Глава 33. КАТАКОМБЫ, АБАРРАХ

После первой встречи с Эпло на Арианусе Альфред принялся старательно изучать все, что было известно о патринах, о древних врагах. В прежние времена сартаны относились к летописям с большим вниманием и тщательно записывали все, что могло иметь хоть какое-то значение; в мавзолее под Древлином Альфред нашел множество различных историй, повествований и исследований. Он разыскивал все, что можно было, касательно самих патринов и их концепций магии. Разыскать удалось немногое — патрины надежно берегли свои тайны от врагов. Но один текст особенно поразил Альфреда — именно он-то и припомнился ему сейчас, в подземельях Абарраха.

Текст был написан не сартаном, а эльфийской чародейкой, некоторое (весьма краткое, впрочем) время состоявшей в любовной связи с патрином.

«Ключом к пониманию магии патринов является концепция замкнутого круга. Концепция эта проявляется не только в рунной вязи их татуировок, но и в их жизни — отношения между телом и душой, между двумя отдельными людьми, между человеком и обществом. Они всеми силами стараются избежать разрыва круга, в чем бы это ни проявлялось — в ранении, в разрыве отношений или в общественных возмущениях.

Сартаны и все прочие, кому довелось встречаться с патринами и кто столкнулся с проявлениями жестокости, грубости и диктаторства с их стороны, поражаются тому, насколько эти люди верны своему собственному народу (и только своему народу!). Однако же тех, кому известна концепция замкнутого круга, подобная преданность не удивит. Круг поддерживает силу их сообщества, в то же время отделяя патринов ото всех, кого они считают ниже себя…»

Далее следовали подробности, касавшиеся самой чародейки и ее неудачной любовной аферы.

«…Любая болезнь или ранение для патрина означает разрушение круга, связующего тело и разум. В целительском искусстве патринов главное — восстановить эту связь. Это может сделать как сам больной, так и другой патрин. Сартан, постигший концепцию круга, возможно, сумеет проделать то же, но крайне сомнительно, что, во-первых, патрин это позволит, а во-вторых, что сартан будет склонен проявить подобное сострадание и милосердие по отношению к врагу, который способен после этого убить его без малейших угрызений совести».

Чародейка-менш без особого уважения относилась как к сартанам, так и к патринам. Прочитав этот текст, Альфред был возмущен подобным тоном, он был уверен, что женщина бесчестно и безосновательно очернила его народ. Теперь он вовсе не был так уверен в этом.

Сострадание и милосердие… по отношению к врагу, которому ни то, ни другое неведомы. Прочитав эти слова, он даже не задумался над ними. И сейчас у него тоже не было времени на размышления, однако он был уверен, что ответ заключен в этих словах.

Круг бытия Эпло был разорван, разомкнут. Яд, догадался Альфред, заметив черную корку на губах патрина, распухший язык и следы рвоты на полу камеры.

— Если я восстановлю круг, я смогу исцелить его.

Альфред взял покрытые рунной вязью руки Эпло в Свои — левая рука патрина легла в правую ладонь сартана, левая рука сартана сжимала правую руку патрина. Круг был создан. Альфред закрыл глаза, отгораживаясь от мира вокруг, заставляя себя забыть о том, что вскоре придут новые солдаты, что все они в смертельной опасности. Тихо, медленно он начал петь руны.

Тепло наполнило его, тепло жизненной силы, и кровь быстрее заструилась в жилах. Руны несли силу жизни от его сердца к левой руке, к ладони, сжимавшей руку Эпло, и сила эта перетекала в патрина; холодная кожа умирающего потеплела. Альфред услышал, или так ему показалось, что дыхание Эпло становится сильнее и ровнее.

Патрины обладают способностью разрушать чары сартанов, лишать их силы. Сначала Альфред боялся, что именно это и сделает Эпло. Но тот был то ли слишком слаб, чтобы разорвать кружево рун, которое плел вокруг него Альфред, либо жажда жить была в нем так сильна, что он решился даже на это.

Эпло становилось лучше, но внезапно Альфред ощутил, как в его собственное тело проникает боль. Яд перетекал от патрина к сартану, боль впивалась в его внутренности, как раскаленный кинжал. Альфред застонал, согнулся пополам, боль разрывала его внутренности, тошнота подкатывала к горлу…

«…враг, который способен после этого убить без малейших угрызений совести…»

Чудовищное подозрение шевельнулось в душе Альфреда. Эпло убивал его! Патрину не было дела до своей собственной жизни — он умрет, но воспользуется возникшей у него возможностью убить при этом и своего врага.

Мгновением позже подозрение исчезло. Руки Эпло, обретшие живое тепло и силу, крепко сжали руки сартана — патрин отдавал Альфреду всю жизненную силу, какую мог. Теперь круг, связующий их, был действительно замкнут.

И с невыразимой печалью Альфред понял, что Эпло никогда не простит ему этого.

— Стой! Нет! Что ты делаешь?! — вопил в панике чей-то голос.

Альфред вздрогнул, словно пробуждаясь от сна, медленно осознавая, где он и что с ним, осознавая и грозящую им всем, теперь уже совсем близкую опасность. Эпло сел и выпрямился. Он был еще бледен и дрожал, но дыхание его было ровным, глаза — ясными. И глаза эти смотрели на Альфреда с угрюмой враждебностью.

Вырвав руки, Эпло разорвал круг.

— Ты… ты в порядке? — спросил Альфред, с тревогой глядя на Эпло.

— Оставь меня в покое! — прорычал тот и попытался подняться на ноги, но снова упал.

Альфред протянул патрину руку, собираясь помочь ему подняться, но Эпло грубо оттолкнул ее:

— Я сказал, оставь меня в покое!

Стиснув зубы, опираясь на каменное ложе, он приподнялся и собирался было встать, но, увидев что-то за спиной Альфреда, застыл, напрягшись, как для прыжка.

Альфред, обративший наконец внимание на крики и суету позади, поспешно обернулся. Кричал хранитель — но не на Альфреда, как тот сперва предположил, на герцога.

— Вы сошли с ума! Вы не можете сделать этого! Это против всех законов! Остановитесь, глупец!

Джонатан пел руны над телом погибшей жены.

— Вы не понимаете, что делаете!

Хранитель набросился на Джонатана, попытался оттащить его от тела. Альфред услышал, как он прибавил что-то о «лазарах», но сартан не понял незнакомого слова.

Джонатан отшвырнул хранителя с невероятной силой, рожденной горем, отчаянием и безумием. Хранитель ударился головой о стену и бессильно сполз на пол. Герцог не обратил на него ни малейшего внимания, он словно не слышал звука приближающихся шагов — не видел и не слышал ничего вокруг. Прижимая к груди еще теплое тело своей жены, Джонатан продолжал петь руны, а по лицу его текли слезы.

— Стража близко, — жестко проговорил Эпло. — Возможно, ты спас меня только затем, чтобы я мог умереть снова. Не думаю, чтобы ты знал, как отсюда выбраться, ведь так?

Альфред невольно взглянул в коридор, по которому они пришли сюда, и тут понял, что звук шагов доносится как раз с той стороны.

— Я… я… — пробормотал он.

Эпло с отвращением фыркнул и мрачно посмотрел на герцога:

— Похоже, от него сейчас помощи не дождешься. Патрин поднялся, но пошатнулся и едва не рухнул снова на свое каменное ложе. Он бросил бешеный взгляд на Альфреда, который дернулся было, явно желая помочь, но тут же передумал — сработало предостережение. Эпло восстановил равновесие, медленно вышел из камеры и остановился, вглядываясь во тьму коридора.

— Можно по нему выйти оттуда? Или он кончается тупиком? Если там тупик, значит, и нам конец. Или нас убьют, или же мы будем до самой смерти плутать здесь, во мраке. Однако это наш… О, привет, парень! Откуда ты тут взялся?

Пес, казалось, возникший из тьмы, с радостным лаем бросился к хозяину. Эпло наклонился и погладил его. Пес отчаянно вилял хвостом, танцевал вокруг и тыкался хозяину в ноги носом, не зная, как выразить свою любовь.

Шаги приближались, но замедлились; теперь Альфред слышал голоса — правда, не слишком ясно, но некоторые слова можно было разобрать. Из обрывков разговора было ясно, что приближающиеся люди в катакомбы заходить опасаются — боятся магии таинственного чужака.

Эпло потрепал пса и вопросительно взглянул на Альфреда.

— Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить! — крикнул сартан. Он поспешно поднялся, избегая смотреть на патрина, пошел через коридор туда, где у стены бесформенной кучей тряпья лежал хранитель, и опустился рядом с ним на колени. — И… нет! Я не могу вспомнить заклинание, которым убил мертвого. Я пытаюсь, но это невозможно. Это как мои обмороки. Я… мне это неподвластно!

— Тогда какого дьявола ты тут время попусту теряешь? — нервно спросил Эпло. — Нам надо выбираться отсюда! Если бы мы знали дорогу…

— Руны! — вспомнил вдруг Альфред, пристально пригляделся к гладкой стене коридора и указал дрожащей рукой:

— Руны!

— Да? И что?

— Они выведут нас! Я… Подожди!

Пальцы Альфреда заскользили по вырезанным на камне стен рунам. Коснувшись одной, он произнес ее вслух. Под его пальцами руна засветилась мягким, ласковым голубым светом. Казалось, магический огонь перекинулся на следующую за ней руну, засветилась и она — и так, одна за другой, цепочка рун высветилась во тьме. Она бежала по коридору все дальше и дальше, насколько хватал глаз, и терялась во мраке подземелья.

— Это выведет нас отсюда?

— Да, — уверенно проговорил Альфред. — То есть конечно…

Он задумался, припоминая то, что видел в коридорах и залах на верхних уровнях. Плечи его поникли.

— Если руны не были уничтожены… Эпло хмыкнул:

— Что ж, по крайней мере, начало дороги видно. Голоса приближались.

— Пошли. Похоже, они сюда всю эту проклятую армию тащат! Ты ступай вперед. Я займусь принцем. Зная Балтазара, я полагаю, что у нас будут проблемы с кораблем, если с нами не окажется Его Высочества.

Хранитель был без сознания, однако же жив. Альфред с чистой совестью мог оставить его здесь. Сартан поспешил к герцогу, наклонился к нему, не слишком понимая, что он собирается делать, что говорить пораженному горем молодому человеку, как убедить его бежать, спасать свою жизнь, до которой, должно быть, ему сейчас не было дела.

Альфред хотел все же сказать что-то, но остановился, со свистом втянув воздух.

Магия Джонатана работала. Глаза Джеры были открыты, она оглядывалась по сторонам; взглянула на мужа теплым, сияющим — живым взглядом. Джонатан потянулся к ней, но в тот же миг взгляд ее померк. Теперь она смотрела на мужа холодным, ничего не выражающим взглядом живого мертвеца.

— Джонатан! — В ее голосе звучала живая боль. — Что ты наделал?

И холодное эхо, словно доносящееся из могилы, простонало:

— Что ты наделал…

Ужас сковал Альфреда. Сартан оцепенел, не в силах сдвинуться с места. Он отшатнулся, столкнулся с Эпло и вцепился в него, как утопающий в спасательный канат.

— Мне показалось, я сказал тебе — пошли отсюда! — резко бросил ему патрин. Он держал за руку принца. Кадавр покорно следовал за ним.

— Оставь герцога, не хочет идти — и ну его! Он бес-, полезен для нас. Черт побери, да что с тобой такое?! Клянусь, я…

Патрин отвел глаза от Альфреда — и умолк. Челюсть у него отвисла.

Джонатан был уже на ногах и помогал подняться жене. В груди у нее по-прежнему торчала стрела, одеяния ее были залиты еще не успевшей застыть кровью. Все осталось так, как было несколько минут назад — все, кроме лица. Ее лицо…

— Однажды на Древлине я видел женщину, утопленницу, — тихо проговорил Альфред; в голосе его звучали нотки страха и непонятной робости. — Она лежала под водой, и глаза у нее были широко открыты, и речной поток шевелил ее волосы. Она выглядела живой! Но в то же время я знал, что она… что она не живая.

Нет, она не была живой. Он вспомнил ритуал, виденный им в пещере, вспомнил призраков, стоящих подле своих бывших тел, отделенных от тела и в то же время связанных с ним.

— Джонатан? — снова и снова повторял голос Джеры. — Что ты наделал? И страшное мертвое эхо:

— Что ты наделал…

У призрака Джеры не было времени покинуть тело. И теперь женщина оказалась между двумя мирами — миром мертвых и миром духов. Она стала лазаром.

Загрузка...