Охота на лис

Глава 14

— Куда, черт возьми, ты идешь? — прошипел Лис, хватая Вулфи за волосы и поворачивая к себе лицом.

— Никуда, — ответил мальчик.

Он передвигался тихо, как тень, но Лис оказался еще тише. Мальчишка и предположить не мог, что за деревом стоит отец, но тот мгновенно услышал шаги Вулфи. Из чащи леса доносился оглушительный рев электропилы, заглушавший все другие звуки. Каким образом Лису удалось услышать осторожное движение Вулфи? Или он все-таки колдун?

Закутавшись в шарф и капюшон, Лис пристально всматривался в открытые балконные двери Особняка. На балкон только что вышли старик и двое других людей, которых Вулфи уже видел раньше. Они смотрели в сторону Рощи, пытаясь понять, кто поднял такой шум. Женщина — теперь, когда на ней не было ни шапки, ни толстой дубленки, относительно пола не возникало никаких сомнений — сделала шаг к перилам и поднесла к глазам бинокль.

— Вон там, — сказала она, опустив бинокль и указав на голые тощие деревья, где вовсю работала группа с электропилой. Смысл ее слов Вулфи понял по движению губ.

Даже Вулфи с его превосходным зрением с трудом мог различить темные фигурки на фоне черных, стоящих почти сплошной стеной древесных стволов. Он с удивлением подумал, что женщина, должно быть, колдунья. Глаза мальчика расширились от ужаса, когда старик внимательно оглядел линию деревьев, где прятались они с Лисом. Лис скользнул за ствол дерева, протянул руку, развернул Вулфи и прижал его лицом к грубой ткани своей куртки.

— Тише, не шевелись, — процедил он сквозь зубы.

Вулфи и сам был перепуган до такой степени, что застыл как вкопанный. В кармане Лиса он почувствовал рукоять молотка. Как бы сильно ни боялся мальчик бритвы, но молотка он почему-то испугался еще больше. Вулфи никогда не видел, чтобы Лис пользовался молотком — хотя мальчик знал, что у Лиса он есть, — но по какой-то непонятной причине испытывал по отношению к нему совершенно необъяснимый страх. Иногда ему казалось, что он видел этот инструмент во сне, но что происходило в том сне, Вулфи припомнить не мог. Осторожно, так, чтобы Лис не заметил, он немного отодвинул голову от куртки отца.

Внезапно звук электропилы захлебнулся и замолк, и до Лиса с Вулфи отчетливо донеслись голоса с террасы Особняка.

— …кажется, наговорили Элеоноре Бартлетт всякой чепухи. Она, словно какую-то мантру, повторяла мне что-то о terra nullius и о теории Локка. Скорее всего она слышала все упомянутые термины от бродяг, так как ей самой они вряд ли известны. Это ведь довольно архаичные термины.

— «Ничья земля»? — спросил женский голос. — Он все еще применяется?

— Не думаю. Terra nullius — один из терминов теории собственности. Проще говоря, люди, первыми прибывшие в необитаемую местность, имеют право претендовать на владение ею от имени своего сюзерена, в прежние времена им, как правило, бывал король. Не могу представить себе, чтобы подобные юридические категории применялись к спорной земле в Великобритании в двадцать первом веке. Главными претендентами на данный участок земли являются Джеймс и Дик Уэлдон… или весь поселок на основании общественного пользования ею.

— А в чем заключается теория Локка?

— Сходный с упомянутым взгляд на принципы частной собственности. Джон Локк — философ, живший в семнадцатом столетии и систематизировавший идеи, касавшиеся проблем собственности. Индивид, оказавшийся первым в каком-либо месте, автоматически приобретал права на землю, которые впоследствии могли быть проданы. Первые американские поселенцы пользовались этим принципом и огораживали участки, совершенно игнорируя тот факт, что присваиваемая ими земля раньше принадлежала местным аборигенам. Естественно, индейцам никогда бы и в голову не пришло огораживать свою территорию.

Заговорил второй мужчина, более мягким, старческим голосом:

— Очень похоже на то, чем теперь занимаются здешние пришельцы. Захватывай все, что можешь, игнорируя установившуюся практику использования земли сообществом, рядом с этой землей проживающим. Интересно, не правда ли? В особенности если принять во внимание то, что они, по всей вероятности, считают себя кем-то вроде индейцев-кочевников, живущих в полном согласии с землей и природой, а отнюдь не агрессивными ковбоями, намеренными жестоко ее эксплуатировать.

— Но у них есть хоть какие-то основания? — спросила женщина.

— Не могу представить себе, откуда такие основания могли бы взяться, — заметил старик. — Когда Дик Уэлдон попытался огородить Рощу, Алиса дала ей официальную характеристику как местности, представляющей научный интерес, поэтому любая попытка рубить там деревья приведет сюда полицию быстрее, чем если бы они решили устроить пикник на лужайке перед моим домом. Алиса боялась, Дик сделает то, что пытались сделать его предшественники — уничтожит древнюю естественную среду обитания животных ради того, чтобы заполучить дополнительный акр пахотной земли. В пору моего детства этот лес простирался на полмили к западу. Теперь подобное кажется совершенно невероятным.

— Джеймс прав, — закивал второй мужчина. — Практически все обитатели поселка — даже дачники — могут доказать факт более длительного пользования землей, чем внезапно объявившиеся здесь захватчики. Конечно, может уйти определенное время на изгнание их отсюда, поэтому придется мириться с шумом и неудобствами… но очень скоро, полагаю, нам удастся заставить их прекратить вырубку.

— Похоже, они занимаются не вырубкой, а чем-то другим, — заметила женщина. — Насколько я вижу, они распиливают упавшие мертвые деревья… точнее, распиливали бы, если бы у них не заглохла пила. — Она помолчала. — Интересно, откуда они узнали, что эта земля чего-то стоит и что из-за нее можно по-настоящему рискнуть? Если бы спорной вдруг оказалась территория Гайд-парка… тогда, конечно, что и говорить. Но Шенстед? О нем ведь никто никогда и не слышал.

— У нас здесь бывает много дачников, отдыхающих, — не согласился старик. — Некоторые приезжают много лет подряд. Возможно, кого-то из бродяг привозили сюда еще ребенком.

Наступила более долгая пауза, которую спустя некоторое время нарушил первый мужчина:

— Элеонора Бартлетт говорила, что им известны имена всех обитателей поселка… даже мое, что заставляет предположить достаточно тщательный сбор информации или наличие источника среди местных жителей. Элеонора была как-то необычно взволнованна, поэтому не знаю наверняка, сколь многому из сказанного ею можно доверять. Но она была абсолютно убеждена, что они шпионят за поселком.

— В этом есть определенный смысл, — заметила женщина. — Нужно быть совершенным идиотом, чтобы не провести предварительную разведку местности перед вторжением в нее. А вы не замечали, Джеймс, в последнее время в поселке появлялись какие-то незнакомцы? Здешняя Роща — превосходное укрытие, в особенности возвышенность справа. Если у вас есть хороший бинокль, оттуда будет отлично видна большая часть поселка.

Понимая, что Лис полностью занят разговором в Особняке, Вулфи осторожно повернул голову так, чтобы от него не ускользнуло ни одно произнесенное там слово. Некоторые из слов были ему непонятны, но голоса нравились. Даже голос убийцы. В них было что-то от актерской манеры говорить, примерно то же, что и в голосе Лиса. Но больше всего ему нравились интонации женщины, в которых чувствовалась своеобразная мелодичность, как и у его матери.

— Знаете, Нэнси, я поступал очень глупо, — сказал старик. — Я думал, что врага гораздо ближе к моему семейству… но теперь мне думается, что вы правы. Может быть, я имею дело с теми людьми, которые зверски уничтожали лис Алисы — просто с немыслимой жестокостью. С отвратительной жестокостью: они разбивали им морды и обрывали хвосты еще у живых бедн…

По непонятной причине рядом с Вулфи возникло какое-то странное движение. Ладони отца закрыли ему уши, затем Лис схватил мальчика за ноги и взвалил на плечо. Плачущего от страха Вулфи пронесли по лесу и бросили на землю перед костром. Губы Лиса у самого лица мальчика хрипло произносили слова, которые Вулфи слышал только частично:

— Та женщина… когда… она туда приехала?.. Слышал, что они сказали? Кто такая Нэнси?

Вулфи никак не мог понять, почему так зол Лис, но глаза его расширились от ужаса, когда он увидел, как отец потянулся в карман за бритвой.

— Что, черт возьми, ты вытворяешь? — злобно крикнула Белла, отталкивая Лиса и опускаясь на колени рядом с перепуганным ребенком. — Он ведь совсем маленький. Посмотри на него, он до смерти испугался.

— Я нашел его, когда он крался к Особняку.

— Ну и что?

— Я не хочу, чтобы он нам все дело испортил.

— Боже милостивый! — прохрипела Белла. — И ты считаешь, что если до смерти его напугаешь, то добьешься своего? Иди сюда, миленький, — сказала она, беря Вулфи на руки. — Он же кожа да кости, — произнесла Белла с явным укором в голосе. — Ты его совсем не кормишь.

— Во всем виновата его мать, она нас бросила, — равнодушно произнес Лис и извлек из кармана двадцатифунтовую банкноту. — Возьми и накорми его. У меня нет времени. Пока ему хватит.

Он воткнул бумажку между рукой Беллы и телом Вулфи. Белла подозрительно посмотрела на Лиса.

— И с чего это ты вдруг разбогател?

— Не твое собачье дело. А что касается тебя, — сказал он, тыча пальцем под нос Вулфи, — смотри! Если я тебя там еще хоть раз поймаю, ты пожалеешь о том, что родился на свет.

— Я не сделал ничего плохого, — захныкал мальчик. — Я только искал маму и маленького Каба. Они ведь где-то есть, Лис. Они ведь должны где-то быть…

Белла прикрикнула на детей, приказав им не шалить, и поставила перед каждым тарелку со спагетти.

— Я хочу поговорить с Вулфи.

Она присела рядом, приглашая мальчугана подвинуться поближе. Дети — все они были девочки — мрачно взглянули на гостя и послушно склонились над тарелками. Одна из девочек на вид была немного постарше Вулфи, но другие две были примерно его возраста, и он чувствовал себя крайне неловко в их присутствии, понимая, насколько он грязный и худой.

— Что произошло с твоей мамой? — спросила Белла.

— Не знаю, — пробормотал он в ответ, уставившись в тарелку.

Она взяла ложку и вилку и вложила их ему в руки.

— Ну, давай ешь. Это не милостыня, Вулфи. Лис заплатил, и он разъярится, как лев, если узнает, что я не потратила деньги по назначению. Он совсем неплохой парень, — добавила она. — А тебе, Вулфи, нужно как следует подрасти. Сколько тебе лет?

— Десять.

Белла была потрясена. Ее старшей дочери было девять, а Вулфи и по росту, и по весу сильно уступал ей. В последний раз, когда она его видела прошлым летом в Бартон-Эдже, Вулфи с братом почти постоянно прятались за юбку матери. Белла предположила, что они такие робкие из-за своего возраста. Она давала Вулфи не больше шести-семи лет, а его брату — не больше трех. Да ведь и мать у них была такая же робкая. Белла так и не смогла припомнить, как ее звали, а возможно, она и вообще не знала ее имени.

Белла наблюдала, как ребенок запихивает в рот еду. Он делал это так, словно не ел несколько недель подряд.

— Каб — твой брат?

— Да.

— А сколько ему лет?

— Шесть.

Боже! Ей хотелось спросить Вулфи, взвешивали ли его когда-нибудь, но Белла побоялась напугать несчастного ребенка.

— Кто-то из вас двоих когда-нибудь ходил в школу, Вулфи? Или, может быть, кто-то учил вас дома?

Он опустил ложку и вилку и отрицательно замотал головой.

— Лис говорил, что учиться не нужно. Мама учила меня и Каба читать и писать. Иногда мы ходили в библиотеки, — ответил он после недолгого молчания. — Больше всего там мне нравились компьютеры. Мама показала мне, как работать в Интернете. И я очень много там узнал.

— А как насчет врача? Ты когда-нибудь ходил к врачу?

— Нет, — откровенно признался мальчик. — Я никогда не болел.

Интересно, есть ли у него свидетельство о рождении, подумала Белла, знают ли власти о его существовании?

— А как зовут твою маму?

— Лисиха.

— Что, у нее нет другого имени?

Мальчик ответил ей с набитым ртом:

— Как у Лиса? Проклятая?.. Я один раз спросил ее, и она сказала, что только Лиса зовут Проклятым.

— Да, что-то в этом роде. Я имела в виду фамилию. Моя фамилия Престон. Меня зовут Белла Престон. Моих девочек — Тэнни, Гэбби и Молли Престон. У твоей мамы была фамилия?

Вулфи отрицательно покачал головой.

— Ну, Лис когда-нибудь называл ее как-то по-другому, не Лисихой?

Вулфи бросил взгляд на девочек.

— Только сучкой, — ответил он и вновь постарался запихнуть в рот как можно больше макарон.

Белла улыбнулась, она не хотела, чтобы ее дети знали, в каком ужасном положении находится мальчишка. Теперь поведение Лиса заметно отличалась от того, которое он демонстрировал в Бартон-Эдже, и не только она, но и многие другие члены их группы заметили, что он явно реализует совсем не тот план захвата ничейной земли, который предложил пять месяцев назад, а какой-то другой. Тогда Лис особое внимание уделял семейным ценностям.

— Шансов у нас значительно больше, чем четырнадцать миллионов к одному, как бывает при покупке лотерейного билета, но с юридической точки зрения все абсолютно законно, — заявлял тогда Лис. — В худшем случае вы останетесь там до тех пор, пока заинтересованные стороны не начнут судебное дело против вас. Этого времени вам вполне хватит на то, чтобы ваших детей зарегистрировали в местной поликлинике и они смогли бы поучиться в настоящей школе. Подобная процедура займет никак не меньше шести месяцев, а скорее всего значительно больше. В лучшем же случае у каждого из вас будет собственный дом. Разве подобная перспектива не стоит того, чтобы ради нее по-настоящему рискнуть?

Никто, конечно, особенно не верил его посулам. По крайней мере Белла им не верила. Самое большее, на что она могла рассчитывать, — жалкое жилье в какой-нибудь Богом и людьми забытой местности, и подобное будущее устраивало ее значительно меньше, чем привычное бродяжничество. Белле хотелось безопасности и свободы для своих детей, а не разлагающего влияния грязной шпаны в каком-нибудь блошином районе, воняющем нищетой и уголовщиной. Но Лис сумел убедить многих из них хотя бы сделать попытку.

— Вы ведь ничего не теряете! — говорил он.

Белла встретилась с Лисом только еще один раз в промежуток между их первой встречей в Бартон-Эдже и формированием конвоя из автофургонов прошлой ночью. Все остальные согласования проводились по телефону и по рации. Никто из членов группы, кроме самого Лиса, не знал, где находится «ничейная земля» — им просто сказали, что она расположена где-то на юго-западе. Единственная дополнительная встреча потребовалась лишь для окончательного определения состава группы. К тому времени слухи о проекте распространились довольно широко, и возникла даже серьезная конкуренция на участие в «экспедиции». Однако Лис ограничил количество членов группы шестью автофургонами, и выбор делал он сам. Первым его условием было наличие у участников «экспедиции» детей. Белла тогда спросила его, кто дал ему право играть роль Господа Бога, и он ответил:

— Только я один знаю, куда мы едем.

Единственным логическим основанием выбора Лиса было отсутствие дружеских связей между членами группы, чтобы никто не мог угрожать его руководящему положению в ней. Белла возражала против этого. Она настаивала на том, что группа друзей, объединенных давней взаимной привязанностью, будет во всех отношениях значительно более успешной, чем сборище ничем не связанных между собой и чужих друг другу людей. Ей было просто и грубо сказано: «Либо ты принимаешь мои условия, либо уходишь». Белле ничего не оставалось, как капитулировать. Любая мечта — даже строительство такого воздушного замка, которое им предлагал Лис, — стоила того, чтобы за нее побороться.

— Лис — твой отец? — спросила она Вулфи.

— Наверное, да. Мама говорила, что отец.

У Беллы давно возникали сомнения по этому поводу. Она помнила, как мать Вулфи говорила, что мальчик очень похож на отца, но Белла не находила ни малейшего сходства между Вулфи и Лисом.

— А ты всегда с ним жил? — спросила она.

— Да, конечно, но только он часто надолго уходил.

— И куда он уходил?

— Не знаю.

В тюрьму, решила Белла.

— И сколько времени его не было?

— Не знаю.

Она собрала соус в его тарелке кусочком хлеба и протянула Вулфи.

— Значит, вы все время странствовали?

Он запихал хлеб в рот.

— Наверное, не всегда.

Белла сняла кастрюлю с плиты и поставила ее перед Вулфи, положив рядом еще хлеба.

— Можешь и кастрюлю подтереть, миленький. Ты сильно проголодался, как я вижу. — Она наблюдала, как мальчик расправляется с остатками соуса в кастрюле, и думала о том, что, видимо, прошло очень много времени с тех пор, как он в последний раз по-человечески ел. — Так когда ушла твоя мама?

Она ожидала очередного односложного ответа, но вместо него получила целый поток слов:

— Не знаю. У меня ведь нет часов, а Лис никогда не говорит мне, какой сегодня день. Он считает, что это не важно, а я, наоборот, думаю, что важно. Она с Кабом ушла как-то утром. Сдается мне, что несколько недель назад. Лис сильно злится, если я у него спрашиваю. Он говорит, что она бросила меня, но я-то думаю, что он не прав, потому что она обо мне всегда больше заботилась, чем о нем. Скорее всего она ушла от него. Она очень его боялась. Он ведь страшно не любит, когда ему кто-то противоречит. К тому же нельзя при нем слишком часто повторять слово «нет», — добавил он мрачно, сымитировав интонацию и манеру Лиса. — При нем нужно говорить правильно, иначе получишь.

Белла улыбнулась:

— Твоя мама тоже умела правильно говорить, как и он?

— Так, как в кино?

— Да.

— Иногда. Но она вообще-то много никогда не говорила. С Лисом всегда я разговаривал, потому что она его очень боялась.

Белла снова вспомнила ту их встречу четыре недели назад, на которой шел отбор участников «экспедиции». Была ли там его баба? Нет, Белла не могла припомнить. Лис настолько доминировал над всем, что полностью заполнял ее воспоминания. Да и какое ей дело до его «жены» и до того, где она? И какое ей дело до его детей? Несмотря на все сомнения относительно безраздельного права Лиса быть лидером их группы, его уверенность в себе восхищала Беллу. Он был из тех мужчин, которым удавалось подчинять себе окружающий их мир. Крутой парень, не из тех, кому можно безнаказанно перейти дорожку, он слов на ветер не бросает…

— И что он делает, когда с ним не согласны или начинают спорить? — спросила она Вулфи.

— Достает свою бритву.

Джулиан закрыл ворота за Хвастуном и пошел искать Джемму, чей фургон был припаркован в пятидесяти футах от фургона Хвастуна. Джемма была дочерью одного из фермеров-арендаторов в Шенстед-Вэлли, и любовь, которую ей удалось пробудить в сердце Джулиана, была настоящей всепоглощающей страстью шестидесятилетнего стареющего мужчины к молодой женщине, без особого отвращения отдающейся ему. Джулиан был вполне здравомыслящим человеком, чтобы понимать, что в его влечении к ней не меньше желания простого, легкого, ни к чему не обязывающего общения, нежели вожделения, вызываемого ее молодым и сексуальным телом. Тем не менее для мужчины его возраста, состоящего в браке с женщиной, давно потерявший былую привлекательность, подобное сочетание сексуальности и красоты стало очень мощным стимулом. Он уже много лет не чувствовал себя таким молодым и крепким.

При всем том ужас Джеммы при мысли, что ей могла позвонить Элеонора, удивил его. Собственная реакция Джулиана была гораздо спокойнее, он даже испытал нечто вроде облегчения от того, что его секрет наконец-таки вышел наружу. Втайне Джулиан рассчитывал, что Элеонора к тому времени, пока он доедет до дома, уже уберется оттуда, конечно, оставив на столе злобную записку, сообщающую, что она не может дальше жить с таким подонком, подлецом и негодяем. Ощущение вины никогда не причиняло Джулиану особых неудобств, наверное, потому, что ему самому никто до сих пор не изменял. И все-таки пусть немного, но настроение ему портило отчетливое предчувствие омерзительной истерики и скандала. Впрочем, стоит ли из-за этого беспокоиться? Да, конечно, не стоит! Немного поразмыслив и порассуждав по-своему, равнодушно и отстраненно — «вполне по-мужски», как характеризовала подобный способ рассуждений его первая жена, — Джулиан пришел к выводу, что Элеонора не меньше его самого хочет положить конец их браку, давно превратившемуся в чистую формальность.

Он нашел Джемму рядом с ее автомобилем. Та была в ярости.

— Как ты мог оказаться таким придурком? — заорала она, злобно сверкая глазами.

— О чем ты?

— О том, что ты бросил мой номер телефона в первом попавшемся месте.

— Я не бросал его. — Неуклюже пытаясь успокоить свою даму, Джулиан обнял ее за талию. — Ты ведь знаешь, какая она. Скорее всего она просто рылась в моих вещах.

Джемма резким и неприязненным движением высвободилась из его объятий.

— Люди смотрят, — сказала она и сбросила куртку.

— Кому какое дело?

Она сложила куртку и убрала ее на заднее сиденье своего «вольво».

— Мне дело, и очень большое, — ответила она резко, обошла вокруг Джулиана, чтобы проверить, насколько надежен трос, соединяющий автомобиль с фургоном. — Ты, наверное, не обратил никакого внимания на то, что чертова репортерша стоит всего в двадцати шагах от нас, и, видимо, полагаешь, что будет очень кстати, если завтра во всех утренних газетах будет напечатана фотография, на которой ты меня обнимаешь. Уж тогда-то Элеонора при всей ее глупости поймет, что к чему, без лишних подсказок.

— Ну что ж, не потребуется тратить время на бессмысленные объяснения, — ответил Джулиан легкомысленным тоном.

Она бросила на него уничтожающий взгляд.

— Объяснения кому?

— Элеоноре.

— А моему отцу? Ты вообще-то представляешь его реакцию? Его возмущение и ярость? Я надеюсь только на то, что твоя сучка-жена еще не позвонила ему и не рассказала, какая я шлюха, а ведь с ее единственным талантом сплетницы и скандалистки надеяться мне практически не на что. — В отчаянии Джемма топнула ногой. — Ты уверен, что в твоем доме нет ничего, где бы упоминалось мое имя?

— Уверен. — Джулиан провел рукой по шее и оглянулся. Репортерша смотрела совсем в другую сторону, ее гораздо больше интересовал охотник, уводивший своих собак. — А почему это тебя так беспокоит, что скажет твой отец?

— Ты знаешь почему, — огрызнулась она. — Без его поддержки я не смогу заниматься своим любимым делом. На свою жалкую секретарскую зарплату я даже не смогу содержать лошадь. И никто не сможет. Отец платит за все… даже за мою гребаную машину. Поэтому ты бы лучше сейчас задумался, каким образом заставить женушку держать язык за зубами. — Увидев, как Джулиан насупился, ощетинившись, Джемма раздраженно вздохнула. — О, только ради Бога, не будь ребенком! — прошипела она. — Неужели ты не видишь, что мы на грани чудовищной катастрофы? Отец рассчитывает на достойного зятя, который сможет помогать ему на ферме, и уж, конечно, никак не ждет, что в зятья будет напрашиваться его же ровесник.

Джулиан никогда прежде не видел Джемму в такой ярости, и она неожиданно напомнила ему Элеонору. Блондинка, хорошенькая и с единственным интересом в жизни — деньги. И обе они лишь клоны его первой жены, которая всегда больше любила своих детей, чем его. У Джулиана в жизни было очень немного иллюзий. И среди них — непреодолимое влечение к блондинкам тридцати с небольшим лет. А он ведь им тоже нравился. Эта странная особенность оставалась совершенно необъяснимой, столь же непонятной, как и то, что его быстро вспыхивавшая любовь к пресловутым блондинкам так же быстро, легко и бесследно проходила.

— Рано или поздно все в любом случае вышло бы наружу, — пробормотал он. — И как ты тогда объяснила бы отцу?

— Да… ну… Получается, что я все должна сама расхлебывать и за все отдуваться. Я надеялась, что мы сможем подвести его к пониманию случившегося тактично… постепенно. Ты прекрасно понимаешь, — сказала она раздраженно. — Почему, как ты думаешь, я постоянно твердила тебе: будь осторожен, будь осторожен?

Джулиан, по правде говоря, не придавал конспирации никакого значения. Главной его мыслью всегда было только, где и когда они в следующий раз встретятся. Технические детали его не интересовали ни в малейшей степени до тех пор, пока Джемма готова была предоставлять свое молодое тело для его удовольствия. Он иногда прибегал к незначительным мерам предосторожности, но вовсе не ради Джеммы, а исключительно ради себя самого. Джулиан был достаточно опытным в жизни человеком, чтобы знать: не стоит высовываться до тех пор, пока ты полностью не уверен в том, что тебя примут с радостью. И ему совсем не хотелось оказаться в тисках крайне мучительной семейной ситуации, если бы Элеонора вдруг обнаружила наличие у него любовницы, а Джемма, почувствовав, что пахнет жареным, унесла бы ноги. В этом случае Джулиан до конца жизни оставался бы беспомощной жертвой унизительных выходок Элеоноры.

— Ну и как, по-твоему, я должен поступить? — недовольно спросил он. Упоминание о том, каким представляет себе своего зятя Питер Сквайерс, совсем расстроило Джулиана. Да, ему хотелось освободиться от Элеоноры, но одновременно он стремился сохранить статус-кво с Джеммой, мгновения сексуальной страсти между игрой в гольф и выпивками в пабе, оживлявшие рутину сельской жизни, но не накладывавшие на него никаких обязательств. В свое время он создал семью, но и семья, и дети вызывали у Джулиана только неприязнь и раздражение. А вот любовница — другое дело, она пробуждала в нем радость жизни, наполняла юношеской энергией… до тех пор, пока ее требования не становились чрезмерными.

— О Господи! Как же я ненавижу это в мужчинах! Я тебе не нянька, Джулиан! Из-за тебя мы попали в такую ситуацию, так что, уж будь любезен, найди способ из нее выкарабкаться. Не я ведь бросила свой номер телефона посередине твоего дома. — Она тяжело опустилась на водительское сиденье и включила зажигание. — Я от лошадей не откажусь… поэтому если слухи дойдут до отца… — она сделала мрачную паузу, — мы сможем держать мою лошадь в твоих конюшнях. — Джемма захлопнула дверцу. — Сам выбирай! — крикнула она в окно перед тем, как отъехать.

Джулиан смотрел ей вслед до тех пор, пока она не выехала на шоссе, затем резким движением сунул руки в карманы и медленно направился к собственной машине. Дебби Фаулер, краем глаза наблюдавшей за происходящим, их движения и жесты сказали очень много. Интрижка между развратным стариком, прибегающим к массе ухищрений, чтобы скрыть признаки возраста, и девицей, молодость которой явно на исходе.

Она повернулась к одной из участниц охоты и спросила, кивнув в сторону удаляющегося Джулиана:

— Вы не знаете, как зовут того мужчину? Он написал имя на бумажке, когда я брала у него интервью, но я, кажется, по рассеянности бумажку потеряла.

— Джулиан Бартлетт, — охотно ответила женщина. — Он часто играет в гольф с моим мужем.

— И где он живет?

— В Шенстеде.

— Он мужчина, я смотрю, хоть куда.

— Приехал из Лондона.

— Ах, ну это многое объясняет, — сказала Дебби, положила страничку в блокнот, в котором уже было записано «цыгане, Шенстед», и внизу подписала: «Джулиан Бартлетт». — Спасибо, — произнесла она, с улыбкой обращаясь к женщине, — вы мне очень помогли. Значит, если я правильно вас поняла, вы полагаете, что более гуманно убивать хищников и сельскохозяйственных вредителей, травя их собаками, нежели отстреливая или уничтожая ядами?

— Ну конечно. Какие могут быть сомнения? Собаки свою работу делают чисто. Яд и пули — гораздо более грязные средства.

— То, что вы сказали, относится ко всем разновидностям хищников и сельскохозяйственных вредителей?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, к примеру, будет ли столь же гуманно травить собаками кроликов? Или серых белок… или крыс… или барсуков? Ведь они все вредители?

— Многие с этим в принципе согласятся. Терьеров специально учат пролезать в любые норы.

— А вы сами одобряете подобную точку зрения?

Женщина пожала плечами.

— Вредители есть вредители, — ответила она. — Каким-то образом все равно надо контролировать их численность.

Белла оставила Вулфи с дочерьми и отправилась к тем, кто работал с электропилой. Пила снова заработала, и из сушняка уже успели вытесать десяток кольев разной величины. Идея, на этапе планирования представлявшаяся вполне реальной, но теперь казавшаяся Белле наивной, заключалась в том, чтобы забить эти колья в землю и таким образом сделать что-то вроде частокола. Сейчас их первоначальный замысел представлялся абсолютно утопическим. Дюжиной кольев разной формы и величины, установленных вертикально, можно оградить территорию площадью не более чем два квадратных метра. Кроме того, у Беллы возникли сомнения, что они вообще устоят, не говоря уже о мучительной работе по вкапыванию их в промерзшую землю.

Сегодня утром Лис предупредил всех, что Роща отнесена к числу природных объектов, представляющих научный интерес, поэтому одно-единственное срубленное дерево может стать причиной их насильственного изгнания отсюда. Но старых поваленных деревьев и сушняка пока вполне хватит для их нужд.

Почему он сообщил им об этом только сегодня утром? Почему он так долго молчал? — раздраженно спросила его Белла. Кто разрешит им заниматься строительством на охраняемой территории? Она еще не получила статус охраняемой, ответил он. Как только они здесь обоснуются, то смогут юридически оформить свои возражения. Лис говорил таким тоном, словно ничего не было легче, чем просто вот так взять и обосноваться в Роще.

Теперь все представлялось совсем в ином свете. Большая часть сушняка оказалась гнилой и трухлявой, из-под влажной коры прорастали мох и грибы. Среди собравшихся ощущались первые признаки раздражения и даже откровенной злобы. Иво, мрачно, исподлобья смотревший вокруг, собирался начать вырубку живых деревьев.

— Да что мы попусту тратим время? — прохрипел он, пнув конец валявшейся у него под ногами толстой ветки, которая тут же рассыпалась в труху. — Вы только посмотрите на это. Всего три фута чистой древесины. Лучше бы нам взять и срубить одно из тех деревьев, что растут вон там, посередине. Никто не узнает.

— А где Лис? — спросила Белла.

— Охраняет ограждение.

Она отрицательно покачала головой:

— Я только что там была. Там двое ребят, и они уже сильно притомились. Пора бы их сменить.

Иво, повернувшись к парню с электропилой, провел боковой стороной ладони по горлу и подождал, пока утихнет шум.

— Где Лис? — спросил он.

— Откуда я-то знаю! Последний раз я его видела, когда он шел к Особняку.

Иво вопросительно взглянул на остальных членов группы, но они все отрицательно покачали головами.

— Господи! — воскликнул он с отвращением в голосе. — Ну и мудак он! Только командовать умеет! А чем он сам-то занимается? Главное наше правило, насколько я его помню, состоит в том, что у нас есть шанс только в том случае, если мы будем держаться вместе, но что он сам-то сделал на общую пользу, кроме как повыстебывался перед тем нервным фермером и перед старой сучкой в анораке? Или что, только я здесь один такой недовольный?

Послышалось множество возмущенных голосов.

— Фермер узнал его голос, — заметила Сэйди, приходившаяся женой парню с электропилой. Она сняла шарф и вязаную шапку и запалила самокрутку. — Вот почему он заставляет нас носить это дерьмо. Ему не хочется, чтобы здешние поняли, что он единственный из нас, кому надо маскироваться.

— Он сам признался?

— Нет… Я сама догадалась. Что-то от всей нашей затеи начинает вонять чем-то подозрительным. Мы с Греем приехали сюда, чтобы дать нашим детям настоящий дом. Но теперь я понимаю, что мы угодили в ловушку. Мы здесь для того, чтобы отвлечь внимание. Пока внимание всех здешних жителей сосредоточено на нас, Лис может делать все, что ему заблагорассудится.

— Сдается мне, что его сильно интересует Особняк, — заметил муж Сэйди, опуская пилу на землю и показывая на дома. — Он всякий раз исчезает именно в том направлении.

Иво задумчиво посмотрел между деревьев.

— А кто он такой в самом-то деле? Кто-нибудь его по-настоящему знает? Его ведь раньше с нами не было?

Все замотали головами.

— Такие типы, как он, сразу бросаются в глаза, — сказала Сэйди, — но в первый раз мы его увидели в Бартон-Эдже. А где он был до того? И где его черти носили несколько последних месяцев?

Белла подала голос:

— С ним тогда были мать Вулфи и его брат. А где они теперь? Известно кому-нибудь, что с ними сталось? Бедный малыш по ним вообще с ума сходит… говорит, что их нет уже много недель.

Ее слова были встречены полным молчанием.

— Да уж, начинаешь задумываться, — пробурчала Сэйди.

Решение неожиданно принял Иво:

— Ладно, возвращаемся по автобусам. Не стану я над этим дерьмом надрываться, пока не получу ответа на свои вопросы. Если он думает… — Он запнулся, так как Белла взяла его за руку, предупреждая.

Хрустнула ветка.

— Думает что? — спросил Лис, выскользнув из-за дерева. — Что ты будешь выполнять приказы? — Он угрожающе ухмыльнулся. — И ты, конечно, будешь их выполнять. Ведь у тебя мужества не хватит помериться со мной силами, Иво. — Он обвел всю группу злобным, холодным взглядом. — И ни у кого из вас не хватит мужества.

Иво наклонил голову с видом быка, приготовившегося к нападению.

— Испробуй мое мужество, если желаешь, мудак!

Белла заметила, как в сжатой правой руке Лиса сверкнуло стальное лезвие. О Боже!

— Пойдем перекусим и не будем заниматься глупостями, — крикнула она, хватая Иво за руку и увлекая его к лагерю. — Я здесь ради будущего своих детей, а не для того, чтобы смотреть, как пара неандертальцев перегрызает друг другу глотки.