Один на льдине

Глава двадцать шестая. Кавказский пленник

Когда из северных снегов, продравшись через снеговые облака, ты с поднебесья падаешь в субтропики и — прямо с трапа самолета тебе в нос шибает не ментовский сержант, а запах цветущего юга и ни с чем не сравнимый, шашлычный дымок — это не приедается.

Есть такая песня: "…Ворье Ивана знало, с почетом принимало…"

Вот и меня встретили "с почетом" крупные тбилисские воротилы. Два месяца — вино, хинкали, зелень и горный воздух. А потом начинаешь думать о работе. О такой работе, чтобы не посадили. Так я и говорю своим знакомым. Они меня вроде бы понимают:

— Ты, Николай, нужный человек: ты — строитель! — и определяют работать руководителем на строительство комплекса по изготовлению витаминной муки в совхоз "Гамарджобо". Это вблизи Тбилиси в Марнаули. Совхоз в основном азербайджанский, директор грузин, тип хозяйства — феодальное. Все живут по чину.

Как же оно устроено? Если упростить схему, то это выглядит так: де-юре хозяйство — государственное, а де-факто — частное. Денег рабочие не получают. Все получает начальство в строго определенной иерархии, вершина которой — Первый Секретарь ЦК КП Грузии Эдуард Шеварднадзе, этот мент из ментов. Будучи руководителем МВД Грузии, он законопатил в тюрьму родного своего брата и тем приобрел репутацию несгибаемо честного борца за чистоту партийных рядов. Так делалась им, главным жуликом Грузии, карьера.

В "общественном стаде" пасется личный скот, но если это тысяча голов скота, то пятьсот из них принадлежит директору совхоза, двести — парторгу, по пятьдесят — конторским служащим и специалистам и по одной-две трудящимся скотного двора. И так далее.

А как же плановые сдачи сельхозпродуктов, спросят меня? Я уж молчу о двух-трех урожаях в год, которые позволяли манипулировать цифрами в отчетных документах. Главное оружие — госпожа приписка. Если, например, по бумагам за хозяйством числится десять тысяч гектаров сельхозугодий, то фактически их вдвое больше. Все это обрабатывается, подсчитывается, сдается с малым перевыполнением обязательств. Но большая часть урожая плюс откормленный за государственный счет скот делятся между всеми строго по ранжиру. У всех этих "дехкан" огромные личные плантации, на которых работают черные их рабыни — женщины, все мысли которых, как мухи, витают над прилавками колхозного рынка в Тбилиси. И никакого труда "во имя процветания Родины".

Осенью мужчины делят большие ордена, которые не снились каким-нибудь строителям БАМа. Если и видели вы на БАМе пару-тройку кацо, так они или абреки, изгнанные из племени, или же комсомольские карьеристы, юные шеварднадзевцы.

В "Гамарджобу" — этот совхоз-курорт — я прибыл полный светлых надежд. Мне дали двухкомнатную квартиру под жилье. Показали бугорок, на котором я должен был поставить цех витаминной муки, дали тридцать человек рабочих, с которыми я провел производственное совещание на языке жестов.

В восемь утра следующего дня прихожу на объект — никого.

В девять прилетели две озабоченные птички, поискали на бугорке витаминизированного прокорма, не нашли и улетели. Может быть, в Турцию.

В десять на горизонте пропылил голубой трактор, замедленный, словно обдолбанный анашой.

В одиннадцать стали, подтягиваться похожие на изнуренных боями окруженцев рабочие-азербайджанцы, кстати, руководство совхоза — грузины, все остальные азербайджанцы.

Ладно. Поживем — увидим. Делаем обноску, разметку.

В двенадцать пополудни они собираются уходить. Я, глупый хохол и отчасти трудоголик, спрашиваю:

— Как?! Вы же только пришли.

— Обед… — говорят. Галдят по-своему. Черными пальцами в небо тычут, туда, где живет их аллах и всю несправедливость, творимую урусом, видит.

— Хер с вами. Обедайте. Жуйте. Поносьте.

С обеда приходят к четырем. Сиеста, мать бы их за ногу. И так недели две бьем штрабу под фундамент. Один пожилой азер: раз упал в канаву и сбил разметку, два упал. Не эпилептик ли, думаю? Не падучая ли у него? Гляжу, улыбается.

Я не выдержал и схватил его за грудки:

— Что ж ты, старина, делаешь?! Мне ж теперь снова начинать работу! Ты же все колышки мне повалял!

Как они все скопом подхватились:

— Урус! Гяур! Кяфир! Иди свой Москва! Шамиль — фашист биль! Шамиль орден получаль!

Биль он фашист или не биль — не знаю.

Только подошло время закрывать наряды, а я по расценкам не могу им по три рубля за день натянуть — работы-то никакой. Иду к директору — так и так. Директор говорит:

— Вах, дорогой мастер! По три рубля — обижаешь! Им надо закрыть хотя бы по двадцать рублей в день!

Я ему:

— Да какие же двадцать! Двадцать никак не получится!

Он мне:

— Если у тебя не получается, давай найдем тебе другую работу…

Я еще не понимаю подтекста происходящего. Я оскорблен как специалист такой, мягко говоря, не корректной оценкой моей работы, я ищу слова для объяснений, но он говорит свои слова:

— Ты лучше вози-ка нам брильянты!

Вот оно что… Ах же ж, как они спектакль-то разыграли! Но я еще по инерции горячусь и спрашиваю:

— На кой же черт вам тут в селе эти камушки?

И он объясняет, что к каждому большому советскому празднику обязан подарить колечко с "брюликом" жене начальника районного сельхозуправления. Это своего рода оброк. Тот дарит уже пару-тройку колечек районного масштаба в область, а область десяточек-другой передает в министерство сельского хозяйства Грузии. В свою очередь министр тасует коробочки и лучшее отстёгивает самому Секретарю ЦК Эдику Шеварднадзе — будущему министру иностранных дел СССР.

— Человек должен окупить затраты! Знаешь, сколько стоит у нас вступить в партию? А место секретаря Райкома КПСС знаешь сколько? — поднимает палец к небу и округляет наглые глаза. — А потом… — переходит он на шепот и заглядывает под стол, — …потом деньги и брильянты поездами… самолетами… уходят в Кремль! Вот так они крутятся: туда… — большой палец указывает в небо, — сюда! — этот же палец направляет на пол. — Туда Сюда. Так, что вози-ка ты нам брильянты… Поезжай в Тифлис — там тебе все объяснят на высшем уровне… Бери на ферме поросенка, в конторе получи сколько надо денег и — поезжай в Тифлис…

В драме Шекспира "Венецианский купец" действует еврей-ростовщик Шейлок. И тем, кто забыл в силу каких обстоятельствах имя это стало нарицательным, я позволю себе напомнить.

Шейлок дал крупную сумму взаймы врагу евреев купцу Антонио, чем-то напоминающего мне американца Генри Форда. Шейлок берет с Антонио расписку, что в случае невыплаты долга в означенный срок он, Шейлок, имеет право вырезать из тела бедняги-купца фунт мяса. Антонио разорился и не может выполнить обязательство и отдать деньги, которые он взял, кстати, для своего друга Басанио. А Шейлок — вот он: отдавайте мясо, синьор. Но невеста Басанио, переодетая адвокатом, доказывает в суде, что да, Шейлок имеет право на фунт мяса, но не имеет права ни на одну каплю крови Антонио. И если Шейлок прольет хоть каплю этой крови, то ответит перед судом за убийство. Так Шейлок проиграл свой иск.

Таким вступлением я хочу предварить рассказ о том, как я закончил свою "бриллиантовую дорогу" в благословенной феодальной Грузии.

Но — к делу.

В этой книге я уже рассказывал о том, как мы с тем же Юдкиным почти два года мошенничали на подпольном бриллиантовом рынке, где работали выдающиеся жулики. Юра Юдкин был вхож в ту самую лабораторию ФИАНа, где и выращивались фианиты в искусственных кимберлитовых трубках. Многих людей мы "кинули" в республиках Кавказа и Закавказья, в Москве и Риге. Техника мошенничества была отточена до филигранности. Она была поистине ювелирной. Никто не мог отличить алмаз от фианита без специального спектрохромного анализа, где выявлялась углеродистая структура алмаза.

Но в одном из российских городков в Орехове-Зуеве, где бриллиантами занимались необразованные цыгане, нас привезли в хибару на окраине. В то время цыгане уже брали в плотное кольцо осады русские областные города.

Это очень корпоративный народ, кропотливо создающий государства в государствах. Этому государству не нужны границы, армия, парламент, революции и войны. Но я уверен, что после ядерной войны выживут не только крысы и тараканы, но и цыгане. Для цыгана интересы своего племени и своей семьи — едины. Время для цыган — это не циферблат престижных часов на вашей руке. Они живут как бы вне времени, ощетинившись, подобно лагерю чешских таборитов, невидимыми копьями во внешний мир.

Цыган не боится силы государства, каждое из которых для него лишь полустанок, на котором можно выскочить лет на сто, украсть, обмануть — и таборным поездом ехать дальше. Он внутренне свободен от опеки этого государства. Он не скрывает этого и играет с любыми властями в поддавки, прикидываясь романтическим дураком и прячась за имидж, созданный для него восторженными глуповатыми литераторами. Только вряд ли есть народ или племя, которое прагматичней древних цыган. Даже тот из иноплеменных, кто с детства знает быт и характер цыган, не может не подвергаться риску, имея с ними коммерцию.

И вот нас с товарищем моим Сашей Интеллигентом привозят в какую-то хижину на окраине. Пока мы по-светски беседуем, как два солидных коммивояжера, худосочный и тихогласный цыган подвергает экспертной проверке наш фианитовый бульник, выдаваемый нами за алмаз. Где тут у цыгана спектральный анализ! Но выходит этот заморыш и говорит:

Спасибо, ребята. Но ваш камень — фианит…

Понты, думаем мы. И говорим, что наш камень из Якутии, что нам его передали надежные и проверенные люди, что не первый раз у них берем. Несем эту чушь, на которую тот ноль внимания.

Спасибо, не надо, — говорит. — Ваш камень фианит…

И рассказал нам, что настоящий алмаз достаточно подержать в морозилке обычного холодильника, а потом дыхнуть на него. Если камень настоящий, то муть уйдет с его поверхности мгновенно. Сам камень останется сухим. Если фианит — вода его будет мутной еще какое-то время, а сам он останется влажен. Это все.

До свидания, ребята.

И впоследствии я не раз пользовался этим тестом, что очень помогало не ошибиться в приобретении бриллиантов.

Вот специалистом по "бриллиантовой" линии, как и по "вельветовой" я чаще всего и бывал в праздной и сытой Грузии.

Там меня хорошо знали.

Самые крупные бриллианты в Грузии скупал сам Белый Лис — Шеварднадзе. Эдуард, перекрестившийся в Георгия. И это не голословные обвинения — многое мне фактически известно. Мы вывозили из России очень редкие антикварные изделия — самые лучшие из них покупало руководство Грузии. Но мы рисковали, мы отсиживали за это, мы ели баланду. Мы — недоразвитые фантазеры и романтики, стояли в черных "пидорасках" на лагерном плацу и с тоской смотрели на крылатых пичужек, вольных выбирать, летать или садиться где вздумается… Разве это справедливо? При Сталине, тоже, кстати, грузине, за сбор колосков голодными детьми — гноили. Но тот, рассказывают, умер в своих единственных шевровых сапогах…"…Вкушая, вкусих мало меду и се аз умираю".[61]

Но я хотел бы рассказать о том, как работало Управление Внутренних Дел Тбилиси в те годы.

Я торговал бриллиантами и с двух сторон попал в кольцо наблюдения. С одной стороны, это жулики, грузинские воры в законе, с другой — МВД. Я жил в Тбилиси у Резо Капелаишвили в районе Сванети — Субани, который 15 лет отсидел за подделку билетов лотереи ДОСААФ. Ему дали срок, как за хищение государственного имущества. Мама Резо была главный ревизор по торговле Тбилиси. Поэтому ему уменьшили срок до 10 лет. А вышел — стал вор в законе.

Еще один вор в законе, с которым я общался, был Гиви Мутало с ул. Воронцова или в переводе на русский — Гиви Жопа. Еще один вор в законе, Арлакян, жил по улице Лермонтова, и я перемещался между ними. В этой среде — своя мораль, прикрытая высокими словами о воровских понятиях. Каждого сильного ждет судьба киплинговского Акелы, который однажды промахнется. Они жали нам с Сашей Интеллигентом руки. Жали и ждали, как нас поаккуратней "хлопнуть".

Однажды мы с Сашей Интеллигентом продали бриллианты, а деньги тут же отправили в Москву. При нас ничего не было, никаких улик. Вечером пошли, отдохнули в ресторане, и зашли на квартиру к Гиви. Там были мои вещи — мой портфель, повторяю, без всяких улик. Было там лишь несколько известных вам гознаковских дипломов. Зашли мы то ли переночевать, то ли по рюмочке выпить. Выпивка, закуска. Только мы вошли — заходят менты.

— Руки на стену, вы арестованы!

Я говорю: — За что?

Хотя и понял, что была засада. И Гиви говорит, что был обыск, но в моем портфеле ничего не нашли. Я понял, что Гиви меня сдал. Нас посадили в воронок, повезли, менты пьяные, как солдаты в борделе: пистолет по дороге обронили. Возможно, не без умысла. Тогда Саша его поднял и отдал им.

Приезжаем в УМВД Тбилиси на допрос.

Все понимают, что прямых улик против нас нет.

— Вот, мы знаем, что вы сегодня были в турецкой бане, там были наши люди, и у вас были бриллианты, вы предлагали купить.

А мы и в самом деле были в бане.

Но при нас ничего нет в данный момент. Ничего.

— Мы за вами давно следим, мы все про вас, жулики, знаем. Вон как вы доверчивых людей "кидаете". Так что посидите.

Мы сидим в КПЗ ночь. Сидим день. Вечером ведут на допрос. Там стол накрыт, как на именины. Предлагают пить, закусывать и говорят:

— Значит так, хитрецы. Наши люди работали, трудились, пока не выследили вас. Давайте десять тысяч рублей и — свободны.

Я говорю:

— Да вы что, начальнички! Где у меня такие деньги?! Окститесь! Я платить не буду.

Саша говорит: — Надо заплатить.

И я понимаю, что это была разработка Саши.

— Как, — говорят они, — за что? Мы работали, нас с прокурором пять человек и каждому платите по две тысячи! Вот за что!

А тогда средняя зарплата была двести рублей. Две тысячи стоил "Запорожец". Но на "запорожцах" грузину ездить за падло. Ему, сыну гор, истинному иберийцу — минимум "копейку" подавай. А я думаю: "Ни копейки не дам!.."

Тут Саша, с которым мы столько прошли, говорит:

— Коля, надо платить бабки…

Моя-то вообще такая позиция: руки-ноги отруби — я деньги за так не дам.

Я и говорю твердо:

— Не дам, кацо. Я не девушка.

Тогда нас опять отправляют в КПЗ. Но кормят хорошо. Следователь говорит:

— За каждый день отсрочки — плюс одна тысяча. И так до тех пор, пока не заплатите. Сегодня вы нам должны уже одиннадцать.

Продержали они нас в КПЗ неделю. Документов на задержание не оформили никаких. В воскресенье управление не работает, и нас отправили в тюрьму в СИЗО в Ортачало. Кормят два дня по высшему разряду: сациви, шашлыки, хачапури, зелень, водка, вино. Но мы должны уже пятнадцать тысяч. Это тогдашняя стоимость новенькой "Волги" ГАЗ-21.

В понедельник нас опять ведут на допрос.

Саше шьют холодное оружие. А у него был ножик маленький перочинный, но с кнопкой выкидного лезвия.

Я им говорю: — Да мы в вашем аэропорту сколько раз с ним проходили! Покажешь ментам — они пропускают. Безделушка! Никак под оружие не катит.

— Нет, за такой нож дадим ему три года.

А мне:- У тебя сейчас три грамма анаши появятся в кармане пальто. Арифметику знаешь? Три грамма — три года, бичо. Вот, пальто ты в коридоре оставил, сейчас и появятся. Или давай 15 тысяч рублей.

Да, я ходил в летнем пальто, но не курил вообще.

Говорю: — А кто поверит? Все знают, что я некурящий. Все знают, что некурящий человек "шабить"[62] не будет.

— Так, бичо?

— Именно так.

Опять устраивают нам банкет.

Саша мне шепчет:

— Надо платить.

Когда я сидел, наблюдал, чем занимается грузинская милиция. Целый день в коридорах никого нет. И только с семи вечера начинается работа. Они, как правило, готовили себе улов на облавных охотах. Как? Берут анашу, выезжают на танцплощадки, в рестораны. Там у них — агенты, юноши, девушки. Им дают анашу, они везде ее разбрасывают. Менты входят — проверка. Находят анашу. Всех арестовывают. А к утру всех детей родители выкупают. Мне кажется, что похожим способом ведется борьба с наркопотреблением и на мировом уровне. Очень уж доходное дело эта борьба нанайских мальчиков.

А к утру мы снова оставались вдвоем.

И через десять дней они нас дожали. Надо же как-то выбираться из зиндана. Попили — поели. Сколько можно сидеть. Договорились так: пять тысяч плачу я и пять — Саша. Пополам.

Тогда следователь говорит: — При себе денег у вас нет, выпустить вас мы не можем. Без денег уйдете. И из ваших рук мы деньги не возьмем — мало ли что! Просите знакомых, пусть они оплачивают расходы, которые понесла грузинская милиция, отлавливая вас, русских жуликов. Тогда мы вас отпускаем, а на свободе вы между собой уже считаетесь: кто кому должен.

Хорошо. Был у нас такой человек. Директор ювелирного салона. Он внес выкуп, и они нас отпустили. Перед освобождением они берут нож Саши, вынимают из него пружину, опечатывают и отправляют на экспертизу. Тут же приходит заключение: "холодным оружием не является". И нас освобождают.

А начальник следственного отдела т. Дато Собелашвили, при расставании нам говорил, что теперь в Грузии нам гарантирована свобода действий. Мы могли творить все, что хотели.

И добавил существенно: — Николай, не расстраивайся, что потерял деньги. Когда ты будешь знать, что кто-то везет бриллианты, имей в виду: гостиница у вокзала "Калхэти" — наша. Она оснащена скрытыми видеокамерами и подслушивающими устройствами. Посылай этих золотонош туда. Рекомендуй эту гостиницу всем весом своего авторитета. За два-три дела ты вернешь свои деньги. Ты ведь знаешь — деньги ходят по кругу!

Он, мент, предлагал мне, Шмайсу, сдавать знакомых, торгующих камнями, антиквариатом.

Заметано, — сказал я ему и больше в Грузии не был.

Камнями я не мог уже заниматься — обложили, везде засветился. И я решил ехать в Сыктывкар.

Тесть уже был к тому времени "на небеси", не будет на меня смотреть большим ненавидящим глазом. Квартира у меня уже есть, семья, жена, сын. Еду и думаю: начну там новую жизнь.

И здесь есть смысл рассказать об уникальной афере — афере века, на мой взгляд.

Она являла собой качественно новый род мошенничества и кажется мне своего рода вершиной моей мозговой деятельности.