз Имбуша в 1924–1929 гг. часто восставал против политики руководства ВОХП, за что ему «перепадало» в печати от партии «Центр», предпринимателей и клира. Официальный орган союза — газета «Дер бергкпаппе» — позволяла себе выступать с протестами против социальной политики Тиссена и других «королей Рура», оказывавших сопротивление требованиям рабочих. В катастрофе на шахте Дорстфель газета прямо винила «всю рабочененавистническую систему»{187}. Газета призывала горняков к единству в борьбе со злоупотреблениями капиталистов и к действиям.
Имбуш, безусловно, принадлежал к типу ораторов-демагогов, умевших возбуждать массы и улавливать их настроения. Тем не менее его речь 18 января 1925 г. содержала острые нападки на «социальную реакцию», которая «ведет классовую борьбу сверху». Увлеченный собственным обличительным пафосом, оратор заявил: «Это должно звучать не угрозой, а лишь признанием факта. И если когда-нибудь в Германии произойдет революция, то я не уверен, что головы ведущих немецких предпринимателей будут спасены»{188}.
Очередной съезд союза в Саарбрюкене в 1926 г. отражал «наряду с подвижностью и приспособляемостью вождей также и глубокий процесс радикализации, происходивший в лагере христианских союзов»{189}. А реакция опасалась потенциальной угрозы образования «единого фронта» рабочих — членов христианских союзов с марксистами.
Современники отмечали «непрерывное полевение» членов христианских профсоюзов, обращали внимание на то, что «левое крыло пустило глубокие корни» в ВОХП, приводили примеры сближения христианских союзов с революционной профсоюзной оппозицией, за что исключали из союзов. Полемизируя с газетой коммунистов «Роте фане», официальный орган ВОХП категорически отвергал самую мысль о возможности существования в своих рядах «революционной оппозиции». Но она существовала! Не только обрушивалась на крупный капитал, но порой подвергала острой критике и застывшее в христианском консерватизме руководство ВОХП.
Оппозицию заставили замолчать. Было применено традиционное средство обуздания недовольных, к которому обычно прибегали все реформистские лидеры: проповедь «христианской морали». Поэтому высших сановников церкви не беспокоила возможность отклонения христианского профсоюзного движения от заданной ими «генеральной линии» классового примирения. И, когда руководитель текстильного консорциума в Рубэ-Туркуань Матонв 1924 г. направил папе жалобу на христианские синдикаты Франции, в которых, по его утверждению, имелись социалистические и даже коммунистические тенденции, глава Ватикана 5 июня 1929 г. в письме к лилльскому епископу одобрил деятельность ФКХТ и отверг обвинения, будто в ней господствует «дух марксизма и государственного социализма». А во время аудиенции, данной им Зирнелю и Тесье 30 декабря того же года, он оценил «христианское профдвижение как полезное».
К концу 20-х годов МКХП оставалась немногочисленной, по влиятельной среди части верующих трудящихся организацией. Однако к наступавшим к этому времени драматическим событиям — мировому экономическому кризису и угрозе фашизма — ее руководство оказалось неподготовленным. Об этом свидетельствует вся его последующая деятельность.