Охота на невесту

Глава 2

Прошло больше четырёх лет с тех пор, как я сбежала из под венца, а ощущение – что вся жизнь прошла. Причём большая её часть – в первый месяц. Мои сверстницы давно качают в люльках детей, вторых, третьих, а некоторые, особо плодовитые, и четвёртых… Я ни о чём не жалею. Детская обида на Корбина де'Карри давно прошла, и, если честно, я ему очень благодарна за то, что он спас меня. Ну, если уж совсем честно, то тогда он спас не только меня, а весь цивилизованный мир, причём от меня же… У меня есть оправдание моей чёрной неблагодарности – меня использовали втёмную. Использовал человек, пользовавшийся безграничным доверием и уважением, если не любовью, я считала, что до конца дней своих в долгу перед ним, а он, оказывается, разыгрывал партийку в шахматы… А мне была уготована роль фигуры, которая должна была сделать решающий ход, после которого Гроссмейстер объявил бы шах и мат всем королям Соединённых Королевств… Корбин спасал мир и не считал нужным обращать внимание на эмоциональное состояние отдельных неуравновешенных его жителей. Так совпало тогда, что я осталась совсем одна – всего на одну ночь, но я подумала, что ничего не значу ни для одного из тех людей, которых искренне и всей душой полюбила и считала своей семьёй. Оказалось, что я ничего не значу только для одного из них, для самого Корбина…

Ну что же. Всё это в прошлом, моя семья уже доказала мне свою любовь и преданность. Я очень, очень долго и тяжело восстанавливалась после попытки самоубийства нетрадиционным даже для магов способов. Всё это время рядом были Элия, Адрис, Корнелиус, Прим. Элия и Адрис сейчас вместе, у Прима неожиданно появилась семья, его приёмному сыну уже двенадцать. Он называет Корнелиуса дедушкой, Эльку с Адрисом дядей и тётей, а меня Джу. Мне было бы странно быть для него тётей, потому что он уже пару раз подбивал меня на невинные шалости, причём он был провокатором, а я, как обладающая даром, исполнителем… Влетало нам обоим одинаково.

Адрис после некротического удара потерял румянец во всю щёку, с трудом набрал необходимый вес и окончательно избавился от болезненной привязанности к Фан. Он много занимается боевыми искусствами, в том числе и теми, что учил меня Цень (есть и от него польза), и теперь весельчак и повеса Адрис больше не похож на наёмника. Теперь он похож на рыцаря Круглого Стола сэра Ланселота, про которого я читала в одном из манускриптов, рассказывающем об Островной Империи. А ещё он учится. Усердно, прилежно и самостоятельно, чего не ожидал никто из нас. Он постигает основы механики, изучает физику и математику. Когда Прим привозит Альку к дедушке, они с Адрисом изобретают всякие механизмы и испытывают их во дворе. Пробивная сила катапульты превзошла все известные аналоги раз в десять, жалко, что испытывали они её у городской стены… Там теперь участок новенькой кладки и каждые сорок шагов висят таблички "Испытания стенобитных орудий запрещены. Карается годом работы на рудниках". Таблички вешали по приказу Корнелиуса – восстанавливать-то стену ему пришлось за свой счет…

Как-то вечером, сидя у камина, Корнелиус рассказал нам всем историю своей жизни. Он специально собрал всех, и Прима с Кориной и Аликом, и Корбина, и Полин. Всех, кого считал семьёй, в ком был уверен, что мы будем молчать и мир не узнает, что Корбольд Неистовый жив, здоров и невредим. И даже вполне счастлив. Когда он закончил говорить, в кабинете воцарилось потрясённое молчание. Альберт, в свое время перечитавший кучу книжек и хорошо знающий историю Ковена и зачитавший Битву с Некромантом до дыр, задал единственный вопрос:

– Деда, а как звали предательницу?

– Королева Ветров, Нюван Фан…

После этих слов Адрис вскочил, как ужаленный, перевернув кресло и стукнувшись головой о висящую на стене полку с фолиантами.

– ФАН? Её звали ФАН?!!!

Вот тут он и выложил свою историю про Фан, утончённую куколку из Поднебесной, с которой жил полгода и которая вероломно бросила его и ушла, не попрощавшись. Корбин, в своей обычной оскорбительной манере, поинтересовался, как это можно полгода с бабой жить, кормить, поить, отдавать ей всё нелёгким трудом заработанное, и ни разу не спросить ни фамилии, ни где она целыми днями пропадает… Адрис посмотрел на него тяжёлым взглядом и терпеливо, как ребёнку, объяснил, что с самого начала она не захотела говорить о прошлом, а он из деликатности потом молчал. Просто любил и боялся потерять. Вам, Ваша Светлость, этого не понять. И нежно посмотрел на Эльку. Корбин тогда язвительно отшутился, да где уж мне, солдафону, мне только убивать да мир спасать, но видно было, что задели его слова Адриса, за живое задели. Вот тут то я и заинтересовалась – а он вообще способен на любовь? На геройство – да, на подвиг – тоже. На преданность своим – без слов. А вот на любовь, похоже что нет… И это было очень грустно.

А Корнелиусу тогда, похоже, было не до светлой грусти. Он тоже вскочил на ноги и зашагал по кабинету. Фан была в столице Тенора… когда ты говоришь? Года два назад?… И каждый день исчезала и возвращалась только к вечеру, а то и к ночи? А потом таинственно исчезла? Значит, узнала то, что ей было нужно. Беда… Где ж я так нагрешил… Это же мастер дворцовых интриг, эта Фан. Что она затевает – неизвестно, ясно одно – ничего хорошего…

Корбин в это время старательно обкручивал гвоздь вокруг пальца. Толстый такой гвоздь, ими обычно бревна скрепляют. Крепкое железо сминалось в его пальцах, как тесто. Старательно так обкручивал, в два оборота, а когда второй виток улёгся красиво и ровно, подбросил сие брутальное колечко на ладони, и вложил его в руку оторопевшему Адрису. Потом спросил: "Эта ваша Фан сильнее меня"? Получил отрицательный ответ, безразлично пожал плечами, попрощался с Корнелиусом, сказал "Будет заварушка – зовите" и вышел, очень аккуратно прикрыв дверь… Элька, после того, как стихли шаги Корбина, подскочила к жениху и постучала бывшим гвоздём по его лбу.

– Ты думаешь, кому ты и что говоришь? – кипятилась она. – Да он этот гвоздь вокруг твоей шеи бы обкрутил… в два оборота. И чуть-чуть дотянул… Потом и Прим бы не помог от этого ожерелья избавиться.

– Это с чего бы? – не понял Адрис.

– Балда ты необразованная. Я же людей ЧУВСТВУЮ! Он с трудом сдерживался…

– Правда Адрис, зачем ты Корбина обидел? – неожиданно вступилась за друга мужа Карина. – Ну не любил – и что такого? Не попадалась достойная, значит, вот и всё.

– И что вы, бабы в нем находите? Он хамит, издевается, Джуньку вон до суицида довёл, а вы защищаете его, опекаете, как бы бедняжку кто не обидел… Да его же кто обидит – двух дней не проживёт!

В тот раз я промолчала, не потому что поддержала Адриса, а просто задумалась над словами Карины – в них был смысл.

А ещё через годик после того разговора в кабинете я отпросилась навестить родителей в Горелых Выселках… Если бы я знала, чем всё обернётся, всё равно бы поехала.

К тому времени, после полутора лет ученичества, я уже готовилась к экзамену на лицензию мага четвёртого ранга. Корнелиус отговаривал, просил подождать пару лет, получить второй ранг, но мне слишком хотелось независимости. Я чувствовала себя достаточно сильной, за спиной были немалые успехи и даже несколько собственных разработок. Я открыла свой первый портал – он оказался бело-голубым, сияющим и очень красивым. И мне не нужны были вектора, достаточно только представить место чётко и ясно, как портал открывался с ювелирной точностью.

Вот я и спешила поделиться радостью с родными и близкими… Портал открылся возле родной избы, как я и хотела, но не успела осмотреться и прийти в себя, как была окружена толпой разгневанных людей…

…Первым увидел Джурайю сосед-пьянчужка и заорал на всю улицу:

– Люди! Люди!!! Сюда, держите её, пока не убегла! – через минуту её уже окружали милые, добрые люди, медленно сжимая кольцо… Некоторые были с вилами, топорами, просто с палками. По их лицам было видно, что ждут её уже давно… Но радости заметно не было. Как оказалось, Корбин так и не снял с них тройной налог. Из принципа. А наложен он был до тех пор, пока не изловят и не притащут пред светлые очи Его Сиятельства…

Джурайя стояла в замешательстве, явно не зная что делать. Портал открыть негде, люди кругом. Отбиваться – нехорошо, с её-то даром она могла теперь выжечь Выселки целиком, но боялась даже думать об этом. Да пусть тащут, смирилась она. Заодно Корбину спасибо скажу, а то неудобно получается. Прячусь от него, как таракан во всех щелях, когда он к дяде Кору приезжает. А тут такой случай – и Выселкам польза, и у меня камень с души…

Она спокойно дала связать себе руки, усадить в повозку, терпеливо выслушала все претензии односельчан…

– Он ведь не жениться уже хочет, а четвертовать с особой жестокостью, – жалобно сказала девушка, заглядывая в глаза то одному, то другому. Односельчане старательно отводили глаза и говорили, что графская воля – закон. Кого хочет – казнит, кого хочет – милует… – Ясно, – разочарованно вздохнула она, – дайте хоть с отцом-матерью проститься! – Роль жертвы, едущей на казнь, Джурайя играла до конца, и даже всплакнула по своей горькой судьбинушке.

– Вот у Его Сиятельства господина графа и попросишь, а там уж его воля – пущать иль не пущать, – отводя глаза, процедил сквозь зубы староста, сам садясь за кучера…

Гнал он, не слишком жалея лошадей, и к вечеру следующего дня её уже передавали с рук на руки обалдевшим стражникам, а староста всё тараторил – вы скажите Его сиятельству, изловили, дескать, с риском для жизни! Шкуры своей не пожалели, а беглянку доставили! – кричал он в закрывающиеся ворота.

– Разберёмся, – буркнул стражник, сматывая аршин верёвки с посиневших рук Джурайи. Этот молодой парень нередко сопровождал Корбина в визитах к старому учителю и теперь недоумевал, как эти остолопы умудрились изловить и повязать одну из его самых успешных учениц. Джурайя делала страшные глаза и мотала головой, давая понять, что делать нужно то, что говорит староста – и ни в коем случае не показывать, что они знакомы…

Когда Корбину сообщили, что к нему привези изловленную Джурайю, он удивился и неохотно оторвался от мольберта. А в дверях кабинета, куда сам же и распорядился доставить беглянку, какое-то время стоял, стараясь запомнить каждую деталь открывшейся ему картины: перед освещённым закатным солнцем окном в сумерках стояла девичья фигурка с понуро опущенными плечами. Джурайя задумчиво смотрела в окно и водила пальцем по покрытому морозными узорами стеклу… Отросшие волосы падали на глаза, а девушка каким-то пацанячьим жестом сдувала их краем рта. Тряхнув головой чтобы избавиться от наваждения, Корбин хлопнул в ладоши. Зажглись магические лампы, осветив кабинет мягким светом. На тонких запястьях Джурайи отчётливо проступали синеватые рубцы, оставленные верёвкой. Девушка вздрогнула от хлопка, но так и не повернулась.

– Неужто свои же сдали? – притворно удивися Корбин. – Ай-яй-яй, как не хорошо! И не пожалели?

– Не-а, – невесело усмехнулась Джурайя. – А я их так просила, всплакнула даже. И ни одна сволочь не заступилась…

– Все люди – сволочи, – нравоучительно выдал Корбин, наставительно подняв указательный палец. – Ну… Кроме некоторых. Чем больше живу – тем больше в этом убеждаюсь.

– Да нет, сволочей просто больше видно. А хорошие люди тихо сидят и не высовываются…

– А чего ж не отбилась? – в том же тоне посочувствовал титулованная язва.

– Не хотелось их разочаровывать. Они такие смелые вышли… всей деревней, с дрекольем, друг друга подбадривают – мол, сдадим беглянку – налог снимут, за побег наложенный. Ну я и подумала – ладно, пусть в героев поиграют… Кстати, я тебя ТОГДА не поблагодарила… Так вот, – она повернулась и подняла на графа глаза. – Спасибо, Корбин, что спас мир от меня и меня заодно с ним… – и тут же отвела взгляд, вдруг заинтересовавшись книгами на стеллажах.

– Оригинальное извинение, запоздавшее года на полтора, да ладно, фиг с ним, принимается, – криво усмехнулся Корбин. – Если что, обращайтесь.

– Ну что вы граф, не стоит, – зябко поёжилась Джурайя.

– Ну, не стоит – так не стоит… Чего изволите, юная леди, не утомились ли в дороге? – продолжал глумиться Корбин.

– Юная леди изволит свалить домой, если позволите. А то в повозке, знаете ли, ни помыться, ни отобедать. Хорошо хоть по нужде выпускали. Налог-то снимите с дураков, старались всё-таки…

Корбин задумчиво оглядел ещё более осунувшееся лицо девушки, багровые полосы не её запястьях, и покачал головой

– Пускай ещё годик поплатят. А ты свободна. И рад бы пообщаться, да всё дела, дела…

Джурайя с досадой вздохнула, сотворила компактный телепорт, кивнула на прощание и шагнула в свою комнату.

… Лицензию я тогда так и не получила. И через год, и через два, и этой весной, скорее всего, тоже ничего не выйдет. Прим в преступном сговоре с Корнелиусом, а я подозреваю, что и с Корбином, старательно валят меня на экзаменах. Хотя теорию и практику я знаю лучше многих старших учеников, а силой превосхожу и некоторых дипломированных магов… Почему-то все решили, что меня необходимо держать на коротком поводке, опекать и подтирать сопли.

А ещё у меня развилась паранойя… А точнее – мания преследования. Я всё время ощущаю кожей чей-то пристальный взгляд, но не могу понять, кто и откуда за мной следит. Пару раз, резко обернувшись, я видела отходящую в сторону фигуру, но не могу точно сказать, был это преследователь или мне всё почудилось… Ломилась же я через всё королевство от Корбина, а тот и думать забыл о всякой женитьбе. Не хотелось бы опять попасть впросак и стать посмешищем. А с другой стороны, страшно. Страшно, а поделиться не с кем. Элька мне бы поверила безоговорочно, но при этом она будет так паниковать, что страшно мне будет уже за неё. Остаётся надеяться, что всё разрешиться само собой, и, желательно, без жертв и разрушений.

Корнелиус переживает, что Корбин от него отдаляется. Скоро День Великого Зарождения, середина зимы, этот праздник традиционно празднуется в кругу семьи, и ночь перед ним полагается проводить в весёлой компании самых близких и родных людей, дарить подарки, поднимать тосты, желать самого лучшего в Зарождающемся Году, а Корбин уже сейчас всех предупредил, чтобы на него не рассчитывали. У него, мол, дел по горло, корова не доена, ученики от рук отбились… Короче, старая сказка, которой он кормит старого учителя с ТОГО самого дня… Конечно, мы все некрасиво поступили, и некромант из-за нас сбежал. Все со мной возились, недосуг было Мировое Зло на корню изводить. Наобзывались все на него, ни за что ни про что… Но потом-то хотели извиниться, в гости Корнелиус его зазывал, заискивал даже, а в ответ только холодность и нелепые отмазки, как сейчас вот, перед праздником. Дядь Кор уже на крайнее средство пошёл – связался с ним через кристалл и взволнованно сообщил, что что-то случилось, и он срочно ждёт его, как стемнеет, в своём кабинете… А в кабинете стоит Священное Дерево, всё в разноцветных светящихся шарах, и гора подарков под ним – и от самого Корнелиуса, и от Прима с Кориной, и от нас с Элькой и Адрисом. Кстати, украшать Священное Дерево огненными шарами, помещёнными в силовую оболочку, это идея самого Корбина. Точнее, честно у него украденная и творчески доработанная идея. Это ведь он тогда мой шарик закапсулировал так, что я его не убрать, ни взорвать не могла. Так и бросила на произвол судьбы… Теперь на нашем дереве висят шары всех оттенков – от огненно-красных до бледно-зелёных. Мои – по старой доброй традиции бело-голубые, сияют так радостно, мягким светом… Праздник на душе, только бы силовая оболочка не нарушилась… Страшно представить, если цепная реакция пойдёт. Альдерра этот праздник запомнит надолго… Если кто-нибудь выживет.

Да, кстати, два с половиной года назад, едва наступила моя двадцать первая весна, я стала полноценной женщиной. Очень задержавшись в развитии, мой организм теперь навёрстывал упущенное, и я каждый месяц проклинала свою женскую породу, лёжа, скрючившись от боли, с грелкой на пузе. За это время у меня появилась даже грудь. Пусть небольшая, но поначалу тоже дико болезненная. Так что от моего взросления, о котором я мечтала лет в пятнадцать, а потом благополучно забыла, пока были одни проблемы…

Праздник удался на славу. Украшенный сосновыми ветками, огнями и звёздами, кабинет создавал умиротворенную атмосферу. Даже Корбин, поначалу распсиховавшийся, что его оторвали от срочных дел, оказывается, для того, чтобы вручить пару коробочек в цветной обёртке, постепенно оттаял, расслабился и теперь подливал всем игристого идальгийского в бокалы и травил байки из наёмнического фольклора. После третьего бокала в голове у Джурайи образовалась приятная лёгкость, она весело смеялась, танцевала и с удовольствием точечным касанием дара взрывала маленькие бумажные капсулки, изобретенные Альбертом и им же подкладываемые под стулья гостей. После часу ночи, когда Альку, как единственного ребёнка на этом празднике жизни, выперли спать, а Прим пошёл с ним, чтобы не обидно было, в кабинет ворвался Веллер с каким-то хворостом в руках. Глаза его горели, он возбуждённо размахивал принесенным хворостом и орал, что такого они ещё точно не видели, а в руках у него необыкновенные ароматические палочки, стыренные им лично из храма какого-то языческого божка, то ли Волосопала, то ли, прости Господи, Волосопопа, которые принято воскуривать по великим праздникам для создания праздничного настроения. Он тут же распихал их во все подсвечники и зажёг…

Когда вернулся Прим, все были уже такие праздничные, что он сначала даже растерялся, но пару раз вдохнув сладковатый дымок, тоже проникся всеобщим ликованием. Под нестройные вопли и бряцание чего-то струнного (музыканту грозились надеть инструмент на шею вместо шейного платка, на что обиженный Адрис отвечал, что талант всегда осмеян всякими бездарями, а Корбин, обняв его за плечи, провокационно спрашивал – может, и певец кого-то не устраивает?!) Прим с самым серьёзным видом лихо отплясывал на столе среди посуды танец гордого горного народа, зажав в зубах катану Джурайи. И как, спрашивается, удержал? Клинок-то не самый легкий. Хозяйка холодного оружия, утирая слёзы, хохотала, сидя на ковре и повторяя одну фразу "Только не поцарапай!", на что Прим каждый раз сверкал на неё глазами, шевеля бровями в разные стороны, независимо друг от друга. Карина с Конелиусом рассуждали о проблемах миграции хомяков в Диких Пустошах, причём Корнелиус уже который раз повторял: "Кара миа, ты такая умная!!!". Веллер сосредоточенно опустошал блюдо за блюдом, не выражая на лице ни одной эмоции.

Корбин неожиданно подошёл к Джурайе, присел перед ней на корточки и, сверля её пылающим взглядом, сказал:

– Если бы ты была мужиком, я бы тебя сразу убил… Как только бы ранг получила – вот и сразу бы, чес-слово.

– Извини, я не могу быть мужиком! – опять покатилась со смеху Джурайя.

– А теперь, когда ты станешь магом, я вызову тебя на поединок! – изрёк Корбин. – И всыплю так, что на задницу неделю не сядешь.

– А чё ждать? – загорелись глаза у Джурайи. – Давай сейчас! Я тебе моё Белое Пламя покажу! Классный клинок, слушается… иногда… – и она опять прыснула в ладонь.

– Я тебя сейчас и без магии уложу. Пошли в мою комнату, туда никто не зайдёт, – хорохорился Корбин, краем сознания отмечая, как двусмысленно звучат его слова, но второй смысл всё ещё ускользал из его затуманенного разума.

Джурайя легко подскочила, чуть не упав обратно. Корбин подхватил её под руку. Так они и вошли в его комнату, пошатываясь и опираясь друг на друга.

– Ну, теперь вставай в позу… тьфу, в позицию…

Джурайя встала напротив в боевую стойку, подняв за спиной одну руку, а другую выставив перед собой и сделала пальцами приглашающий жест. Корбин хотел схватить её за наглую конечность, но почему-то промазал. Джурайя крутанулась на месте, резко подсекая ноги противника. Инстинктивно уйдя от подсечки, он всё же изловил вертлявую девчонку поперёк живота. Что он хотел сделать дальше совершенно вылетело из его головы, потому что сейчас, лицом к лицу, он стоял с самой, как ему показалось, красивой женщиной в мире…

…Джурайя проснулась от дикой головной боли. В глазах двоилось, во рту было ощущение, будто все кошки Альдерры устроили там туалет. Её изрядно мутило. Комната вокруг была явно НЕ ЕЁ… С трудом сфокусировав взгляд она повернула голову и увидела рядом тело. Тело лежало, зарывшись в подушку лицом, но стянутые кожаным шнурком на затылке русые волосы выдавали Корбина. Джурайя скосила глаза вниз и облегчённо вздохнула – одежда была на месте. Память возвращалась какими-то отрывками. Она отчётливо помнила, как начинался их дурацкий поединок, и что в какой-то момент оба забыли зачем пришли… Чёртов Веллер со своими палочками… – так думала Джурайя, пробираясь к своей комнате. Стояло раннее серое утро, вокруг царила тишина и у неё был шанс проскользнуть к себе незамеченной…

Возле двери её комнаты стоял Корнелиус и двое незнакомых… людей? Женщина (одним из незнакомцев была явно женщина) обречённо махнула рукой и сказала странную фразу:

– Вся в Шалопая…

Мужчина – второй незнакомец – неуверенно произнёс:

– Дорогая, ты слишком драматизируешь, всё же в ней есть половина и эльфийской крови…

Корнелиус, сохраняя внешнее спокойствие, выдавил:

– Джуня, мы с твоими бабушкой и дедушкой ждём тебя в моём кабинете…

…Корбин проснулся в состянии тяжолого похмелья и частичной амнезии около полудня. Память подсовывала ему странные картины и ощущения: горящие глаза напротив… тонкое, сильное девичье тело под его ладонями… Корбин недоверчиво осмотрел комнату – ничего не выдавало присутствия этой ночью здесь… Джурайи?! Нет, не может быть… Приснится же такое… Чертов Веллер со своими палочками…