Глава 27

Белла, величественная в своей лиловой одежде, провела трех своих дочерей через парадную дверь и протянула руку Джеймсу.

— Большое спасибо, мистер! — сказала она. — Я их предупредила, чтобы они здесь не очень-то руки распускали, поэтому можете не беспокоиться. — Она искоса бросила взгляд на Иво. — Так, Иво, правду я говорю?

— А заткнулась бы ты, Белла!

Она не обратила на его слова никакого внимания.

— Мистер Баркер сказал, что Вулфи у вас, — продолжала она, по-мужски сжав руку Джеймса. — Как у него дела?

Расчувствовавшись, Джеймс похлопал ее по руке:

— С ним все в порядке, моя дорогая. В данный момент мы просто не можем оторвать его от моей внучки. Они наверху в одной из спален. Думаю, она читает ему басни Эзопа.

— Бедный мальчуган. Он ужас как боится полицейских. Пулей вылетел из лагеря, как только мистер Баркер начал задавать ему вопросы. Я ему постоянно говорила, чтоб не боялся. Да никакого проку. А могу я с ним повидаться? Мы ведь с ним друзья. Может, ему станет немного получше, когда он узнает, что я его не бросила.

Джеймс обратился за помощью к своему адвокату:

— Как вы думаете, Марк? Вулфи поменяет Нэнси на Беллу? Может быть, таким образом нам убедить Нэнси поехать в больницу?

Марк никак не мог отвязаться от старых овчарок, обнюхивавших его брюки.

— Возможно, нам удастся запереть их в буфетной? — предложил он.

— Они будут без конца лаять, — предупредила Сэйди. — Они не любят, когда их уводят от детей. На! — сказала она, протягивая поводок одному из своих сыновей. — Смотри внимательно, чтобы они нигде не задирали лап, и держи их подальше от диванов. А ты, — она потрепала другого сына по затылку, — будь поосторожней, не разбей тут чего-нибудь.

Мартин Баркер, зашедший в комнату вслед за ней, с трудом подавил улыбку.

— Вы поступили очень благородно, сэр, — сказал он Джеймсу. — Я оставляю у вас Шона Уайетта. Соберитесь, пожалуйста, в одной комнате и постарайтесь не выходить из нее, так будет легче держать ситуацию под контролем.

— И какую комнату вы предлагаете?

— Как насчет кухни?

Джеймс взглянул на множество лиц людей, стоявших перед ним.

— Дети кажутся такими усталыми. Будет лучше, если их уложат спать. У нас для всех хватит комнат.

Мартин Баркер взглянул на Марка, кивнул в сторону столового серебра на чиппендейловском столике у входа и с сомнением покачал головой.

— На кухню, Джеймс, — твердо проговорил Марк. — В холодильнике там есть еда. Давайте вначале поедим, а потом посмотрим, что можно сделать. Не знаю, как другие, а я умираю от голода. Вера справится с готовкой?

— Сомневаюсь.

— Приготовлением еды займусь я, — сказала Белла, ставя своих девочек между Иво и чиппендейловским столиком — она успела заметить, как пальцы Иво скользнули к серебряной сигаретнице. — А моя подруга почистит картошку. — Она схватила Джеймса за руку и потянула за собой. — А что случилось с Нэнси? Неужели этот подонок Лис что-то ей сделал?

*

Заметив, что Вера Доусон заглянула в щелку в двери, Вулфи довольно сильно ущипнул Нэнси.

— Она снова пришла… снова пришла, — шепнул он ей на ухо.

Вскрикнув от боли, Нэнси оторвалась от «Андрокла и льва».

Она сидела в кресле в спальне Марка и держала на коленях Вулфи. Стоило мальчику немного пошевелиться, сломанное ребро шевелилось вместе с ним, отдаваясь острой болью в правую руку. Нэнси лелеяла тщетную надежду, что, если она почитает ему немного, он заснет, но старуха не желала оставлять их в покое, и Вулфи при каждом ее появлении сжимался от ужаса.

Нэнси предположила, что он боится непрестанного бормотания миссис Доусон, иначе столь сильную реакцию на человека, которого мальчик раньше никогда не видел, объяснить было невозможно. Страх Вулфи был настолько силен, что она чувствовала, как он дрожит. Нэнси сурово взглянула на старуху. Что, черт подери, нужно от них старой карге? Нэнси несколько раз просила ее спуститься вниз, но та, как прикованная, стояла у двери и не отрываясь смотрела на них, словно на монстров из кунсткамеры. У Нэнси постепенно начинало пробуждаться к Вере столь же сильное отвращение, как и то, которое, несомненно, чувствовал мальчик.

— Ну что ты так боишься ее? Она не причинит тебе никакого вреда, — прошептала Нэнси на ухо Вулфи. — Она просто очень-очень старая, вот и все.

Тот только покачал головой и еще теснее прижался к девушке.

В полном недоумении Нэнси решила отбросить ненужную вежливость и командным голосом произнесла:

— Миссис Доусон, закройте дверь и немедленно уходите! Если вы сейчас же не уйдете, я позвоню мистеру Анкертону и скажу ему, что вы нас беспокоите.

Вместо того чтобы удалиться, как ей было сказано, старуха открыла дверь и вошла в комнату.

— Здесь нет телефона, мисс.

О, еще этого не хватало!

— Спустись на пол на минутку, — сказала Нэнси мальчику. — Мне нужно взять мобильный. — Она порылась в кармане дубленки, стараясь не дышать глубоко, но Вулфи не отходил от нее ни на шаг. — Хорошо, вот он. Ты умеешь пользоваться мобильным? Вот и молодчина! Код 5378. А теперь найди в списке телефонов номер Марка Анкертона, нажми кнопку звонка и поднеси мне ко рту.

Вера приближалась. Когда она подошла на расстояние удара, Нэнси подняла ногу.

— Я ведь не шутила, когда попросила вас уйти, миссис Доусон. Вы пугаете ребенка. Пожалуйста, не подходите ближе.

— Вы ведь не ударите пожилую женщину. Только Боб бьет пожилых женщин.

— Я не буду вас бить, миссис Доусон, просто оттолкну, если вы подойдете. Мне очень не хочется этого делать, но я буду вынуждена, если вы не внемлете моим просьбам. Вы понимаете, что я вам говорю?

Вера благоразумно решила остановиться.

— Я не дура, — пробормотала она. — Я еще из ума не выжила.

— Он звонит, — сказал Вулфи, поднося мобильный ко рту Нэнси.

Она услышала, как телефон переключился на автоответчик. О Боже! Неужели он никогда сразу не берет трубку? А, ну вот, все-таки взял.

— Марк! — произнесла она голосом, не терпящим возражений. — Поднимай-ка, дружок, свою задницу и иди сюда. Миссис Доусон пугает Вулфи, а я никак не могу ее выгнать. — Она взглянула на старуху. — Да, и силой, если будет необходимо. У нее, видимо, что-то с головой, и она совсем забыла, что должна находиться вместе с вами и Джеймсом внизу. Я постараюсь ей напомнить. — Она отключила телефон. — Полковник Локайер-Фокс хочет, чтобы вы немедленно спустились в гостиную, миссис Доусон. Мистер Анкертон говорит, что он очень рассержен из-за того, что вы до сих пор здесь.

Старуха захихикала.

— Он всегда рассержен… У него дурной характер, у этого вашего полковника. Как и у моего Боба. Но вы не беспокойтесь, они все в конце концов получат по заслугам. — Она подошла к столику у кровати и взяла книгу, которую читал Марк. — Вам нравится мистер Анкертон, мисс?

Нэнси опустила ногу, но ничего не ответила.

— Не стоит он того. Он украл деньги вашей матери… и вашего дяди. И все потому, что он так приглянулся вашей бабушке… Лебезила перед ним каждый раз, когда он приходил к ним… Называла его Мандрагорой и флиртовала с ним, как самая последняя молоденькая дурочка. Уж поверьте мне, она бы ему все оставила, если бы не умерла так скоро.

Монолог был произнесен старухой связно и внятно и производил впечатление заранее продуманного, так что у Нэнси возникли сомнения относительно пресловутого старческого маразма миссис Доусон.

— Вы несете чушь, миссис Доусон. Миссис Локайер-Фокс изменила завещание за много месяцев до смерти и в основном в пользу своего супруга. Об этом было напечатано в газетах.

Возражения, по-видимому, расстроили старуху. Какое-то мгновение она казалась растерянной, как будто у нее из-под ног выбили надежную опору.

— Я знаю то, что я знаю.

— В таком случае вы знаете очень мало. А теперь, пожалуйста, выйдите из комнаты.

— Вы не можете мне указывать. Вы не в собственном доме. Вы такая же, как полковник и его женушка. «Сделай то… сделай это…» «Ты прислуга, Вера. И не суй нос не в свои дела». Всю жизнь я была прислугой и батрачкой… — она злобно топнула ногой, — но недолго осталось! Недолго, если у моего мальчика получится так, как он хочет. Поэтому-то вы и приехали? Чтобы забрать Особняк у вашей мамы и у дяди Лео?

Нэнси с удивлением задалась вопросом, кого Вера называет своим мальчиком и каким образом она смогла догадаться, кто такая Нэнси, при том что Джеймс представлял ее всем как знакомую Марка.

— Вы явно с кем-то меня путаете, миссис Доусон. Моя мать живет в Херефорде, а дяди у меня вообще нет. А здесь я только потому, что меня пригласил Марк Анкертон, которого я хорошо знаю.

Старуха погрозила ей своим узловатым пальцем.

— Я знаю, кто ты такая. Я была здесь, когда ты родилась. Ты маленький ублюдок Лиззи.

Старуха в точности повторила слова Лиса, и Нэнси почувствовала, как холодок ужаса пробежал у нее по спине.

— Мы идем вниз, — резко сказала она Вулфи. — Прыгай на пол и потяни меня на себя, помоги мне встать. Хорошо?

Мальчик зашевелился, словно собираясь выполнить просьбу Нэнси, но Вера проворно засеменила к двери и захлопнула ее. Увидев это, Вулфи снова прижался к Нэнси.

— Он не твой, ты не имеешь права им распоряжаться, — прошипела старуха. — Будь хорошей девочкой и отдай его бабушке. Отец ждет.

Господи! Нэнси едва не задохнулась, так крепко руки Вулфи обхватили ее за шею.

— Все в порядке, дорогой. — Нэнси старалась, чтобы ее слова прозвучали как можно более убедительно. — Вулфи, ты должен доверять мне. Я сказала, что смогу позаботиться о тебе, и я выполню свое обещание… Но если ты будешь так держать меня, я просто задохнусь. — Она сделала глубокий вдох, как только он немного ослабил объятия. — Не искушайте меня, миссис Доусон. Я душу из вас выбью, как только вы приблизитесь ко мне. Надеюсь, у вас сохранилось достаточно мозгов, чтобы понять это, старая маразматичка?

— Ах, как ты похожа на покойную госпожу. Думаешь, можешь говорить бедной старой Вере все, что тебе придет в голову?

Нэнси снова опустила ногу и, собрав все оставшиеся силы, подвинулась немного вперед.

— Бедная старая Вера, черт вас подери! — крикнула она. — Что вы сделали Вулфи? Почему он вас так боится?

— Немного поучила его хорошим манерам, когда он был совсем крошкой. — Странная улыбка появилась у нее на губах. — У него тогда были такие миленькие каштановые локоны, в точности как у его отца.

— Не было! Не было! — истерически закричал Вулфи, прижимаясь к Нэнси. — У меня никогда не было каштановых волос. Мама говорила, что у меня всегда волосы были такие, как сейчас.

Губы Веры нервно задергались.

— Ты должен слушаться бабушку. Должен поступать так, как тебе говорят. Вера все знает. У Веры с мозгами все в порядке.

— Она не моя бабушка, — прошептал Вулфи на ухо Нэнси. — Я никогда раньше ее не видел… Я просто боюсь плохих людей… И она очень, очень плохая, потому что у нее все морщинки на лице вверх ногами.

Нэнси внимательно посмотрела на лицо старухи. Вулфи прав, с удивлением подумала она. Все морщины на лице Веры были направлены вниз так, словно злоба и ненависть к людям прорыли на нем глубокие траншеи.

— Не бойся, — ответила Нэнси, стараясь успокоить мальчика. — Я никогда не отдам тебя ей. — И, повысив голос, обратилась к Вере: — Вы сами не знаете, что говорите, миссис Доусон. Вулфи не ваш внук.

Старуха причмокнула.

— Я знаю лучше тебя.

«Ничего ты не знаешь, старая тупая сучка… Ты давно выжила из ума».

— Ну что ж, тогда скажите, как зовут вашего внука. Скажите, как зовут вашего сына?

Вопрос Нэнси оказался выше умственных возможностей старухи.

— Ты такая же, как она… Но у меня есть права… Хотя ты, наверное, так не считаешь, видя, как тут со мной обращаются. Никому нет никакого дела до бедной старой Веры, кроме ее любимого мальчика! «Скоро ты будешь держать голову высоко, мама, — говорит он. — Я уж позабочусь». — Вера злобно указала на Нэнси. — Но посмотрите-ка, что сделала наша драгоценная Лиззи. Она была шлюхой и воровкой… И ей все прощено и забыто только потому, что она из Локайер-Фоксов. А как же Верин ребеночек? Его простили? Нет! — Она сжала кулаки и с непонятным ожесточением ударила их один о другой. — А как же Вера? Ее простили? О нет! Даже Боб считает Веру воровкой. Это, по-вашему, правильно?

Нэнси поняла, что согласием с доводами старухи она ничего не добьется. Гораздо лучше попытаться вывести Веру из себя, поддразнивая, чем выражать хоть каплю сочувствия к ее проблемам, в чем бы они ни заключались. По крайней мере, разговаривая, старуха стояла на месте и не приближалась к Нэнси.

— А вы ведь на самом деле выжили из ума, — презрительно произнесла Нэнси. — С какой стати нужно прощать вора? Вас следовало бы давно отправить в тюрьму вместе с вашим убийцей-сыном — если Лис действительно ваш сын, в чем я очень сомневаюсь, так как вы даже не смогли назвать мне его имя.

— Он ее не убивал, — прошипела старуха, — он не прикасался к ней. Ему и не нужно было ее убивать, она сама навлекла на себя смерть своим злобным языком… Обвинила меня в том, что я погубила ее дочь. Скорее наоборот, ее дочь погубила моего сына… Это будет ближе к правде… Завлекла к себе в постель, сделав вид, что он ей нравится. Лиззи ж была шлюхой… Оно всем известно… Но вот почему-то все на Веру смотрели, как на шлюху.

Нэнси облизала внезапно пересохший губы.

«Я сложный продукт обстоятельств… А вовсе не предсказуемый, абсолютно точно математически просчитываемый результат случайного спаривания, имевшего место быть двадцать восемь лет назад».

Боже! Каким абсурдным и самонадеянным казалось ей теперь это заявление.

— Не понимаю, о чем вы! — решительно произнесла она и сползла еще немного ниже в кресле.

— Нет, врешь! Все ты прекрасно понимаешь! — В тусклых старческих глазах Веры блеснула злоба. — Но боишься признаться! И госпожа боялась. Одно дело искать маленького ублюдка Лиззи… И совсем другое дело — найти ублюдка Лиса. Такое никого не устроит. Она хотела оттеснить меня и рассказать обо всем полковнику… Но мой мальчик не позволил. «Иди-ка в дом, мама, — сказал он. — я сам с ней разберусь». — Она похлопала по карману, в котором зазвенели ключи. — Вот что остановило ее сердце. Я видела по ее лицу. Она и не предполагала, что Вера может запереть ее на террасе. О нет! После того как она сделала для Веры так много добра…

*

Беллу удручил беспорядок в доме полковника.

— Вижу, убирать тут некому, — сказала она Марку, который отвел ее в буфетную, чтобы показать, где находится большой морозильник. Она с отвращением разглядывала грязь в раковине и паутину на окнах. — Господи! Вы только посмотрите! Ну просто чудо, что бедняга не угодил в больницу со столбняком или отравлением. На его месте я такую прислугу давным-давно выгнала бы.

— Я бы тоже, — согласился Марк, — только сделать это не так просто. К сожалению, ее некем заменить. Ведь в Шенстеде практически никто не живет, он давно превратился в поселок-призрак, а большая часть недвижимости сдается под дачи.

— Да, Лис нам говорил. — Она подняла крышку морозильника и неодобрительно взглянула на разложенные там продукты. — Когда его в последний раз открывали?

— Ну, я заглядывал сюда перед Рождеством, а до того, наверное, не открывали со дня смерти жены полковника в марте. Вера к нему не приближается. Она была ленива еще при жизни Алисы, а последнее время вообще перестала что-либо делать… Просто забирает свое жалованье и убегает.

Белла скорчила гримасу отвращения.

— Вы хотите сказать, ей платят за то, что она содержит дом в столь непотребном виде? — воскликнула она таким тоном, как будто ей сообщили нечто совершенно невероятное. — Ну и дерьмо! Я бы с ней разобралась, будь моя воля.

— А кроме того, она еще получила от полковника жилье, за которое ничего не платит.

Белла была просто потрясена.

— Нет, вы, наверное, шутите. Да я бы правую руку отдала за такую работу… И делала бы все честно, как полагается.

Марк улыбнулся, видя, как Беллу переполняют эмоции.

— По правде говоря, ей давно пора бы бросить любую работу. Она ведь практически выжила из ума, бедная старуха. Но в одном вы, несомненно, правы: Вера, конечно, пользуется своим положением. Проблема в том, что Джеймс последние несколько недель был очень… — мгновение он подыскивал слово, — подавлен и потому не мог по-настоящему следить за ней и за ее работой… Да, собственно, ему было не до нее. — Внезапно зазвонил мобильник. — Извините, — сказал Марк. Вытащив телефон из кармана, он нахмурился, когда увидел номер на дисплее и поднес телефон к уху. — Что вам нужно, Лео? — сухо спросил он.

*

Все сомнения, которые Нэнси когда-либо испытывала относительно необходимости выяснять свое происхождение, теперь под аккомпанемент полубезумного бормотания Веры пробудились снова. Но она ни при каких обстоятельствах не доставила бы мерзкой старухе удовольствия, поделившись с ней. Будь Нэнси с ней наедине, она решительно отвергла бы любую связь с Лисом и его матерью, но сейчас девушка хорошо понимала, что Вулфи внимательно вслушивается в каждое слово, которое здесь произносится. Нэнси не знала, какую часть из услышанного он сумел осмыслить, но сознавала, что сейчас несет ответственность за душевное спокойствие мальчика.

— Почему вы это сделали? — спросила она старуху. — Из-за денег? Вы шантажировали Алису?

Вера расхохоталась.

— А почему бы и нет? Хозяйка могла бы себе позволить кое-чем и поделиться. Ведь совсем немного было нужно, чтобы никто ничего не узнал про твоего папочку. А она, дура, заявила, что лучше умрет. — Казалось, старая маразматичка на мгновение забылась, запутавшись в своих мыслях. — Все умрут. Боб умрет. Мой мальчик очень сердится, когда кто-то начинает его раздражать. Но Вера его никогда не раздражает. Вера всегда делает то, что ей говорят… «Сделай то, сделай это…» Разве так правильно?

Нэнси ничего не ответила, потому что не знала, что ответить. Посочувствовать старухе? Или просто попытаться окончательно запутать ее угасающий разум? Нэнси хотелось верить, что Вера до такой степени впала в маразм, что несет полную чушь, но не могла избавиться от жуткого страха, что та часть старушечьего бреда, которая имела отношение к ней, — правда. Не страх ли чего-то подобного сопровождал ее всю жизнь? Возможно, потому она и не хотела ничего знать о своем происхождении? Как же верна пословица: «О чем ум не ведает, о том сердце не плачет»!

— Хозяйка называла моего мальчика паразитом, — продолжала старуха, злобно причмокивая, — поэтому он и показал ей, что происходит с настоящими паразитами. Ей это не понравилось… чтобы одна из ее дорогих лис валялась на земле с выбитыми мозгами… Говорила о жестокости…

Нэнси зажмурилась от боли, продвигаясь все дальше вперед.

«Нужно заставить ее говорить, как можно больше говорить».

— Но разве не жестоко убивать животных? — спросила она резко. — Еще более жестоко было убивать Генри. Что бедный старый пес сделал вашему подлому сыну?

— Мой мальчик его не убивал. Его убил другой.

Нэнси сделала глубокий вдох, все ее нервные окончания, казалось, протестовали против любого малейшего движения.

— Кто такой другой?

— Не твое дело. Гадкий, невоспитанный, лез всем под юбки. Вера все видела. Вера всегда все видит. «Уходи из дому, мама, — сказал мне мой мальчик, — я сам разберусь». Но я его видела и ветреную малышку, которую он тащил за собой. Она всегда была сложной… Гуляла и крутила со всеми подряд, жизнь родителей превратила в сущий ад.

«Элизабет?..»

— Прекратите обвинять других людей, — резко произнесла Нэнси. — Вините во всем себя и своего сына.

— Он хороший парень.

— Дерьмо он! — выругалась Нэнси. — Он убийца.

Вновь яростное причмокивание.

— Он никого не хотел убивать, — проскулила Вера. — Хозяйка сама виновата. Разве не жестоко отдавать деньги на то, чтобы спасать лис, и отказываться помочь ему? И ей было недостаточно просто выгнать его из дому, она хотела отправить его в тюрьму. — Она снова сжала кулаки и ударила ими друг о друга. — Сама виновата.

— Нет, не она, — с возмущением в голосе возразила Нэнси, — а вы виноваты.

Вера съежилась и прижалась к стене.

— Не я, не я, а холод. — Ее речь превратилась зловещее завывание. — Вера видела ее… Она была вся белая, замерзшая, на ней почти ничего не было, и роту нее был открыт. Если бы она могла себя видеть, ей было бы очень стыдно. Она была такая гордячка. Никогда никому не сказала о Лиззи и моем сыне… даже полковнику ни разу не сказала. О, как бы он разозлился. У него дурной характер, у нашего полковника.

Нэнси подвинулась вперед еще на дюйм.

— И он разрежет вас на мелкие кусочки, когда я расскажу ему, что вы помогли своему сыну убить его жену, — процедила она сквозь зубы.

Вера в ужасе закрыла рот рукой.

— Он хороший парень. «Ты будешь ходить с высоко поднятой головой, мама, — говорит он. — Ты всю свою жизнь была батрачкой и рабой. Что Боб для тебя сделал? Что для тебя сделал полковник? И что даже хозяйка сделала, кроме того, чтобы забрать ребенка, потому что ты была недостаточно хороша?» — Губы Веры злобно искривились. — Он бы ушел и оставил их в покое, если бы она дала ему то, что он у нее просил.

Вулфи, казалось, внезапно понял, что Нэнси пытается продвинуться к краю кресла, — он перелез на подлокотник и освободил ее от тяжести своего тела.

— Нет, он не ушел бы, — сказала она громко, чтобы отвлечь внимание Веры. — Он продолжал бы выкачивать деньги у Алисы до тех пор, пока полностью не обескровил бы ее. Он ведь умеет только воровать и убивать и больше ничего, миссис Доусон.

— Она не была обескровлена, — с видом победительницы возразила ей Вера. — Мой мальчик умный. Кровь текла только у лисы.

— В таком случае во всей этой мерзкой истории есть загадочная симметрия, потому что здесь, на куртке, вовсе не моя кровь, а вашего любимого мальчика. Поэтому если вам известно, где он находится — и если вас действительно заботит его судьба, — вы должны убедить его обратиться к врачу, а не нести тут сплошной бред, подобно выжившей из ума старой горилле.

Губы Веры снова непроизвольно зашамкали и зачавкали.

— Не называй меня гориллой… У меня есть права… Ты такая же, как и они. «Сделай то, сделай это…» Вера всю свою жизнь была только батрачкой и рабой… — она похлопала себя по голове, — но Веру не проведешь… Вера еще из ума не выжила.

Нэнси достигла самого края сиденья.

— Заблуждаетесь, вы давно выжили из ума.

Столь резкому и прямому возражению хрупкий и уже окончательно распадавшийся разум старухи противостоять не смог.

— Ты такая же, как она, — огрызнулась Вера. — Судишь за других… Говоришь Вере, что она выжила из ума. Но он мой мальчик. Неужели думаешь, я собственного ребенка не узнаю?

*

— Ладно, Марк, слушайте мои условия. Можете принять их или отвергнуть, ваше дело. Мы с Лиззи согласны оставить отца в покое, если он со своей стороны согласится вернуться к прежнему варианту завещания. Мы не возражаем против перехода в конечном итоге определенной доли наследства ребенку Лиззи, но в настоящее время хотим…

— Никаких условий, — ответил Марк, выходя в коридор и прерывая собеседника.

— Решение принимаете не вы.

— Верно. Зачем же вы звоните мне? Позвоните отцу. Дайте мне пять минут, я предупрежу его, и он поднимет трубку.

— Он не станет меня слушать.

— Мои вам поздравления! — со злобным удовлетворением пробормотал Марк. — В последнее время вы сделались удивительно догадливы. Не боитесь, что немножко поздно?

— Боже, когда вы избавитесь от своих покровительственных замашек? Вы хотите договориться с нами или нет?

Марк пристально всматривался в стену коридора.

— Лео, ваше требование восстановить прежнее завещание вовсе не кажется мне проявлением серьезного желания договориться, точно так же отнесется к нему и ваш отец. Не стану я и проверять его реакцию на ваше предложение, так как абсолютно уверен, что отношение полковника к нему будет не просто отрицательным, а, боюсь, вы с Лиззи перестанете для него существовать, как только я открою рот и оглашу вашу просьбу. — Он потер нижнюю челюсть. — И вот почему. Ваша племянница, дочь Лиззи, находится здесь у нас с десяти сегодняшнего утра. И завтра ваш отец передаст ей все состояние, если она согласится его принять… Хотя, боюсь, она этого не сделает. Она выпускница Оксфорда, капитан вооруженных сил и наследница семейной фермы в две тысячи акров в Херефорде. И приехала она сюда только потому, что ваш отец написал ей в момент глубокой депрессии, и она проявила необходимую чуткость и поддержала его в трудную минуту. Она ничего от него не ждет… Ей ничего от него не нужно. Она приехала без каких-либо скрытых мотивов, кроме желания оказать необходимую помощь пожилому человеку. В результате ваш отец сейчас просто без ума от нее.

— И открыто демонстрирует это, — сказал Лео с горечью в голосе. — Интересно, как бы она отнеслась к нему, если бы он обращался с ней, как с преступницей? Могу держать пари, что теплоты бы не было. Легко быть милой и приятной со стариком, когда и он вас принимает с распростертыми объятиями и родственными чувствами… И гораздо тяжелее, когда вас с ходу жестоко отталкивают.

Марк мог бы, конечно, ответить, что Лео сам виноват в таком к нему отношении, однако решил пока оставить свои мысли при себе.

— Неужели вам никогда не приходило в голову, что Джеймс мог думать примерно то же самое по вашему поводу? Ведь кто-то должен был сделать первый шаг навстречу.

— Вы ему об этом говорили?

— Говорил.

— И что?

— В создавшейся ситуации, чтобы добиться малого, нужно приложить большие усилия.

— Но почему именно я всегда должен делать первый шаг? — В трубке послышался приглушенный смех. — Знаете, зачем он звонил мне на днях? Чтобы в очередной раз прочитать нотацию о моем воровстве. У меня в памяти хранится целый каталог выговоров, которые я получил от него с семнадцати лет и до сегодняшнего дня. Исключительно на основе своего представления о моем поведении он делает вывод, что в приступе гнева я убил мать, а затем начал кампанию шантажа и унижений, с тем чтобы отобрать у него поместье. Отец не умеет прощать. У него сформировалось представление о моем характере, еще когда я ходил в школу, и он не собирается его менять. — Еще один смешок. — Я давно пришел к заключению, что для него не имеет принципиального значения, совершу ли я мелкий проступок или настоящее преступление. — для него я всегда был закоренелым преступником.

— Если бы вы захотели, ваше поведение могло бы стать для него приятным сюрпризом, — возразил Марк.

— Вы предлагаете мне сделаться чем-то вроде его морально безупречной внученьки? А кстати, вы уверены, что нашли ту самую девчонку? Что-то не похожа она на тех Локайер-Фоксов, с которыми я до сих пор имел дело.

— Ваш отец полагает, что в ней соединились гены вашей бабушки с генами вашей матери.

— Ну что ж, это не противоречит тому, что я сказал. Они стали Локайер-Фоксами только в браке. Она хорошенькая? На Лиззи похожа?

— Нет, не похожа. Высокая и темная. Скорее похожа на вас, вот только глаза карие. Радуйтесь, ведь если бы у нее были голубые глаза, я бы, наверное, поверил Бекки.

Еще один смешок.

— Если бы вы получили упомянутую информацию не от Бекки, а от кого-нибудь еще, я, возможно, даже и не стал бы возражать… Ну, хотя бы ради смеха. Бекки просто ревнивая сучка… Ревновала к Лиззи с самого начала. А виноваты-то вы сами. Носились с ней так, что она стала считать себя действительно чем-то значительным. Так нельзя обращаться с женщинами, Марк. Их в ежовых рукавицах держать надо. Только таким образом их можно сберечь для следующего мужчины, который встретится им на пути.

— Я не из тех, кто меняет женщин, как перчатки, Лео. Мне нужны жена и дети.

На противоположном конце возникла короткая пауза.

— В таком случае, дружище, вам лучше забыть все, чему вас учили в школе. Это миф, что у голубоглазых родителей не родятся кареглазые дети. Мама была большим специалистом в генетическом регрессе. Она чувствовала себя увереннее, когда могла свалить патологические пристрастия детей и алкоголизм отца на каких-нибудь далеких распутных родственников. — Еще одна пауза, чтобы проверить, заинтересовался ли Марк. Не услышав ответа, Лео продолжил: — Да не беспокойтесь. Могу гарантировать, что ребенок Лиззи ко мне никакого отношения не имеет. Если даже отбросить все остальные причины, мне она никогда не нравилась до такой степени, чтобы я захотел затащить ее в постель… А когда она связалась с тем сбродом, тут уж я и совсем всякий интерес к ней потерял.

На сей раз Марк все-таки попался на удочку.

— С каким сбродом?

— С ирландцами-жестянщиками, которых Питер Сквайерс нанял чинить забор. Одно лето они у него жили прямо в поле лагерем. Было даже смешно. Мама сделалась для них чуть ли не кормилицей, взялась учить и воспитывать их детей. Ну а потом пулей вылетела оттуда, когда узнала, что один из них оттрахал Лиззи.

— О каком лете вы говорите?

— Какое это имеет значение?

— Никакого. Я все равно выясню у вашего отца.

— Он ничего не знает, его тогда не было… А мама ему не сказала. Историю замяли, чтобы, не дай Бог, не пронюхали соседи. Даже я узнал много позже. В тот момент я четыре недели жил во Франции, а когда вернулся, мама заперла Лиззи под замок. Но и здесь она совершила ошибку. Все должно было идти своим естественным путем.

— Почему вы так думаете?

— Первая любовь, — цинично ответил Лео. — Она больше никого так не любила. С того момента и началось для моей бедной сестрички скольжение вниз по склону.

*

Сконцентрировав все остававшиеся у нее силы в мышцах бедер, Нэнси, пошатываясь, встала. Ее можно было сбить легким прикосновением, но она молила Бога, чтобы старуха не догадалась об этом.

— Пожалуйста, отойдите от двери, миссис Доусон. Мы с Вулфи идем вниз.

Вера отрицательно покачала головой:

— Лису нужен его мальчик.

— Он его не получит.

Возражения приводили старуху в замешательство. Она снова начала стучать сжатыми кулаками один о другой.

— Он принадлежит Лису.

— Нет, не принадлежит, — возразила Нэнси еще более решительно. — Если у Лиса и были когда-то родительские права на него, он их лишился в тот момент, когда забрал Вулфи у его матери. Родительские права — вовсе не права собственности, это прежде всего обязанность заботиться о ребенке. А Лис о нем совершенно не заботился, практически бросил его на произвол судьбы. И вы тоже, миссис Доусон. Где вы были, когда Вулфи и его матери требовалась помощь?

Вулфи прижал губы к уху Нэнси.

— И Кабу, — прошептал он, — не забудьте маленького Каба.

Нэнси не имела ни малейшего представления о том, кто такой Каб, но не хотела, чтобы Вера заметила ее колебания.

— И Кабу тоже, — повторила она. — Где вы были, когда маленький Каб нуждался в вашей помощи, миссис Доусон?

Как оказалось, Вера тоже не знала, кто такой Каб, и, подобно Прю Уэлдон, вернулась к тому, что ей было известно.

— Он хороший парень. «Ты будешь ходить с высоко поднятой головой, мама, — говорил он мне. — И что тебе хорошего сделал Боб, он ведь всю жизнь обращался с тобой, как с батрачкой. Не беспокойся, он еще получит по заслугам».

Нэнси нахмурилась:

— Так что, значит, Лис не сын Боба?

Замешательство старухи еще больше усилилось.

— Он мой мальчик!

Нэнси скривила губы в полуулыбке и сразу же сделалась похожа на Джеймса. Если бы старуха могла что-то понимать, она, несомненно, истолковала бы изменившееся выражение лица девушки как серьезное предупреждение.

— Значит, люди были правы, когда называли вас шлюхой?

— Шлюхой была Лиззи, — прошипела Вера. — Она спала с разными мужчинами.

— Ну и черт с ней, — сказала Нэнси. — И мне глубоко наплевать на то, со сколькими мужчинами она переспала. А кроме того, я абсолютно уверена, что Лис мне не отец… А вы не бабушка. А теперь отойдите-ка… потому что ни при каких обстоятельствах я не могу позволить, чтобы Вулфи попал в руки такой безнравственной и преступной старой сучке, как вы. Вы ведь не способны даже о себе позаботиться, не говоря уже о ребенке.

Вера почти заплясала на месте от негодования.

— Ты такая же надменная и высокомерная, как и она. Она забирала детей у женщин. И такая гордая и надутая. Считала, что делает добро. Была уверена, что знает больше, чем Вера. Говорит, из вас не получится достойная мать. Я не могу этого позволить! «А разве справедливо так ко мне относиться? Разве у Веры нет никаких прав?» — Она подняла палец вверх. — «Сделай то, сделай это…» И никому нет никакого дела до того, что чувствует Вера.

У Нэнси создавалось впечатление, что она слушает старую заезженную пластинку, по которой прыгает игла, перескакивая с одной дорожки на другую и выдавая бессвязные обрывки каких-то звуков. Общая тема смутно распознается, но отдельные фрагменты кажутся хаотичными и путаными. «О ком, к примеру, она говорит сейчас?» — подумала Нэнси. Об Алисе? Неужели Алиса могла принимать какие-то решения относительно способности Веры быть достойной матерью? Подобное предположение казалось маловероятным — кто мог дать ей такое право? — но оно объясняло странное замечание Веры о том, что у нее забрали ребенка.

Вероятно, Вера заметила озадаченное выражение на лице у Нэнси, так как узловатый палец старухи вновь устремился в ее сторону.

— Вот видишь, — произнесла она с торжеством в голосе. — Я ей говорила, что так неправильно поступать, но она не слушала. «Ничего у вас не выйдет, — сказала она, — поэтому будет лучше отдать его другим людям». Столько мук и переживаний… и все впустую, потому что в конце концов ей пришлось самой его искать.

— Если вы говорите обо мне, — холодно произнесла Нэнси, — то Алиса была совершенно права. Нужно быть полным идиотом, чтобы доверить вам ребенка. Только подумайте о том, что вы сделали со своим собственным сыном. — Она начала решительно продвигаться вперед. — Итак, вы сдвинетесь с места или мне подвинуть вас силой?

Из глаз Веры покатились слезы.

— Я не виновата. Во всем виноват Боб. Он приказал им от него избавиться. Мне даже не разрешили на него взглянуть.

Нэнси не интересовали ее страдания. Попросив Вулфи повернуть дверную ручку, она спиной оттолкнула старуху, со вздохом облегчения поддела краешек двери носком ботинка, распахнула ее и поспешно вышла в коридор.

*

Лео стал как-то странно растягивать слова:

— Когда отец вернулся месяца два или три спустя, он обнаружил, что кто-то стянул кольца его матери вместе с несколькими серебряными предметами из шкафов на первом этаже. А все остальное подвинули так, что мама не заметила пропажи. К тому же она была слишком занята своей благотворительностью, чтобы обращать внимание на такие мелочи. А вот отец заметил. Буквально в течение первых суток после возвращения домой. Вот как он чуток к своей собственности. — Лео снова сделал паузу, чтобы проверить, насколько его слова зацепили Марка. — Ну а остальное вам известно. Он набросился на бедную старую Веру так, словно она была виновата в самом страшном преступлении… А мама не сказала ни слова.

— Ни слова о чем?

— О фокусах Лиззи.

— Какое отношение имеет к этому Лиззи?

— А как вы думаете, кто был вором?

— Мне казалось, вы сами сознались в воровстве?

— Да, вы правы, — подтвердил Лео с хриплым смехом. — И совершил большую ошибку.

— Ну и кто был настоящим вором? Ее дружок?

— Боже, конечно, нет! Его вину я бы на себя не взял ни за что! Вором была сама Лиззи. Она пришла ко мне, дрожа, как осенний листочек, и обо всем рассказала. Дружок убедил ее, что женится на ней, если добудет немного денег, чтобы сбежать в Гретна-Грин. Глупая корова. Она была тогда так умилительно романтична. Ее оттрахал по первое число бродяга с большой дороги, а она до сих пор вспоминает об этом, как о самом счастливом мгновении своей жизни.

Марк снова задумчиво уставился на стену. Что из услышанного им ложь? То, что Лео украл вещи отца, или что не крал? Марк вновь ощутил специфическое воздействие шарма Лео, но теперь он был не столь легковерен, как прежде. В данный момент он не сомневался, что Лео затеял какую-то новую игру.

— Вера знала о том, кто совершил кражу?

— Конечно, знала. Частично проблема была и в ней. Она обожала оборванца, потому что он взял на себя труд обработать и ее. Со всех точек зрения он был прирожденный обольститель. Вера выгораживала Лиззи, поэтому мама долго не представляла реальной картины.

— Но почему она не сказала правды или хотя бы не намекнула, когда ваш отец обвинял ее в воровстве?

— Наверное, она все бы и рассказала, будь у нее время. Вот почему Лиззи и обратилась ко мне с воплями о помощи.

— Почему мать поверила вам? Она ведь должна была понимать, что Лиззи имеет какое-то отношение к произошедшему.

— Так ей было легче жить. Отец не простил бы ей того, что она недосмотрела за Лиззи. Как бы то ни было, вы ведь знаете, лгать я умею превосходно. Я ей сказал, что проигрался в пух в казино в Довиле. И она сразу поверила.

Вероятно, потому, что так оно и было, подумал Марк. Хотя бы отчасти. Алиса всегда говорила: после того как что-то сделает Лео, ровно через шесть месяцев за ним повторяет и Лиззи. И тем не менее…

— Лиззи подтвердит ваши слова перед отцом?

— Конечно, подтвердит. И Вера подтвердит, если у нее хоть что-то в голове осталось.

— А Лиззи с вами? Я могу с ней поговорить?

— Ни то ни другое. Но я могу попросить ее позвонить вам, если хотите.

— Где она?

— Не ваше дело. Если она захочет, то сама все расскажет.

Марк прижал руку к стене и уставился на пол. «Принять чью-то сторону…»

— Будет лучше, если она не узнает, что здесь находится ее дочь. Я не хочу, чтобы она думала, что ей нужно встретиться с девушкой. — Он услышал, как вздохнул Лео. — И прежде чем вы в очередной раз обрушитесь с обвинениями на отца, я должен вам сказать, что саму девушку не интересует ее биологическая мать. У нее прекрасная приемная семья, и она не хочет никаких дополнительных сложностей из-за эмоций, связанных с другими родителями. Кроме того — и я хотел бы, чтобы это осталось между нами, — страдающей стороной при такой встрече будет Лиззи. У нее нет ни малейших шансов хоть отдаленно приблизиться к стандарту своей дочери или ее приемной матери.

— Создается впечатление, что она вскружила голову не только отцу, — саркастически произнес Лео. — Не хотите ли вы таким способом запустить руку в семейное состояние, Марк? Жениться на наследнице и получить джек-пот? Как-то несколько старомодно, вам не кажется?

Марк оскалился в телефон.

— Давно пора вам, Лео, прекратить мерить окружающих собственной меркой. Вокруг вас ведь не стареющие болваны с проблемой самооценки, полагающие, что родители должны содержать их до конца жизни.

Теперь точно такой же оскал Марк почувствовал и в ответе Лео:

— У меня нет никаких проблем с самооценкой, дружище.

— Вот и превосходно. В таком случае я могу дать вам телефон одного моего знакомого, который лечит мужское бесплодие.

— Да катитесь вы знаете куда?! — злобно выкрикнул Лео и дал отбой.

Загрузка...