Один год из жизни профессора

Глава третья

Расставшись с Германовым у выхода из ресторана – тому до семейного очага на Большом проспекте отсюда было минут десять неспешным ходом, «полковник Орлов» – фамилия, как ни странно была настоящая, а вот с чином Орлов поскромничал: на самом деле он был генерал-майором, заместителем начальника военной разведки Балтийской федерации – и один из его лучших сотрудников с псевдонимом «фрейляйн Ольга» тоже решили пройтись пешком. Путь по мосту через Неву был может быть и не столь комфортен, как прогулка по набережным, но день был уж слишком хорош. Да и не подслушает никто здесь наверняка.

– Вы действительно хотите, чтобы он нам какие-то фантастические планы действий предложил? – с чисто военной субординацией в этой паре дела обстояли не очень, и Ольга сразу решила понять, что она должна получить с этого, немного смешного своей уверенность в неотразимом мужском обаянии, шпака, подчеркивающего свое офицерское прошлое.

– Знаешь, хотя он нам нужен совершенно для другого – ты сама понимаешь, для чего, но сейчас я уже несколько по-иному отвечу на твой вопрос, чем сделал бы это до нашей с ним беседы.

– «Беседы»? Вербовки, чего уж там! Классно ты его сделал.

– Опять спешишь. Куда ты спешишь все время? Вербуют врагов. А он – совсем другое. Он нам с радостью помогать будет, потому что то, что мы ему предлагаем, полностью отвечает и его собственным взглядам на ситуацию. Он же с нами Родину спасать пойдет. И денег никаких за это не попросит. Ну, орденок бросим в случае удачи. И счастлив человек будет. Так что молодец, что нашла такого идейного борца, но будь осторожна. Если обидишь его ролью агента, то потеряешь безвозвратно. Он все время должен ощущать, что стоит с тобою рядом в одном строю. Ну, или личное…

– Извини, просто мне кажется, что с ним можно было бы попроще, – намек на личные отношения Ольга как бы пропустила мимо ушей, хотя, насколько ее знал «Орлов», это ничего не значило.

– Да? А ты понимаешь, что на более позднем этапе мы его поднимем на уровень… – генерал кивнул головой вперед и налево, на Зимний дворец, в направлении которого они шли через мост. – Он же может оказаться в роли фактически неофициального посланника Самого к главам германских княжеств. И тогда все будет работать на контакт с ними: и его известность, и взгляды, и даже прошлое. Сейчас, кстати, хорошо бы в прессе его потоптать немного. Надо бы найти подходящих персонажей с патриотическим душком, пусть поругают его за заботу о немцах, к фамилии прицепятся. Ну, это я найду кому поручить. А ты с ним работай. Пусть еще пару раз публично о своих озабоченностях выскажется. Нам надо, чтобы у него была совершенно очевидная репутация. Так что работай, что я тебя учить буду.

Ольга молча кивнула. Учить ее было не надо. Вопрос о том, нравится ей такое поручение или нет, вообще не стоял. Не та служба. Да и откровенно говоря, не самый паскудный вариант. Бывает и хуже.

– И все же, что за фантастику мы от него хотим? – она любила четко понимать суть своего задания.

– Не знаю. Знал бы – сам придумал, – и генерал невольно стал вспоминать некоторые события минувших месяцев.

Доклад министра внутренних дел и последующие размышления Канцлера без последствий не остались. В течение двух недель Канцлер провел серию встреч и совещаний с одной и той же повесткой дня: пути выхода из кризиса. Озадачены были не только соответствующие министры правительства, но и военные, полиция, разведка, близкие к кабинету лидеры промышленных союзов. Дальше эта волна – при соблюдении разных степеней секретности – покатилась вширь, неоднократно разбиваясь по дороге на узкопрофессиональные вопросы. В результате генерировались идеи, которые было просто трудно связать с изначальной постановкой задачи, и даже после их анализа и обобщения Канцлер так и не получил ответа на традиционный национальный вопрос: что делать? Весь этот мозговой штурм съел еще месяц, но, как это часто бывает, гора государственного бюрократизма родила мышь. То есть были вещи очевидные. Сложившийся в Европе порядок и соотношение сил, в целом, более чем устаивало Балтийскую федерацию. Опасность все видели именно в остановке экономического развития, рецессии и вызванных ею экономических потрясениях.

Мало кто, однако, осмеливался пойти дальше и предложить пути преодоления спада, поскольку парадоксальным образом все они – во всяком случае очевидные – требовали именно изменения сложившегося порядка. Ломать диктат англо-французского блока? А каковы будут последствия? Где гарантии того, что германские государства, освободившись от пут Версаля, пойдут по пути мирного самостоятельного развития, а не объединятся с целью реванша? А уж задача подвинуть французов… Кто и как их будет двигать? Такой силы в Европе просто не было. Так все и зависло.

А пока каждый тянул в свою сторону. Министры просили денег, промышленники – денег и других форм поддержки, военные – денег и еще возможности повоевать. Канцлер даже пожалел, что в прошлом году, когда Киев схлестнулся с Варшавой, он ограничился только тем, что подтянул к литовской границе несколько отмобилизованных батальонов 1-й Петроградской бригады и разрешил давать желающим поучаствовать в этом веселье военнослужащим отпуска по семейным обстоятельствам. Сотни четыре офицеров и унтеров тогда воспользовались этой возможностью, и кое-кто даже не вернулся. Канцлера тогда остановило историческое чувство солидарности, ему всерьез показалось, что поляки бьются за свою свободу как во времена империи, хотя ничего похожего там и близко не было. Может быть стоило все же откликнуться на призыв киевлян более активно? Все же нет лучшего средства от кризиса, чем небольшая победоносная война.

Но теперь было уже поздно. Париж, даже не прибегая к помощи Лондона, погасил конфликт. Ясно, что не на долго, но случай для внутренней мобилизации под предлогом внешнего конфликта был упущен.

Очередь до военной разведки дошла довольно быстро по той простой причине, что структура спецслужб Балтийской федерации была, скажем так, несколько необычна. Вполне естественно, что основные нации федерации – русские, финны и прибалты – не слишком доверяли друг другу. В этой ситуации функции полиции, и особенно тайной полиции, были с самого начала искусственно ограничены для того, чтобы не она не превратилась в орудие укрепления одной из наций за счет других. Фактически полиция была максимально децентрализована, привязана к местным органам власти, а в ведение МВД по традиции были отнесены и почты с телеграфом, и национальная статистика, и религия. Но потребности в аккуратном выяснении различных обстоятельств жизни соседей – и близких, и не очень – все же оставались, и эту деликатную сферу деятельности было решено целиком поручить военным. Так и стала военная разведка практически единственной спецслужбой федерации, чья деятельность была обращена в окружающий мир. В результате ее сотрудники занимались как добыванием перспективных моделей вооружений зарубежного производства, так и намного более скучными для военного человека материями из сферы политики, экономики и идеологии.

Разведчиков слушали в самом узком кругу. Генерал-майор, отвечавший в Генштабе именно за европейское направление, в своем сообщении сделал упор на двух факторах применительно к основным европейским государствам: намерения и возможности. Картина получилась целостная, но малопривлекательная.

– Вы обещаете нам новую европейскую войну? И как скоро? Как конкретно она может затронуть наши интересы? – Канцлер знал генерала еще по Юго-Западному фронту как одного из самых толковых разведчиков, и сейчас был рад убедиться, что состоявшаяся смена направления его деятельности не сказалась на качестве работы.

– Четыре года максимум с момента принятия решения об объединении Германии. И мы совсем не уверены, что первый удар будет нанесен на Западе. Как бы они не ненавидели французов. Возможно германцы попытаются сначала консолидировать вокруг себя все страны, которые могут войти в зону их влияния по национальному признаку и попробуют свои силы, например, на Польше. Им надо будет отработать тактику, определиться с наиболее перспективными видами вооружений, создать их запасы. До нас, скорее всего, очередь если и дойдет, то не скоро. Более вероятным вижу установление контроля экономическими методами. Вообще здесь возникают такие риски, которые сегодня даже трудно представить себе.

– Кто или что может оттянуть принятие германцами такого решения?

– По нашей оценке, альтернативой могло бы быть только заметное оживление германской экономики. В принципе, у них сейчас накопилась масса потребностей в мирной сфере, но они не могут их реализовать – платят непосильные репарации, а кредитовать их те же американцы не хотят в силу низкого платежеспособного спроса. – Генерал все дальше уходил от чисто военных аспектов своего первоначального доклада, но то, о чем шел разговор сейчас, было намного важнее. Что же касается политических сил, которые могли бы взять на себя задачу национальной консолидации, то их масса. На любой вкус. Хоть правые, хоть левые. Дело тут не в политической окраске, а в общественном запросе.

– То есть французы… А, вернее, их гегемония.

– Да, именно так. Как ни странно, чем жестче они пытаются контролировать все внутренние процессы у германцев, тем хуже на самом деле получается. Им бы отпустить немного, но иногда возникало впечатление, что они усиливали давление даже не для того, чтобы обеспечить выплату репараций. Их цель – унизить германцев, окончательно лишить их собственной воли, навсегда избавиться от возможной угрозы своим границам. Но мы считаем, что результат может быть прямо противоположным. И это – не только наше мнение. Ситуацией озабочены все серьезные европейские политики. Кроме французов. Те как будто ослепли.

– И что, никто не пытался…? – на этот раз в разговор вмешался военный министр. Как ни странно, при обилии в руководстве Балтийской федерации ветеранов Великой войны, он был инженером, сугубо штатским человеком, и в армии ни дня не служил. Но, как это часто бывает с бывшими штатскими, попав в военное министерство он быстро обзавелся и генеральским званием, полюбил носить мундир и представлять себя этакой военной косточкой. Злые языки уверяли, что Канцлер специально подобрал такого военного министра, чтобы опираться на абсолютную поддержку армии – никому из военных даже не пришло бы и в голову задуматься о том, кому они должны подчиняться в любой ситуации. Недавние события в Литве и Польше, где именно армия по инициативе своего командования легко и быстро меняла государственную власть, не заморачиваясь нормами конституции и выборами, лишний раз подтвердили правильность выбора Канцлера. – Неужели Господь настолько лишил их разума, что фактически сами роют себе яму?

Генерал даже не позволил себе поморщиться. Истовая религиозность и упоминание Господа и канонов православия были визитной карточкой министра. Главной бедой современных вооруженных сил Балтийской федерации он реально считал их светскость, закрытие полковых и прочих храмов, отказ от регулярных молебнов и других церковных служб. Но разговоры на эту тему он позволял себе только в узком кругу, умом все же понимая, что православные молебны в частях, где половина военнослужащих если и не лютеране, то родом из них, выглядели бы все же странно.

А что касается сна французского разума… К сожалению, не только в Париже политики оказываются сильны задним умом. Примеров из недавней русской истории генерал тоже мог бы привести достаточно.

– Полагаю, что только очень серьезные изменения на политической карте Европы могут заставить Париж изменить свой нынешний курс. – Он, как и многие люди его профессии, умел долго сомневаться, по три раза перепроверять полученную информацию, но считал, что задача разведки – давать четкий и ясный прогноз, даже если он и не нравится власти. «А иначе все это – пустая трата сил и денег,» – так учил он своих подчиненных.

– Вот и подумайте над этим как следует, – Канцлер был все же из тех людей своего поколения, которые однажды уже перекроили карту Европы, – только не затягивайте. Времени уже совсем нет. А теперь расскажите нам все же, что там у европейцев конкретно происходит с развитием новых вооружений – самолетами, танками, радио… Какие они выводы, в частности сделали из опыта прошлогодних боев под Минском.

Совещание продолжилось, но с этого дня генерал думал в основном о том, какие события могут изменить вектор европейского развития. Его встреча с Германовым была всего лишь одним из многих подобных мероприятий. Он как будто ставил одновременно на многих лошадей, надеясь, что хотя бы одна из них приведет его к финишу.