Охота на лис

Глава 15

Они обедали на кухне, во главе стола сидел Джеймс. Мужчины приготовили еду, воспользовавшись продуктами, которые Марк привез из Лондона, а Нэнси накрыла на стол. По какой-то причине Джеймсу захотелось сделать праздничную сервировку, и Нэнси послали в столовую подыскать что-нибудь особенное, что подходило бы к Рождеству. Она догадалась, что это всего лишь предлог: мужчинам нужно было побеседовать наедине, а может быть, они таким способом просто хотели дать ей возможность познакомиться с фотографиями Алисы, Элизабет и Лео. Или и то, и другое.

Судя по тому, что столовая была превращена в склад для старых стульев и ящиков, Нэнси стало ясно, что она давным-давно не использовалась по назначению. Было холодно, и все вокруг толстым слоем покрывала пыль. Повсюду распространялся запах распада, о котором упоминал Марк, но Нэнси показалось, что это скорее запах сырости и запустения, чем гниения. Краска кое-где у плинтусов стала отходить, штукатурка размякла. Столовая, несомненно, была частью владений Алисы, решила Нэнси и подумала, что, наверное, Джеймс старается заходить сюда как можно реже, так же как и в сад.

Стол из темного красного дерева занимал почти всю длину одной из стен столовой. Он был завален какими-то бумагами и картонными коробками. На некоторых коробках она разглядела надпись большими яркими буквами «RSPCA», на других — «Barnardo's» или «Child Soc». На всех коробках буквы были большие и черного цвета, из чего Нэнси заключила, что это что-то вроде распределительной тары для благотворительных целей Алисы. Большие пятна плесени на коробках свидетельствовали о том, что интересы Алисы ушли в небытие вместе с ней. На нескольких коробках всякая маркировка отсутствовала, и они в основном лежали на боку. Папки из них вывалились и были разбросаны по всему столу. Счета по уплате за обслуживание. Бумаги, имеющие отношение к садоводству. Страховка на автомобиль. Банковские счета. Депозитные счета. Обычные повседневные бумаги.

В комнате не было картин, только фотографии, хотя наличие бледных прямоугольников на стенах указывало на то, что когда-то они здесь висели. Зато фотографии были повсюду. На стенах, на любой свободной поверхности, в альбомах, сложенных стопкой на буфете. Даже если бы Нэнси была к ним совершенно равнодушна, она не смогла бы пройти мимо, не обратив на них внимания. В основном это были очень старые фотографии. История ушедших поколений Локайер-Фоксов в снимках. И не только история семьи, но и их предприятия по отлову и переработке омаров. Здесь были также виды Особняка и долины, снимки собак и лошадей. Над камином висел студийный портрет матери Джеймса, а в алькове справа — свадебная фотография молодого Джеймса с женой.

Пристально разглядывая изображение Алисы, Нэнси почувствовала, что вторгается в какую-то запретную область в поисках семейных секретов. У Алисы было хорошенькое и довольно волевое лицо; она так же отличалась от черноволосой скуластой матери Джеймса, как Северный полюс отличается от Южного. Хрупкая блондинка с ярко-голубыми шаловливыми глазами, как у хитренького сиамского котенка. Нэнси была потрясена. Она представляла себе Алису совсем другой. В воображении она наложила образ своей умершей приемной бабушки — жесткой старушки с морщинистым лицом, узловатыми пальцами и сварливым характером настоящей крестьянки — на образ бабушки биологической, превратив ее во властную даму, раздражительную и резкую.

Взгляд Нэнси привлекли еще две фотографии, стоявшие на бюро, в двойной кожаной рамке как раз под свадебной фотографией. Слева — Джеймс и Алиса с парой крошек; справа — студийный портрет двух подростков, девочки и мальчика. Они одеты в белое и сфотографированы на черном фоне в классической свободной позе: мальчик стоит за девочкой, положив руку ей на плечо, лица повернуты к камере. «Уж поверьте мне на слово, — говорил ей Марк, — никто никогда и нигде не примет вас за Элизабет». Он был прав. В Нэнси не было ничего от этой накрашенной «куклы Барби» с капризным ртом и тупым выражением равнодушных глаз. Но Элизабет была удивительно похожа на свою мать, при полном отсутствии в ней яркой индивидуальности Алисы.

Нэнси напомнила себе, что несправедливо судить о человеке по фотографии. Особенно по студийной. Однако и у Лео было такое же неприятно равнодушное выражение лица, как и у сестры. Нэнси предположила, что стиль снимка был выбран ими самими, так как маловероятно, чтобы Джеймс с Алисой захотели бы иметь в качестве воспоминания о детях столь странное их изображение. Лео заинтересовал ее. Двадцативосьмилетней Нэнси его попытки выглядеть сексуальным показались смешными, но она вынуждена была признать, что в пятнадцать она скорее всего нашла бы его очень привлекательным. У Лео были темные волосы его бабушки и голубые глаза матери, только несколько более светлые. Очень интересное сочетание, хотя Нэнси неприятно удивило то, что она, несомненно, больше походила на него, чем на его сестру.

Они оба ей не понравились, хотя Нэнси и не знала точно, была ли ее неприязнь спонтанным чувством или ее в определенной мере спровоцировал рассказ Марка. Как ни странно, они вызвали у нее в памяти единственный в чем-то схожий образ — возможно, из-за белой одежды и накладных ресниц Элизабет, — коварно-невинное лицо Малькольма Макдауэлла в «Заводном апельсине» в те мгновения, когда он садистски издевался над своими жертвами в оргии извращенного самовыражения. Может быть, в душе они чем-то на него похожи, подумала Нэнси. А может, это всего лишь модный в их компании образ напускной аморальности, которого не должны были заметить их родители.

Обеденный сервиз стоял на буфете, покрытый слоем пыли. Нэнси перенесла верхние тарелки на стол, чтоб достать из-под них нижние, почище. «Да, глядя на фотографию, можно такого напридумывать», — сказала она себе, вспомнив собственные подростковые снимки, сделанные в основном отцом и в свое время заполнявшие почти всю их ферму. И что такие простенькие карточки могли сообщить чужому человеку о ней, ее интересах, ее характере? Только то, что Нэнси Смит — открытый и искренний человек, которому нечего скрывать от окружающих? Но даже подобное заключение было бы неверным.

Когда Нэнси вернула тарелки на место, она заметила маленькую отметину в форме сердца в слое пыли, покрывавшей буфет, там, где они стояли. Кто и когда ее сделал? — подумала она. В этой холодной и мертвой комнате сердечко в пыли показалось ей таким трогательным символом любви, что по телу Нэнси пробежала невольная дрожь, как от какого-то зловещего предзнаменования. Во всем можно прочесть какие угодно символы и знаки, подумала она, бросив прощальный взгляд на улыбающиеся лица молодых деда и бабушки на свадебной фотографии.

Лис велел Вулфи вернуться в автобус, но вмешалась Белла.

— Пусть остается у меня, — сказала она, прижимая к себе ребенка. — Мальчик волнуется за мать и брата. Он хочет знать, где они, и я обещала ему спросить у тебя.

От ужаса Вулфи задрожал. Белла чувствовала его дрожь даже сквозь пальто.

— Н-н-не н… н… надо, — произнес он, стуча зубами, — Л… л… лис м… м… можете… с… с… казать м… мне по… потом.

Бледные глаза Лиса уставились на сына.

— Делай, что тебе велено, — приказал он холодным тоном, кивнув в сторону автобуса. — Жди меня там.

Иво положил руку на плечо мальчика, чтобы остановить его.

— Нет. Нам всем это интересно, не только ему. Ты выбрал семьи для нашего проекта, Лис, сказал, давайте создадим общину… А где твоя собственная семья? В Бартон-Эдже у тебя была жена и еще один ребенок. Что с ними случилось?

Лис обвел взглядом всю группу и, наверное, заметил что-то такое в выражениях их лиц, что заставило его ответить. Он просто пожал плечами и сказал:

— Она ушла недель пять назад. С тех пор я ее не видел. Удовлетворены?

Все промолчали.

Белла почувствовала, что Вулфи просовывает свою ручонку в ее руку. Она облизала губы и спросила:

— И с кем это она ушла? Почему не взяла с собой Вулфи?

— Откуда мне знать? — отмахнулся от ее вопроса Лис. — У меня были дела, и когда я вернулся, ее и ребенка уже не было. Я ее не просил оставлять Вулфи. Когда я его нашел, он ничего не соображал… и не мог объяснить, что с ним произошло. Ее вещей тоже не было, но по некоторым признакам я понял, что с ней в автобусе кто-то был, из чего я сделал вывод, что она усыпила ребят, чтобы с кем-то потрахаться. Может быть, чтобы получить от своего клиента порцию героина. Она ведь без него не могла долго протянуть.

Белла чувствовала, как шевелятся у нее в руке пальцы Вулфи, и поняла, что он хочет ей что-то сказать.

— И где это произошло?

— В Девоне. В районе Торки. Мы работали на ярмарке. Она пришла в совершенно отчаянное состояние, когда закончился сезон и клиентов совсем не осталось. — Он перевел взгляд на Вулфи. — Каба было легче унести, чем второго, поэтому, я думаю, она успокоила свою совесть тем, что взяла с собой меньшего. — Лис видел, как на глаза мальчика навернулись слезы, и его губы искривила циничная улыбка. — Тебе бы стоило пожить с зомби, Белла. Единственное, что ее по-настоящему заботило, была наркота. Все остальное — дети, еда, ответственность, даже сама жизнь — могло идти к черту. Значение имели только наркотики. Или, может быть, ты никогда не задумывалась об этом? Возможно, твои собственные пристрастия заставляют тебя испытывать жалость к таким типам?

Белла сжала руку Вулфи.

— Мой парень тоже был неравнодушен к наркотикам, — сказала она, — поэтому нечего мне тут нотации читать о зомби. Я все прекрасно знаю. Да, конечно, с мозгами у него было не в порядке, но я искала его каждый раз, когда он пропадал, до тех пор, пока он не вкатил себе слишком большую дозу. А ты, Лис? Ты искал ее? — Она смерила его взглядом. — Нет никакой разницы, как она получит свою очередную дозу, очень скоро она окажется на панели. Ну и что ж, как ты себе это представляешь? Дама с ребенком на руках? Да не успеет она в себя прийти, как ее сцапает полиция или социальные работники. Ты ходил туда? Узнавал?

Лис пожал плечами:

— Возможно, я так и сделал бы, если бы был уверен, что она там, но она ведь шлюха. Кантуется где-то с каким-нибудь сутенером, готовым ее терпеть, пока она доставляет ему героин и бабки. Подобное и раньше случалось. У нее ведь забрали первого ребенка, и с тех пор она хуже смерти боялась полиции и социальных работников.

— Но ты ведь не можешь просто так ее бросить! — возразила Белла. — А как же Каб?

— А что такое?

— Он твой сын?

Он с усмешкой взглянул на нее:

— Боюсь, что нет. За маленького ублюдка несет ответственность кто-то другой.

Джеймсу захотелось обсудить вопрос о бродягах, и Нэнси обрадовалась, что разговор перешел на другую тему. Девушку совсем не радовала перспектива разговоров о ней самой и ее впечатлениях от фотографий. Несколько раз, обмениваясь взглядами с Марком, сидевшим напротив, она заметила, что его удивил столь сильный и внезапный интерес Джеймса к скваттерам в Роще, и она даже пожалела, что не знает, что они обсуждали во время ее отсутствия. Тему о зверски убитых лисах старик как-то слишком поспешно замял.

— Я не хочу говорить об этом, — резко сказал он.

— Марк, убедитесь, пожалуйста, что стол достаточно чист. Она очень воспитанная молодая дама. Я не хочу, чтобы она сказала своей матери, что я живу в свинарнике.

— Но он же чистый.

— Я не брился сегодня утром. Это заметно?

— Вы выглядите превосходно.

— Мне следовало бы надеть костюм.

— Вы выглядите превосходно.

— Нет, я совершенно убежден, что произвожу разочаровывающее впечатление. Думаю, она ожидала увидеть кого-то значительно более впечатляющего.

— Вы ошибаетесь.

— Я стал таким старым занудой. Как вы думаете, ее заинтересуют семейные дневники?

— Думаю, что в данный момент нет.

— Возможно, мне следует спросить ее о Смитах? Я не совсем осведомлен относительно того, что в подобных случаях требуют правила этикета.

— Сомневаюсь, что на сей счет существуют какие-то определенные правила. Просто будьте самим собой.

— О, вы не представляете, как это сложно! У меня из головы не выходят те жуткие телефонные звонки.

— Вы держитесь замечательно. Вы ей очень нравитесь, Джеймс.

— Вы уверены, Марк? Вы не пытаетесь просто сказать мне что-то приятное?

Джеймс подробно расспрашивал Марка о законах относительно присвоения ничейных земель, учета земельных участков, права проживания и пользования землей. Наконец он отодвинул в сторону тарелку и попросил молодого человека повторить, что сказали ему о бродягах Дик Уэлдон и Элеонора Бартлетт.

— Очень, очень странно, — задумчиво произнес он, когда Марк упомянул о шарфах, которыми у захватчиков была обвязана нижняя часть лица. — Зачем им так маскироваться?

Марк пожал плечами.

— На тот случай, если появится полиция? — предположил он. — Вероятно, снимки их физиономий можно отыскать в большинстве полицейских участков Англии.

— Мне кажется, вы упомянули, что, по словам Дика, полиция совсем не склонна вмешиваться в это дело.

— Да, он именно так и сказал… — Марк сделал паузу. — Но почему вы так заинтересовались?

Джеймс покачал головой:

— Со временем мы обязательно узнаем, кто они такие, поэтому зачем им сейчас скрывать свои лица?

— На тех, кого я видела в бинокль, были шарфы и вязаные шапки, — сказала Нэнси. — Они действительно были как-то уж не по погоде укутаны. Значит, Марк скорее всего прав — они боятся быть узнанными.

Джеймс кивнул.

— Видимо, да, — согласился он. — Но узнанными кем?

— Естественно, не Элеонорой Бартлетт, — ответил Марк. — Она настаивала на том, что никогда раньше их не видела.

— М-м… — Какое-то время полковник задумчиво молчал, затем улыбнулся обоим своим гостям. — Возможно, они боятся меня? Ведь, как совершенно справедливо заметили мои соседи, эти люди остановились буквально у меня на пороге. Может быть, нам стоит пойти и побеседовать с ними? Если мы перейдем заграждение у канавы и пройдем через лес, то застанем их врасплох, зайдя с тыла. А прогулка в любом случае пойдет нам на пользу. Как думаете?

С ними разговаривал человек, которого Марк когда-то знал — человек действия. Он улыбнулся ему и перевел вопросительный взгляд на Нэнси.

— Я с вами, — кивнула она. — Как кто-то когда-то сказал: «Узнай своего врага?» Было бы крайне неприятно пристрелить по ошибке совершенно невинного человека.

— Но с чего вы взяли, что они наши враги? — запротестовал Марк.

В глазах Нэнси появилась шаловливая искорка.

— А может быть, нам повезет, и они окажутся врагами нашего врага.

Джулиан стирал грязь с ног Хвастуна, когда услышал звук приближающихся шагов. Он обернулся и подозрительно уставился на Элеонору, вошедшую в двери конюшни. Ее визит сюда был до такой степени нехарактерен, что он решил, что Элеонора пришла, чтобы сказать ему все, что она о нем думает.

— Я сейчас не в настроении, — бросил он, — мы все обсудим за столом.

«Обсудим что?» — с ужасом подумала Элеонора. У нее возникло ощущение, будто она с завязанными глазами скользит по тонкому льду. Что собирается обсудить с ней Джулиан? У него не должно быть никаких серьезных проблем, которые следовало бы обсуждать. Или они все-таки есть?..

— Если ты об этих несчастных, что обосновались в Роще, то я уже, кажется, со всем разобралась, — сказала она, стараясь придать голосу возможно больше уверенности. — Прю попыталась переложить всю ответственность на тебя, но я убедила ее в неразумности подобного поведения. Хочешь выпить, миленький? Я принесу тебе сюда, если желаешь.

Джулиан швырнул щетку в ведро и потянулся за простыней для Хвастуна.

«Миленький? — подумал он. — Как странно!..»

— Что значит Прю пыталась переложить ответственность на меня? — спросил он, покрывая простыней спину Хвастуна и наклоняясь, чтобы подтянуть подпругу.

У Элеоноры немного отлегло от сердца.

— Дик не смог дозвониться до своего адвоката, поэтому она попросила меня связаться с Гаретом. Я ответила, что это несправедливо, так как мы на данную землю не имеем никаких прав и претензий, а тебе бы пришлось платить Гарету. — Полностью избавиться от грубовато-задиристого тона Элеоноре так и не удалось. — Я, само собой, сочла ее предложение вызывающей наглостью. Дик поругался с поверенным Джеймса по тому же поводу… Потом Прю поругалась с Диком… А мы что, должны за ними их сор убирать? И я сказала Прю, с какой стати Джулиан должен оплачивать расходы? Мы ведь все равно ничего не получим, даже если выиграем процесс.

— Кто-нибудь звонил в полицию? — спросил Джулиан.

— Дик звонил.

— Ну и что?

— О результатах я знаю только со слов Прю, — солгала Элеонора. — Ему ответили, что вопрос касается собственности на землю, поэтому заниматься им должен юрист.

Джулиан нахмурился:

— Ну и как решил поступить Дик?

— Ушел из дома вне себя от раздражения, и Прю не знает, где он.

— Ты что-то сказала насчет поверенного Джеймса.

На лице Элеоноры появилось брезгливое выражение.

— Дик с ним разговаривал и получил за все свои старания такую возмутительную выволочку, что я совсем не удивляюсь, что он пришел в то состояние, в котором его и видела Прю. Но сделали ли они что-то относительно проблемы с Рощей, я точно не знаю.

Джулиан молча размышлял над услышанным, наливая тем временем свежую воду в ведро и подкладывая Хвастуну сена. На прощание он по-дружески похлопал своего любимца по шее, взял ведро и остановился у двери в ожидании Элеоноры.

— С какой стати Дик звонил поверенному Джеймса? И вообще, какое тому до нас дело? Я полагал, он в Лондоне.

— Он гостит у Джеймса и приехал как раз накануне Рождества.

Джулиан запер засов на дверях конюшни.

— А я думал, бедняга совсем один.

— У него гостит не только мистер Анкертон. Там есть кто-то еще.

Джулиан снова нахмурился:

— Кто?

— Не знаю. По виду кто-то из бродяг.

Джулиан нахмурился еще больше:

— С чего бы Джеймсу приглашать бродяг?

На устах Элеоноры появилась слабая улыбка.

— К нам-то это не имеет никакого отношения.

— Имеет, черт подери! — рявкнул Джулиан. — Они своими автобусами забили всю чертову Рощу! Как его поверенный обошелся с Диком?

— Наотрез отказался обсуждать тему Рощи!

— Но почему?

Мгновение она колебалась.

— Наверное, не может простить, что Прю рассказала по поводу стычки Джеймса с Алисой.

— Да брось ты! — раздраженно воскликнул Джулиан. — Естественно, ему не нравится она, не нравится Дик, но он ведь не станет из-за своей приязни или неприязни отказываться обсуждать вопросы, затрагивающие интересы его клиента. Ты говорила, у них была какая-то ссора. По какому поводу?

— Не знаю.

Джулиан быстро зашагал по направлению к дому, Элеонора семенила за ним.

— Придется позвонить ему, — сказал он сердито. — Ты мне нарассказывала столько нелепостей, что я должен сам во всем разобраться. Адвокаты не ссорятся с потенциальными клиентами.

Элеонора схватила его за руку.

— Кому это ты собираешься звонить?

— Дику, — ответил он, стряхивая ее руку так же грубо, как за несколько часов до того сделал Марк. — Хочу знать, что, черт возьми, происходит. Да я, кстати, и обещал позвонить ему, как только вернусь.

— Его нет на ферме.

— Ну и что? Позвоню на мобильник.

Элеонора обошла его кругом и проскользнула на кухню.

— Но помни, миленький, не стоит вступать в чужое сражение! — крикнула она ему весело через плечо, извлекая из буфета графин с виски и наливая себе первую рюмочку, а затем стакан побольше Джулиану. — Я ведь тебе говорила, Дик с Прю из-за этого уже практически поссорились. Зачем нам встревать?

Джулиан был уже на взводе из-за бесконечных «миленьких», но догадался, что таким образом Элеонора реагирует на информацию о Джемме. Неужели эта дура полагает, что с помощью сентиментальных словечек ей удастся его вернуть? Или, может, думает, что подобные слова он употребляет, общаясь с любовницами? А кстати, как он называл Элеонору, когда крутил с ней любовь втайне от первой жены? Бог его знает. Их отношения завязались так давно, что Джулиан уже и не помнил.

— Ладно, — сказал он, проходя на кухню в одних носках, — я позвоню Джеймсу.

Элеонора протянула ему графин с виски.

— О, мне кажется, это не очень хорошая идея, — произнесла она с какой-то подозрительной поспешностью. — Ведь у него гости. Почему бы не подождать до завтра? Скорее всего к тому времени все как-нибудь само собой утрясется. Ты ел? Я могу приготовить ризотто из индейки или что-нибудь другое, не менее вкусненькое? Что ты предпочитаешь?

Джулиан озадаченно посмотрел на раскрасневшуюся физиономию жены, на полупустой графин с виски, на признаки недавно наложенного грима под глазами. Интересно, почему она с таким упорством не дает ему воспользоваться телефоном? Он поднял свой стаканчик и осушил его до дна.

— Превосходное предложение, Элли. Сделай что-нибудь на свой вкус, — добавил он с простодушной улыбкой. — Позови меня, когда все будет готово. Я буду в душе.

Поднявшись наверх, Джулиан открыл шкаф и осмотрел аккуратно развешанные костюмы и спортивные куртки, те, которые он специально сдвинул в сторону, чтобы достать охотничью куртку. И не мог не задаться вопросом: почему это жене вдруг взбрело в голову рыться в его вещах? До сих пор она всегда вела себя так, словно забота о муже — самый изощренный вид рабства, так что Джулиан давно привык сам себя обслуживать, в особенности в своей части дома. И ему это даже нравилось. Уютный беспорядок был ему гораздо больше по душе, чем показная чистота в других комнатах.

Джулиан включил душ, достал мобильник и нашел в меню телефон Дика. Услышав ответ, он тихонько прикрыл дверь.

Джеймс и его спутники не делали особой тайны из своего визита в Рощу, но по взаимному согласию решили молчать сразу же после выхода с террасы. Перейдя поляну, они приблизились к изгороди. Никаких признаков людей с электропилой поблизости не было, однако Нэнси заметила сам инструмент на небольшой поленнице. Они направились вправо, обогнув густые заросли ясеня и орешника, в свое время использовавшиеся для заготовки дров, а теперь служившие естественным заслоном между лагерем скваттеров и Особняком.

Вспомнив вопросы Джеймса о том, почему незваные гости боятся быть узнанными, Нэнси подумала: насколько случайно расположение их автобусов? Чем дальше в лес они проехали бы, тем скорее их заметили бы сквозь голые зимние деревья, особенно в той части, где Роща начинает спускаться в долину. Вне всякого сомнения, Джеймс мог бы без труда следить за ними в бинокль из окон гостиной. Нэнси повернула голову и прислушалась — ничего. Где бы ни находились в данную минуту скваттеры, они старались не шуметь.

Джеймс подвел Марка и Нэнси к тропинке, где заросли деревьев редели, и лагерь «пришельцев» предстал как на ладони. Пара автобусов была очень ярко раскрашена. Один — в желто-лимонный цвет, второй — в лиловый с розовой надписью «Белла». Все остальные выглядели как-то поразительно бесцветно. Отслужившие свой срок средства общественного транспорта, выкрашенные в серый и светло-коричневый цвета и с тщательно стертыми названиями транспортных компаний.

Они стояли полукругом, начинавшимся от входа, и даже с расстояния в сто ярдов Нэнси сумела разглядеть, что все автобусы соединены канатами. На канатах в промежутках между автобусами висели надписи «Не входить!». За лимонно-зеленым автобусом примостился старенький «форд-кортина», а на земле поодаль валялись детские велосипеды. Местность казалась абсолютно безлюдной, если не считать костра посередине и двух отдаленных фигурок на стульях по обе стороны той части каната, что выходила на дорогу. Рядом на привязи две крупные овчарки.

Марк кивнул в сторону фигур, затем поднес указательные пальцы к ушам, намекая на наушники. Нэнси тоже кивнула, заметив, что один из часовых отбивает ногой такт. Она подняла бинокль, чтобы внимательнее разглядеть сидящих. Скорее всего дети. Куртки висели на плечах, как на вешалках, а из рукавов торчали тощие запястья. Вряд ли они смогли бы оказать серьезное сопротивление жителям поселка, соберись те вернуть себе Рощу. Весьма сомнительная охрана… слишком сомнительная… Собаки были старые и худые, но, возможно, их лай еще кого-то и мог испугать. Родители ребят и владельцы собак, по-видимому, находились где-то поблизости.

Нэнси обвела взглядом окна автобусов и автофургонов, но все они были прикрыты какими-то картонками. Интересно, подумала она. Моторы выключены, значит, освещение естественное — если только, конечно, скваттеры не настолько безумны, что решили использовать для освещения аккумуляторы, — и в то же время окна закрыты картонными ставнями. Непонятно! Единственный ответ заключался в том, что к югу от них расположен Особняк.

Нэнси прошептала свои догадки на ухо Джеймсу.

— Ребят на той баррикаде нельзя считать серьезной охраной, — заключила она, — поэтому скорее всего в одном из ближайших автобусов находятся взрослые. Хотите, я определю в каком?

— Это необходимо? — прошептан он в ответ.

Нэнси помахала рукой.

— Зависит от того, насколько они могут быть агрессивны и какими силами располагают. Атаковать врага в его собственном укрытии мне представляется гораздо более безопасным, чем столкнуться с ним на открытом пространстве.

— Но ведь тогда придется пройти через ограждения между автобусами.

— М-м-м… — согласилась она.

— А как же собаки?

— Собаки старые и скорее всего слишком далеко от нас, чтобы услышать шаги, если, конечно, мы будем двигаться достаточно осторожно. Они залают, если кто-то из часовых поднимет шум, но мы к тому времени уже будем внутри.

Глаза Джеймса весело сверкнули.

— Вы перепугаете нашего друга, — предупредил он, слегка наклонив голову в сторону адвоката. — Полагаю, его правила не позволяют совершать незаконное вторжение на территорию, являющуюся чужой собственностью.

Нэнси улыбнулась:

— А ваши правила? Что позволяют они?

— Действие, — ответил он не раздумывая. — Найдите мне цель, и я последую за вами.

Она сделала знак, сложив большой и указательный пальцы в кружок, и исчезла среди деревьев.

— Надеюсь, вы понимаете, что делаете, — прошептал Марк в другое ухо Джеймса.

Старик усмехнулся.

— Да не будьте вы таким занудой, — сказал он. — Я не получал подобного удовольствия уже много месяцев. Она так похожа на Алису!

— Час назад вы говорили, что она похожа на вашу мать.

— Кажется, я замечаю в ней сходство с обеими. Она лучшее из того, что могло быть, так как соединила в себе все самые хорошие гены, Марк, и… ни одного плохого.

Марку только оставалось надеяться, что полковник не выдает желаемое за действительное.

Внутри автобуса с надписью «Белла» слышались громкие голоса, становившиеся все громче по мере того, как Нэнси подходила ближе. Она догадалась, что на противоположной стороне автобуса открыта дверца, чтобы звук рассеивался в направлении чащи. К тому же говорили сразу несколько человек, и было практически невозможно понять, какую точку зрения отстаивал каждый из собеседников. Ну что ж, все равно неплохо… Кроме всего прочего, это означало, что собаки давно привыкли к перебранкам в автобусах.

Нэнси опустилась на одно колено рядом с передним колесом автобуса, которое располагалось ближе всего к двери. Нэнси надеялась, что картонные ставни также надежно скрывают ее от находящихся внутри автобуса, как и их от нее. Внимательно вслушиваясь в разговоры, которые велись внутри, она не теряла времени даром и отсоединила тот конец каната, что был привязан к «Белле», — он упал на землю вместе с надписью «Не входить!» лицевой стороной вниз. Нэнси оглянулась, всматриваясь в деревья к югу и западу от нее, но ничего подозрительного не заметила. Создавалось впечатление, что спор идет по поводу того, кто должен стоять во главе предприятия. Однако все доводы почему-то высказывались в отрицательной форме.

— Никто, кроме него, ничего не знает о законе…

— Он только говорит, что знает…

— Он чертов псих…

— Ш-ш, дети слушают…

— Ладно, ладно, но я не собираюсь больше выслушивать это дерьмо…

— Вулфи сказал, он носит с собой бритву…

Нэнси подняла голову, пытаясь отыскать какие-нибудь щели в картонных ставнях, чтобы рассмотреть, что все-таки происходит внутри автобуса, и хотя бы примерно сосчитать количество скваттеров. По числу голосов она предположила, что там собрались практически все обитатели лагеря, кроме того парня, которого они сейчас обсуждали. Того самого психа… Нэнси немного встревожило его отсутствие в автобусе, но абсолютная тишина вокруг означала, что он либо чрезвычайно терпелив, либо его просто здесь нет.

Последним обследованным окном было располагавшееся прямо у нее над головой, и сердце Нэнси замерло, когда она встретилась взглядом с чьими-то глазами, смотревшими на нее сквозь щелку, образовавшуюся из-за приподнятого края кар тонки. Глаза были слишком круглыми, а нос — слишком маленьким, чтобы принадлежать взрослому, и Нэнси инстинктивно улыбнулась и поднесла палец к губам. Не последовало никакой реакции, просто лицо, не издав ни единого звука, исчезло, а картонка опустилась на место. Прошло еще две или три минуты, шум голосов в автобусе продолжался. Нэнси проскользнула между деревьями обратно и сделала знак Джеймсу и Марку, чтобы те присоединялись к ней.

Вулфи пробрался к месту водителя в автобусе Беллы. Эта часть ее дома на колесах была отделена куском занавески. Мальчик не хотел, чтобы его видели — а вдруг кто-нибудь скажет, что он должен быть с отцом? Он свернулся клубком на полу между приборной доской и сиденьем в надежде, что так его не заметят. Через полчаса, окончательно продрогнув, он взобрался на сиденье и поверх руля выглянул на улицу, боясь увидеть там Лиса.

Теперь он был напуган больше, чем когда-либо раньше. Каб не сын Лиса, вот почему мать забрала Каба и оставила Вулфи. Может быть, Вулфи и не ее сын вовсе, а только Лиса. Одна лишь мысль об этом ужаснула мальчика. Она означала, что Лис способен сделать все, что угодно и когда угодно, и никто его не остановит. Где-то в глубинах сознания он понимал, что разницы-то, собственно, никакой. Мать Вулфи никогда не могла удержать Лиса от безумных поступков, она лишь вопила, рыдала и давала пустые обещания больше никогда не быть такой сучкой. Вулфи никогда толком не понимал, что значит «быть сучкой», но в последнее время начал задумываться, не имели ли снотворные таблетки, которыми она частенько потчевала его с Кабом, отношение к этому. Крошечный узелок гнева — осознание предательства матери — уже зародился у него в сердце и стал потихоньку разрастаться.

Белла сказала, что если Лис говорил правду насчет работы на ярмарках, тогда сразу становится понятно, почему с ним редко кто встречался. Мальчику хотелось крикнуть, что Лис лжет. Вулфи не мог припомнить ни единого случая, чтобы их автобус припарковывался рядом с другими автобусами, кроме прошлого лета, когда состоялась большая тусовка. Большей частью Лис оставлял автобус среди какой-нибудь пустоши, в глуши, а сам исчезал на несколько дней подряд. Иногда Вулфи пытался проследить, куда уходил Лис, но того всегда забирал какой-то черный автомобиль и увозил в неизвестном направлении.

В те минуты, когда в матери Вулфи пробуждалась смелость, она брала их с Кабом, и они шли пешком по дорогам, пока не добредали до какого-нибудь городка, но большей частью мать просто лежала на кровати, свернувшись калачиком. Поначалу Вулфи думал, что таким образом она пряталась от социальных работников и прочих «благодетелей», но теперь полагал, что это скорее имело отношение к ее постоянному желанию уснуть. Наверное, все-таки в его матери не было ни капли смелости, просто таким способом проявлялось стремление несчастной женщины хоть немного облегчить свое состояние.

Вулфи попытался вспомнить, когда с ними бывал Лис. Иногда такие мгновения приходили к нему во сне, и ему снились хороший дом и прилично обставленная спальня. Вулфи был уверен, что в снах всплывало его реальное прошлое, а не просто фантазии, навеянные красивыми фильмами. Но он не мог сказать точно, когда была и когда закончилась подобная жизнь. Мысли о ней приводили его в замешательство. Почему все-таки Лис его отец, но не отец Каба? Вулфи так хотелось узнать побольше. Все его представления о родителях зиждились на американских фильмах, в которых мама говорила «Я люблю тебя», дети назывались «пупсики», а телефонные номера всегда были только «555», и все это было таким же лживым, как и «джон-уэйновская» походка Лиса.

Вулфи внимательно всмотрелся в автобус Лиса и по положению ручки двери с уверенностью определил, что автобус заперт снаружи. Мальчик задался вопросом, куда мог уйти Лис, и отогнул краешек картонки на боковом окне, выходившем в сторону дома «убийцы», чтобы осмотреть лес. Он заметил Нэнси сразу же. Вулфи видел, как девушка выскользнула из леса, как присела на корточки рядом с колесом, видел, как упал канат ограждения. Вначале он подумал было поднять тревогу, позвать Беллу, но Нэнси подняла голову и приложила палец к губам. Вулфи почему-то решил, что в глазах у этой женщины «много души», так что он снова закрыл картонкой окно и спрятался между сиденьем и приборным щитком. Ему хотелось предупредить Нэнси, что скорее всего Лис тоже за ней наблюдает, но инстинкт самосохранения в нем был слишком силен, и Вулфи ни при каких обстоятельствах не стал бы привлекать к себе внимание.

Он закрыл глаза и засунул палец в рот, сделав вид, что никого не заметил. Он поступал так и раньше, но не мог припомнить почему… да и не хотел припоминать…

Телефонный звонок застал Веру врасплох. В их домике подобное случалось крайне редко. Старуха украдкой бросила взгляд в кухню, где Боб слушал радио, затем подняла трубку. Когда она услышала голос на противоположном конце провода, в угасших глазах блеснула улыбка.

— Конечно, понимаю, — сказала Вера, поглаживая лежащий в кармане лисий хвост. — Из нас двоих дурак — Боб, а вовсе не Вера.

Когда она положила трубку, какая-то мысль шевельнулась у нее в голове. Мимолетное воспоминание о том, что кто-то хотел поговорить с ее мужем. Вера сжала губы и напряглась, пытаясь припомнить, кто бы это мог быть, но задача оказалась ей не по силам. У Веры сохранилась только долговременная память, да и в ней было слишком много прорех.