Один против всех

5

Целый час просидел сержант Бэньйон за столом, составляя отчет о деле Карровэй. Он надеялся, что за привычной работой понемногу придет в себя, но это ему не удавалось. Уже не в первый раз случалось так, что у него отнимали дело, но никогда еще это не обставлялось столь неумело. Убийство Люси вызвало какое-то возбуждение в управлении, и Бэньйон был убежден, что сунул свой нос туда, куда не следовало. Там как бы стояла табличка «Вход воспрещен», а он не обратил на нее внимания.

Почему следствие приостановлено? Кто за этим скрывается? Стоун или, может быть, сам Лагана? Оба были крупнейшими гангстерами, в руках которых сходились все нити. Но почему, почему? Почему их кулак с треском опустился на стол из-за столь ничтожного, дешевого гангстера, как Бигги Бурроу?

Бэньйон окончил донесение, осталось передать его Уилксу. Время пропало зря, подумалось Дэву. Донесение будет утеряно, да так, что его не найдешь и с лучшей ищейкой! Он сказал Нейлу, что Поднимется наверх, к инспектору Крэнстону.

Лифт доставил его на пятый этаж. Дэв шел вдоль длинного, широкого коридора, мимо пресс-центра, мимо зала судебных заседаний, пока, наконец, не остановился перед кабинетом Крэн-стона. Инспектор Крэнстон был «поставлен на холостые обороты». Сейчас он был «ответственным» за всякие внутриуправлен-ческие дела: за входящую и исходящую документацию, картотеку и регистратуру, короче говоря — за все и ничто. Это была должность для хозяйственника или канцеляриста. Но Крэнстон не был хозяйственником, он был стопроцентным криминалистом, в лучшем смысле этого слова. Он был прямым, настойчивым человеком, этот инспектор с обветренным лицом, густыми светлыми волосами и честными глазами.

Его «повысили» потому, что «внизу» он кого-то не устраивал. Когда он был еще заурядным копом, он несколько раз обнаруживал в клубах республиканской и демократической партий запрещенные сборища любителей азартных игр, а однажды даже арестовал крупного политического босса и двух судей, посоветовавших ему убираться ко всем чертям. Во время допроса в управлении обвиняемым выглядел сам Крэнстон. Его показания выслушивались с презрительной усмешкой, следователи морщились от того, насколько он «лишен инстинкта», но он не дал им сбить себя с толку. Когда его спросили, почему «господа» арестованы — вопрос смехотворный, все было уже зафиксировано на бумаге — он твердо ответил: «потому что они нарушили закон».

Вот была пожива для газет! Но они представляли Крэнстона не героем, у которого хватило мужества привлечь к ответственности нарушителей законности, не взирая на их служебное положение, а как оригинала, чудака. Он сделался человеком, от которого нельзя просто отмахнуться: он навел порядок в самом запущенном участке города; произведенный в инспектора, он на время изгнал из города самого Макса Стоуна, исполняя обязанности старшего инспектора — правда, всего две недели — добился того, что были закрыты все игорные клубы, лично собрал материал против Стоуна и Латаны, а всех подпольных букмекеров и их прихвостней выгнал вон из города.

Такие действия показались тайным хозяевам города чересчур вызывающими, и Крэнстон был перемещен на теперешний «ответственный» пост — бумага, дескать, все стерпит.

Увидев Бэньйона, он оторвался от книги:

— Привет, Дэв! Не говори только, что вам понадобился совет такого старика, как я, — он улыбался тепло и дружественно.

— У нас в комиссии все в порядке, но у меня — нет.

— Да ну, с каких это пор?

И тут Бэньйон выложил все: он рассказал и о самоубийстве Тома Дири, и о Люси Карровэй, и о Бигги Бирроу и о той горькой минуте, когда Уилкс отобрал у него дело.

— И это меня так взбесило, что я еле удержался, чтобы не бросить ему в лицо мой значок и посоветовать, как найти ему применение… — докладывал Дэв.

— Даже так… — Крэнстон обстоятельно раскуривал трубку. — Такие вопросы каждый решает наедине с собой. Я остался, ибо сказал себе, что городу всегда может понадобиться хороший служащий полиции, и если ветер задует в другую сторону — я буду на месте. Если в один прекрасный день здесь произойдут перемены, кое-чьи глаза обратятся и на тебя, Дэв, — он больше не улыбался, его немолодое лицо было жестким и холодным. — Меня, может быть, тогда уже не будет, но вы, молодые…

— Я не могу работать с одной только надеждой, что все переменится. Мне не нужно никаких компромиссов, я не хочу…

— Одну секунду! Я тоже никогда не шел на компромиссы! Я упорно двигался своим путем, пока мой пыл не «остудили». А теперь я жду того дня, который, возможно, уже не за горами…

— Значит, надеяться на лучшие времена?

— Ладно, оставим будущее и обратимся к сегодняшнему. Дело, которое ты копнул, дурно пахнет! Ясно, что Дири застрелился. Его вдова утверждает, что из-за плохого здоровья, а Люси отрицает. Если бы только это, я поверил бы жене, а Люси счел ревнивицей, лгуньей и тому подобное. Но туг ведь ее убивают после разговора с тобой. Возможно, это дело рук «горилл» Стоуна. Тут-то воры себя и выдали, — он улыбнулся. — Я зову их ворами, хотя они тщатся называть себя погромче и покрасивее, гангстерами, например. Для меня они были и остаются ворами. Ты напал на след Бурроу, и в это время дело у тебя отнимают. Вероятно, Уилкс получил какие-то указания, но, может быть, он действует по своей инициативе. Да, но почему они переполошились из-за Бурроу и Люси, почему она убита? Только ли потому, что обратилась к тебе?

— На эти вопросы у меня нет ответа.

— Тогда вернемся к Дири. Разве его случай не подозрителен? А что, если он должен был исчезнуть, если его устранили?

— Нет, тут все ясно.

— Напротив, тут все только начинается, — он умолк и вдруг спросил. — Что ты теперь думаешь делать, Дэв?

— Я все же намереваюсь довести дело до конца. Посмотрим, что выйдет.

Кринстон проводил его до двери, положил руку на плечо и сказал:

— Одного не забудь: англичане обычно говорят «мы проигрываем все битвы, кроме последней!» Помни об этом!

— Спасибо, — пробормотал Бэньйон.

— Заходи ко мне, не пропадай!

В коридоре Дэву встретился Джерри Фарнхэм, тоже направлявшийся к лифту.

— У вас ничего нового, Дэв? — спросил репортер «Экспресса».

— Ровно ничего.

— А дело Карровэй?

— Им занимается рэднорская полиция, Джерри.

— Хотя она жила в нашем городе? — он искоса взглянул на Бэньйона. — Нас интересует ее история. «Экспресс» не любит, когда его читателей находят убитыми. Мы не можем себе позволить отказаться ни от одного подписчика, ты же знаешь.

Оба в молчании остановились перед дверями лифта. Фарнхэм больше не улыбался.

На улице шел дождь, и вода стекала по широким оконным стеклам.

— У меня было впечатление, что ее делом занимаешься ты. Ты что, отказался?

— Да. Оно теперь не у меня.

— А у кого?

— Спросил Уилкса.

Фарнхэм поджал губы:

— Тоже неплохая идея, — глубокие складки пролегли у его рта. Достал портсигар, предложил Бэньйону.

— Кури, Дэв!

— Спасибо, не хочется.

— Дэв, скажи — ты веришь в то, что преступление совершено на сексуальной основе?

— Хочешь поиграть в детективы — пожалуйста!

— Да не будь ты таким мнительным! Я в курсе насчет Бигги Бурроу, но все же мне любопытно. Кроме того, я не люблю, когда меня обманывают.

Какое-то мгновение Дэв недоуменно глядел на Фарнхэма.

— Не любишь?.. — неожиданно вся злость против Уилкса перенеслась на совершенно невиноватого Фарнхэма. — Не любишь?.. — повторил он. — Так какого черта ты вмешиваешься не в свое дело? Им занимается полиция, а не репортеры!

— О, кэй, Дэв, как знаешь! — он повернулся и пошел обратно по коридору.

Дэв почувствовал в горле удушье; как ему надоело лгать и изворачиваться! Глубоко вдохнув воздух, крикнул:

— Джерри!..

Фарнхэм уже открывал дверь пресс-центра, когда к нему, потирая лоб, приблизился Бэньйон.

— Джерри, забудь, что я сейчас сказал! — попросил он.

— О, конечно, забудь! — Фарнхэм пощелкал пальцами. — Почему бы и нет, Бэньйон?

— Прошу тебя, забудь. У меня не было причин говорить с тобою так.

— Ладно, я ничего не слышал, Дэв. Это все, что ты хотел мне сказать? — произнес Джерри уже совсем другим тоном.

Дэв поколебался.

— Нет, есть еще кое-что. Я напал на след Бурроу, я уверен, что убийца Люси — он. Но когда я дошел до этой точки, у меня отняли дело. Уилкс хочет передать его кому-нибудь из смены Джонсона.

Джерри Фарнхэм улыбнулся, но улыбка вышла кривой.

— Ты так думаешь? Не прошло и двадцати минут, как я вышел от Уилкса. Я спросил его насчет Бурроу. Он сказал мне, что в твоем расследовании нет позитивного отправного пункта, — Джерри легко присвистнул, — и что вся история рассосется, как дым в воздухе. Как же привести к одному знаменателю твои предположения и его слова?

— Кто хочет — сможет, — сухо ответствовал Бэньйон.

Фарнхэм потер руки.

— Можно ли, гм, рассматривать твое предположение, как основу для статьи?

— Нет, черт побрал! — слова эти вырвались у Бэньона прежде, чем он отдал себе отчет в их значении.

— Ты знаешь, это выглядит так, словно ты… — пожав плечами, Фарнхэм прервал себя. — Ну, да все равно. Спасибо, Дэв, — и Джерри исчез в комнате.

Дэв ждал лифта. Опять время ушло впустую. Если хочешь остаться честным человеком, это всегда стоит немало…

Фарнхэм не написал очерка о том, что узнал, да и не было материала на очерк, по крайней мере, на сенсационный! Но он отдал материал сотруднику, который писал политические передовые — и у того статья вышла на славу! Резкая, с сарказмом написанная статья о противоречивости мнений сотрудников комиссии по уголовным делам. В ней содержался намек на то, что в комиссии нет единого мнения, какими методами и с какими усилиями город должен бороться с откровенными гангстерами. Конечно, подобным элементам кое-что прощается — так повсюду, и с этим приходится мириться — но для убийства Карровэй был вызван особый «специалист» из Детройта. Не хватало только почетного эскорта, каким его забыла снабдить полиция. Следствие по делу Карровэй ведется особенно неуверенно, ибо энергичность действий полиции находится в прямой зависимости от давления, которое оказывают на нее гангстеры и политиканы.

Это была сильная статья! И намного острее, чем если бы в ней просто-напросто излагались факты. Поэтому она обратила на себя в управлении всеобщее внимание, снизу доверху.

Уилкс в бешенстве бегал по кабинету и ругался так громко, что это сделало бы ему честь во дворе любой казармы. Он стучал кулаком по столу, его лицо было воплощением бешенства — и все-таки во время этой искусно разыгранной сцены Дэв подметил в нем какую-то скованность, нерешительность, чертовски напоминавшие страх.

— По какому праву ты сообщил репортеру имеющиеся у нас факты? — уже в пятый раз выкрикнул Уилкс.

Странно, но Дэв сохранял полное спокойствие.

— Я согласен, что поступил неосмотрительно, но почему столько шума? Все можно выяснить…

— Я не хочу, чтобы проблемы полиции дискутировались в прессе, — кричал Уилкс, бегая по комнате. — Ты знаешь это не хуже, чем я.

— Но ведь никакой проблемы не существует. Я написал отчет и передал его вам. Вы сказали мне, что расследованием займется кто-нибудь из парней Джонсона. Вот и все, что я сообщил Фарнхэму. А он мне на это ответил, что вы ему незадолго до нашего разговора объявили, будто в моей версии нет и капли правдоподобия. Собственно, это единственное «расхождение во мнениях», о котором пишется в статье. Вы говорили с Фарнхэмом, лейтенант, или нет?

— Черт побрал — он конечно все наврал! — вдруг на лице Уилкса показалась улыбка, не совсем естественная, правда. — Дэв, — начал он совсем другим тоном. — Знаешь ли ты из своего опыта случай, один-единственный хотя бы, чтобы эти богом проклятые писаки не наврали бы?

— Разумеется, они ошибаются, — сказал Бэньйон, точно зная, что Уилкс лжет, и что это просто-напросто жалкий фарс.

— Мы отклонились от темы, — напомнил Уилкс. — Значит, ты подал Фарнхэму идею, будто мы тут пытаемся что-то скрыть?

— Ну… А разве мы так поступаем? — терпение понемногу оставляло Бэньйона. Он хотел, наконец, узнать истину, услышать от Уилкса хоть капельку правды.

— Никогда! — кулак Уилкса с треском опустился на стол, так он выражал свой праведный гнев. — Как ты можешь объяснить, что в тебе зародилась хотя бы тень подозрения?

— Может быть, я был взбешен, — сказал Бэньйон. — Взбешен, что кому-то не понравилось, как я веду расследование по делу Карровэй.

Взгляды мужчин скрестились. Внезапно наступившая тишина в кабинете несла в себе что-то устрашающее, пока Уилкс вдруг не проговорил:

— Не будем детьми, Дэв. Ты получаешь свои предписания, я — свои.

— Да, я понял.

— Хорошо. — Уилкс поколебался. — Тогда все.

— Мне можно идти? — и так как ответа не последовало, Дэв вышел из кабинета и вернулся на свое рабочее место. Нейл и Кармоди обсуждали статью в «Экспрессе», при виде Бэньйона они умолкли. На несколько секунд воцарилась тишина; напряженность возросла настолько, что, казалось, начала материализоваться. Наконец, Нейл откашлялся и сказал:

— Мы прославились на все управление. Ты не знаешь, кто раскопал эту историю, Дэв?

— Фарнхэм.

— Черт побрал, — выругался Нейл, а Кармоди прибавил:

— Сейчас никому нельзя доверять.

С улицы пришел Бурке. Лицо его раскраснелось от резкого ветра и выпитого виски.

— Слава богу, что до них не дошли слухи о моих методах и «талантах», — ухмыльнулся он. — Честное имя можно сохранять только до тех пор, пока о тебе не написала газеты.

— Все это натворил Фарнхэм, — сказал Нейл.

— Парни вроде него вечно вертятся у замочных скважин, — послышался голос Кармоди. — И зачем их только к нам пускают? Да и к чему вообще газеты? Только чтобы копаться в грязном дерьме…

Дэв прислушался к разговору. На чьей стороне стоял Бурке, он не знал, но был уверен, что он умен. А что до Нейла и Кармоди, то они, как и большинство копов, в случае чего ополчились бы на Фарнхэма и встали бы на защиту Уилкса. Дэв взглянул на своих парней и решил выложить им все до конца.

— Все сведения Фарнхэм получил от меня. Он их только передал газете.

Снова воцарилась немая тишина. Нэйл и Кармоди уставились на него. Не в силах сразу осмыслить сказанное, пожали плечами. Кармоди углубился в чтение какой-то бумаги, Нейл неподвижно сидел за столом. Бэньйон почувствовал, как между ними вырастает каменная стена.

Только Бурке подошел к столу Бэньйона и сел на краешек. Он улыбался, но глаза глядели серьезно.

— А знаешь, Дэв, статья показалась мне занятной. Во всяком случае, что-то новенькое. Но — продолжение следует, и я жду, что будет.

— Ты думаешь? — Дэв забарабанил пальцами по ребру стола. — Не хочешь ли выпить со мной чашечку кофе?

— С удовольствием, Дэв.

К вечеру, когда Дэв вернулся домой, его четырехлетняя дочь сидела в комнате на ковре и возилась с кубиками. Увидев отца, тотчас же потребовала, чтобы Дэв помог ей строить дворец.

— Хорошо, Бриджит, — сказал он, и принялся укладывать кубики. Но она отказалась от помощи.

— Нет, я сама! Ты будешь только смотреть.

Вошла Кэт.

— А, наконец-то ты пришел, — она была в красивом платье, поверх которого повязала передник.

— Что, ты ждешь гостей? — поинтересовался Дэв, вставая с ковра.

— Только Элла и Маргарет. Они придут к ужину. Сбил бы коктейли, Дэв, — попросила она.

— Хорошо, — сегодня ему было совсем не до гостей. Маргарет приходилась Кэт родной сестрой, Элл был ее мужем. Очень милые люди, но сейчас Дэву хотелось остаться одному…

— Что с тобой? — спросила Кэт.

— Ничего. Почему ты спрашиваешь?

— Дэв, у тебя неприятности! Я наблюдаю за тобой последнее время, и все замечаю. В чем дело?

— Ничего серьезного. Неприятности на службе относятся у нас к профессиональным заболеваниям. Иногда от них оправляешься быстро, иногда не удается А в моем случае…

Зазвонил телефон, и Кэт вышла. Дэв уже развязал галстук, когда она вернулась.

— Тебя…

— Кто спрашивает?

— Не знаю, — ее тон заставил Бэньйона поднять глаза.

— Что случилось, Кэт?

— Ничего, — ответила она, но лицо ее сделалось белее мела.

В два прыжка достиг Дэв телефона.

— Бэньйон слушает.

— Бэньйон… Дэв Бэньйон… здоровый малый из уголовной комиссии? — тихо, но с издевкой спросили на другом конце провода.

— Что нужно? — коротко ответил он.

— Ты бросишь дело Карровэй, ты понял?

Бэньйон не стал спрашивать, кто говорит — бессмысленно.

— Продолжай!

— Конечно. Я полагаю, ты понял меня, и раз у тебя отобрали это дело, ты в него больше носа не сунешь, ясно? У тебя здоровая глотка, но если ты не заткнешь ее сам… Не забывай этого! А если забудешь…

Дэв бросил трубку на рычаг. Кэт сидела в комнате на ковре и собирала кубики.

— Что он тебе сказал? — спросил Дэв, подойдя к ней.

— Что хочет поговорить с тобой, а потом еще такие слова… я не хочу их повторять…

Он бегал по комнате, засунув руки в карманы брюк. Что теперь делать, что теперь делать? Коп не имеет права иметь жену, иметь ребенка — что теперь делать, черт подери! Наконец, взял со стула шляпу и пальто:

— Я надеюсь, что поспею к ужину, дорогая.

Она взглянула на него и поняла, что не должна ни о чем спрашивать.

— Было бы очень мило с твоей стороны. Не испорть нам вечер, Дэв.

— Будь уверена, что если вечер и будет испорчен, то не наш, — сказал он и вышел.