Очерки японской литературы

Флотилия Чжэнь Хэ зашла в Фучжоу, останавливалась в одной из гаваней страны Чампа в Индокитае и оттуда дошла до Индии, до самого города Каликут. Так почти за сто лет до Васко да Гама китайцами был освоен морской путь в Индию с Востока. Само же описание этого пути появилось в Китае еще в VIII веке.

Семь раз на протяжении тридцати лет Чжэнь Хэ предпринимал свои морские экспедиции. Его корабли появлялись у берегов Индокитая — в гаванях Чампа (часть современной Камбоджи), Малакки, Сиама; они проникли на Яву, Суматру, побывали на Цейлоне, в Индии, в районе Персидского залива — у знаменитого острова Ормуз, этого перекрестка великих торговых путей с Запада на Восток, старинного центра мировой торговли. Корабли Чжэнь Хэ побывали и в Адене, у входа в Красное море. Во время седьмого похода, в 1430—1431 годах, Чжэнь Хэ смело направил свой флот на юг вдоль восточ­ного побережья Африканского континента, и китайские корабли достигли берегов Мозамбика.

Это были экспедиции торгово-политические, целью ко­торых было установление сношений со странами южной части Тихого океана, странами Индийского океана, сно­шений торговых прежде всего, но одновременно и полити­ческих. Экспедиции Чжэнь Хэ обогатили китайцев новы­ми и разносторонними сведениями об этих странах, откры­ли новые торговые пути и упрочили старые. В результате их в Индокитае, на островах Индонезии появилось много­численное китайское население. Малакка превратилась во второй центр мировой торговли, процветавший даже бо­лее, чем старый центр в Персидском заливе.

С XIV века начинают продвигаться па юг от берегов своих островов и японцы, «японские пираты», как назы­вали их тогда китайцы. В XV веке пиратская торговля распространяется на все побережье Китая; пираты опери­руют у берегов Тайваня, Филиппин, Индокитая. Морские суда появляются у побережья Малакки, Явы, Суматры. Во многих пунктах этих стран возникают японские торго­вые фактории, образуются пиратские базы.

Таким образом, мировая эпоха великих географиче­ских открытий — XV—XVI веков — эпоха двустороннего движения в страны Южных морей, к «Островам пряно­стей», как называли район Индонезии в Европе, к «Дому сокровищ», как называли эти места на Востоке. С одной стороны, с Запада, шли португальцы, за ними — несколь­ко позднее — голландцы и англичане; с другой стороны, с Востока,— испанцы, двигавшиеся из Мексики; из своих стран — китайцы и японцы. В странах Южных морей произошла встреча этих двух великих исторических дви­жений. Открылась новая всемирно-историческая эра: эра широкого международного общения, в которое были вовле­чены народы Дальнего Запада — португальцы, испанцы, голландцы и англичане — и народы Дальнего Востока — китайцы и японцы. Это общение было прежде всего торго­вым. Было оно и политическим, приводившим к основа­нию опорных пунктов в чужих землях. Было оно и куль­турным. На Западе лучше узнали культуру Дальнего Востока и Индии, на Востоке — культуру стран Дальнего Запада.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что в резуль­тате почти столетних сношений с португальцами и испан­цами, а затем с голландцами появилось много японцев, знавших культуру этих западных народов. Не только евро­пейцы побывали за это время в Японии, по и японцы побывали на Западе. Отправка посольств из Японии в 1582—1590 годах в Испанию и Рим, в 1613—1620 годах в Мексику, к испанскому вице-королю — достаточное свиде­тельство оживленности этих сношений. Следовательно, в личном знакомстве японцев со странами Запада нет ниче­го невероятного. Такие люди, как Отомо Укиё, действи­тельно могли существовать. И то, что некоторые из них — улге, конечно, старики — могли дожить и до 60-х го­дов XVII века, вполне возможно: ведь окончательно страна была закрыта для впешнпх сношений только в 1639 году.

Старик Отомо занят в своем уединении в горах разве­дением лекарственных растений. К строителям тоннеля он присоединяется как врач. В условиях того времени он — естественник.

Автор романа не случайно сделал его естественником. Отомо, как рассказывается о нем в романе, получил зна­ния в Европе. А в Европе того времени на передовых позициях стояло именно естествознание. «Современное естествознание,— писал Энгельс,— единственное, о кото­ром может идти речь как о пауке... начинается с той гран­диозной эпохи, когда бюргерство сломило мощь феодализ­ма, когда на заднем плане борьбы между горожанами и феодальным дворянством показалось мятежное крестьян­ство, а за ним революционные предшественники современ­ного пролетариата, уже с красным знаменем в руках и с коммунизмом на устах,— с тон эпохи, которая создала в Европе крупные монархии, сломила духовную диктату­ру папы, воскресила греческую древность и вместе с ней вызвала к жизни высочайшее развитие искусства в новое время, которая разбила границы старого огЫз и впервые, собственно говоря, открыла Землю». Вкладывая в уста Отомо имена великих людей второй половины XVI века и первой половины XVII века — Иоганна Кеплера и Галилео Галилея, автор связывает Отомо именно с этим естество­знанием.

Такакура не грешит против исторической правды, на­деляя Отомо при этом верой в исторический прогресс. «Бывают периоды, когда кажется, будто жизнь становится хуже. Но это только кажется так, а на самом деле даже в тяжелые времена жизнь идет вперед, становится лучше» (с. 55). Действительно, твердое убеждение в том, что че­ловечество неуклонно идет вперед, что в этом поступа­тельном ходе важнейшим двигателем является именно наука, представленная естествознанием, математикой,— характерная черта мировоззрения ве ликих умов того вре­мени. Но Такакура допустил некоторую ошибку, видя развитие этих наук только на Западе, в Европе.

Следует сказать, что и в этой области исторический процесс был двусторонним. Естествознание в Китае еще в XII—XIII веках сделало огромный шаг вперед. Это про­явилось главным образом во врачебной науке, заставив­шей пристально изучать человеческий и вообще животный организм. В связи с врачеванием развивалось и изучение лекарственных растений, что ц привело к расцвету бота­нической пауки.

Еще в середине VII века появился чрезвычайно обстоя­тельный труд «Синьсю бэньцао» («Описание лекарствен­ных растений»). Эта китайская лекарственная ботаника перешагнула границы своей страны. Марко Поло отмеча­ет, что эта ботаника с XIII века стала известной даже в Европе. В связи с этим усилился вывоз из Китая лекар­ственных растений, с XV века принявший значительные размеры. А это способствовало дальнейшему развитию ботаники в Китае.

Сводом всех знаний, достигнутых китайцами в этой области, явилось «Бэпьцао ганму» («Основы фармаколо­гии»)— знаменитый труд величайшего ботаника и фар­маколога средневекового Китая Ли Ши-чжэня (1518 — 1593). В этом труде, изданном в 1596 году, детально опи­саны 1892 лекарственных вещества главным образом растительного происхождения. Но значение этого описа­ния не ограничивается одной фармакологией и медици­ной: описывая лекарственные растения, автор, по сущест­ву, дает и свою классификацию растений.

Уже в 1659 году, то есть через шестьдесят с небольшим лет после появления труда Ли Ши-чжэня в Китае, вышел частичный перевод его па латинский язык, сделанный польским медиком Бумигэ. Перевод двух глав из «Бэньцао ганму» помещен в книге Дью Хэлда «Облик китайской империи», изданной в 1735 году.

Этот труд в 1606 году, то есть вскоре после своего по­явления в Китае, попал и в Японию, а в 1637 году был там даже переиздан. Таким образом, ботанические и вра­чебные знания Отомо могли питаться не только одними западными источниками. На полке в его хижине рядом с книгами, на кожаных корешках которых были вытиснены европейские буквы, автор мог бы поместить и китайские ксилографы в застегивающихся костяными застежками картонных папках, оклеенных синей материей.

Вместе с тем не следует забывать, что и в самой Япо­нии в это время шло развитие естествознания. Основной толчок этому развитию дала, как и в Китае, медицина, требовавшая изыскания лечебных средств. Эти средства искали прежде всего в растениях, почему сначала стала развиваться ботаника. Однако при всем прикладном на­правлении ботанических исследований многие работы по необходимости касались и морфологии растений, и мест их произрастания; изучалась и номенклатура. В 60—70-х годах XVII века, когда происходит действие романа, уже работал над своими ботаническими сочинениями Каибара Экикэн (1630—1714). Изучались уже с теми же целями и животные, птицы, рыбы. Таким образом, и Япония в это время не отставала от общего процесса развития естест­вознания.

Описывая работу главного инженера постройки тонне­ля — Томоно и его помощников, автор, естественно, гово­рит о производимых ими математических вычислениях, необходимых для правильной планировки тоннеля. Автор и тут указывает на то, что математические знания также почерпнуты из общения с европейцами. Значение этих но­вых знаний, конечно, велико, но не следует при этом забы­вать, что искусство проведения каналов, сооружения всякого рода оросительных систем возникло на Востоке, в частности в Китае, еще в древности. Достаточно указать на знаменитую оросительную систему Дунцзян в провин­ции Сычуань, построенную более двух тысяч лет назад. Проведение подземных каналов само но себе требовало уменья производить различные математические вычисле­ния. «Для того чтобы вести проходку тоннеля одновремен­но с двух сторон и встретиться посередине, тебе придется определить высоту уровня воды в озере, со всех сторон окруженном горами»,— справедливо указывают строите­лю канала правительственные чиновники. Томоно подтверждает это и в своем ответе объясняет, как он бу­дет эту высоту определять, обнаруживая солидные познания в геометрии. Автор романа показывает, что все эти знания приобретены в Европе; между тем следовало бы помнить и о математической науке, «правилах вычис­лений» («Суаньфа»), развившихся в Китае. Достаточно указать хотя бы на то, что в Китае очень давно, во всяком случае, не позже VI века, был выработан способ решения в целых числах систем неопределенных уравнений первой степени. Этот способ описан в труде «Шусюэ цзю чжан» («Девять отделов математики») Цинь Цзю-шао, появив­шемся в 1247 году. Способ исчисления размеров недоступ­ных предметов и расстояний до них был разработап еще в III веке Лю Хуэем. В первой половине VII века Ван Сяо- тун предложил решение геометрических задач, приводя­щих к уравнениям третьей степени. В середине XI века ноявилась работа «Цзю чжан суаиьфа» («Правила вычислений в девяти главах»), принадлежащая матема­тику Цзя Сяню. Китайские математики уже в XI—XIV ве­ках знали свойства биномиальных коэффициентов и были знакомы с арифметическим треугольником. Совсем близ­ко ко времени, описываемому в романе, в Китае появился знаменитый компендиум математических знаний — «Суаньфа тунцзун» («Основы правил вычислений»), вы­шедший в 1592—1593 годах. Это был труд великого мате­матика старого Китая Чэн Давая. Следует помнить и о японском математическом трактате «Дзипгоки» («О ве­щах и времени»), составленном в 1627 году математиком Иосида Мицуёсн.

Иоспда Мицуёси — только один из нрсдставителей мате­матической школы, основоположником которой был Йоси- да Соан (умер в 1631 г.). Соан был широко известен своими познаниями в области гидротехнических сооруже­ний, вследствие чего именно его привлекали к работам но проведению канала из Фусими в Киото, предназначенного для транспортировки строительных материалов; на этом капало им было построено более десяти шлюзов, были устроены водоподъемные сооружения. Следовательно, и в этой специальной области Отомо мог найти материал в науке своей страны.

Таким образом, в изображении Отомо Томоио истори­чески более правильным было бы показать соединение двух великих потоков развития положительных знаний: одного — идущего с Дальнего Запада, другого — с Дальне­го Востока. Первый поток хорошо известен и по справед­ливости высоко оценен историей. Второй мало известен, и его значение поэтому пока еще в тени. Но кому же, как не представителю Востока, показать нам величие челове­ческого разума и в той половине мира? Тем более в наше замечательное время, когда Восток предстал перед нами во всей своей интеллектуальной и культурной мощи.

Что же заставило токугавское правительство прервать великий прецесс сближения культур Дальнего Запада и Дальнего Востока, развернувшийся в XVI веке? Что по­будило правительство феодальной Японии 30-х годов XVII века закрыть страну? В романе об этом говорится с горечью. Упоминается и то событие, которое положило конец всяким колебаниям правительства в этом вопросе. Это событие — восстание в Симабара на острове Кюсю, вспыхпувшее в 1637 году. Это восстание называют крестьянским. И действительно, крестьяне представляли его основную силу. Но в нем участвовали и самураи, сре­ди них особенно вассалы Кониси Юкинага, который был одним из военачальников во время японского вторжения в Корею в 1592—1593 годах. Сопротивление корейцев и вступление в войну на стороне Кореи китайцев привело к провалу плана захвата полуострова, который должен был, по замыслу Хидэёси, диктатора Японии того времени, составить только первый этап завоеваний. Эта неудача обострила борьбу против диктатора других князей, и вско­ре после его смерти, в 1598 году, власть перешла в рукн Токугава Иэясу, дом которого носле этого управлял Япо­нией до 1868 года. Были устранен^ все сторонники дикта­тора, в том числе и Кониси Юкинага. Таким образом, са­мураи-вассалы этих феодалов превратились в ронинов- изгоев. Это положение и привело их в лагерь восставших против дома Токугава.

Кониси Юкинага называли христианским генералом. Он был христианин. Христианами было и большинство его вассалов. Почти все крестьяне, участвовавшие в восстании, также исповедовали христианство. Поэтому историки часто называют восстание в Спмабара в 1637 году «вос­станием японских христиан».

Появление христианства в Японии XVI—XVII веков не должно нас удивлять. Хорошо известно, что вместе с конкистадорами шли и патеры. Португальцы и испанцы, попав в Японию, не только торговали, но и насаждали христианство. В новую веру обращались феодальные киязья, рассчитывая этим путем привлечь торговые ко­рабли чужеземцев именно в свои владения. Вместе с бархатом, стеклянными изделиями, часами и всякими прочими диковинками эти корабли привозили и огне­стрельное оружие, которое было очень нужно феодалам.

Князья крестили своих вассалов. Принимали новую ве­ру и крестьяне. Но крестьяне принимали эту веру не из- за торговых выгод и пушек. Как известно и из истории Запада, крестьянские восстания в средние века обычно соединялись с той или иной религиозной идеологией, все­гда сектантской с точки зрения господствующей церкви. В Японии до той поры такую идеологию поставляли раз­личные секты н толки буддизма. Но постепенно буддизм перестал удовлетворять поднимающиеся на борьбу крестьянские массы. Требовалось что-то иное, новое, и это новое крестьяне пытались найти в христианстве. Таким путем фантастически понятое, по-своему осознанное, христианство в начале XVII века соединилось с борьбой крестьян и прочих недовольных против угнетателей - феодалов.

Главным местом, где соприкасались европейцы с япон­цами, были южные и западные районы острова Кюсю. Поэтому именно па Кюсю и появились «христианские князья». Там же особенно распространилось христианство и среди крестьян. Симабара, где разразилось восстание,— один из районов северо-запада Кюсю.

Однако для того, чтобы представить себе более полно значение этого восстания, необходимо сопоставить это восстание с некоторыми другими событиями.

Восстание в Симабара в Японии вспыхнуло в 1637 го­ду. В это время в соседнем Китае уже с 1628 года шла великая крестьянская война — «Восстание Ли Цзы-чэна», как его обычно называют. Эта война, в которой вместе с крестьянами против феодалов поднялись и плебейские массы городов и даже часть торгово-ремесленного класса, привела в 1644 году к падению правившего дома — динас­тии Мин — и заставила зашататься весь установившийся строй феодальной эксплуатации.

Пройдем далее на Запад. Несколько ранее, в 1599— 1603 годах, произошло крестьянское восстание Кара- Ясыджи в Османской Турции. В начале века, в 1607 году, вспыхнуло восстание Болотникова в Московском царстве, в 1648—1654 годах — крестьянское восстание па Украине, в 1629 году началась крестьянская война в Германии, в 1639 году — крестьянское восстание в Нормандии. Одних этих фактов достаточно, чтобы увидеть, что в первой половине XVII века почти на всем протяжении феодаль­ного мира — от Японских островов до Британских — бу­шевал огонь крестьянской борьбы, всколыхнувшей и пле­бейские массы городского населения. Мы знаем, чем все это кончилось: восстания были подавлены, эксплуатация крестьян приобрела еще более жестокие формы. Некото­рые историки считают даже возмояшым рассматривать этот процесс как «вторичное закрепощение крестьян». Но вместе с тем эти могучие народные движения сделали важнейшее историческое дело: они перевели феодализм — в разных странах в различное историческое время с различной степенью полноты — на последний этап его истории, этаи, закончившийся распадом системы мирового феодализма. Критическим моментом этого перехода в Японии, конечно, со своими местными историческими осо­бенностями, и было восстание в Симабара.

Почему же в Японии переход к феодальному абсолю­тизму, олицетворявшемуся в режиме Токутава, сопро­вождался изгнанием европейцев и закрытием страны? Это заставили сделать сами португальцы и испанцы, с по­мощью христианских князей выкачивавшие из страны ее богатства; это заставили сделать португальцы и испанцы, начавшие вмешиваться во внутреннюю борьбу в стране для подчинения этой страны своему влиянию, может быть, даже при удаче и для превращения ее в свою колонию. Свою роль сыграло и то, что — хотели этого европейцы или не хотели — новые веяния, приносимые ими, вско­лыхнули Японию. Выше мы говорили о проникавшей в Японию новой пауке — естествознании. Энгельс назвал эпоху Возрождения, охарактеризованную им в вышепри­веденных словах, величайшей из революций, какие до того времени пережила земля. Поэтому, говорит он, «и естествознание, развивавшееся в атмосфере этой рево­люции, было насквозь революционным, шло рука об руку с пробуждающейся новой философией великих итальян­цев, посылая своих мучеников па костры и в темницы» Именно этот дух нового позитивного знания заставил пресечь доступ этого знания, этих идей в Японию. Было строжайшим образом запрещено и христианство. Вы­нуждаемые к отречению от него должны были доказать искренность своего отречения «попиранием икон» (фумиэ), то есть публичным осквернением изображений, считавшихся священными; тех же, кто не хотел отказы­ваться от своей веры, распинали на крестах. Такими кре­стами при подавлении восстания в Симабара были уставлены все дороги и перекрестки. В некоторых странах Европы после полосы крестьянских восстаний воцарилась католическая реакция; в Японии после расправы с крестьянами в Симабара установилась реакция конфу­цианская.

В своем предисловии к роману Такакура пишет: «Я хотел показать сами устои феодального строя времен Токутава, строя, существовавшего в условиях «закрытой страны». Этим путем я стремился вскрыть то, что течет в глубинах японского общества и в наше время».

Эти слова свидетельствуют, что Такакура, создавая произведение о далеком прошлом, имел в виду настоящее. О чем же он написал для своих соотечественников наше­го времени?

Есть одна линия романа, которая, как нам кажется, дает возможность ответить на этот вопрос. Эта линия представлена Кайтё.

Кайтё — буддийский прелат. Он один из представите­лей уцелевшей ветви стариннейшего аристократического рода Фудзивара. Он настоятель храма, расположенного в горах Хаконэ, недалеко от места стройки. Храм этот посвящен «Хаконэ гонгэн», «божеству, явленному в Хаконэ», то есть божеству этих мест.

Кайтё — служитель буддийской церкви, но вряд ли его можно назвать верующим буддистом. Он стал монахом не по своей воле: издавна повелось, что младшие сыновья знатных семей становились духовными лицами. Все его отношение к религии заключается только в том, что он перечитал положенные книги и стал носить соответству­ющий духовный сан. А в прошлом у него совершенно земная, большая и счастливая любовь, закончившаяся, однако, неизбежной в его положении разлукой. Он поте­рял любимую женщину и вместе с нею весь мир. Много лет провел он в монастыре в горах, укрываясь от всех в своем покое.

Но из этой неподвижности, из состояния самоизоля­ции от мира его выводит тот же канал Хаконэ. Заметив, что около его убежища что-то происходит, он постепенно начинает понимать, что тут ведется большое и настоящее дело, какого он до сих пор никогда в своей жизни не наблюдал. И работа по сооружению канала увлекает и его.

Кайтё начинает принимать участие в сооружении канала. В необходимых случаях он пускает в ход свое влияние прелата для устранения помех, чинимых властя­ми. Ему даже удается вызволить Томоно из тюрьмы, когда власти в первый раз пытаются устранением руководителя сорвать работу. Все его мысли, все действия целиком отда­ны делу проведения канала.

Наступает великий день для строителей. Канал про­рыт; предстоит его испытать. Пойдет ли вода? Медленно раскрываются ворота шлюза, и на жаждущие поля бурным потоком, беспрепятственно, свободно хлынула доселе бес­полезная вода.

Конечно, на церемонии присутствует и Кайтё во всем блеске своего облачения. Он должен освятить эту воду. Но что же? Мальчик-послушник, стоящий подле своего настоятеля, вдруг вместо мудреных, книжных слов молит­вы, вместо имени Хаконэ гонгэн слышит такие простые, совершенно попятные, разговорные слова: «Замечательно! Великий светлый бог Томоно! Хорошо ты сделал!»

Эта сцена — и сюжетная и идейная кульминация всего произведения.

Кайтё понял, кто действительный Хаконэ гонгэн. Это — человек, отдавший свой труд и свою жизнь общему делу; это — человек, слившийся воедино с народом, с бедняками и угнетенными, это — люди, крепко верящие в правоту и конечный успех дела, которое имеет своей целью счастье и благо угнетенных; это — люди, которые, воодушевлен­ные уверенностью в своих силах, и подчиняют себе приро­ду, и побеждают все препятствия, которые ставятся на их пути угнетателями. Такова та большая идея, которая зало­жена в повествовании о давно случившемся событии, та идея, которую писатель в художественных образах хотел показать своим современникам в своей стране.

1957

ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] Т. Такакура. Песенка свпньи.— «Новый мир», 1953, № 2.

[2] Т. Такакура. Воды Хаконэ. Исторический роман, 1954. (Заглавие «Воды Хаконэ» дано роману переводчицей И. Льво­вой. Японское заглавие — «Хаконэ ёсуи» («Канал Хаконэ») — так именуют этот канал в обиходе, так он обозначается на картах.)

СОДЕРЖАНИЕ

Б. Сучков. Автор и его книга (Вступительная статья) 3

Японский народ в его истории 19

Культура эпохи Нара 45

«Предисловие» Ясумаро 54

Культура эпохи Хэйан 80

«Предисловие» Цураюки 90

«Исэ-моногатари» и «Ямато-моногатари» 131

Роман Мурасаки сикибу 151

Культура эпохи Камакура . 181

Ходзёки 189

Жанр «гунки» и «Повесть о Тайра» 214

Культура эпохи Муромати 231

Лирическая драма 240

Культура эпохи Эдо 282

Тикамацу Мондзаэмон 297

Лекции по японской литературе периода Мэйдзи . . 306

О японской литературе 20-х годов 401

Роман Т. Такакура «Воды Хаконэ» и вопросы японской

культуры : 442

462

Николай ИосифовичКонрад

ОЧЕРКИ ЯПОНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Редактор С. Лейбович

Художественный редактор Г. Ыаслянепко

Технический редактор В. Иващенко

Корректор Д. Эткина.

Сдано в набор 7/УШ-1972 г. Подпи­сано в печать А 04061. 27/11-1973 г. Бумага типографская № 1. 84хЮ8Уз2. 14,5 печ. л., 24,36 уел. печ. л., 25,613-1­1 вкл. = 25,663 уч.-изд. л. Заказ 430. Тираж 6 000 экз. Цена 1 р. 32 к.

Издательство, «Художественная ли­тература». Москва, Б-78, Ново-Бас­манная, 19.

Тульская типография «Союзполиграф- прома» при Государственном комите­те Совета Министров СССР по делам издательств, полиграфии и книжной торговли, г. Тула, проспект имени В. И. Ленина, 109.