Один год из жизни профессора

Глава вторая

«… таким образом, на современной карте Европы образовалось шесть германских государств. Но их нынешний облик, политика и перспективы дальнейшего развития германского вопроса станут предметом следующей лекции.»

Последние слова как всегда блестящей лекции по современной европейской истории профессора кафедры международных отношений Санкт-Петербургского университета Германова были произнесены буквально за две минуты до звонка, что оставило возможность слушателям наградить лектора искренними аплодисментами. Профессор был действительно хорош. Он не просто читал свой курс – он разыгрывал на трибуне целое представление. И пусть приводимые им цитаты могли быть не совсем точны, а выводы – не всегда бесспорны, но это было красиво. Настолько красиво, что слушать профессора Германова приходили студенты – и особенно студентки! – даже с других факультетов. Как говорится, заслушивались и засматривались, поскольку и внешне он выглядел вполне импозантно.

Профессору такое внимание льстило, восхищенные взгляды аудитории каждый раз вдохновляли его на новые метафоры, неожиданные глубокие выводы, парадоксальные суждения. Да и предмет свой, что уж там говорить он знал блестяще.

В его случае несомненный талант соединился с большой и целеустремленной работой исследователя. Еще до Великой войны студентом он пробовал себя в литературе, причем не в модной тогда поэзии, а в совершенно новом, малоосвоенном жанре фантастики. Но за первыми литературными попытками продолжения не последовало. Затем был фронт. Удача сопутствовала молодому сначала вольноопределяющемуся, а затем и офицеру. Весьма достойный набор наград, ни одного ранения, а после войны – завершение занятий в университете, ассистент на кафедре, диссертация, приват-доцент, профессор. Публикации в научных журналах, соавторство в сборниках, несколько собственных солидных монографий. Поговаривали, что в ближайшее время Германов может возглавить одну из кафедр на факультете всемирной истории.

Предметом особого интереса Германова была именно послевоенная Европа и особенно Германия в ее нынешнем разобщенном и униженном виде. Профессор как бы всесторонне препарировал германский вопрос, брал в качестве тем для своих исследований не просто экономику и политику новых германских государств, но старался проникнуть в суть подспудных течений их жизни, выявить возможную мотивацию линии поведения и, главное, спрогнозировать, куда, как и зачем будет дальше двигаться ныне разделенная Германия.

Трудно сказать, что помогало ему: действительно глубокие знания предмета, способность к научному анализу или юношеское увлечение фантастикой, но результаты его прогнозов завораживали. Коллеги случалось ворчали на него, обвиняя в популяризации науки, но читать работы Германова было действительно интересно. К тому же смелые нестандартные прогнозы имели тенденцию сбываться. И одно дело, если речь шла о политических комбинациях в руководстве того или иного германского государства, но совсем по-другому звучало недавнее пророчество Германова: если Антанта не прекратит жесткого давления на немцев, то они не только уже очень скоро опять объединятся, но и попробуют взять силовой реванш за поражение в Великой войне.

В результате сугубо научная статья, в общем-то скучный материал с большим количеством статистических данных, цитат, отсылок к германским источникам, превратилась в газетную бомбу. Германову, конечно, пришлось, как он сам ехидно замечал, адаптировать ее для просвещенной публики, однако результат принес ему пусть и короткую, но все же славу профессора-пророка.

Ректор университета, правда, не очень доброжелательно оценил подобную известность и на очередном заседании ректората, куда специально пригласили профессора, попросил его все же стремиться оставаться в рамках традиционной научной деятельности. Впрочем, славы Германову в стенах университета это только прибавило.

Стоит ли удивляться, что женская часть аудитории неизменно делала стойку на импозантного, стройного и обаятельного, неизменно обходительного с дамами профессора. Наличие супруги и двоих детей не мешало ему достаточно пылко отвечать на наиболее искренние проявления романтических чувств самых ярких представительниц мира университетских дам. Слухи об этом настолько устойчиво циркулировали в стенах университета, что и слухами то собственно уже и не являлись. А была это уже очевидная всем реальность.

Вот и после нынешней лекции профессор заметил, что в круговороте расходящихся слушателей у выхода из зала явно чего-то ждет доселе неизвестная ему яркая и высокая блондинка.

«– Студентка с другого факультета? По виду лет 25, если не старше… Интересная…Одета дорого, но скорее по-офисному. Нет не наша, не университетская. Но это даже и лучше. От последней дурочки с третьего курса еле избавился. Всерьез решила, что станет музой моего научного таланта. После второй встречи на Фонтанке было уже совсем скучно. Чуть не бегал от нее потом две недели… Нет, более зрелый возраст имеет свои преимущества. Жаль, что Ирина уехала со своим капитаном в Або…» – мысли профессора не мешали ему вести параллельно беседу сразу с десятком студентов, отвечая на их уточняющие вопросы.

Он любил такие легкие разговоры после лекций. С одной стороны, он еще не совсем «остыл» и выдавал им достаточно любопытные сентенции – кое-что стоило запомнить для последующего использования, с другой, он привык на каждом курсе собирать вокруг себя «костяк» – до десятка наиболее активных, целеустремленных и одаренных студентов. Профессор был уверен, что именно такие люди и делают карьеру, а он хотел долгой успешной игры. Кто знает, может кое-кто из его восторженных слушателей через 10–15 лет будет крепко сидеть в МИДе или канцелярии Канцлера. Глядишь, старое знакомство и пригодится. Или, используя пришедшее недавно из-за океана модное слово, инвестиции в людей чаще всего ничего не стоят, но дают наибольшую прибыль.

Что же касается чисто мужского взгляда на ситуацию… Хотя человеком профессор и был обстоятельным и предпочитал долговременные надежные и проверенные отношения, но иной раз позволял себе увлечься очарованием молодости. С приходом профессорства и связанного с ним материального благополучия он решил более солидно обустроить и эту сторону своей жизни. Семейный очаг профессора на Васильевском острове был несколько может прост не по чину, но имел то преимущество, что был близок к университету. А вот на Фонтанке профессор приобрел блок – на полноценную квартиру денег все же пока не хватило.

Здесь надо сделать небольшое отступление и рассказать о состоянии дел с жильем в городе.

Питер середины 30-х годов по составу своего населения, естественно, существенно отличался от довоенного, а по численности и не дотягивал до его уровня. Перестав быть столицей великой империи, город постепенно растерял и большую часть той части своих жителей, которые существовали исключительно за счет использования прибавочной стоимости, производимой на всем пространстве огромной страны. Многие из тех, кто раньше служил власти, кормился вокруг нее, или просто находился в сфере ее притяжения, тоже нашли себе в стране места покомфортнее. Питерский гнилой климат с изменением государственного устройства все же остался неизменным. В результате огромные шикарные квартиры в центре города стояли пустыми и продавались через одну, но покупателей на них почти не было. И тогда в городе придумали блоки. По сути громадную барскую квартиру делили на несколько небольших (как правило из 2–3 комнат) с минимальным набором санитарных удобств (умывальник и душ) и крохотной кухней. Что же касается ванной комнаты и туалета, то они, как правило, оставались общими для всей квартиры, так же, как и огромная кухня, при которой, обычно, проживала и состояла и «квартирная хозяйка» – фактически прислуга, выполнявшая самый широкий набор функций по уборке, стирке, готовке и т. д. – уже по дополнительной договоренности.

Поскольку новое строительство в городе велось весьма ограниченно – жилья в целом хватало и продавалось оно с трудом, то такие блоки, да еще и в центре города оказались весьма востребованы представителями нижней прослойки среднего класса: невысокого ранга чиновничеством, начинающими и мелкими предпринимателями, техническим составом производств и даже квалифицированными рабочими. Стоимость такого жилья сильно варьировалась в зависимости от местоположения, самих домов, площади и уровня комфорта блоков, но идея была принята в городе, творчески осмысленна и использовалась широко и разнообразно.

Вот такой небольшой блок из двух смежных комнат с душем и китченетом и приобрел пару лет назад профессор, оборудовав там не только «гнездо порока», но и небольшой кабинет, где он иногда работал. Первоначально кабинет предназначался скорее для того, чтобы произвести впечатление на очередную гостью и не выйти из образа погруженного в свои исследования ученого. Антураж был подобран соответствующий: пара старинных книжных шкафов с фолиантами (этого добра в городе хватало, продавали за сущие копейки), несколько дипломов и фотографий со знаменитостями на стенах, кожаный диван (полезная оказалась вещь, кто бы мог подумать). Но выяснилось, что там действительно хорошо писалось, когда речь шла о срочном и денежном исследовании в частных или государственных интересах. Иной раз было неплохо начинать короткое романтическое свидание именно у заваленного бумагами письменного стола. Почему-то такие декорации не только не обижали его восторженных подруг из числа студенток, но, напротив, производили на них еще более глубокое впечатление. Идея, одним словом, себя оправдала на все сто.

Вот и сейчас, поглядывая время от времени на таинственную незнакомку, Германов вспоминал, как у него там в блоке наполнен винный погреб. За остальным – чистотой и своевременной уборкой – следила Лииса, финка из Куопио, содержавшая все четыре блока, составлявшие бывшие генеральские хоромы, в образцовом порядке.

Постепенно народ вокруг профессора рассосался и он не спеша двинулся к выходу, выстроив линию своего движения так, чтобы оказаться как бы нечаянно вблизи симпатичной незнакомки. Ухищрения, впрочем, не понадобились. Она первая обратилась к Германову.

– Профессор? Вы уже освободились? Благодарю за лекцию. Тот самый редкий случай, когда сам процесс выполнения служебного задания доставляет удовольствие. Правда, когда я училась в Берлине, там несколько иначе трактовали мотивы французов при окончательной нарезке границ между германскими государствами, но здесь надо делать скидку на очевидную обиду немцев – им, действительно, многое порушили и в плане инфраструктуры, и в отношении промышленной кооперации. Собственно, так и было задумано. Французы своего не упустили.

Германов насторожился и еще раз пригляделся к собеседнице. Все же не 25, а ближе к 30-ти. Но ухожена и очень недешево одета. И уверенность в себе – какая там студентка. Эта особа твердо стоит на ногах, сразу видно. Собственно, в ее замечании ничего особенно оригинального не было, но намек: училась в Берлине. И служебное задание! Это кого же принесло на мою голову? Впрочем, одно не исключает другого. Попробовать не мешает.

– Совершенно с Вами согласен, – он как бы умышленно пропустил мимо ушей слова девушки о служебном задании, продолжая эксплуатировать образ погруженного сугубо в науку и не замечающего выдающиеся внешние достоинства собеседницы профессора, – в Париже сделали все, чтобы обезопасить себя на многие годы вперед. Пепел Седана, знаете ли… Другое дело, что все хорошо в меру, и сейчас мы стоим перед очевидным вопросом: а не пора ли начинать постепенно отходить от наложенный на немцев жестких ограничений. Ведь они начинают генерировать угрозу послевоенной системе в Европе, подталкивая германцев к новому объединению. Если мы не оставим, да нет, не покажем им иного пути, кроме военного, для восстановления хотя бы довоенного жизненного стандарта, лекарство, как говорится, может оказаться опаснее болезни.

Здесь Германов почувствовал себя почти что карбонарием. Мало кто в научных и политических кругах Питера даже сейчас, спустя 15 лет после завершения Великой войны, осмеливался вслух произносить слова о каком-то восстановлении применительно к Германии. Повержена в прах! – так тому и быть. Но Германов, хорошо изучивший эту страну, ее народ, неоднократно месяцами работавший в различных германских университетах, слишком хорошо понимал пагубность такого примитивного подхода. Он как будто кончиками пальцев ощущал брожение в недрах немецкого народа, униженного военным поражением и выжатого досуха послевоенными санкциями союзников. И искренне боялся взрыва этого котла.

Удивляло то, что собеседница, хотя и явно была в теме, воспринимала его рассуждения совершенно спокойно. И предмет знала отлично.

– Вы, вероятно, еще не слышали о резолюции всегерманской профсоюзной конференции на прошлой неделе в Лейпциге? Они прямо требуют восстановления нормальных торговых связей между германскими государствами, свободы передвижения рабочей силы и много чего еще. У меня даже возникло ощущение, что за одним столом с профсоюзными лидерами у них там сидели и люди из Союзов промышленников отдельных земель и подсказывали, что еще включить в список требований. Да, французы в свое время явно не подумали, допустив возможность общенациональных объединений по профсоюзной линии. Кто же знал, что профсоюзы станут чуть ли не мотором продвижения пангерманской идеи.

Девушка выдала этот пассаж легко и свободно, как бы между делом. Германов посмотрел на нее с явным интересом. Да, эту дипломчиками на стене не удивишь. Тут нужна тяжелая артиллерия. Но кто она и откуда? Питерских германистов он знал всех и многих учил, да и немного их было.

– Вы демонстрируете настолько глубокое знание предмета, что я просто не могу не предложить Вам продолжить нашу, не скрою весьма любопытную для меня, научную беседу где-нибудь за столиком кафе. С лекциями я на сегодня уже закончил, срочных дел на кафедре нет, но хотелось бы немного подкрепиться.

– С удовольствием, профессор, но боюсь, что нам с Вами беседу и более глубокий обмен мнениями придется отложить до другого раза, – собеседница была совершенно серьезна, но глаза ее смеялись, и вообще, у Германова возникло ощущение, что его видят насквозь, – как Вы несомненно обратили внимание, я говорила о служебном задании. Извините, не представилась. Поручик 3-го отдела Исследовательской службы Генерального штаба. Фамилию называть не буду, а зовут меня Ольга. Зная мой особый интерес к германскому вопросу, мой непосредственный начальник, полковник Орлов поручил мне пригласить Вас побеседовать с ним. Ну, а поскольку время обеденное, есть возможность соединить приятное с полезным. Если я не сообщу ему о Вашем отказе – надеюсь не придется, через четверть часа он будет ждать Вас в ресторане буквально в пяти минутах ходьбы отсюда. Если Вы согласны, то я с удовольствием провожу Вас. Полковник хотел бы, чтобы я тоже присутствовала при разговоре.

Да. Куртуазность можно было отложить до лучших времен. Романтическим свиданием тут и не пахнет. С такой начнешь крутить роман, так она тебя еще и завербует. Военная разведка. Знакомые в военном ведомстве у Германова были и немало, но имя полковника Орлова профессор раньше не слышал. Впрочем, кто сказал, что он действительно Орлов? Эта даже фамилию свою называть не стала. Прямой намек, что настоящей ни в коем случае не назовет, а обманом ни себя, ни меня оскорблять не хочет.

Но отказываться, конечно, не стоило. Профессор не раз ранее консультировал и МИД, и аппарат Канцлера, работал в составе групп экспертов по различным поручениям государственных органов, но с военной разведкой дел раньше иметь не приходилось. Это был как бы новый уровень, и кто знает, куда может открыться для него сегодня дверь. А шансы профессор упускать не любил. Ни в чем.

– Поручик Ольга, штабс-капитан запаса Германов в Вашем распоряжении! Приказывайте. Готов послужить Отечеству! – в какую-то минуту уже немолодой – все же 40 недавно стукнуло – и сугубо гражданский профессор вдруг преобразился. Нет, он, конечно, не был уже тем красавцем-офицером, который сводил с ума барышень в послевоенном университете, но было ясно, что службу он не забыл и тонкости ее понимает. – Давайте не будем заставлять ждать полковника.

И четко подтвердив свою готовность выполнить приказ коротким кивком головы, он предложил собеседнице руку и повел ее к выходу из здания.

Как ни странно, на улице было сухо и даже солнечно, что для сентябрьского Петрограда уже совсем редкость. Поэтому не спешили, прошли по набережной, подставляя лица солнцу и легкому морскому ветру, и по дороге немного поговорили. О себе Ольга рассказывала очень скупо, отрывочно, но основное Германов для себя уяснил. Явно из остзейских немцев. Скорее всего, и не Ольга вовсе. Лютеранка. Училась в нескольких университетах в Германии, но где заканчивала курс не говорит. На военной службе оказалась неожиданно для себя после окончания университета, но усматривает в этом продолжение семейной традиции – четыре поколения предков служили империи в строю. Старший брат, поручик артиллерии, погиб в Восточно-Прусской операции в первый год войны. В основном всем довольна, но уж слишком много кабинетной работы, хотелось бы больше времени проводить «в поле». Не замужем.

Впрочем, Германова бы совсем не удивило, если бы все это оказалось лишь хорошо придуманной легендой.

Ресторан действительно оказался практически рядом, на 2-й линии Васильевского острова. Полковник ожидал германистов в отдельном кабинете. Внешне, тем более в штатском, он был похож на кого угодно, но только не на военного. Даже если когда-то Орлов и служил в строю, он, судя по всему, приложил немало усилий, чтобы полностью избавиться и от военной выправки, и от присущих многим военным поведенческих привычек.

«– Внешне типичный врач, – подумал про себя Германов, – причем не хирург, и не практикующийтерапевт – те ведут себя резче, а скорее из тех, которые никогда никуда не спешат, любят порассуждать о болезнях и их лечении. Это надо уметь такую личину себе создать.»

На фоне Орлова он даже стал как-то острее ощущать своевоенное прошлое.

В целом же их компания выглядела сугубо мирной и очень обыкновенной. Двое мужчин примерно одного возраста и социальной группы, молодая женщина уже в том возрасте, который допускает различные отношения с любым из них – что может быть банальнее в обеденный час в ресторане средней руки. А если уединились в отдельном кабинете, то разговор, скорее всего, о деньгах. Что-то продают, покупают, наследство обсуждают, да мало ли.

И, как ни странно, на каком-то этапе разговор действительно шел в том числе и о финансах. Правда, европейских. И все были едины в том, что выхода из нынешнего кризиса даже и не наблюдается, а, напротив, дела идут все хуже и хуже.

К какому-то моменту Орлов и Германов сумели уже найти немало общих знакомых, да и воевали они, как оказалось по соседству. Слегка пощупав друг друга, перешли к серьезному разговору.

– Нас очень беспокоит происходящее в Германии, – полковник формулировать свои мысли умел, – понимаю, что для Вас это – предмет исследований, Вы как бы плывете за событиями, а нам приходится просчитывать их последствия. Если события будут развиваться так, как Вы рисуете в своих работах, то баланс сил в Европе может кардинально измениться. За последние 15 лет мы привыкли, что Франция определяет политическую картину Европы. Французы реально сильнее всех и в экономическом, и в военном отношении. К тому же ореол победителей в последней войне. Но если завтра немцы встанут на путь объединения… Думаю, могу не продолжать.

– И не факт, что они сцепятся обязательно между собой, – продолжил за него Германов.

– Совсем не факт. Более того, мы должны исходить из худшего, а именно из того, что они еще очень долго будут избегать такого столкновения. Но это не значит, что Германия не попытается решать свои внутренние проблемы за счет экспансии на Восток. А здесь мы. Только не Империя, как в 14-м году, а… Извините, не буду продолжать при даме, – полковник виновато улыбнулся Ольге.

На какое-то время за столом воцарилась тишина. Полковник явно не форсировал разговор.

– Мне приятно, что в столь уважаемой организации не оставили без внимания мои скромные исследования, – Германову стало просто интересно, зачем его собеседники выбрали такой сложный вариант для вполне банального разговора и он решил форсировать события, – но скажу прямо, я не очень понимаю, чем конкретно могу быть вам полезен.

– Не скажите, диапазон нашего взаимодействия может быть очень широк. Например, на следующей неделе Вы собираетесь в Лейпциг, читать курс лекций в местном университете. Ольга ведь не случайно рассказала Вам про недавние события в этом городе. Было бы очень интересно послушать, что думает тамошняя профессура о дальнейшем. Не в том смысле, что нас интересуют их творческие планы, а скорее политические, в обсуждении которых люди науки в той или иной степени обязательно участвуют.

Германову стало даже как-то обидно. Сугубая банальщина. Вы что, хотите, чтобы я вам написал отчет о поездке? И вдруг он обратил внимание, что Ольга, вроде бы поглощенная своим десертом, на самом деле внимательно наблюдает за ним.

«– Ах так, ребятки! Ни слова по простоте! Хотите посмотреть мою реакцию на почти оскорбительное предложение пошустрить по мелкому. Ну хорошо!» – мысль промелькнула в голове с калейдоскопической быстротой, и он резко сломал ход разговора.

– Это все неинтересно. Кто там что думает, и даже как быстро они собираются идти по пути объединения. Не мелочитесь, полковник. О другом надо думать. – он многозначительно замолчал.

– О чем же? – спросил полковник с откровенным интересом. Похоже неожиданности эту публику не очень пугали.

– Думать, дорогой мой полковник, надо о том, как мы можем повлиять на политику основных участников этой европейской игры, чтобы сохранить в целом устраивающее нас статус-кво или уж во всяком случае не дать развиться такой ситуации, которая создала бы угрозу нашим интересам. Только надо сначала определиться, мы кто: игроки или зрители? Вот Вы кем себя считаете?

Ольга, забыв про десерт, с интересом смотрела на полковника.

Тот молчал и выражение его лица, взгляд, поза, осанка и весь внешний образ решительно менялись. Какой там доктор! Теперь перед Германовым сидел игрок, боец, ветеран многих явных и тайных битв.

– Можете не отвечать, Ваше Высокоблагородие, – титулование прежним порядком официально было отменено, но в данном случае, учитывая последний воинский чин Германова, звучало оно более чем уместно. – Вы мне вот что скажите, есть у Вас наработки по какому-нибудь крайне нестандартному ходу с нашей стороны, чтобы обеспечить достижение этой цели, или надо что-то придумывать с нуля.

– А если с нуля, возьметесь?

Теперь задумался профессор. Это был вызов. Готовой идеи у него, конечно, не было. А придумывать надо было нечто такое, что автора подобного политического шага, скорее всего, поместит в учебники истории. Только официальное авторство очевидно будет принадлежать не ему, а совсем другому человеку. Более подходящему для страниц учебника. И никаких «попробую», «постараюсь» тут тоже не пройдет. А вот куда заведет его вся эта затея, как скажется она и на семье, и на том уютном и приятном мирке, который он себе создал… Да и пятый десяток уже, скоро о вечном придет пора думать.

Неизвестно, как бы ответил Германов на этот вопрос, если бы не встретился вдруг со взглядом Ольги. Многое ему сказал и пообещал этот взгляд. И он ответил:

– Да.