Я просыпаюсь от шороха дубов и прохладной росы на теле. Бедра болят от того, что спала на твердой поверхности. Запах влажной земли вбивается в ноздри.
Где это я?
Отгоняя сонливое состояние, усаживаюсь, вынимая из волос несколько листьев и сучков. Платье все еще слегка светится, а за спиной замечаю дерево, которое вчера осквернили мы с Десом.
Дес.
Я оглядываюсь вокруг и не вижу его. Потираю виски, пытаясь вспомнить сквозь похмелье, как закончилась ночь, и почему осталась одна. И где-то вдалеке слышу хруст веток.
Каковы шансы, что это мой Король Ночи?
Нулевые, шепчет мне разум.
Я встаю, стараясь не издавать ни звука. Не то, чтобы у меня хорошо получается — очень сложно оставаться незамеченной в темном лесу и в светящемся платье.
Я начинаю выискивать следы. Думаю, что могу выяснить дорогу назад в покои: мне просто нужно выбраться из леса.
Еще один хруст, от которого подпрыгиваю. Кто-то следит за мной? И где Дес?
Как только убеждаюсь, что направляюсь в правильную сторону, мне кажется, что все больше углубляюсь в лес, нежели иду в сторону Священных Садов.
От напряжения массажирую лоб. Я иду в другую сторону? Запах костров кажется сильнее, чем в месте, где проснулась… но тут не слышно музыки, смеха, любых звуков с праздника. Я совершенно одна.
Позади меня хрустят листья. Я напрягаюсь…
Возможно, я не одна.
Медленно оборачиваюсь назад. Вдалеке стоит широкоплечий мужчина с копной белых волос.
— Дес! — Я мгновенно расслабляюсь и направляюсь к нему, сначала спокойно иду, но затем, когда тот не приближался ни на сантиметр, я бегу. — Дес!
Прежде чем мне удалось бы добраться до него, он исчезает. Это останавливает меня на полпути.
Он идет за тобой… шепчут деревья.
— Дес!
Я чувствую, как к горлу прижимается метал, и боковым зрением ловлю белый локон Деса.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Если таким образом он хочет меня тренировать… Но это не тренировка. Нет. Я ощущаю злое намерение в грубой хватке, и то, как лезвие упирается мне в горло, будто хочет разделить мою кожу на слои.
Мягкие губы касаются моей скулы.
— Бойся меня, смертная, — шепчет он, — я буду твоей погибелью.
Дес поцелуем прижимается к щеке, и затем проводит лезвием по горлу.
***
Я просыпаюсь с задыхающимися воплями, держась за шею.
Не мертвая. Просто сон. Всего лишь сон.
Дес сжимает меня в объятиях.
— Калли, — говорит он, видя, что я проснулась, отчего в словах слышно облегчение. — Калли, Калли, Калли, — бубнит Дес, кажется, успокаивая больше себя, чем меня.
Мы с Торговцем укрыты простынями, и оба голые. Немного отталкиваюсь от него, чтобы посмотреть в глаза. Сейчас он понятия не имеет, что я пытаюсь развидеть в нем угрозу. Это лезвие ощущалось так реально.
Я сглатываю. Это был всего лишь кошмар.
Пячусь, вздыхая с дрожью. Последнее из воспоминаний уходит прочь.
— Я в порядке… все хорошо.
Ранний солнечный свет льется через окна, заставляя проснуться все цветы в комнате. В какой-то момент ночью мы пробрались к себе в покои, чтобы закончить то, что начали в лесу.
Я ложусь обратно и растягиваюсь на кровати, наклоняя вместе с собой Деса. С неохотой он позволяет мне, пристраивая меня сбоку.
Я еще не готова проснуться, но и не думаю, что засну вновь.
— Расскажи мне секрет.
Он играет с прядью моих волос, ничего не говоря долгое время.
Наконец, он…:
— У моей матери был такой же цвет волос.
— Правда? — переспрашиваю я, наклоняя голову, чтобы взглянуть на него.
Он нежно убирает локон назад.
— Когда-то, — говорит Дес, где-то утерянный в мыслях, — когда я чувствую себя в особенности суеверным, думаю, что это не совпадение.
Не знаю, что он этим имеет в виду, но от признания у меня по рукам пробегаются мурашки. Дес говорит про женщину, которая вырастила его, про писца, в чьей смерти он винит отца.
— Расскажи мне о ней… о матери.
Дес прижимает меня ближе.
— Что ты хочешь знать, ангелочек?
Я рисую круги на его груди.
— Что-нибудь… все.
— Как требовательно, — произносит он с любовью. Его тон отрезвляет, когда Дес начинает говорить вновь. — Ее звали Ларисой, я очень сильно любил ее…
Чувствую, как что-то в горле поднимается. Дело не столько в том, что он говорит, сколько в том, как он это подает, будто его мать лично усеяла его небо звездами.
Грудь подымается и опускается, пока он нервно сглатывает.
— Всегда существовали только я и она, с тех пор, как себя помню.
Замечаю, как Дес беспрепятственно обходит любое упоминание об отце.
— Она была моим стражем, учителем, близким другом, которому мог доверить все. Возможно, так не должно было быть… уверен, что она не хотела быть для меня единственной, но в Арестисе… мы с матерью были изгоями.
Я перестаю двигать по нему пальцами.
Дес — изгой? В Потустороннем-то мире?
— Даже по стандартам Арестиса, мы были бедны, — продолжает он. — Мы не могли позволить себе комнату, поэтому и жили в пещерах, которые я тебе показывал. И под одной крышей с матерью, мне приходилось жить, соблюдая два строгих правила: первое — я никогда не должен был использовать свою магию, и второе — я должен был контролировать свой характер.
Не знаю, как Дес рассказывает мне эту историю, но его глаза где-то далеко. На этот раз он не излагается деликатно.
— Конечно же, я пытался как-то обходить оба правила.
Торговец искажал смысл слов, ради выгоды? Как ужасно.
— Я не мог использовать магию, поэтому учился торговаться с иными существами на их желаниях.
Так вот, как Дес пришел к этим делам. У меня никогда не было шанса против него.
— Существуют несколько вещей, по которым тебя изгоняют в Потустороннем мире, становление бедным и слабым одни из них. И, пока рос, люди думали, что моя мама была писарем, потому что могла совладать только с ничтожной силой магии, а сын не мог совладать вообще.
Сердце стало биться с болью. Я не ожидала такого, когда хотела услышать о матери.
— Слабость и бедность сделали нас мишенями, — продолжает Десмонд. — К матери беда пришла в виде плохих мужчин. Было несколько фейри, которые пропали без вести после того, как столкнулись с матерью. Она ни слова не проронила о том, что случилось, да и я момента спросить не находил… но, не сомневаюсь, что она сделала что-то с ними.
— А что насчет тебя? — интересуюсь я.
— А что я? — отвечает вопросом Дес.
— Как ты справлялся, будучи мишенью для остальных?
Дес улыбается, но немного ехидно.
— Никак, ангелочек. Я просто обходил правило номер два.
Дес должен был контролировать характер.
— Дети фейри любили больше всего потешаться над уязвимостью, — говорит он. — Мать не была в силах прекратить эти запугивания со стороны, но и никогда не желала, чтобы я не смог защитить себя. Поэтому она учила меня, как драться и как не смешивать эмоции с дракой.
Кем была эта женщина, которая с богатого гарема опустилась до скромного писаря? Кто научил ее контролировать силы и характер сына, но еще и обучать его?
— Не понимаю, — говорю я, — почему скрывать изначально свою силу?
Дес кладет руку мне на спину.
— Этот вопрос на другой раз. А на сейчас, я скажу тебе одно: матери с неудачными судьбами, жестокие отцы и одинокое детство. Ты и я, ангелочек, разделяем те же трагичные жизни.